На поиски новой семьи 5 страница

Балу и Маугли казались самим себе карликами, шагая вверх по заросшей густой травой тропе под громадными ветвями тысячелетних баньянов, заслонявших своими кронами солнце. Было заметно, что по этой тропе давно уже не ходят животные, но человеческого детеныша это не беспокоило, и он продолжал подниматься все выше и выше вверх вслед за пыхтящим, тяжело вздыхающим медведем. Неожиданно Маугли рассмеялся.

– Что это с тобой? – спросил Балу. – Скажи, вместе посмеемся.

– Да ничего, – ответил Маугли и снова рассмеялся. – Просто ты сопишь, как задремавший носорог. Пуфф! Х‑ррр! Уффф!

– Нашел, над чем смеяться. Ты что думаешь, мне легко карабкаться в гору? Не забывай, что я вешу немного больше, чем ты, маленький человеческий заморыш, – обиделся Балу.

– Да уж, это точно, – согласился Маугли. – Вон, какая туша!

И он легко обежал несколько раз вокруг тяжелого жирного медведя.

Вскоре подъем сделался более пологим, и Балу перестал пыхтеть. Потом замурлыкал что‑то себе под нос. А затем и вовсе запел.

– Делай то, что должен, ни более, ни менее. Оставь свои тревоги, оставь свои сомнения...

– Что это? – удивился Маугли, глядя на Балу. Он никак не ожидал, что грузно шагающий по земле великан способен на такое. Ну, услышать, как щебечут птицы в небе, это понятно, но чтобы медведь запел?

– Это медвежья песня, – пояснил Балу. – Песня о хорошей и правильной жизни.

– Медвежья песня? – переспросил Маугли, повторяя про себя слова, которые спел Балу. – Вот уж не ожидал, что медведи умеют петь.

– Ты что, никогда не слышал песен? – Балу так удивился, что даже остановился, глядя на Маугли. – Разве волки никогда не поют?

– Не знаю, нет, наверное, – ответил Маугли. – Мы, волки, только воем... И еще читаем Закон Джунглей, вот, например.

Маугли порылся в памяти и монотонно завел:

Помни древний, как небо, Джунглей Закон, Он всегда непреложен и строг Стая каждым своим Волком сильна, Силой стаи своей – каждый Волк.

– Ну как тебе?

– Малыш, это вовсе не песня, – застонал Балу, тряся своей головой. – Это голая пропаганда. Брр!

Балу протиснулся мимо смутившегося Маугли и пошел дальше, ворчливо бормоча себе под нос.

– Вот чего нет у этого детеныша, так это поэтической жилки. А значит, и чувства прекрасного у него тоже нет?

Они продолжали взбираться на гору, и вскоре Маугли почувствовал, что начинает выдыхаться. Ноги у него подгибались, дыхание стало тяжелым и хриплым.

– Так кто, ты сказал, пыхтит как носорог? – ехидно поинтересовался Балу.

– У меня ноги короче твоих, – сердито огрызнулся Маугли. – Ты делаешь шаг, а я должен сделать два. Понимать надо.

– Ну да, ну да, понимаю, – вздохнул Балу и присел. – Ладно, давай, забирайся мне на спину, так и быть.

Маугли радостно улыбнулся, улегся на широкую медвежью спину, крепко ухватился руками за косматую шерсть. Балу что‑то неразборчиво проворчал себе под нос и побрел дальше вверх по склону.

– Между прочим, малыш, – сказал он, поворачивая голову к Маугли, – ты первый, кого я везу на себе. Вообще‑то делать лишнюю работу – да нет, любую работу – вовсе не в моих правилах. Терпеть ее не могу.

Хотя Балу и ворчал по поводу «лишней работы», однако не останавливался и продолжал карабкаться в гору.

Чем выше они поднимались, тем разряженнее становился воздух. Вскоре остались позади густые заросли джунглей с их шорохом листвы и птичьими трелями, деревья расступились, и подул свежий ветерок, доносивший до Маугли какие‑то новые, незнакомые ему запахи.

На вершине Маугли спрыгнул со спины Балу и ахнул, увидев открывшуюся перед ним картину – бескрайнее море джунглей у себя под ногами на фоне оранжевого заката. Маугли даже не представлял, насколько велики и прекрасны джунгли.

– Вау, – прошептал Маугли. Такой красоты он не видел за всю свою жизнь.

– Впечатляет, да? – улыбнулся Балу. – Вот мир, который ты собираешься покинуть. А это...

Балу взял Маугли своими лапами за плечи, развернул, и у себя за спиной человеческий детеныш увидел другую, не менее поразительную картину.

– А это мир, в который ты хочешь уйти.

Маугли медленно, осторожно шагнул вперед, завороженно, словно в объятиях Каа, глядя на открывшуюся перед ним землю. Горный склон скатывался в зеленую долину, изрезанную желтыми квадратами пшеничных полей и зелеными заплатами пастбищ.

А в центре долины, выстроившись в напоминающий выгнутую спину панголина полукруг, стояли сделанные из дерева и камня постройки, и их стены были освещены лепестками Красного Цветка, танцевавшего на концах сложенных горкой посреди деревни палок. Маугли долго стоял, затаив дыхание, а потом чуть слышно прошептал:

– Деревня людей...

 

Деревня людей

 

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ДЕТЕНЫШ смотрел не отрываясь, не моргая.

Он медленно шагал и шагал вперед до тех пор, пока его ноги не достигли самого края обрыва. Он с жадностью рассматривал деревню людей, до которой было далеко‑далеко.

– Какой яркий свет. Словно ночные звезды упали на землю, – сказал Маугли, пытаясь описать то, что он видел. Этот свет был прекрасен. Он был еще ярче, чем на картинке, которую показал ему питон во время сна наяву.

– Ага. Это свет от Красного Цветка, по нему всегда можно сразу узнать деревню людей, – со вздохом сказал Балу. – Они очень любят свой Красный Цветок.

Маугли смотрел на струйки дыма, поднимавшиеся над деревней, словно легкие облачка. Они были привязаны к Красному Цветку, но в то же время постоянно стремились от него оторваться.

– По‑моему, Красный Цветок – это очень красиво, – подумал вслух Маугли.

– Да, красиво. Издалека, – заметил Балу. – Но только дай ему волю, и он уничтожит все, к чему притронется. Трудно поверить, какие ужасные вещи способен творить этот маленький и красивый Цветок.

Балу пригнулся, чтобы посмотреть прямо в глаза человеческому детенышу, и медленно, строго сказал:

– Держись от Красного Цветка подальше, слышишь? И никогда‑никогда не приноси его в джунгли. Ты понял меня?

– Но почему? – спросил Маугли.

– Потому что. Ты понял меня? – прорычал Балу.

– Да‑да, я понял.

– Вот и хорошо, – Балу успокоился и развалился на земле, чтобы немного отдохнуть. Больше всего на свете медведи любят отдыхать. И еще мед. Маугли не стал присаживаться рядом с Балу, и стоя продолжал рассматривать маленькую индийскую деревушку.

– Как ты думаешь, Балу, – тихо спросил он. – Я действительно родом отсюда?

– Как знать, малыш. Возможно. Тебе не кажется знакомым это место?

– Не знаю. Не помню, – нахмурился Маугли, глядя в нависшее над его головой усыпанное звездами небо. – Я помню только свою жизнь с волками. Мои самые ранние воспоминания – это то, как я борюсь с моими братьями и сестрами за свою долю добычи, которую убил для нас Акела. Моей семьей всегда были волки, а людей я совсем не знаю.

Честно говоря, Маугли вовсе не был уверен в том, что на самом деле хочет их узнать.

– А вдруг люди не захотят принять меня к себе? – продолжил Маугли, вновь переводя взгляд на деревню. Взгляд у него сделался напряженным, озабоченным. – Нет, пожалуй, я лучше не стану иметь никакого дела с людьми. С любыми. Никогда.

– Шутишь, что ли? Не захотят принять такого замечательного детеныша, как ты? Захотят, захотят, – сказал Балу и хлопнул Маугли по спине. Хлопнул слегка, по‑дружески, но все равно едва не свалил мальчика с обрыва. – Это не вопрос. Другое дело, захочешь ли ты сам уйти к ним?

– Не знаю, – честно ответил Маугли. Действительно, как он мог сказать, захочется ли ему жить с людьми, которых он никогда не то что не знал – не видел. И откуда он на самом деле родом, Маугли тоже не знал. – Но Багира сказал, что мне нужны люди.

– Багира, Багира, – фыркнул Балу. – Вечно ты про своего Багиру. Знаешь, я тебе вот что скажу. Остался бы ты пока со мной. Ненадолго, до зимы хотя бы. Будешь мне помогать, а сам тем временем подумаешь хорошенько и решишь, что да как. Мы с тобой такую компанию составили бы, малыш! Впрочем, об этом я тебе уже говорил.

– Ты так считаешь? – спросил Маугли, и у него впервые с того момента, как они поднялись на гору, улучшилось настроение. Всегда очень заманчиво отложить решение, которое тебе трудно принять.

– В самом деле так считаю, – подтвердил Балу. – Твои мозги плюс моя сила – кто сможет устоять против нас? Никто. А позже, если захочешь уйти – уйдешь. Не захочешь – останешься. И никаких правил. Никакого Багиры с его наставлениями. Ну, что, согласен?

Маугли прикинул и решил, что у него нет ни единой причины отклонить предложение медведя.

– Согласен, – улыбнулся Маугли.

– Великолепно! – взревел Балу. – Это просто великолепно, малыш! Поверь, нам с тобой будет очень хорошо вместе.

Внезапно снизу, из крон стоявших у них под ногами деревьев донесся пронзительный, раздирающий уши визг, эхом отразившийся от каменных горных склонов.

– О! Слышал? – широко ухмыльнулся медведь. – Очень вовремя. Сейчас начнется потеха. Смотри, смотри, братишка. Смотри и удивляйся.

То бегом, то съезжая сидя, Балу потащил растерянного Маугли за собой, выбирая точку, откуда лучше всего будет наблюдать за «потехой». Выбрав подходящее местечко и усевшись, медведь указал лапой на огромное фиговое дерево с качающимися на ветру листьями.

– Видишь?

– Ну, дерево, и что? – сказал Маугли. – Что я, деревьев никогда не видел, что ли?

– Да, но что на дереве? – хмыкнул Балу.

– Ну, листья, – скучным голосом ответил Маугли.

– Это не листья, – радостно пропел Балу. – Вовсе не листья‑листочки. Смотри!

И тут дерево словно взорвалось, с него дождем посыпались маленькие черные фигурки. Это были летучие мыши – сотни и сотни летучих мышей. Они били в воздухе своими кожаными крыльями, закрыли своими тельцами все звезды на небе. Высокие пронзительные крики мышей сливались в странную, ни на что не похожую серенаду, и, отражаясь от каждой поверхности, служили летучим мышам звуковым маяком, позволяя им свободно ориентироваться в любой кромешной тьме.

– Понял? – спросил Балу. – У каждого племени своя песня, вот так‑то.

– Вау, – только и смог протянуть в ответ Маугли.

– А теперь пойдем, – позвал медведь, кладя лапу на плечо человеческого детеныша. – И скажи теперь, зачем тебе нужна какая‑то деревня людей, если у тебя есть целые джунгли с такими вот чудесами?

«И правда, зачем она мне нужна?» – подумал Маугли.

Они начали спускаться по горной тропе, и Маугли радостно улыбался, шагая вслед за медведем.

 

Враг внутри стаи

 

НАД ДЖУНГЛЯМИ раскинулось прозрачное синее небо.

Солнечный свет проникал сквозь ветви деревьев, падал толстыми, как ноги слона, столбами вниз, согревая усыпанную листьями землю, по которой катался Маугли в обнимку с братьями и сестрами. Ракша сидела рядом и с нежностью наблюдала за своим выводком. Ее волчата были такими юными. Такими маленькими. Такими забавными.

Но пока Ракша задумалась, Маугли исчез. Он убежал от всех, и сейчас приближался ко входу в пещеру. Только у этого входа почему‑то были зубы – два ряда острых, как бритвы, зубов, – а сама пещера басовито урчала, словно мурлыкающая кошка.

Увидев это, Ракша рванулась с места, пытаясь догнать своего малыша, предотвратить неминуемое...

 

 

* * *

И тут Ракша проснулась – резко, как от толчка. Был поздний вечер, и волчица уснула в своем логове, но ее разбудил Грей. Он нервно теребил Ракшу лапками и звал ее.

– Мама, проснись, мама.

Ракша вскочила и первым делом огляделась по сторонам, ища своих детей. Но волчат не было.

Ракша стрелой вылетела из логова и обнаружила, что вокруг никого нет. Где ее дети? Куда делись остальные взрослые волки ее Стаи?

Затем она увидела их, точнее, их глаза, испуганно глядящие из вырытых в земле нор. Волки дрожали, волки боялись выглянуть наружу. Но почему?

Ракша медленно направилась к Скале Совета, заранее страшась того, что она там может увидеть.

На вершине Скалы, на камне, где раньше сидел Акела, развалилась огромная, омерзительная полосатая кошка. Шерхан. Тигр лениво щурился, он занимал волчий трон с таким видом, будто он принадлежал ему всегда. У Ракши перехватило дыхание, но не от того, что она увидела тигра. Она не боялась Шерхана, она его презирала. Но рядом с ним копошились ее волчата. Они скатывались со спины тигра, хватали Шерхана за усы. Один волчонок упорно нападал на медленно покачивающийся хвост грозного зверя. Волчата буквально находились в лапах врага и... это им нравилось!

Замирая от страха, Ракша подошла ближе. Пронзительные крики грифов‑падальщиков заставили волчицу повернуть голову, и она увидела их добычу – обглоданный труп молодого самца антилопы в траве неподалеку от Скалы. А на деревьях возле Скалы сидели сами грифы – десятки отвратительных трупоедов, предвестников смерти. Они сидели и с нетерпением ждали, когда Шерхан убьет следующую жертву и будет чем поживиться.

Ракша остановилась в десяти шагах от тигра, подойти ближе волчица не решалась. Грей прятался под брюхом матери, высовывая время от времени наружу свою голову. Тонкий хвостик волчонка был поджат между его задними лапками и дрожал.

– Дети, – позвала Ракша. – Нам пора идти.

Но малыши не откликнулись, они были увлечены игрой с тигром.

– О, мы тебя разбудили, – лениво протянул Шерхан. – Приношу свои извинения.

– Дальше! Рассказывай свою историю дальше, Шерхан! – воскликнул один из волчат.

– Да‑да, конечно, – сказал могучий тигр, выковыривая когтем, застрявший у него в зубах кусочек антилопьего мяса. – Напомните, на чем я остановился?

– На кукушке, на кукушке! – крикнул другой волчонок.

– Ах, да, на кукушке, – кивнул Шерхан. – Так вот, кукушка слишком умная и хитрая птица, чтобы тратить время на выращивание птенцов. Вместо этого она тайком подкладывает свои яйца в гнезда других птиц‑простофиль. А когда кукушата вылупятся, эти глупые птицы принимают их за своих детей. Кормят, выхаживают, учат летать.

Он замолчал, потому что какой‑то разыгравшийся волчонок прижал Шерхану язык, засунув свою лапку в его раскрытую пасть. Ракша похолодела от ужаса, замерла и стояла так до тех пор, пока ее волчонок не вытащил свою лапку наружу.

– А знаете, что при этом происходит с родными птенцами тех легковерных птиц? – спросил волчат Шерхан.

– Нет, не знаем? Что? – в один голос закричали волчата.

– Кукушата выбрасывают их из гнезда, и они умирают от голода, – сказал тигр. Затем он повернул голову и уставился своими янтарными глазами на Ракшу. – Вот что случается, когда мать любит чужих птенцов больше, чем своих.

У Ракши сжалось сердце. Угроза тигра была совершенно очевидной, но волчица не хотела показать свой испуг. Она сердито прищурила глаза и сказала, обращаясь к волчатам:

– Все, хватит. Спать пора. Идите за мной. Сейчас же.

Шерхан долго смотрел в глаза волчице, словно принимая какое‑то решение, а затем небрежным жестом показал волчатам, чтобы они уходили.

Ковыляя и переваливаясь, словно новорожденные щенки, волчата направились к логову. Последним шел Грей.

– Прелестные детишки, – улыбнулся Ракше Шерхан. – Такие милые, так бы, кажется, и проглотил их.

Ракша выдержала взгляд тигра и жестко его спросила:

– Зачем ты это делаешь, Шерхан?

– Ты сама знаешь, – ответил тигр, слизывая со своей белоснежной груди следы кровавой трапезы.

– Он ушел, – сказала Ракша. – Его больше нет. Ты же сам хотел этого.

– Я хотел этого? – поднялся на лапы тигр. – О, нет, я хотел не этого. Я хотел забрать жизнь человеческого детеныша. Он же не навсегда ушел. Рано или поздно все они возвращаются, и тебе это известно. – Шерхан не спеша потянулся и медленно отправился прочь, отлично зная, что вся Стая провожает его сейчас взглядом. – А когда он вернется, став другим, став, как все люди, ты еще будешь умолять, чтобы я спас тебя.

 

Воздушные маневры

 

ПЕРЕД УЛЬЕМ пчелы увидели странного зверя.

Своими движениями непрошеный гость напоминал обезьяну, но внешне был скорее похож на дерево. Он висел на лиане и тянулся к их драгоценным сотам. А еще у него была заостренная ветка, длинная, как змея, и острая, словно коготь пантеры. Нет, видеть такое чудище пчелам еще не доводилось.

Маугли висел на креплении, которое он сам смастерил и привязал к длинной, сплетенной из лиан веревке. Пчелы крутились возле него, пытались ужалить, но сделать это им мешали листья, закрывавшие и защищавшие тело человеческого детеныша. Маугли долго думал и придумал все‑таки, как ему уберечься от пчелиных жал. Он ткнул своей палкой и отколол большой кусок улья.

Не давая сотам упасть вниз, на далекую землю под ногами, он снял их с палки и переложил в плетеный мешок, висевший у него за спиной.

«Отлично работает мой «фокус», однако», – подумал Маугли и даже позволил себе улыбнуться, раскачиваясь на конце веревки, переброшенной через сук росшего на вершине скалы дерева, а затем сброшенной вниз, до самой земли. Очень длинная это была веревка.

– Скажи ему, чтобы перешел ко второй метке, – сказал Маугли, обращаясь к гигантской белке, которую сегодня отрядили ему в помощницы.

– Как прикажешь, – пискнула белка. Она легко скатилась по веревке вниз и бегом направилась к дереву, в тени которого валялся Балу, неторопливо уминавший ягоды с разложенных на его громадном животе веток. А еще вокруг толстого медвежьего живота был обернут и завязан узлом свободный конец спущенной сверху веревки – Маугли придумал использовать тяжелого Балу в качестве якоря.

Рядом с медведем сидело трое зевак, наблюдавших за добычей меда.

– Он похож на баньяновое дерево с четырьмя лапами, – заметил панголин, слизывая нескольких муравьев, имевших неосторожность забраться на его лапу.

– Зачем он таскает листья на себе, когда мог бы их съесть? – удивленно спросила карликовая свинка. Птица‑носорог покивала головой, поддакивая свинке. Честно говоря, все происходящее было слишком сложно для их понимания.

– Эй, Балу, – окликнула белка. – Вторая метка.

– О‑хо‑хо, вы только посмотрите, – сказал панголин, обращаясь к другим зевакам. – Маленькая белочка сказала, и огромный медведь сейчас ее послушается. Чудеса!

Недовольно вздохнув, Балу тяжело поднялся, обронив на землю лежавшие у него на брюхе ветки с ягодами.

– Вот видите? Что я вам говорил? – не унимался панголин.

С удивительной для такого грузного зверя скоростью, Балу обернулся, оскалил на зевак зубы и рыкнул так, что у них задрожали шерсть, чешуйки и перья.

И зеваки тут же испарились – птица‑носорог взлетела в воздух, карликовая свинка убежала в кусты, треща ветками, а панголин свернулся в клубок и стал похож на мячик с торчащими из него чешуйками. Даже гигантская белка замерла, хотя и считалась помощницей.

– Вот так‑то лучше, – проворчал Балу.

Он подковылял ближе к скале, при этом завязанная у него на животе веревка оставалась туго натянутой под весом Маугли. Балу неторопливо побрел вдоль нескольких прочерченных на земле линий, не слишком при этом задумываясь над тем, какая из них вторая метка, а какая третья.

Висевший на другом конце веревки Маугли опустился, но слишком низко, откуда ему было не дотянуться до улья даже своей палкой.

– Эй! Там, внизу! – крикнул Маугли. – Балу, я же сказал «вторая метка»!

– Что он говорит? – не понял Балу.

– Вторая метка! – повторил Маугли.

– Не слышу, – сказал медведь, оборачиваясь к гигантской белке. – Скажи ему, что я его не слышу.

– Вторая метка! – во весь голос заорал Маугли.

Балу неохотно поплелся назад, разыскивая в грязи линию, которую Маугли называл «второй меткой», вздыхая и жалея о том, что подписался на такую тяжелую работу.

На травянистую лужайку под скалой снова осторожно выбрались зеваки, и панголин шепотом прокомментировал:

– Видели? Теперь детеныш приказывает, и медведь делает, как он скажет. Ну, дела!

– Может, медведь слушается детеныша просто потому, что жалеет его? Ну, знаете, потому что... – неуверенно предположила карликовая свинка.

– Потому что детеныш наверняка сорвется, упадет и разобьется насмерть еще до заката солнца, – закончил за нее панголин.

– Ну, что‑то вроде того, – согласилась свинка.

А там, наверху, Маугли начал подниматься вверх, оказался прямо перед следующим ульем и остановился. «Ну, наконец‑то», – подумал Маугли, закатывая глаза.

– Вот это совсем другое дело, братишка, – крикнул Балу, задрав вверх голову. – Теперь ты на месте.

Медведь глубоко втянул ноздрями воздух, принюхиваясь к запаху меда, от которого у него сладко заурчало в животе.

Маугли воткнул заостренную палку в толстые желтые соты, отколол от них кусок размером со свою голову, переложил его в мешок и помахал рукой.

– Опускай!

– Отлично, – улыбнулся Балу, жадно облизывая губы. – Отлично. Я же говорил, что с твоими мозгами тебе все по плечу, братишка. Потенциал!

С этими словами медведь нетерпеливо потрусил к подножию скалы. Веревка удлинялась и, наконец, опустила Маугли на землю.

– Иди сюда, – расплылся в улыбке Балу, приветственно раскинув лапы. – Хороший ты мой.

Впрочем, относились эти слова, как оказалось, вовсе не к Маугли. Подойдя ближе, медведь его не обнял, а сразу же схватился за висевший на спине мальчика мешок. Лежавшее в нем золотистое сокровище притягивало Балу как магнит. Глаза медведя сверкали, он не мог сдержать себя и, казалось, умирал от голода, словно и не съел только что целую гору ягод.

– Эй! – воскликнул Маугли, пытаясь освободиться от своего крепления без помощи Балу. – Ты что, с ума сошел?

– Да, я схожу с ума, но только по еде, только по еде, – бормотал Балу. – Мои соты, мои сладенькие, идите скорее к своему папочке!

С этими словами Балу пошел прочь со своим бесценным мешком, совершенно забыв о том, что по‑прежнему связан веревкой с Маугли. Наполовину выпутавшийся человеческий детеныш снова взлетел вверх, опасно закачался в воздухе.

– Погоди! – кричал Маугли, бешено размахивая руками. – Стой, Балу! Назад! Погоди‑и‑и!

А гигантская белка тем временем присоединилась к остальным зевакам, удобно уселась на земле и сказала:

– Ну, вот, друзья, сейчас начнется самое интересное.

 

На реке

 

РЕКА ЛЕНИВО ЖУРЧАЛА, обтекая каждый выступ берега и каждый камень на своем пути.

После того как Маугли благополучно спустился на землю, отвязал веревку и пополнил запасы медведя доброй порцией медовых сот, они с Балу решили отдохнуть и поплавать по ночной реке.

Человеческий детеныш удобно устроился на мягком животе лежавшего на спине медведя, и они начали медленно спускаться вниз по течению. Балу при этом не переставал лакомиться взятым с собой в дорогу медом. Умение отдыхать – великое искусство, и Балу был непревзойденным мастером в этом деле. Они проплывали под склонившимися над водой ветвями деревьев, слушали тихий шорох речных волн, ласкавших сонные берега. Ночь стояла теплая, вода оказалась прохладной, а мед... Ну, разумеется, мед был просто восхитительным на вкус, что уж там говорить.

– Да, приятель, вот это жизнь, я понимаю, – вздохнул Балу.

– Ага, – согласился Маугли, зевая и потягиваясь. – Жизнь что надо.

– Ты сделал правильный выбор, – заметил Балу, отправляя в рот новую порцию медовых сот. Лунный свет серебрил поверхность воды, и она мерцала, как раскинувшееся у них над головами звездное небо.

Давно уже Маугли не чувствовал себя так спокойно, как сейчас. Он проплывал мимо впадающих в реку ручейков, под пышными ветками деревьев и думал о том, что нашел, наконец, самое правильное, самое подходящее для себя место в жизни.

Балу начал напевать свою любимую песенку, и на этот раз Маугли тоже подхватил ее.

– Оставь свои тревоги, оставь свои сомнения, – на два голоса пропели они с медведем.

Но их песня резко оборвалась, когда в прибрежных кустах послышался шорох. Маугли выпрямился и насторожился.

– Балу, – сказал он. – Смотри.

Балу стремительно перевернулся, сбросив с себя Маугли, встал на мелководье в боевую стойку и показал человеческому детенышу, чтобы тот держался у него за спиной. Они медленно, осторожно подошли к берегу в том месте, откуда послышался встревоживший их шорох.

– Выходи! – прорычал Балу, и шерсть у него на загривке встала дыбом.

Зашуршали листья, раздвинулись ветки, и из кустов появился Багира.

Он выглядел уставшим, ослабевшим, еще не до конца оправившимся от недавно полученных ран, но Маугли не замечал всего этого. Он был безумно рад вновь увидеть своего старинного друга.

– Багира! – закричал он и, шумно расплескивая воду, бросился, опережая медведя, к берегу, чтобы поскорее обнять пантеру за шею и уткнуться лицом в ее густую черную шерсть.

– С тобой все в порядке? – спросил Багира и быстро осмотрел человеческого детеныша, проверяя, нет ли на нем ран или ссадин.

– Да‑да, все в порядке, – рассмеялся Маугли, пританцовывая на месте от радости. – Как же хорошо, что ты нашел меня! Глазам своим не верю. Я так волновался за тебя.

– Найти тебя было нелегко, – заметил Багира. Долгое путешествие пантеры подошло к концу. Багира опустился у края берега, устало погрузив в воду натруженные лапы.

– Слушай, я хочу познакомить тебя со своим другом, – сказал Маугли. – Вот, это Балу.

Балу не спеша вылез из воды и сказал:

– Привет, Багира. Давно не виделись.

– Ой, я совсем забыл! Вы же знакомы друг с другом! – весело воскликнул Маугли.

– А я так переживал, так переживал за тебя! – продолжил Маугли. Слова сыпались из него быстрее, чем спелые фиги с дерева, которое хорошенько тряхнули. – Я не знал, где ты, что с тобой случилось. Я потерялся, остался один, а потом встретил Балу, и он спас меня от питона, а теперь мы с ним работаем вместе!

– Работаете, вот как? – усмехнулся Багира. – Это что‑то новенькое. Не знал, что медведи‑губачи способны работать.

– То, что медведи не умеют работать – это еще один из твоих Законов Джунглей? – парировал Балу. – Что ж, прелестно. Пусть будет так. Ведь Багире всегда лучше всех известно, что да как. Всезнайка!

По тону их разговора Маугли догадался, что на самом деле, медведь и пантера недолюбливают друг друга. И, похоже, сильно недолюбливают.

– Что ж, спасибо, что присмотрел за ним, – процедил Багира. – А теперь пойдем, человеческий детеныш. Нам пора в путь.

– Нет, Багира, погоди. Балу теперь моя новая стая, – возразил Маугли. – И я хочу остаться с ним.

– Ла‑ла‑ла! – пропел Балу, подсаживая хихикающего Маугли себе на плечо. – Вот так‑то, старый кот. И позволю себе заметить, что это, в самом деле, очень талантливый детеныш.

– Ты хотел сказать «человеческий детеныш», – сердито поправил его Багира, начиная терять терпение.

– Ага. Детеныш. Человеческий детеныш. Маугли. Как его ни назови, он замечательный.

– Полагаю, ты знаешь, Балу, где должны жить человеческие детеныши, – холодно сказал Багира.

– В деревне людей, – влез в их разговор Маугли. Сейчас ему хотелось поскорее отделаться от старого кота, пока не поздно. Пока он вновь не принялся за свои наставления. – Я тоже так думал. И передумал. Ведь я и здесь могу стать человеком, разве нет? Я правильно говорю, Балу? Вот, смотри, Багира! Я ничего не боюсь!

И Маугли бросился вброд через реку, расплескивая воду так шумно, что его мог услышать любой хищник на расстоянии двух сотен шагов.

– Маугли! – окликнул Багира, но мальчик уже исчез в кустах на противоположном берегу реки. Багира тяжело вздохнул. Столько лун он искал человеческого детеныша, с таким трудом нашел его, и вот, пожалуйста, он сбежал от него!

Багира поднялся на свои гудящие от усталости лапы и бросился вдогонку за Маугли.

 

Противостояние

 

МАУГЛИ МЧАЛСЯ сквозь джунгли, летел, едва касаясь ногами земли.

Он считал, что сможет убедить Багиру. Должен его убедить. Нужно просто показать ему, на что он стал способен, и все решится в его пользу. Баги‑ ре придется согласиться, чтобы он остался в джунглях.

А Багира тем временем молча гнался за Маугли, пока тот, петляя, бежал вдоль берега к пещере, в которой жил с Балу.

– Эй! – окликнула его карликовая свинка, когда Маугли пробегал мимо нее.

– Привет, человеческий детеныш! – махнул ему лапой панголин. В другой лапе он держал обрывок самодельной веревки из лиан, которую сплел Маугли. К другому концу веревки была привязана свинка, которой явно очень нравилось, что ее ведут, точно на поводке. Что и говорить, Маугли с его «фокусами» оказал сильное влияние на жизнь животных в этой части джунглей.

– Привет, привет! – на бегу ответил им Маугли.

Для человеческого детеныша встреча с этими любопытными маленькими зверьками была привычной, а вот Багира сбился с шага, удивленно глядя на странных знакомых Маугли. Да, интересно, что еще успел натворить человеческий детеныш под влиянием медведя?

– Наверх за медом, когда полезем? – крикнул панголин вслед убегавшему Маугли, но тот его уже не слышал. Панголин повернулся к карликовой свинке и пояснил: – Теперь моя очередь летать по воздуху.