Четтан, день четвёртый 2 страница

Но уже спустя минуту я заметил, что вокруг светлеет. С востока наползал синий разгорающийся свет. Добравшись почти до макушки сосны, я огляделся. Острые верхушки соседних деревьев оказались чуть ниже меня.

Небо на востоке постепенно светлело. А потом показался краешек Меара, ослепительный после лесного сумрака, царящего внизу. И вздох облегчения вырвался у меня из груди.

Я не знал, почему запоздал с восходом Меар… или поспешил спрятаться за горизонт Четтан. Я даже не знал — возможно ли это? Выходит — возможно? Что происходит, Смутные дни?!

Но потом я вдруг понял, что сам дал ответ случившемуся. Смутные дни… До них осталось меньше десяти дней. Вот, значит, как это начинается…

Меаром я любоваться не стал. Что я, Меара не видел, что ли? Я только ещё разок взглянул на запад, потому что путь мой лежал именно туда. Я не был уверен, но похоже, впереди лес заканчивался, и снова начинались каменистые пустоши Диких земель.

Ладно. Самое время спускаться и облачаться в магические курткоштаны. И сапоги, склонные менять размер по ноге надевающего…

Одежда в беспорядке валялась у кострища, перекрученная, словно сначала в неё нарядили зверя, а потом зверь самостоятельно выпутывался из рукавов, штанин и складок. Шипя и отмахиваясь от комаров, я потянул на себя одежду. Что-то белое упало в траву, я чуть не наступил. Наполовину влезши в штаны, присмотрелся.

Это был клочок писчей бумаги с парой изумительно ровно выведенных строк. Тут же валялся и орех-чернильница и моё любимое перо, полученное за успехи и прилежание в Джурае двенадцать кругов назад… Я тогда как раз изучал грамоту под началом Тила Длинной Строки. А тот в свою очередь получил когда-то это же перо от Унди Мышатника, упокой тьма его нетрезвую и беспокойную душу. Потом мне пришлось спешно удирать в Лиспенс, как сейчас помню…

Я оторвался от воспоминаний и бережно поднял перо с чернильницей. И только потом — записку. Уж не от Лю-чародея ли весточка?

«Здравствуй, незнакомец! Мы с тобой идём в Каменный лес вместе. Меня зовут Тури и я — оборотень.»

Я застыл с запиской в руке. Вот так вот, значит. Без обиняков, прямо и неприкрыто: «я — оборотень.»

Следующие две минуты я беспрерывно ругался. То, что моя карса — оборотень, не слишком меня поразило. Наверное, я подспудно уже был готов к этой правде. Но вот эта вопиющая беспечность, эта смертельно опасная откровенность — зачем, зачем, зачем? На записку мог наткнуться кто угодно, нечего кивать, что места, мол, безлюдные, нет никого. И тогда нам конец. Тут же. На месте. Потому что раскрытый оборотень — мёртвый оборотень. Путаясь в штанинах, я метнулся к костру, и с испариной на лице глядел, как записка обращается в пепел. Потом, наконец, оделся как положено, натянул сапоги, спрятал перо, чернильницу и рассыпанную бумагу в футляр, а футляр — в мешочек, крепко завязал кожаные тесёмки и упрятал всё на самое дно двумеха. Складывать ещё в свою заплечную сумку — не стал. Зачем? Просто сунул пустую сумку в двумех. Скомкал и сунул. Надоела она мне. Следом уложил всё, что мой отчаянный напарник вытряхнул на траву. Нетерпеливый он какой-то… Как и все карсы.

Карса сидела по ту сторону костра и глядела на меня с обычным холодным выражением. Она казалась умной, но уж слишком себе на уме… как и все кошачьи, независимо от размеров.

— Ну, что… — я запнулся, потому что называть своего спутника «киской» было как-то неловко. — Ну, что, кот драный? Чего ты хотел добиться? Чтобы нас ухлопали Чистые братья?

Карса распахнула красноватую пасть со внушительного размера клыками и протяжно зевнула.

— Дурень вислоухий! — добавил я неуверенно.

Это, впрочем, была неправда. Уши у карсы стояли торчком, как и у всех карс, только пушистые кисточки на кончиках свешивались на дюйм-другой.

— Постарайся больше не совершать подобных глупостей, приятель. Не знаю как тебе, но мне обе моих шкуры ещё дороги. Чего и тебе желаю. А зовут меня… Одинец. И не жди, что я напишу тебе записку.

В общем, я встал и принялся навьючивать сброшенные кое-как пожитки на Ветра. Кстати, а как этот бедняга выдерживает беспрерывный поход? Или он тоже оборотень?

Меча в ножнах снова не оказалось — исчез, словно кусочек сахара в кипятке. Ну что за невезение, снова без меча! Куда их мой спутник девает? Ладно, хоть ножны бережёт… Как, кстати, мы их делить будем? Записочками обмениваться? Или не ломать голову и однажды прихватить их с собой, и, когда в У-Наринне будет совершено всё, чего добивается Лю-чародей, потихоньку дать тягу?

Ну и мысли у меня с утра! Уж не звёзды ли мне голову замутили?

Спустя некоторое время до меня дошло, что место, на котором вчера остановился я перед превращением, и нынешнее место не очень-то отличаются. Собственно, это одно и то же место. За прошедший красный день мы ни на шаг не приблизились к У-Наринне. Даже к джерхову каньону не приблизились. А время ушло.

— Болван ты, братец Тури, — сказал я карсе. — Время-то идёт? Знаешь, что Унди в Джурае говорил, когда нас стража в подземелья тащила? «Раньше сядешь — моложе сбежишь».

Впрочем, до подземелья они нас не дотащили…

Спутник-карса невозмутимо глядел на меня. Поднявшийся Меар метал лучики в начищенные бляшки ошейника, и они сверкали маленькими синими огоньками.

Есть мне не хотелось совершенно — то ли Вулх поохотился во время Четтана, то ли Тури накормил. Спасибо ему, если так. Значит, можно сразу же отправляться в путь. Навёрстывать упущенное. За двоих ехать. Ладно, хоть конь отдохнул…

Я затоптал костёр и вскочил в седло. На запад.

— Вперёд, Ветер!

Краем глаза я заметил, что карса осталась неподвижно сидеть под стройным молодым игольником.

Потом я раза три замечал её в зарослях. Рыжая шкура мелькала впереди, словно тень призрака, и снова бесследно растворялась в окружающем подлеске. Интересно, Вулх тоже чувствует себя в лесу как дома?

Потом я задумался — а как это, «как дома»? Люди так говорят. Но ведь я… ведь мы с Тури не люди. Поэтому у нас нет дома. Или здесь, в диком безлюдном лесу, и есть наш дом?

Я не знал ответа.

Ещё до полудня лес стал редеть. Сосны и игольники становились всё ниже, пока не превратились в молодые пушистые деревца, едва доходящие Ветру до брюха. А потом и вовсе исчезли. Из сухой, местами растрескавшейся земли там и сям торчали острые каменные обломки. Ветер умело и аккуратно огибал их. Правильно, коняга, береги ноги…

Тень передо мной неумолимо укорачивалась, пока вовсе не скорчилась и не уползла под ноги Ветра. Миновал полдень. Меар клонился к западу. Я держал повод левой рукой, а в правой привычно вертел пару метательных шариков. Иногда я оглядывался — карса шныряла неподалёку. Её рыжая шерсть сливалась с каменистой почвой не хуже, чем со старой хвоей подлеска.

У текущего на юг ручья я придержал коня. Соскочил на землю, приблизился к каменному ложу ручья. Уже присел, чтоб зачерпнуть ладонью чистой проточной воды, и тут заметил, что ближний ко мне берег ручья выглядит как-то неправильно. Да и дальний, что в трёх шагах, тоже неправильно.

На дальнем берегу обнажилась малая часть русла, не шире ладони, а на ближнем, восточном, вода немного наползла на берег и текла там, где ещё недавно было сухо. Словно ручей передвинули чуть в сторону.

Некоторое время я тупо соображал, что бы это могло означать, потом вздохнул и решил, что с загадками Диких земель пусть разбирается Лю-чародей, если будет охота. А мне недосуг.

Я напился, сменил воду в мехе, напоил Ветра. Спутник-карса тоже опустил усатую морду к воде и принялся лакать — чуть выше по течению. Ну-ну… Чистюля. Специально обошёл стороной, чтоб не пить ниже. Вельможа, прям, Тьма-перетьма!

И снова потянулись навстречу пустоши, дикие и безлюдные. А какими ещё могут быть пустоши в Диких землях? Дикими и безлюдными. Ну, неприветливыми ещё. Или — продуваемыми всеми ветрами. Кстати, ветер действительно усилился, правда, дул точно в спину, а это не слишком страшно. Из-под ног Ветра дважды вспархивали стайки каменных куропаток, и я на всякий случай перехватил метательные шарики поудобнее. Вскоре куропатки снова веером порскнули из россыпи округлых сероватых валунов, и я с силой метнул шарики в стремительные крылатые тени. Один из шариков нашёл цель и подбитая куропатка, сложив крылья, упала в стороне. Вот и ужин, — обрадовался я. Прицепив добычу к седлу, я отыскал шарики и продолжил путь.

Вообще-то пустоши отнюдь не были пустыми. То и дело я замечал следы диких быков — похоже, здесь обитало большое стадо. Конечно, оно кочевало, потому что в пустошах травоядным нелегко отыскать корм. А раз стадо — значит недалеко ошивались и хищники, вулхи, например. Или фырканы. Непременно — шакалы-падальщики. Птиц всяких пропасть. Изредка попадались на удивление здоровые норы под камнями, уж и не знаю, кто такие отрыл. Вильты, что ли?

Я радовался только одному: что не встречаю следов присутствия человека. Как-то не хотелось мне встречаться с людьми… Из-за моего спутника-карсы. Неосторожен он, по-моему. И, конечно, догадался, что я — тоже оборотень. Интересно, он тоже думал, что оборотней противоположного цикла не существует? Я, вот, был убеждён. Непонятно, правда, с чего. В общем, с людьми мне встречаться совершенно не хотелось. До самой У-Наринны.

Как выяснилось, зря я надеялся. Еле слышно свистнуло лассо, и мои плечи охватила прочная верёвка толщиной с земляного червя. Рывок — я отправился проверять твёрдость окрестных земель.

Земли оказались настолько твёрдыми, что некоторое время после удара я не мог вдохнуть. Лассо прижало руки к бокам, и когда способность двигаться вернулась ко мне, я проворно перевернулся на бок, преодолевая сильное сопротивление натянутой верёвки. Вот он, неведомый враг.

Невысокий человек в одежде из бычьей кожи держал в руках дёргающийся конец лассо. На боку у него висел короткий изогнутый меч без ножен, за спиной торчали из колчана оперённые стрелы, хотя самого лука я не увидел. Наматывая лассо на локоть, человек стремительно приближался ко мне.

И тут во всей красе показал себя вороной. Словно степной вихрь налетел он на врага, сбил с ног, и растоптал копытами. Лассо сразу ослабло и бессильно легло на камни, словно мёртвая змея. Я напрягся, вывернул руку и сумел кое-как освободиться от захвата. Встал, держась за ушибленный бок.

Несколько всадников во весь опор летели ко мне.

Рука сама скользнула в рукав, извлекая гурунарский метательный ножичек. Меч бы… Надо подобрать у затоптанного лассометателя, если своего опять нет.

Я метнулся и сорвал с трупа изогнутый клинок. Обычная варварская железяка, кое-как заточенная, не чета вчерашнему седому хадасцу. Тьма, ну и урод же у меня в спутниках! Такой меч прошляпил куда-то… Где он сам, кстати? Думает помогать, или нет?

Едва всадники приблизились, рыжая молния метнулась из-за камней на переднего варвара и вышибла его из седла. Зацепившись ногой за стремя, человек потащился по камням, воя от боли. Камни вскоре стали окрашиваться красным, а бессвязные крики оборвались. Второй конь, почуяв карсу, шарахнулся в сторону, унося седока, бессмысленно размахивающего мечом.

Осталось трое. Что ж, неплохо, Тури! Спасибо и на том.

Секунду я колебался — вскочить на Ветра, или оставаться на ногах? Остался — наездник из меня неважнецкий. Ветер, словно почувствовав, заржал и обрушился на одного из приблизившихся, пустив в ход зубы и копыта. Лошадки нападавших были ниже и коренастее Ветра. И мой, точнее, наш жеребец оказался для них непосильным противником.

Метнув нож и с удовлетворением убедившись, что он воткнулся в горло варвару, я отскочил с дороги коней и сжал меч. Ветер продолжал наскакивать на пришлых лошадей, и оба уцелевших всадника вынуждены были спешиться. А потом мне на некоторое время стало некогда оглядываться.

Со звоном сшиблись мечи, высекая рыжие, как шкура карсы, искры. Напряглись мускулы и налились глаза. Один против двоих.

Само собой разумеется, фехтовал я лучше. Спасибо тому же Унди Мышатнику… Да и в цехе наёмников я не зря состоял… Чувствовалось, что низким обитателям Диких земель куда привычнее орудовать арканом из засады, чем мечом в честном бою. Впрочем, что значит честный бой? Правильно, это тот, который ты не проиграл. Так говорил Мышатник, и я не припомню, чтобы проигравшие ему возражали…

Одного варвара я обезоружил и сбил с ног, со вторым тоже недолго возился: перерубил ему клинок (Тьма-перетьма, это подобранной-то грубой железякой?) и рубанул поперёк живота. Потом добил первого, пытавшегося швырнуть в меня плохонький ривский кинжал. Кинжал я небрежно отбил мечом.

— Кто ты? — спросил я, но варвар не ответил. И я зарубил его, как козу на бойне.

Пока я возился с этими двумя, карса успешно разобралась с тем, которого понёс конь. Видимо, он умудрился спешиться и поспешил на помощь своим товарищам. Но карса встала у него на пути и… в общем, у меня не возникло особого желания рассматривать то, что от него осталось. Карса сидела неподалёку, вылизывая перепачканную кровью шерсть. На камне рядом с ней виднелись пять параллельных царапин, совсем свежих. Несомненно, след от когтей. М-да. Ну и коготки…

Я вернулся к убитым мною. Вытащил из горла гурунарский нож, тщательно вытер его и вернул на привычное место, под левый рукав. Осмотрел мертвеца. Редкая косматая бородёнка, остекленевшие узкие глаза-щёлочки. Желтоватая, как у хадасцев, кожа. Джерх его знает, кто такой. Карманов на одежде нет, откуда у варваров карманы? На поясе — мешочек с несколькими айетотскими медяками, пара непонятных амулетов да кольцо для меча. Меч такой же паршивый, как и мой. Впрочем, тут же вспомнилось как развалился на части клинок другого моего врага! Я взглянул на свой меч — заточка отнюдь не стала лучше. Но и неизбежных после такой рубки зазубрин на клинке я не нашёл. Странно. Очень странно.

У второго мертвеца не нашлось даже одной монетки. Пожав плечами, я перешёл к третьему, почему-то забыв оглядеться.

В следующий миг под левой лопаткой стало так больно, что я невольно ёкнул и выпрямился. На камень упала оперённая стрела. Клянусь небом, она ударила меня под лопатку, но не смогла пробить колдовской одежды Лю!

Невдалеке ещё один человечек опустил лук и бросился наутёк, к стоящему ещё чуть дальше коню. Тотчас сорвалась с места карса и стремительными прыжками понеслась вдогонку. Предсмертный вопль увенчал её путь — и вопль этот был человеческим.

— Эй, Тури! — заорал я, охнув от боли в спине. — Не сожри его целиком, дай обыскать!

К месту стычки неторопливо возвращался Ветер. Я, пробегая мимо, потрепал его по холке — молодец, конь! Не знаю, кто тебя учил, но ты настоящий боец!

Убитый карсой воин тоже являл собой малоприятное зрелище. Если только вы не любитель луж крови и вывалившихся внутренностей. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять — это главарь. Одежда его была получше, кошель с монетами потяжелее, оружие понадёжнее, а на груди болтался не то оберег, не то медальон-украшение. То есть, болтался он, понятно, раньше, пока хозяин был жив. А теперь просто свисал со сломанной ударом когтистой лапы шеи, и кровь медленно стекала по серебристой цепочке. Медленно-медленно я протянул руку и снял медальон с шеи мертвеца.

Если бы не грубая цепочка, я решил бы, что передо мной изделие хадасских ювелиров. Впрочем, медальон могли, скажем, украсть и уже, потом подвесить к свитой из серебристых колечек незатейливой цепочке.

Тончайшей вязью на поверхность позолоченной пластины был нанесён мастерский рисунок. Чародей в длинном плаще и с коротким жезлом, воздевший руки к небу; не оставалось сомнений, что изображён чародей, не знаю уж почему. А у ног чародея — вулх и карса. И два солнца над ними. Два солнца — и несколько точек-искорок. Несомненно — звёзды.

Я так и уселся на камни. Очень, знаете ли, знакомая картина. Чародей, вулх, карса… звёзды, опять же. Ежу понятно, что это не совпадение. И первая же мысль моя была хоть и странной, но вряд ли беспочвенной.

Чародеев в мире хватает. Глупо считать, что на этой пластине изображён именно Лю. И если Лю стремится в У-Наринну… или посылает туда двух оборотней, вулха и карсу, то остальные вполне могут быть озабочены тем же. А значит, в У-Наринну сейчас идём не только мы. Кстати, добрые ребята с лассо, мечами и стрелами тому достойное подтверждение.

А это значит, что за память придётся платить подороже, чем казалось мне с самого начала.

Я медленно выпрямился и в упор поглядел на карсу. Зверь не обратил на меня ни малейшего внимания. Впрочем, он действовал как нельзя лучше в минуты опасности — чего же ещё желать и требовать? Чтобы он со мной поговорил?

У убитых я больше ничего интересного не нашёл. Оружие их бросил вместе с трупами, только странный меч, перерубающий другие клинки, оставил на поясе. Авось ещё пригодится.

И двинулся дальше на запад. До пересвета оставалось ещё довольно времени, чтоб уйти от этого места подальше.

Ветер послушно устремился к окутанному дымкой горизонту. Лишь ненадолго я задержался у трупа того из врагов, который запутался в стремени и умер как раб, а не как воин, убедился, что ничего интересного к моим находкам не прибавится, и вновь вскочил в седло. Прощайте, незадачливые охотники на одиноких путников, прощайте, кто бы вас не послал. Сегодня не ваш день.

Каньон я увидел незадолго до пересвета. Сначала впереди из дымки проступила неясная серая черта, постепенно становившаяся всё толще и толще, потом почва незаметно сгладилась, валуны пропали, осталась только вылизанная ветрами каменная поверхность, а потом она вдруг резко оборвалась вниз, и Ветер замер на краю пропасти.

Громадный разлом, трещина в теле земли, зияла прямо под нашими ногами. Далеко-далеко внизу виднелось скрытое в вечерней тени дно, а противоположный обрыв отстоял от восточного на добрую четверть мили. Стены каньона были практически отвесными, правда, не гладкими, а слоистыми, испещрёнными трещинами, углублениями, выступами и карнизами, так что ловкий человек, пожалуй, сумел бы и взобраться наверх или спуститься на дно. Но с конём и поклажей эта задача становилась, мягко говоря, трудновыполнимой. Да и без поклажи решиться влезть на такую стену было весьма и весьма трудно. Каньон убегал вправо и влево, на север и юг сколько хватало взгляда.

Карса осторожно подошла к самому краю, заглянула вниз, фыркнула и уселась на кромке камня, словно внизу была не пропасть, а мягкая перина на глубине в полшага. У меня даже голова закружилась, едва я на неё глянул.

Послушный поводьям Ветер отошёл прочь от обрыва. Я соскочил с седла и с опаской приблизился к краю. Правда, ближе чем на шаг мне подходить не захотелось. С детства не люблю высоты.

Что там говорил раб в Запретном городе? Искать Дремлющий мост? Интересно, где? На севере или на юге? Вот ведь загадка!

Я не успел её разгадать — под ногами внезапно дрогнула земля. Не сильно, едва-едва слышно, но я почувствовал. Дрогнула и замерла. Вороной тревожно всхрапнул и дёрнулся; карса дугой выгнула спину, прижала уши и встопорщила усы.

Я поспешно отошёл от края. Землетрясение! Только этого мне и не хватало.

Вообще-то в наших краях землетрясения случаются редко. Вот дальше на юге — другое дело. Но иногда далёкое эхо южных толчков докатывалось и до нас. Не знаю уж, что это такое — отголоски ли войн чародеев или проявление каких-то могучих непознанных сил, но я не люблю землетрясения. Хотя, покажите мне человека (или оборотня), который любит землетрясения? По-моему, таких просто нет.

Не прошло и минуты, как далёкий гул откуда-то с юга стал накатываться, словно штормовая волна. Я с тревогой поглядел налево и вскоре различил слабое облачко пыли, вознёсшееся над горизонтом.

С минуту я озадаченно созерцал растущее облако; вдали, подальше от каньона, оно казалось гуще и плотнее. Правильно перед самым каньоном только камни, пыли там попросту нет…

Карса грациозно протрусила мимо меня и Ветра, направляясь на север. Оглянулась на миг, вопросительно и словно спрашивая: «Ну? Ты идёшь или нет?» И потрусила дальше, постепенно ускоряясь.

Если зверь считает, что нужно удирать, значит… Значит нужно удирать. Зверь всё равно чувствует больше человека.

Я снова поглядел на юг. И наконец понял, что же происходит.

Подземный толчок вспугнул большое стадо диких быков, кочующих по окрестным пустошам. И они сейчас мчатся сюда вдоль каньона.

— Тьма на ваши спины! — выругался я и вскочил в седло. — Давай, Ветер!

И мы помчались. Копыта звонко стучали по камням. Я то и дело оглядывался — стадо было не просто большим. Оно было огромным. Я подпустил быков слишком близко, и теперь видел позади широченную, до самого горизонта дугу. Джерхи, это плохо. Назад в пустоши убраться я уже не успею, а слева… слева каньон. Стадо запросто сбросит меня с обрыва. И тогда — конец. Не спасёт даже то, что я оборотень. Кстати, пересвет уже близок… Тьма, не ко времени, не ко времени вздумалось дрогнуть земле!

Оставалось уповать только на быстрые ноги Ветра.

Мы мчались миля за милей, а каньон всё так же тянулся слева от меня. Быки не приближались — но и не отставали. Без седока Ветер, конечно, сумел бы оторваться. Но со мной и поклажей… Нет. Нереально. Хорошо, хоть карса догадалась удрать.

Хотя, нет, вон она. Ждёт меня. Увидела, и вновь мягко понеслась вперёд.

Быки грохотали позади. Неужели они никогда не устают?

Меар склонился к самому горизонту по ту сторону каньона. Что делать? Что делать, семь джерхов судьбе в печёнку? Ну, Лю-чародей, что же ты медлишь, пошли очередное чудо! Хоть бы в полдень всё произошло… Затопчут, затопчут ведь, пока буду превращаться…

Копыта размеренно стучали по камню. Резко и одиноко. Зато позади отдельные удары сливались в сплошной многоголосый рокот, словно тысячи варваров били в тысячи походных барабанов. Быки продолжали мчаться, обгоняя собственный испуг.

Когда я уже мысленно начал прощаться с жизнью, Ветер вдруг побежал под уклон. Обрыв становился ниже. Я внимательно всмотрелся — уклон тянулся вниз, сколько виделось. Что там, впереди-внизу?

Ветер, словно почувствовав мою надежду, прибавил. Так прибавил, что мы стали медленно отрываться от гигантского стада. Где-то впереди мелькала рыжая спина карсы. Она тоже могла бы уйти в пустоши, если бы напряглась… но не уходила. Спасибо, Тури, ты и в зверином облике сохраняешь кое-какие человеческие черты. А Вулх, сохранит ли их Вулх, когда Меар сядет? Я не знал.

Вскоре я узнал что там, впереди-внизу. Ни много, ни мало, спуск в каньон. Уж не ведаю, рукотворный или природный. Только в обрыве слева от меня постепенно образовался разлом, похожий на полуутопленное в камне русло пересохшей реки, и русло это всё круче загибалось вниз и влево, спускаясь постепенно на дно каньона. И я направил Ветра туда, уверенный, что быки не обратят внимания на ответвление и промчатся вдоль каньона прямо, дальше на север. Карса чуть в стороне уверенно прыгала по камням.

Бедный Ветер заметно устал. То есть, он мог ещё бежать довольно долго, но я чувствовал, что с каждой минутой ему всё труднее будет это делать. К тому же на крутом склоне пришлось замедлиться, чтоб не скатиться вниз, не переломать ноги.

Мы были на середине склона, когда грохот копыт нагоняющего стада стал гораздо громче. Предчувствуя неладное, я оглянулся — быки свернули в каньон, как и я.

— Тьма!!! — истошно завопил я, подгоняя беднягу-Ветра.

Вскоре мы оказались на самом дне каньона. Дальняя стена уходила ввысь, так что рассмотреть край удавалось, только задрав голову к вечернему небу. Впрочем, у меня не было времени особо разглядывать её. Быки ссыпались по склону, не замедляя бега, потому что задние напирали на передних, и тем ничего не оставалось, как ещё ускоряться. Падавших затаптывали.

— Давай, Ветер! — заорал я, немилосердно сжимая тугие конские бока. По дну каньона я поскакал на юг. Карса тенью скользила у самой стены, рассекая синие сумерки.

У меня оставалось совсем мало времени. Небо, ну что мешало мне проскочить поворот там, наверху? Невезение, да и только.

Безудержная гонка продолжалась. Каньон полнился тенью, только далеко вверху светлела широкая полоса неба. Восточная стена постепенно стала такой же высокой, как и западная. А стадо позади меня, конечно же, тоже повернуло на юг, растянувшись от стены до стены, так что не осталось ни малейшей щели, в которую можно было бы проскочить и спастись.

А потом я понял, что времени до превращения совсем мало. И прямо на скаку стал раздеваться. Меч сунул в оружейную сумку; сапоги — в двумех, курткоштаны (пока я их снимал, дважды чуть не сверзился с Ветра на полном скаку) — под ремень. Сидеть нагишом в седле было ещё то удобство, но выбора у меня не оставалось.

— Эй, Тури! — закричал я что есть силы. — Иди сюда!

И замахал рукой.

Не знаю почему, но карса послушалась. Неслышно возникнув из тени, она коротким выверенным прыжком вскочила на круп коню позади меня и прижалась пушистой шубой к моей голой спине.

— Молодец, котяра! — голос мой с трудом перекрывал топот преследующего нас стада. — Меня зовут… Одинец!

Слева, совсем рядом, высилась высоченная стена, в отдалении справа — такая же, по пятам неслась смерть, и только впереди маячило слабое пятнышко спасения, только в скорости оставался шанс.

С этой мыслью я провалился во Тьму, на прощание хлестнув Ветра по ушам, чтоб не вздумал замедлиться.

 

Глава девятая

Четтан, день пятый

 

Меня сильно тряхнуло, и я судорожно вцепилась когтями в седло… тьфу, джерх! Конечно же, я вцепилась в седло не когтями, а пальцами. Меня тряхнуло ещё раз, и я едва не слетела со спины Ветра.

Слева и справа от нас мелькали высоченные и отвесные каменные стены, а по пятам неслась смерть.

Откуда-то я совершенно точно знала, что останавливаться нельзя, что только в скорости наше спасение. Вороной тяжело дышал, но не сбавлял хода. Передо мной поперёк седла безжизненно обвисло тело вулха. Что с ним?!

Вулх неловко шевельнулся, и я поняла, что с ним всё в порядке — просто он пытается не сверзиться с коня. Вулх — не карса, когтями зацепиться ему слабо. Но придержать коня, чтобы дать ему возможность спрыгнуть, я не могла.

Вслед за нами по ущелью волной катилось гулкое эхо — как будто грохот обвала или топот множества ног. Я знала: что-то чудовищное гонится за нами. Что-то огромное, слепое и безжалостное, как разгулявшаяся стихия.

Мой невероятный конь стремительно мчал нас с вулхом вперёд по дну гигантского каньона. Но какая бы магия не текла в его жилах вместе с кровью, он не может бежать бесконечно. Нужно было что-то предпринять. И побыстрее!

Ни ближняя левая стена каньона, ни отстоящая от неё на два полёта стрелы правая не становились ниже. Но впереди обязан быть какой-то выход! Иначе почему мой спутник выбрал эту дорогу?!

Свет только что взошедшего Четтана не достигал дна, и нас окружала тёмно-багровая тень, которая примерно на высоте моей головы постепенно светлела. Через пару минут дикой скачки мне стало казаться, что впереди тень почему-то гуще и чернее.

А ещё через несколько мгновений я поняла, что это не тень, а препятствие, перегородившее нижнюю часть каньона. И мы быстро приближаемся к нему.

Сначала я решила, что путь нам загородила скала, рухнувшая откуда-то сверху и застрявшая между каменных стен ущелья, самую малость не долетев до дна. Но когда Ветер остановился в нескольких шагах перед преградой, я убедилась в том, что она рукотворна.

Неизвестные строители сложили поперёк каньона стену из обтёсанных каменных блоков. Привстав в стременах, я попыталась заглянуть наверх, но стена была как раз такой высоты, что мне был виден лишь каменный бортик. Между стеной и неровным дном каньона был небольшой просвет.

Я спрыгнула с коня и опустилась на корточки перед стеной. Вулх, который оказался на земле в тот же миг, как только ему перестала грозить опасность угодить под копыта жеребца, присоединился ко мне.

Насколько можно было судить, ширина преграды составляла всего несколько шагов. Странная это была стена. Я как-то не могла представить, для чего её здесь построили. Больше всего она походила на мост — но кому нужен мост практически на самом дне ущелья? Может, в стенках каньона выше человеческого роста есть отверстия, и этот бредовый мост их соединяет?

Я выпрямилась. Да нет, отвесные скалы по обе стороны были сплошными. Разве что в них кроется потайной ход… Ага, как же! Потайной ход с ведущим к нему мостом — это что-то вроде штанов из джурайского батиста. Денег стоит немеряно, а задница просвечивает.

Я отбросила бесполезные догадки. Думать было некогда. Земля под ногами слегка подрагивала в такт настигающему нас топоту.

Бешеная скачка дала нам несколько минут форы, но не более того. Неведомая опасность приближалась неумолимо.

Просвет между стеной и дном каньона был невелик. Вулх, конечно, мог проползти под преградой, мне бы тоже удалось протиснуться в щель — хотя идея ползать нагишом по камням меня изрядно возмутила. Но вот Ветер…

Словно почуяв мои мысли, вороной тревожно заржал. Если и был для него путь на ту сторону, то только через верх.

Тьма и трижды Тьма!

Взгляд мой упал на вулха. Его жёсткая и густая шерсть стояла дыбом, уши были плотно прижаты к голове, а хвост поджат, как у испуганной дворняжки. Смутные дни! Да что же такое преследовало нас, способное нагнать страху на свирепого хищника?

Ветер нервно заржал и задёргал головой. Да я и сама с трудом сдерживалась, чтобы не затрястись мелкой дрожью. Колотилось сердце и кровь дробными молоточками стучала в висках. Спаси нас, добрая динна!