Глава 2-4. Оценка реального потребления алкоголя в России 5 страница

 

Самоубийства по отношению к потреблению алкоголя существенно отличаются от убийств. Во-первых, тем, что самоубийства женщин в 2 раза меньше зависят от алкоголя в сравнении с самоубийствами мужчин (рис. 2-32а). Если учесть, что завершенные самоубийства женщин случаются в 4 раза реже мужских, то вклад алкоголя, потребляемого женщинами, в общую смертность при самоубийствах составляет 5,3%, тогда как в мужскую 44,3% (в 8 раз больше). По сути дела, проблема «алкоголь и самоубийства» – это мужская проблема.

 

Рис. 2-32. а – соотношение вклада алкоголя в разные виды смертности мужчин и женщин; б – соотношение алкогольной и общей смертности мужчин и женщин.

 

 

Рис. 2-33. Динамика основных видов смертности от внешних причин мужчин (а) и женщин (б) в 1956-2003 гг. (новый стандарт ВОЗ). 1 – самоубийства, 2 – другие несчастные случаи, 3 – утопления, 4 – автомототранспортные травмы, 5 – убийства, 6 – повреждения без уточнения.

 

Рис. 2-34. Динамика основных видов сердечно-сосудистой смертности мужчин (а) и женщин (б) в 1970-2003 гг. (новый стандарт ВОЗ). 1 – прочие смерти, 2 – другие болезни сердца, 3 – сосудистые поражения мозга с гипертонической болезнью, 4 - сосудистые поражения мозга без гипертонической болезни, 5 – другие формы ишемической болезни сердца без гипертонической болезни, 6 – кардиосклероз атеросклеротический без гипертонической болезни, 7 – общая сердечно-сосудистая смертность. Линейный тренд исключен.

Динамика других классов смертности от внешних причин представлены на рис. 2-33а и 2-33б: как у женщин, так особенно у мужчин все крупные виды этой смертности отреагировали снижением на снижение потребления алкоголя в начале антиалкогольной кампании и увеличением в начале рыночных реформ.

Самый высокий вклад в алкогольную смертность у сердечно-сосудистых заболеваний (или диагнозов) – 194,4 тысячи смертей в год, хотя доля этих смертей в общей сердечно-сосудистой смертности сравнительно невелика (19,4%). Это больше, чем вклад всех внешних причин (152,6 тысячи) при очень высоком долевом участии алкоголя в этих видах смертей (60,8%). Зависимость от употребления алкоголя отдельных видов сердечно-сосудистой смертности представлена на рис. 2-34.

Факт такой зависимости можно считать новым только в количественном выражении: о важности алкоголя в сердечно-сосудистой смертности в России вероятно первым писал Соломатин (1988), который на большом материале показал прямую связь с алкоголем значительной части случаев внезапных смертей при ишемической болезни сердца. Позже о зависимости сердечно-сосудистой смертности от алкоголя писала Вирганская (1991), еще позже - английские исследователи (Chenetetal, 1998b, МсКее, Britton, 1998). Они нашли, что в Москве наибольшая смертность при сердечно-сосудистых заболеваниях бывает с субботы по понедельник, и связали это с периодом максимального потребления алкоголя. По мнению английских авторов, особое значение для сердечно-сосудистой смертности в России имеет характер потребления спиртного в виде т.н. "кутежного" пьянства (bingedrinking), т.е. большие количества крепких напитков за короткое время. Теперь эти косвенные данные получили количественное выражение применительно ко всей российской популяции. Дополнительное значение результаты имеют в связи с тем, что долгое время считалось, что алкоголь является кардиопротектором. Теперь понятно, что это свойство алкоголя проявляется только при очень низких дозах потребления, а при высоких – алкоголь выступает в качестве кардиопатогенного фактора (т.н. J-зависимость, обзор МсКее, Britton, 1998).

Еще более драматичными выглядят главный результат расчетов: общая смертность, связанная с алкоголем, составляет 426,0 тысяч в год или 23,4% всех смертей (средняя для 1980-2001 гг.). 63,9% алкогольных потерь приходится на мужчин (272,1 тысяча).

Для сравнения: с табакокурением связано 16-17 % всех смертей в России (Ткаченко, 1996, Камардина, 2004; таблица 17), что также ужасающе много. Официальные данные смертности по «причинам, связанным с употреблением алкоголя» в 2001 г. равнялись 3,8 % смертей, т.е. были в 7 раз меньше оценок реальных потерь.

Важно еще раз отметить, что 426 тысяч - это сумма прямых и непрямых потерь, при которых алкоголь выступает либо главной, либо чаще сопутствующей причиной смерти. Строго говоря, такое деление носит академический характер. Это касается, прежде всего, танатогенеза алкогольной смерти: большинство умерших при отравлении алкоголем (прямые потери) несут в себе, как правило, несколько заболеваний, нажитых злоупотреблением алкоголем (Угрюмов, 1997). Такая патология существенно увеличивают риск умереть при очередной, часто сравнительно небольшой дозе алкоголя (Наубатов, 1990, Хотимская, Лукаш, 1989, Veljkovicetal., 1989). Академичность такого деления особенно отчетливо выступает в персональном отношения: для человека не имеет значения, как будет квалифицироваться его преждевременная, связанная с алкоголем смерть – как «прямая» или «непрямая».

Недавно в Ижевске было проведено детальное исследование причин смерти всех мужчин в возрасте 25-54 лет, умерших в течение двух лет (всего 1700 человек; Leon et al., 2007, Tomkins et al., 2007). Выяснилось, что 43% смертей была связана со злоупотреблением алкоголем. Экстраполяция результатов, полученных в Ижевске, на всю российскую мужскую популяцию этого возраста дает 170 тысяч смертей, связанных с алкоголем (Leonetal., 2007). При этом следует учесть, что мужчины 25-54 лет, хотя и самая пьющая часть российских мужчин, но далеко не все злоупотребляющие алкоголем (рис. 1-11). Во-вторых, были исследованы жители города, а сельское население потребляет алкоголь в больших количествах (Zaigraev, 2004). С учетом этого число мужчин всех возрастов, умерших в связи с алкоголем, по результатам данного исследования (272 тысячи), сопоставимо с данными, полученными в Ижевске.

Помимо суммарного количества умерших в связи с алкоголем важным показателем является доля связанной с алкоголем смертности: в России каждый третий мужчина и каждая шестая женщина умирают в связи с алкоголем (прямые и непрямые потери).

 

Таблица 17. Доля смертности, связанной с потреблением табака, алкоголя и наркотиков (в % от общей смертности), потребление алкоголя (литры на человека в год) в Канаде, США и России.  

 

 

Канада

США

Россия

  1992 а 1995 б 1995 в 1984-1992 1994-2001
Табак  17,1 16,5 18,8 17,0 г (1990) 16,3 д (1994)
Алкоголь 3,5 3,1 4,4 22,1 ж 25,6 ж
Наркотики 0,4 0,4 1,6 - 0,2 е
Потребление алкоголя 6,9 6,5 6,8 12,2 ж 13,4 ж

а Single et al. (1999)

б Single et al. (2000)

в McGinnis & Foege (1999)

г Tкаченко (1996)  

д Камардина (2004); пересчет в проценты выполнен автором

е пересчет в проценты данных МВД (3,5 тысячи человек) выполнен автором

ж  среднее значение для соответствующего периода

 

Убийства и самоубийства: региональные данные. Расчеты всегда желательно проверять независимыми методами. Тем более, когда это касается поведения людей, но особенно - в случае экстремальных форм, да еще и социально значимых, таких как убийства и самоубийства. К сожалению, в таких случаях не всегда есть возможность проверить расчеты каким-либо нематематическим способом. Однако в случае убийств и самоубийств такая возможность есть.

Эти данные были получены в Бюро судебно-медицинской экспертизы восьми областей России с общим населением 17,5-18,2 миллионов человек (Амурская область, Башкортасан, Кемеровская, Новгородская, Орловская, Саратовская и Сахалинская области, а также Санкт-Петербург). Помимо общего количества убитых и самоубийц в 1981-1990 гг. данные содержали сведенья о наличии или отсутствии алкоголя в крови или других биологических средах умерших, к сожалению, без разделения по гендерному признаку. Это позволило исследовать динамику количества убитых и самоубийц в зависимости от содержания алкоголя в организме умерших.

Исходные усредненные данные этих областей по уровню убийств или самоубийств практически не отличались от общероссийских. Только потребление алкоголя в восьми областях снизилось несколько больше, чем в среднем по России: на 32,5% против 26,1%. Едва ли столь небольшое расхождение существенно для наших целей.

 

Рис. 2-35. Смертность убитых (а) и самоубийц (б) в трезвом состоянии (3) и с алкоголем в крови (1) в 8 регионах России в 1981-1990 гг. 2 – потребление алкоголя в тех же областях. Квадраты – значимые отличия от регрессии показателей 1981-1984 гг.

 

В восьми областях в 1981-1990 гг. зарегистрировано 21930 убитых. В 1981-1984 гг. убитые с алкоголем в крови составляли 64,1 ± 0,5 %. В этот период в этих, как и в других областях, происходило снижение количества убитых, как с алкоголем в крови, так и трезвых (рис. 2-35а; до этого трехлетняя стабилизация после роста). С началом кампании тренд убитых в трезвом состоянии не изменился вплоть до 1987г., и только в 1988 г. начался существенный рост этого показателя. В отличие от этого уровень убитых с алкоголем в крови отклонился от линии регрессии 1981-1984 гг. в сторону снижения в 1986-1987 гг. и значимого увеличения, начиная с 1989 г. Это означает, что антиалкогольная кампания существенно повлияла на снижение уровня убитых в пьяном состоянии (на 26,8% в 1987 г.) в отличие от убитых трезвыми. В 1987 г. доля убитых с алкоголем в крови составляла 58,8% против 64,1% в 1981-1984 гг. Данные восьми регионов показывают, что снижение убийств во время кампании происходило за счет убийства пьяных.

Главными причинами роста уровня убийств после 1987 г., во время криминальных воин и начавшегося передела собственности, были социально-экономические (глава 1-6). Однако данные восьми областей показывают, что во время первой криминальной войны роль алкоголя оставалась очень высокой: рост числа убитых в пьяном состоянии происходил в два раза быстрее, чем убитых в трезвом состоянии (с 1987 по 1989 гг. на 101,3 % и 52,3 % соответственно). Этот пример показывает, что негативные социальные процессы, особенно такие зловещие, как убийства, очень тесно связаны с потреблением алкоголя, который в значительной степени модулирует этот вид преступности.

Существенно, что снижение убийств пьяных в 1985-1987 гг. было сравнительно небольшим (с учетом регрессии 1981-1984 гг. на 23,5%, рис. 2-35а). Скорее всего, это значит, что люди, из которых рекрутируются убитые, меньше, чем остальные, зависели от ограничения доступности спиртных напитков во время кампании; они были более активными при получении спиртного, чем прочие граждане.

Теперь, располагая данными восьми регионов можно сопоставить расчетные (таблица 16) и реальные показатели. Доля связанных с алкоголем убийств в России, рассчитанная на основе регрессии 1980-2001 гг. для мужчин и женщин составила в среднем 71,6%, что выше данных восьми регионов (61,4 %). Это различие может быть обусловлено прежде всего различием периодов анализа: 1981-1990 vs. 1980-2001 гг. Во втором периоде произошло резкое нарастание убийств, и, как показано выше, нарастание происходило преимущественно за счет пьяных. Поэтому разница в 10% не может иметь существенного значения. Во-вторых, убийства - двусторонний процесс: убитый не бывает без убийцы.

Рис. 2-36. Количество убитых (1), зарегистрированных убийств (2), выявленных убийц в состоянии опьянения (3) и трезвых (4) в 1980-1999 гг. Квадраты – значимые отличия от регрессии показателей 1980-1984 гг.

 

Вот почему значение алкоголя для уровня убийств отражают не только убитые с алкоголем в крови, но и убийцы в состоянии опьянения (рис. 2-36, линия 3; данные по России). Их динамика была синфазной как потреблению алкоголя, так и общему количеству убитых (рис. 2-35а, линия 1). В России убийцы в состоянии алкогольного опьянения среди выявленных в тот же период составили 72,9 %. При этом следует иметь в виду, что риск быть задержанным у людей, совершивших преступление в пьяном состоянии, выше, чем у трезвых, поэтому их доля среди выявленных убийц может быть выше, чем в полной когорте убийц. Но тут важно то, что убийца в пьяном состоянии может убить трезвого человека. И это убийство будет связано с алкоголем. Вот почему расчетный показатель вклада алкоголя в убийства не противоречит данным судебно-медицинской экспертизы и криминальной практики.

Для 1990-2001 гг. данные восьми регионов об убитых отсутствуют. А общероссийские показатели, связанные с убитыми и убийцами, не помогают прояснить ситуацию: выявление убийц резко снизилось, доля убийц в состоянии опьянения среди выявленных непрерывно снижалась, начиная с 1992 г., как на фоне роста, так и снижения потребления алкоголя. Скорее всего это является показателем снижения качества регистрации. Поэтому остается полагаться только на расчётные данные (таблица 16), которые показывают, что в России реальный вклад алкоголя в убийства очень высок и близок к 70 %.

Можно соотнести расчеты алкогольной составляющей самоубийств, сделанных на основе регрессии (таблица 16), с данными восьми регионов. В этих областях в 1981-1992 гг. было зарегистрировано около 60 тысяч завершенных самоубийств. До начала кампании, в 1981-1984 гг. у 60,2 % самоубийц в крови был обнаружен алкоголь. С началом кампании количество таких самоубийц изменялось почти синхронно с изменением потребления алкоголя и существенно снизилось с 22,0 на 100000 в 1984 г. до 9,9 в 1986 г. (на 55,0%; рис. 2-35б). В 1985-1990 гг. средний показатель самоубийств с алкоголем в крови составил 53,3%, что близко расчетному показателю для России, если привести его к единому для мужчин и женщин виду (49,5%). Расхождение можно объяснить, помимо различий периодов анализа, тем, что часть самоубийц перед самоубийством принимают спиртное «для смелости» при переходе в мир иной, повышая тем самым долю самоубийц с алкоголем в крови.

Важно отметить, что в 8 регионах уровень самоубийств трезвых во время антиалкогольной кампании практически не изменился (рис. 2-35б). Это еще раз свидетельствует, что уменьшение смертности, в частности, при самоубийствах, во время перестройки нельзя объяснить "социальным оптимизмом", как это считали исследователи у нас в стране (Гилинский, Румянцева, 1998) и за рубежом (Wasserman, Varnik, 1998). Более того, национальный оптимизм, вызванный перестройкой, пока никем и ничем не доказанное предположение; оно, скорее всего, является проекцией собственных ожиданий интеллигентной части общества (в том числе научной) на все российское население, для которого всякая перестройка привычной жизни – дополнительное напряжение.

Оценки вклада алкоголя в различные виды смертности ранее были сделаны одними американскими исследователями (Schultzetal., 1990) и несколько видоизменены другими (Stinsonetal., 1993). Естественно, что вклад алкоголя в смертность при отравлениях алкоголем в этих двух исследованиях был оценен одинаково в 100 %. Другие оценки ниже российских. Так, в США для населения с 15 лет доля связанных с алкоголем самоубийств составляет 28 % и убийств 46 %. Но так оно и должно быть, так как потребление алкоголя в США значительно ниже (8,0 литров, средняя для 1979-1989 гг.), чем в России (12,8 литра, средняя для 1980-1989 гг.).

Не совпадают также отношения связанных с алкоголем убийств и самоубийств: 1,64 в США, а в России 0,89. Иначе говоря, в США преобладают убийства, а в России – самоубийства. Скорее всего это связано с различием социально-экономических и культуральных условий в двух странах.

*     *     *

Результаты расчетов, связанных с алкоголем смертей в России, настолько велики, что возникает сомнение - можно ли им верить? Если почти четверть смертей (23,4%) связаны с алкоголем и почти пятая часть - с курением, то где место для таких больших классов смертей, как, сердечно-сосудистые, которые составляют более половины всех смертей? Но тут надо различать смерти, единственной причиной которых были сердечно-сосудистые заболевания, и посмертные сердечно-сосудистые диагнозы, которые скрывают алкогольный фактор, как единственную (в случае фальсификации диагноза) или дополнительную, но существенную причину смерти (глава 2-3). Было показано, что хроническая алкогольная интоксикация сокращает продолжительность жизни мужчин, имеющих заболевание сердечно-сосудистой системы, в среднем на 17 лет (Вирганская, 1991). Точно также значительная часть других соматических диагнозов связана со злоупотреблением алкоголем. Таким образом, алкогольная смертность «расходится» по разным диагностическим группам (таблица 16), а в сумме составит значительную часть общей смертности, разную в разные периоды, в зависимости от изменений уровня потребления алкоголя.

Это популяционный ракурс проблемы. А на индивидуальном уровне различные внешние вредности и внутренние болезни часто сосуществуют. В результате несколько лет жизни отнимают внутренние болезни, возникшие независимо или в результате токсического действия курения или злоупотребления алкоголем. А в сумме набирают те самые 15-17 лет, которые отличают российских мужчин от европейцев по продолжительность жизни.

Для оценки масштабов алкогольной смертности в России можно провести сравнение российских данных по доле алкогольной смертности с аналогичными показателями в США (Stinsonetal., 1993, McGinnisandFoege, 1999) и Европейских странах (Ramstedt, 2002). Полный (прямой и непрямой) алкогольный урон в США в начале 1980-х годов составлял от 105 (Stinsonetal., 1993) до 200 тысяч человек (Mocher, 1988) по разным оценкам или от 5 до 9 % всех смертей при потреблении 8,2-8,3 литров алкоголя, а в 1990-х годах алкогольные потери США стали еще ниже (таблица 17). Данные первой работы вполне сопоставимы с российскими, т.к. учитывают как прямые, так и все непрямые алкогольные потери.

Рис. 2-37. Алкогольная смертность в девяти странах Европы и в России в 1995 г. (доли алкогольной смертности в общей с 15 лет в процентах). Страны Европы: смертность по RamstedtM. (2002), потребление алкоголя по LindbergJ. (1999). Россия: смертность и потребление алкоголя – главы 2-4 и 2-5.

 

Ramstedt (2002) исследовал алкогольную смертность в Европейских странах, где диагностика такой смертности поставлена значительно лучше, чем у нас. В своей работе Ramstedt учитывал только прямые алкогольные потери, но его список диагнозов включал все соматические заболевания, связанные с употреблением спиртного. Можно думать, что какая-то небольшая часть непрямых потерь в этой работе не учтена, но результаты близки к оценке полных алкогольных потерь в США, где, правда, потребление несколько ниже, чем в Европе.

С учетом этих особенностей данные Ramstedt можно сопоставить с российскими (рис. 2-37; российские показатели пересчитаны для населения с 15-летнего возраста, как в работе Ramstedt): Россия 32,2%, следующая за ней Финляндия с самым высоким показателем в Европе - 3,7%. Может ли алкогольная смертность в двух странах различаться почти десятикратно при полуторократной разнице в потреблении? Чтобы представить, что оценка алкогольной смертности в России все-таки содержательна, можно сопоставить данные об ожидаемой продолжительности жизни мужчин в России (59 лет), в Европейских странах (74-77 лет), а также в США (74 года): разница составляет 15-18 лет, т.е. почти треть от жизни российских мужчин. Однако различия алкогольной смертности в России, США и Европейских странах обусловлены не только различием среднедушевого потребления, но также различием условий и качества жизни, включающих качество питания, медицинской помощи и многое другое, что защищает от токсического действия алкоголя. Для этого различия имеет значение тяжелый характер потребления в России, отличный от европейского, дополнительная токсичность нелегальных спиртных напитков и очень большая доля крепких напитков в потреблении. Наконец, население России существенно отличается невниманием к своему здоровью. По этому поводу существует грустная максима: американец упреждает заболевание за пять лет до его начала, а русский начинает лечиться за пять дней до смерти. По сути дела об этом же писал Федор Абрамов (1972): «историческая беда России – мы раньше научились умирать, чем жить».

 





ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Надо отдать должное последнему двадцатилетию нашей истории - никогда алкогольная судьба России и алкогольная политика страны не были такими насыщенными, напряженными и противоречивыми. Никогда за всю свою историю наше государство не получало так мало доходов от так много выпитого. Оно впервые рассталось с винно-водочной монополией (1992 г.) со времени ее последнего введения в России (1894 г.), рассталось из-за ложно понятой идеи либерализма, которая воплотилась во вседозволенность. Обернулось же это не только миллионными потерями бюджета, но десятками тысяч дополнительных смертей.

Государство при любых обстоятельствах должно помнить о специфической роли и зловещих свойствах такого товара, как спиртные напитки. Об этом забыло советское руководство, когда решало послевоенные и последующие экономические задачи отчасти за счет 5-кратного увеличения продажи водки в течение 30 лет. В 1979 г. среднедушевое потребление алкоголя из государственных ресурсов достигло максимума (10,6 литров на человека в год). Еще треть потреблялось населением в виде самогона. В результате в 1984 г., накануне антиалкогольной кампании наша страна по потреблению алкоголя поставила собственный рекорд и опередила Францию, до того лидера в Европе. Можно сказать, что главная вина за тяжесть нынешней алкогольной ситуации лежит на советской власти.

Значительная часть ответственности лежит также на «архитекторах перестройки» и постсоветских руководителях. Они пренебрегли знанием специфических свойств алкоголя, как в 1985 г., так и в 1992 г. Неквалифицированная и волюнтаристская алкогольная политика в эти годы запустила колебательный процесс потребления, который еще долго будет искать равновесия на высоком, а точнее, на очень высоком уровне.

Алкогольная ситуация является составной частью экономической и политической жизни страны. Соответственно алкогольная история страны не может быть изолирована от общей ее истории. Процессы, происходящие в сфере производства алкогольной продукции, на рынке спиртных напитков и в сфере их потребления, являются локальным отражением общих процессов, происходящих в стране, являются частным проявлением движущих сил ее истории.

В последние двадцать лет вехами российской истории, ее ключевыми словами стали ускорение, перестройка, гласность, разрядка, развал СССР, рыночные реформы и приватизация. Первое в этом ряду - ускорение (1985-1987 гг.) – еще обычная для советской системы мобилизационная политика. А в декабре 1999 г. Б.Ельцин передал В.Путину страну с новым экономическим (олигархический капитализм) и политическим устройством (чиновничья олигархия).

До того и далее развитие страны шло по пути все нарастающей бюрократизации и коррумпированности власти. В современной России количество чиновников удвоилось по сравнению с советским периодом. Власть все больше замыкается в себе, занятая решением корпоративных задач, конкуренцией групп влияния, переделом государственной, а теперь и частной собственности. Властвующие персоны живут в другой России, в ее «особой экономической зоне», за высоким забором и далеко от народа. Пороки российской политической элиты, ее игры в перетягивание каната (золотого, заметим) ослабляют центральную власть и, как следствие, высвобождают центробежные силы, сепаратистские тенденции, а теперь еще – протестный потенциал населения. Для противостояния этому понадобилась «управляемая демократия», «вертикаль власти» и возврат к имперским традициям. Непомерная концентрация власти стала обременительной для страны. А тут еще такая морока, как дармовые нефтедоллары, накопление которых подменило широкую экономическую политику узкой финансовой и легальным вывозом капитала за границу.

Мы пришли к тому, что наше «государство – частная собственность бюрократов» (К.Маркс). На исходе 1990-х годов олигархически-чиновничий капитализм осознал свою самодостаточность и независимость от населения страны. В результате «народ никому не нужен» (2002 г.), как справедливо утверждал безымянный псковский крестьянин в радиоинтервью. И снова «внизу – власть тьмы, а наверху – тьма власти», как шутили сто лет назад, хотя тогда было, и теперь стало не до шуток.

Внутренние заботы властвующей элиты, клановая борьба отвлекают ее от главной функции – профессионального управления государством во благо народа, в первую очередь – его большинства. Это всегда было основой прочности и благосостояния страны. Но «управляемая демократия» и «властная вертикаль» оказались неэффективными в этом направлении. В результате блага народу досталось мало; у 36 миллионов наших граждан в доме нет водопровода, а у 42 миллионов – туалета. В стране с богатейшими запасами и добычей газа половина домов не газифицирована. За последние 10 лет «среднестатистический гражданин России стал питаться хуже на 30 процентов» (А.Гордеев, министр сельского хозяйства России, 2002 г.).

Ужасающая бедность 20% населения лежит по ту сторону официальной черты бедности, большинство из них (70%) – семьи с детьми. Еще 40% - тоже бедные: их доход ниже реального прожиточного минимума. А в сумме – 70-80 миллионов человек. Беда еще в том, что у многих к диагнозу «бедность» сейчас добавилось слово «хроническая», которая не только ломает судьбы людей, но корежит их психологию. Особенно страшна хроническая бедность работающих людей, чей труд не компенсируется доходом. В последние годы население убеждают, что жизнь все улучшается: наступила стабильность, происходит экономический рост и отступление бедности. Козырная карта - рост ВВП. Однако доля заработной платы в ВВП снижается: 32,0% в 2003 г., 30,4% в 2004 г. и 28,5% в 2005 г. это в среднем. Беда еще в том, что зависимые от ВВП прибавки к доходам у крайних по доходам 10-процентных групп населения различаются в 40 раз, а сами доходы – в 36 (Шевяков, 2007).

Для алкогольной темы важно не только то, как реально живут люди, но еще больше – как они воспринимают свою жизнь. «Основное, что пришло в нашу жизнь за последние 10-15 лет, - это устойчивый страх… россияне боятся завтрашнего дня. В начале 2000 г. об этом говорили 57%, в июне 2004 г. – 63%, в декабре – уже 67%. Нестабильность – вот главная фобия нашего общества. Еще один страх – люди боятся произвола со стороны государства» (Левада, 2004). Эти страхи и бедность порождают дополнительное напряжение и … желание выпить, чтобы на время снять напряжение. Стоит ли удивляться возрастающей ностальгии по советским временам: повышенный пиетет к прошлому – оборотная сторона недовольства настоящим и неверия в будущее.

К этому подверстываются наблюдения Фонда общественного мнения: «чувство стыда респонденты испытывают чаще, чем чувство национальной гордости. Поводы для гордости россиян за свою страну преимущественно обращены «во вне» и находятся они, прежде всего, в героико-победной сфере прошлого (победа в войне, полет в космос). А вот поводы стыдиться находятся преимущественно в повседневной жизни (материальные трудности, бросающиеся в глаза социальные язвы), т.е. низшая сфера повседневного существования. До тех пор, пока причины гордиться за страну россияне будут искать где-то далеко и вспоминать о них по праздникам, а поводы стыдиться будут видеть перед собой каждый день, они обречены жить с преобладающим чувством стыда» (ФОМ, П.Бавин, 14.02.2002), а значит с дополнительным поводом для выпивки.

В 1992-1994 и 1999-2001 гг. дважды в новейшей истории происходил необычайно стремительный рост смертей при отравлении алкоголем (рис. 1-12). Этот показатель единственный из негативных характеристик алкогольной ситуации, которая попадает в боковое поле зрения властей. Вот тогда бы, в 1993 или 1999 г. проявить властную активность и остановить пьяные потери. Но было не до того – в первый раз происходила лютая борьба за власть и распределение богатства среди немногих, во второй - шла чехарда премьер-министров - Президент Б.Ельцин искал преемника. Если не в первый, то во второй раз следовало бы начать алкогольную политику, пускай по минимуму:


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: