2020-05-25
135
187
взгляд был распространен в этих кругах в IV в. Но отсюда не следует, что это, как и другие приведенные свидетельства о политике Писистрата, направленной на ограничение деятельности граждан их частными делами, исторически недостоверны. Упорное повторение известия о мерах к тому, чтобы население хоры не собиралось в городе (Αθ. π., 16,3; 16,5), едва ли является выражением лишь мнения Аристотеля: такая политика соответствует природе ранней тирании, возникшей в обстановке борьбы демоса и знати, но вовсе не представлявшей собою политической формы господства демоса.
Было бы, конечно, неосмотрительно видеть в политических столкновениях VI в. лишь борьбу знатных родов за преобладание. Эта борьба, связанная со старинными отношениями, со стародавними традициями, велась и ранее, в предшествующем столетии. В VI в. условия, в которых она происходила, изменились, знать не могла не считаться с демосом, который при Клисфене выступает как равноправная и даже решающая сила на политическую арену. Иначе говоря, рассмотрение вопроса о социальной опоре Писистрата не может ограничиться тем, что было сказано выше (стр. 148 сл.). Несомненно, что демос в той или иной форме уже до Клисфена оказывал сильное влияние на ход политической борьбы в Аттике и что, в частности, Писистрат в какой-то мере пользовался и его поддержкой. К нему перед решающим столкновением приходят его сторонники как из города, так и из демов (Her., I, 62). Аристотель прямо говорит, что власть тирана поддерживала большая часть как знатных (των γνωρίμων), так и людей из демоса (τωνοημοτών, — Αθ. π.,16, 9). Демос принял решение дать ему стражу «дубинщиков» и т. д.
|
|
|
Все это делается понятным, если представить себе положение Аттики в то время. Несмотря на уничтожение долгового рабства и другие реформы Солона, распри продолжались. Хотя исход их решался главным образом в Афинах, все же они затрагивали и хору. Страна нуждалась в прекращении разорительных столкновений, в подавлении междоусобий, в росте силы и авторитета государственной власти. Тирания, хотя и не изменявшая в основном политического устройства, системы должностей и т. п., не расширявшая политических прав гражданства, была важным шагом на пути дальнейшего оформления государства и объединения Аттики. Победа Писистрата при Паллене
188
привела к временному прекращению смут внутри страны, успехи во внешней политике (победа в войне с Мегарой, занятие Сигея и пр.) имели большое значение для развития торговли. Середина и конец VI в. явились периодом быстрого подъема афинского ремесла и торговли (см. выше, стр. 168 сл.), а также блестящего расцвета культуры.
|
|
|
Победа государственного начала в борьбе с могучими аристократическими кланами была в интересах широкой массы населения, которая до поры до времени поддерживала тирана не потому, что тот проводил какую-то радикальную социальную политику, а потому, что его правление означало выход из того хаоса, который создался в результате гнета и произвола со стороны знати, неустойчивого материального и социального положения значительных слоев населения, стремлений правящих групп к осуществлению своих своекорыстных интересов и их политического соперничества. Возобновление борьбы при преемниках Писистрата не могло уже возвратить государство к прежнему состоянию, но явилось толчком в переходу Афин на новую ступень политического развития.
***
Главные черты социально-политических отношений, которые могли быть отмечены на основании изучения источников по истории Аттики VI в., следует сопоставить с данными, охватывающими более обширную территорию и позволяющими рассмотреть соответствующие явления в более широкой исторической перспективе. Эти данные содержатся в произведениях лирической поэзии VII — начала V в. до н. э. (в особенности в сборнике элегий Феогнида) и в сообщениях Геродота, относящихся преимущественно к событиям VΙ в.
Такая же атмосфера погони за богатством, не стесняемой никакими нравственными соображениями, такое же горькое сознание страданий, приносимых нуждой, удручающей человека, такое же печальное раздумье о страждущем человечестве, какими полны фрагменты стихотворений Солона, нашли свое выражение у других поэтов Греции рассматриваемой эпохи, у каждого в соответствии с его умонастроением, талантом и особенностями литературного жанра. У мегарского поэта Феогнида основное внимание сосредоточено не на несправедливом распределе
189
нии богатства, а на острой социальной борьбе, на печальной судьбе «благородных» (έσθλοί) и «добрых» (αγαθοί) и на преуспеянии «худых» (κακοί). В руки последних притекает богатство: они используют к своей выгоде народное бедствие (Theogn., 1, 49—50). Автор призывает подчиниться решению Зевса, который предопределяет одним владеть богатством, другим — ничего не иметь (1, 157 сл.), но все же считает бедность силой, разрушающей душу человека, безденежье — губительным. Нужда губит в особенности доброго мужа (1, 173).
Чтобы избежать бедности, надо броситься в море, изобилующее чудовищами, или на крутые скалы. Лучше бедняку умереть, чем жить, терзаемым бедностью (1,181 — 182). Богатство в почете (1,189), оно побуждает заключать смешанные браки, соединяя «худых» с благородными. Нет предела богатству; те, кто теперь пользуется наибольшими благами жизни, стремятся к тому, чтобы иметь вдвойне. Множество «дурных» обогащается, а добрые беднеют.
Певец бездумного наслаждения радостями жизни в пору ее «многоцветной весны», когда человеку еще не грозят страшные черные Кэры старости и смерти, поэт, не представляющий себе жизни и радостей без «золотой Афродиты», Мимнерм не забывает упомянуть о бедности как одном из многочисленных зол, которые приносит с собой старость. Много тогда на сердце у человека дурного: у одного иногда «разрушается дом», его начинают мучить труды бедности 59, другой, лишенный детей, одинокий бредет к порогу Аида, третий страдает разрушительной болезнью. Нет никого из людей, кому Зевс не ниспослал бы много бедствий.
Бедняк Гиппонакт непрерывно жалуется на свою судьбу. «Гермес Килленский», — взывает он, — «Майи сын, Гермес, милый! Услышь поэта! Весь в дырах мой плащ — дрогну. Дай одежонку Гиппонакту, дай обувь!» б0. «Дай плащ Гиппонакту, — читаем мы снова в другом отрывке, — очень я мерзну, стучу зубами» (24 b, 1—2). Плутос (божество) совсем слепой. Ни разу он не зашел под кров поэта (29, 1—2).
|
|
|
59 Mimn., 2, 10—11, ср. Sol., 1, 41.
60 Hippon., 24а, 1 сл. Цитаты из Гиппонакта и Алкея даны в переводе Вересаева.
190
Феогниду и Гиппонакту вторит пылкий поэт Лесбоса — Алкей: «Тяжкая бедность, невыносимое бедствие вместе со своей сестрой беспомощностью страшно подавляет народ» 61. Общеизвестно изречение того же автора о том, что «человек — это деньги», что «ни один бедняк не бывает благородным или почитаемым» (fg. 138).
Социальный фон у Феогнида и Алкея тот же, что у Солона: главные действующие лица — горожане (άστοί) с их вождями, которые ведут их по дурному пути 62.
«Благородные» 63 и «добрые» противополагаются «дурным», «безрассудному демосу».
Феогнид преисполнен недоверия к гражданам. «Не выбирай себе друга, Полипаид, из граждан» (1,61). Поэт признается, что не может понять их психологии (1, 367). «Дурные» губят город. «Благородные» стали трусливыми (1, 57—58); κακοί отличаются необузданностью (1, 109). «Добрые» пребывают в нужде. Богатство смешивает дурных с благородными.
Тот же термин κακόπατρις, который мы находим у Феогнида (1, 193) употребляет и Алкей по отношению к Пит-таку 64. В одном из излюбленных у поэтов того времени сравнений общества с кораблем, плывущим по бушующему морю, Алкей напоминает своим единомышленникам, чтобы они не забывали о состоявшейся когда-то беседе, пусть каждый теперь будет «испытанным человеком» (άνηρ δόκιμος) 65. Хотя это знакомое нам из Геродота выражение употреблено здесь для обозначения моральных свойств, но едва ли его содержание исчерпывается этим моментом: «не постыдим трусостью наших благородных предков, покоящихся в земле» GG. Термин «благородные»
61 Alcee, Saphо, par Th. Reinach avec la collabor. de A. Puech. Paris, 1937, fg. 90.
62 Theogn., I,41 сл.
63 Alc., fg. 139; Theogn., I, 57, 189.
64 Alc., fg. 110, 1 сл; cp. lg. 144,4. Фрагмент 110 приводит Аристотель в «Политике» (Arist., Pol., Ill, 9, 6, 1285a, 39). C. A. Жебелев переводил ((Политика» Аристотеля, пер. С. А. Жебелева. СПб., 1911, стр. 138): «Политика человека низкого происхождения...». Так же и в издании Алкея (Reinach—Pueck): Ce fils de vilain, Phittakos...». Другой перевод κακόπατρις (ср. Древнегреческо-русский словарь, сост. И. X. Дворецкий, под ред. С. И. Соболевского. М., 1958).— «отечественное бедствие» — едва ли правилен.
65 В издании Reinach—Pueck: un homme brave.
66 Alc., fg. 42, 8 (6) сл.
|
|
|
191
(εσλοι) несомненно имеет социальное значение, которое в какой-то мере, вероятно, сохраняет и άνήρ δόκιμος. Подобно Аттике, и на Лесбосе борьба знати и демоса переплетается с соперничеством знатных родов из-за власти в родном полисе. Некоторые строфы Алкея полны лютой ненависти к враждебным ему родам. «Вот чего я прошу у Зевса. Пусть никогда более не увидит свет солнца никто из проклятых Клеанактидов, Хиррадиев и Археанактидов (124, согласно попытке Дильса восстановить крайне фрагментарный текст).
Методы социальной борьбы в изображении Феогнида те же, о которых писал Солон: это — несправедливые поступки, обиды и прямой грабеж. Солон преимущественно упрекает в несправедливости и ненасытном стремлении к наживе богачей, правящее меньшинство; Феогнид обвиняет «дурных» (κακοί), многие из которых разбогатели, пользуясь подобными средствами. Ни одного города еще не погубили «добрые» мужи, но полис гибнет от «наглости» дурных, которые развращают демос и из собственной выгоды предоставляют возможность неправым получать удовлетворение на суде. Когда-то благородные стали трусами, обманывают один другого, смеясь друг над другом 67.
Опасности, грозящие полису, возможность его гибели, по мнению поэтов —аристократов (Алкей, Феогнид), обусловливаются не только деятельностью «дурных», но и усилиями честолюбца, стремящегося к тирании. В этом отношении они сходятся с Солоном. Полис не раз уподобляется ими кораблю, застигнутому бурей. «Хлещет сердитое море уж через оба борта». Смещен доблестный (έσθλός) кормчий, расхищают силой добро, порядок уничтожен, «подлые» одержали верх над «добрыми» 68. Та же картина рисуется в известном стихотворении Алкея (54). «В мятежной свалке (морских валов) носимся мы с кораблем смоленым, едва противясь натиску злобных волн, уж захлестнула палубу сплошь вода, уж просвечивает парус, весь продырявленный...», «новый чернеется вал, беду суля и труд великий...». «Укрепим скорее борта судна, — читаем мы в другом фрагменте (42), — и укроемся в надежной гавани». Поражаемый ударами тяжелых.
67 Theogn., I, 43, гл., 58 сл.
68 Там же, I, 607 сл.
192
волн, корабль не хочет более бороться с дождем и дикой бурей, он делается игрушкой волн (49).
В этой тревожной обстановке полису и угрожает установление единовластия (43,3: μοναρχία). «Боюсь, — говорит Феогнид, — чтобы полис не породил мужа наглого, вождя мучительного мятежа, кормчего нашей злой наглости»69. «Подлым» мила прибыль, приходящая вместе с народным несчастьем, мятежи, убийства сограждан, а также монарх (1, 49 сл.). Этот человек, стремящийся к великой власти, говорит Алкей про такого же потенциального монарха, ниспровергнет город, который находится в критическом положении: сами граждане ставят в добром и несчастном полисе тирана (110). Поэт призывает затушить горящее дерево, пока оно еще не воспламенилось окончательно, но только дымит. Поздно будет, если пламя ярко вспыхнет (52). Тиран пожирает город, как это было при Мирсиле, пишет Алкей в другом месте (143). Положим конец бедствию, терзающему душу, и междоусобной войне, которую кто-то из олимпийцев ниспослал, чтобы ввергнуть демос в несчастье (там же). Но в условиях жизни полиса, которые так ярко изображает сам автор, этот призыв не кажется особенно действенным.
Недовольная, возмущенная аристократия жалуется и проклинает засилие «подлых», но в то же время она преисполнена ненависти к выходцу из своей или, тем более, из чуждой ей среды, который обнаруживает намерение захватить власть. Алкей проявляет совершенно необузданную радость при известии о смерти ненавистного мир-сила (55; ср. 124). За желание привести к падению тирана, пожирателя народа, думает Феогнид, не постигнет возмездие богов 70.
Таким образом, в общем характеристика вождей из знати, демоса, следующего за ними, и тирана, готовящегося захватить власть или уже достигшего своей цели, у поэтов, столь различных по своему дарованию, характеру творчества и политической направленности, как Алкей, Феогнид или Солон, оказывается во многом сходной. Это обстоятельство говорит о том, что общие условия жизни греческого полиса того времени показаны ими в соответствии с действительностью. Демос выступает еще не
69 Theogn., I, 39—40; I, 1081—1082.
70 Там же, I, 1181—1182.
193
самостоятельно, но следуя за теми или иными вождями, причем, некоторые из них в результате столкновения противоречивых интересов и неустойчивости положения оказываются у власти и становятся в одних случаях эсимнетами, в других — тиранами.
***
Представление о структуре аттического (и, можно сказать, греческого) общества, которое мы составляем на основании поэтического наследия Солона и других лирических поэтов, находит свое подтверждение в сообщениях «отца истории».
Геродот обозначает высший слой общества терминами εύδαίμονες (I, 196) или, чаще, παχεΐς 71, остальную часть свободного населения — словом δήμος. В общем — это противоположность богатых и бедных, но из рассказа о последствиях победы афинян над бэотянами и халкидянами (V, 77) видно, что παχεΐς — это все же наиболее богатые люди. Геродот сообщает, что афиняне поселили 4000 клерухов на земле халкидских гиппоботов. Гиппоботами, прибавляет автор, назывались богатые (παχεΐς) из халкидян. Поэтому Мищенко по существу был прав, переводя последнюю фразу таким образом: «Гиппоботами назывались крупные халкидские землевладельцы».
Демос восставал иногда против богатых, изгонял их (V, 30), богатые жестоко расправлялись с демосом (VI, 91). Так же как и в Аттике, порою во главе демоса стоит человек, принадлежащий к высшему классу населения, действующий по личным мотивам (VI, 91: Никодром — άνήρ δόκιμος; V, 37 сл.: Аристагор, брат милетског· тирана Гистиэя, советника персидского царя). В борьбе демоса и богатой знати в греческих городах важную роль играют внешние связи (V, 30: изгнанные из Наксоса демосом богачи ищут поддержки в Милете, так как у них были отношения гостеприимства с Гистиэем). Παχεΐς, άριστοι, ανδρες δόκιμοι, δυναστεύοντες — те, которые выделяются своим богатством, происхождением или влиянием в государстве, но это не значит, что все остальное население сплошь бедняки. Неправильно было бы считать, что положение несостоятельных и порабощенных должников,
