Социальная атомизация - предпосылка тоталитаризма

Высшая цель тоталитарных движений - это сплочение и орга­низация масс, а не социальных групп и классов, чьи интересы выра­жаются традиционными политическими партиями. Для подъема на­цистского движения в Германии весьма показателен тот факт, счита­ет Арендт, что оно рекрутировало своих сторонников из этой внешне индифферентной массы индивидуумов, от которых отреклись все другие партии, рассматривая их как слишком апатичных или слиш­ком глупых, недостойных серьезного внимания. В результате боль­шинство принятых новых членов составили люди, которые никогда раньше не фигурировали на политической сцене. Это создало воз­можность апробировать совершенно новые методы политической пропаганды и установить иммунитет к аргументам политических противников; эти движения не только располагались вне какой-либо партийной системы, но и были направлены против них всех. Они даже не утруждали себя необходимостью опровержения аргументов своих противников, а предпочитали методы, базировавшиеся скорее на смерти, чем на убеждении, на распространении террора, чем на аргументации.

Часто подчеркивается, что тоталитарные движения не столько употребляют, сколько злоупотребляют демократическими свободами с целью их полной ликвидации. Однако, как подчеркивает Арендт, это просто зловещая хитрость руководства движений или детская наив­ность масс. Основа демократических свобод - равенство всех граждан перед законом. Тем не менее это равенство приобретает смысл и оду­шевляет действие только там и тогда, где и когда граждане принадле­жат к определенным группам, представленными легитимными вырази­телями своих интересов. Слом классовой системы и унификация раз­личных страт - одно из самых драматических событий на пути тоталиризации Германии, равно как и слабая социальная стратификация ог­ромной массы крестьянского населения России - одна из предпосылок создания большевиками тоталитарного строя. Именно слабая классовая дифференциация Германии и России привела к тому, что тоталитарные движения приобрели форму нацизма и большевизма, организуя массы во имя совершенствования высшей расы или ради достижения победы класса-гегемона. Устранение классовых различий автоматически влек­ло за собой и реструктуризацию политических партий и организаций в тотальную массу возмущенных индивидуумов, которые не имели меж­ду собой ничего общего кроме презрения к старым представителям по­литических элит. Арендт пишет о том, что размер массы этих людей, неудовлетворенных и проникнутых отчаянием, стремительно возрастал в Германии и Австрии после первой мировой войны, когда инфляция и безработица усугубили и без того разрушительные послед­ствия военного поражения; эта масса достигла значительных размеров во всех образовавшихся тогда государствах.

Итак, социальная атомизация и страх являются предпосылкой по­литической организации масс в рамках тоталитарных движений. Имен­но наиболее деклассированные слои населения стали источником формирования политического авантюризма и революционного экстремизма. Биографии многих лидеров большевизма, включая Сталина, доказывают справедливость данного утверждения. Еще более справедлив этот тезис по отношению к первоначальному ядру национал-социалистской пар­тии, составленному почти исключительно из люмпенских элементов: неудачников и авантюристов - представителей так называемой «воо­руженной богемы», которую немецкая буржуазия намеревалось ис­пользовать в собственных целях. Но на самом деле, утверждает Ханна Арендт, буржуазия была обманута нацистами, как был обманут фрак­цией Рёма - Шлейхера и Рейхсвер, ошибочно считавший Гитлера соб­ственной марионеткой и рассматривавшего СА (штурмовые отряды, военизированные формирования НСДАП) как средство своей военной пропаганды и обучения, на чье содействие они и рассчитывали при уста­новлении военной диктатуры в ближайшем будущем. Немецкая буржуа­зия в целом и Рейхсвер, в частности, считали нацистское движение про­явлением идеологии люмпенства и частью собственного резерва, но, как пишет Арендт, они не приняли во внимание самостоятельную и стихий­ную поддержку, которую оказали массы новым руководителям люмпен­ства с целью создания новых форм организации общества. Люмпенство, как лидер этих масс, уже не являлось агентом буржуазии, и вообще оно не было ничьим агентом кроме самих этих масс.

Чтобы подтвердить тезис о том, что тоталитарные движения больше зависят от специфического положения атомизированных на­родных масс, чем от структурных изъянов общества, Ханна Арендт пытается провести сравнение между нацизмом и большевизмом, под­черкивая при этом, что условия протекания их деятельности первона­чально были весьма различными. Чтобы преобразовать революцион­ную диктатуру Ленина в настоящее тоталитарное господство, предпо­лагает она, Сталин должен был сначала искусственно создать это атомизированное общество, которое было подготовлено в Германии для нацистов благодаря стечению исторических обстоятельств.

С точки зрения автора «Происхождения тоталитаризма», для вы­явления истоков сталинского тоталитаризма важно учесть, что Ок­тябрьская революция победила в стране, в которой централизованная деспотическая бюрократия управляла огромной слабо дифференциро­ванной массой крестьянского населения с уходящими в прошлое фео­дальными пережитками и нарождающимися городскими слоями бур­жуазии. Когда Ленин сказал, что ни в какой другой стране мира нельзя было бы так легко взять власть, и потом так трудно ее удерживать, то он, с точки зрения Арендт, имел в виду не столько слабость промыш­ленного класса трудящихся России, сколько нестабильность социально- политических условий страны, подверженных неожиданным стихийно- непредсказуемым изменениям. Далекий от всякой демагогии и склон­ный к публичному признанию собственных ошибок, Ленин, по мнению американской исследовательницы, сразу же ухватился за все возмож­ные социальные, национальные и профессиональные дифференциации, образующие общественную структуру страны, и, кажется, был глубоко убежден, что именно на этой стратификации зиждется спасение основ­ных завоеваний революции. Ленин продолжил и легально закрепил стихийно осуществлявшуюся экпроприацию земельных латифундий, создав впервые в истории России крестьянство как класс свободных собственников, наделенных землей, которые, как известно со времен Великой Французской революции, составляли надежную опору всех западных национальных государств. Ленин попытался укрепить права трудящихся города, создав сравнительно благоприятные условия для деятельности независимых профсоюзов. Он был достаточно толерантен по отношению к новому среднему классу, возникшему в результате осуществления Новой экономической политики после завершения гра­жданской войны. И наконец, Ленин осуществлял национальное строи­тельство, организуя, а иногда и изобретая столько национальностей, столько это было возможно, развивая национальное сознание и чувства исторических и культурных различий, включая самые примитивные народы Советского Союза.

Все эти меры, осуществленные вождем пролетарской революции за короткий период своего нахождения у власти, свидетельствуют о том, что он гораздо больше опасался отсутствия политических, соци­альных, экономических и национальных структур, чем развития цен­тробежных тенденций, связанных с возможным ростом национализма и появлением нового слоя буржуазии. Несомненно, утверждает Арендт, Ленин потерпел самое крупное свое поражение, когда в начале граж­данской войны высшая государственная власть, которую он первона­чально мыслил принадлежащей Советам, окончательно перешла в руки партийной бюрократии; но даже эта эволюция, трагическая для дела революции, не вела с неизбежностью к тоталитаризму. Как считает Ханна Арендт, к моменту смерти Ленина возможности для вы­бора путей развития нетоталитарного социализма продолжали оста­ваться во многом еще открытыми. Именно Сталину было суждено осуществить переход к тоталитарной власти, которую он начал с уста­новлением абсолютного господства партии над деятельностью Советов всех уровней.

Второй шаг к установлению тоталитарного режима Сталина, со­гласно нашему автору, был связан с ликвидацией городской и сельской буржуазии. Искоренение последней, осуществлявшееся посредством раскулачивания и принудительной коллективизации, оказалось для правящей группы сталинского режима наиболее трудным делом. Тот, кто не фигурировал среди многих миллионов мертвых или миллионов трудящихся, депортированных или заключенных в тюрьмы, по словам Арендт, понял, кто здесь командует; понял, что его жизнь, равно как и жизнь его родственников, уже не зависит от воли подобных ему людей, ни даже от воли всех граждан страны, а зависит исключительно от про­извола правительства, с которым он остался один на один, без всякой помощи со стороны той группы, к которой он принадлежал

Следующей жертвой на пути расчищения и ликвидации классовых различий стал промышленный пролетариат. Будучи самой слабой катего­рией населения, он и сопротивление оказал наименьшее. Еще во времена гражданской войны все крупные фабрики и заводы были экспроприиро­ваны у прежних владельцев и переданы в собственность государства. А так как государство формально считалось выражением пролетарской вла­сти, то владельцем всех промышленных предприятий был объявлен про­летариат как самый передовой класс трудящихся. Стахановское движение, введенное в трудовую практику страны в начале 30-х гг. XX столетия, подорвало классовую солидарность рабочих, внедрив в их ряды безжало­стную конкуренцию и создав искусственный привилегированный слой рабочей аристократии. Трудовое законодательство, введенное в 1938 г. официально превратило весь рабочий класс России в гигантскую органи­зацию принудительного труда.

Отмечая цинизм и макиавеллизм Сталина и Гитлера, которые в грош не ставили человеческую жизнь и не брезговали никакими средствами в борьбе за достижение своих бредовых целей, Ханна Арендт одновременно подчеркивает патерналистское отношение вождей тота­литаризма к народным массам, их желание «осчастливить» народ. Эту же идею применительно к патернализму Сталина, искавшего опору своему режиму в деклассированном люмпенстве, в бедном крестьянст­ве и в «новобранцах индустриализации», весьма четко сформулировал Э.Ю. Соловьев. В одной из своих статей, написанной в 1990-е гг., ана­лизируя «полуфантастическую брошюру» Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», он пытается понять, как Сталин пред­ставлял себе картину будущего народного счастья. «Сталин хотел вве­сти народы России в царство наивысшей стабильности, где не будет никакой "рыночной стихии", товаров и денег, а будет "прямой продук­тообмен"; где отомрут охранительно ненадежные государство и право, а руководимый партией народ сам примет на себя функции полиции и юстиции; где восторжествует принцип "От каждого - по способностям, каждому - по потребностям", но по потребностям "разумным", то есть таким, которые могут рецептироваться и назначаться сверху»... «Этот идеал рассчитан на человека, который страшно боится совращения, исходящего из денег, от товаров, вообще от предметного богатства, а также от анархических искушений, заключенных во всяком неподнад­зорном существовании. Скажем больше: это идеал для народа, который просто сам с собой не справляется и поэтому требует, чтобы ему опре­делили все: нравственные правила, вкусы, полезные привычки, нормы труда и нормы потребления. Это и есть народ, которым Сталин тайно вдохновлялся... Только такой, неуверенный в себе скромный и долго- терпимый народ он считал достойным сострадания, любви и заботы. На долю же народа "самонадеянного", не ведающего страха перед незави­симым хозяйствованием, ни перед товарами, ни перед деньгами, ни даже перед демократическим самоуправлением, - на долю того народа выпадали гнев и мстительность». Как заключает Ханна Арендт, атомизация масс в советском обще­стве была достигнута за счет применения систематических увольнений, чисток и расправ, которые почти всегда предшествовали ликвидации социальных групп. Чтобы разрушить все возможные типы связей, ре­прессии проводились таким образом, что они угрожали не только бла­гополучию и безопасности самого обвиняемого, но и всем его знако­мым, друзьям и родственникам. Хитроумная система «обвинений по связям», изобретенная Сталиным и его карательными органами, немед­ленно превращала многих старых друзей обвиняемого в его заклятых врагов. Чтобы спасти собственную шкуру, последние добровольно на­чинали фабриковать доносы, подтверждающие несуществующие доказательства, направленные против своего бывшего друга. Эти доносы, пишет Ханна Арендт, очевидно, являлись единственным способом до­казать, что они заслуживают доверия власть придержащих. Благодаря систематическим чисткам и доносам, постоянному перетряхи­ванию и запугиванию населения Сталину и его подручным удалось соз­дать атомизированное тоталитарное общество, неизвестное дотоле рос­сийской истории, которое вряд ли когда-либо могло спонтанно возник­нуть в процессе нормального развития событий.