Правовая герменевтика

Дальнейшие исследования в области онтологических естественно-правовых концепций интерсубъективного подхода связаны с усилиями внедрения философской герменевтики. Объясняется это разочарованием в утвердившихся ранее ценностях и, как полагают многие представители философской герменевтики, возможностью смягчить трудности поиска истинного смысла человеческого бытия и путей разрешения противоречий современного мира поиском интерпретаций с активным использованием конвенционалистской семантики.

Основная цель герменевтического метода – понять автора и его текст. Текст и речь превратились в альфу и омегу герменевтики. Один из основателей герменевтического метода Вильгельм Дильтей утверждает: то, что человек обнаруживает в другом, он находит в самом себе как переживание; то, что он сам переживает, – может найти в другом посредством понимания.

Таким образом, герменевтическое направление рассматривает право как текст, неразрывно связанный с духовным миром субъекта, его сознанием.

Современная юридическая герменевтика – это применение в сфере права идей Вильгельма Дильтея и Фридриха Шлейермахера, но прежде всего экзистенциально-феноменологической герменевтики Мартина Хайдеггера, Ганса-Георга Гадамера (1900 – 2002), Поля Рикёра (1913 – 2005), Юргена Хабермаса (р. 1929) и др. Принципиальное отличие их метода от позитивистского подхода к толкованию текста состоит в том, что позитивист стремится установить, что хотел сказать в тексте законодатель, тогда как герменевтика устанавливает смысл текста независимо от его автора, законодателя. Не человек говорит на языке, а язык (по М. Хайдеггеру, само бытие) – через человека.

Язык имеет самостоятельное бытие относительно индивида. Как отмечает В. А. Четвернин, в практике толкования текста известны такие способы, как грамматический и логический (в последнем применяется понятие «смысл, или дух закона»). Здесь реализуется герменевтический тезис о том, что право – это само по себе высказывающееся бытие.

Теоретик философии права Артур Кауфман утверждает, что герменевтический метод даёт понимание «действительного» права, ибо основой его герменевтического поиска является нечто «онтологическое» (свобода как естественное состояние человека). Право невозможно извлечь непосредственно из абстрактной юридической нормы, и им судья не может «распоряжаться по собственному усмотрению». Оно – это «вещь – право». Оно – как сам человек в качестве «персоны» (правовая собственность). Человек существует как «персональные» отношения, а право – это то, что обусловливает сущность и содержание юридического дискурса (нахождение права путём высказывания).

Таким образом, субъективно-объективные отношения превращаются в отношения между субъектами, то есть перемещаются в интерсубъективную сферу, образуя «общественное пространство дискуссии».

Французский философ Поль Рикёр в манере вопрошания, свойственной герменевтике, стремится уяснить смысл высказывания «Что значит быть субъектом права?», конкретизируемого постановкой вопросов: «Что значит иметь права?» и «Что значит быть подсудным?», суммируемых в идентификационном вопросе: «Кто является субъектом права?».

Определяя четыре разновидности субъекта (субъект языка, субъект действия, субъект высказывания, субъект ответственности), П. Рикёр показывает, что правовая проблема возникает вследствие вмешательства другого лица в связи с ущербом, принесённым другому. Тем самым раскрывается интерсубъективная природа первичной «клеточки» права как связи двух равноправных субъектов.

Однако субъект права – это не другой близкий, ближний, с которым связана только моральная проблема, а другой, отношения с которым опосредованы определённым институтом. Таким институтом уже является естественный язык, поэтому принадлежность к определённому лингвистическому пространству, право говорить на своём языке является проявлением правовой проблемы.

Среди опосредующих институтов П. Рикёр выделяет далее:

1) на уровне субъекта действия, которое всегда является взаимодействием, коммуникацию как один из способов признания взаимодействующих субъектов;

2) на уровне субъекта высказывания – историю как такой порядок признания, который объединяет воедино индивидуальные истории;

3) наконец, на уровне субъекта ответственности мы внедряемся в сферу собственно юридического.

Однако субъект права не может быть понят без использования понятия «юридическое пространство». Оно выступает в качестве онтологической характеристики правовой реальности, того, что П. Рикёр называет «общественным пространством дискуссии». В нём расположена сфера ответственности как способа осознавать свои поступки и быть в ответе за них. Здесь же находится и субъект языка («доказательство наших утверждений»), и субъект высказывания («сущность нашей речевой идентичности»).

П. Рикёр высказывается и о функции права. Она состоит в том, чтобы предоставить индивиду возможность реализовать свои способности. Отдельно французский философ права рассматривает институт судопроизводства. Согласно П. Рикёру, суд является регулирующей формой конфликта, а правосудие отражает собственно правовое состояние.

Смысл же суда состоит в замене насилия языковым дискурсом. В этом и получает своё раскрытие сущность заглавия труда П. Рикёра: «Торжество языка над насилием». Принимая во внимание то обстоятельство, что западным юристам предоставлены большие полномочия в деле толкования юридических норм, сформулированных законодателем, мысли П. Рикёра, как и вся философская герменевтика, приобретают всё большее значение во всей системе права.

Структурализм

Французский философ Мишель Фуко (1926 – 1984) интерпретировал философско-правовые вопросы, исходя из теории психоанализа и структурализма.

Философско-правовой структурализм М. Фуко со всей очевидностью проявился в его исследовании проблемы «права на жизнь и на смерть», изложенном в книге «Воля к знанию» (1976). В частности, он подметил, что, согласно римскому праву, отец распоряжался жизнью своих детей по принципу: «я дал детям жизнь, я всегда вправе её у них отнять», позднее это право модифицируется, переходя, так сказать, в компетенцию суверена. Право суверена, называемое М. Фуко «асимметричным», мыслится как безусловное, абсолютное, но осуществляемое лишь в случае возникновения угрозы. Смертную казнь М. Фуко характеризует как «предел, позор и противоречие» для власти. Нормальное общество, по его мнению, всё же апеллирует, прежде всего, к жизни, а не к смерти.