Тамара Астафьева (помощница)

Г. Август

 

Паршивый денек!

И вовсе не потому, что с низкого, казалось бы, готового в любой момент придавить к земле неба вот уже вторые сутки, ни на минуту не прекращаясь, моросит мелкий дождик.

И даже не потому, что в промозглом, пропитанном влагой воздухе уже отчетливо ощущается запах тлена, запах надвигающейся осени. А осень (тем паче, зима) – это такая отрава!

И, конечно же, не потому, что закончился безмятежный месячный отпуск и пора «выходить на работу». Заниматься делами. Наживать геморрои. Снова бродить по краю обрыва, рискуя в любой момент сверзиться в пропасть.

Все куда проще.

Просто‑напросто беспричинно паршивый денек.

И отвратное состояние! Черт его разберет, почему…

Вчера, несмотря на мерзопакостную погоду; несмотря на приближение осени; несмотря на то что сознавала: сладостное безделье закончилось, коротенький перерыв подходит к концу и впереди – очередной тайм бесконечного матча по выживанию и борьбе с головными болями… Так вот, несмотря ни на что, вчера все было совсем иначе. Весь день, как после доброй порции чифиря, прошел под знаком отличного настроения и небывалой активности.

Утром вылизывала квартиру и занималась стряпней. После обеда часа три провела сперва в Интернете, потом за телефоном, наводя заключительные штрихи в подготовке к тому, чем должна заниматься с сегодняшнего утра. Потом взяла зонтик, влезла в резиновые сапоги и, плюнув на непогоду, до темноты бродила одна по задворкам села Агалатова. Фанатично месила грязь в расползшихся от дождя, проходимых разве что только для тракторов колеях, окруженных пожнями[21] и огородами, с ностальгической жадностью разглядывала с исподу беспечную и размеренную деревенскую жизнь и пыталась представить себя в этой жизни. Пока не пришла к однозначному выводу: «Бесполезняк. Найти себе место я здесь не смогла бы. Ведь и размеренность, и беспечность – это только лубочная картинка. Хоть и размытая нынче ненастной погодой, но даже в яркий солнечный день все равно лишь нарядная декорация, скрывающая за собой полнейшую безнадегу – адский крестьянский труд и свои деревенские головняки и непонятки. Никакой беспечностью здесь и не пахнет. А размеренность – читай: та же скука, тоска, часто окрашенная, как сегодня, в черно‑белые тона, когда, кроме работы, на выбор – лишь старенький телевизор или бутылка водяры. А в перспективе…

Нет никаких перспектив! Нет никаких красок! Никакого просвета!

Нет!!!

Лучше уж постоянно ходить по лезвию бритвы. Пьянея от адреналина в крови. Как на войне, чуть ли не ежедневно рисковать жизнью. Лучше опять топтать зону. Все, что угодно, но только не добровольное заточение в такой “ деревенской тиши”. Непривычному человеку съехать с катушек здесь – плевое дело».

Но даже окружающий мрачный ландшафт, угнетающее безлюдье, гнилостный дух беспросветности, который с упорством мазохистки впитывала в себя уже два с половиной часа, не испортили настроения. Надышавшись вволю свежим воздухом, легла спать пораньше в отличном расположении духа. А сегодня, еще не успев даже толком проснуться, уже поняла, что предстоит…

…паршивый денек.

Но все‑таки почему, черт побери?!!

Просто, как это бывает порой, встала не с той ноги?

Или это отвратное настроение вызвано трепетом перед неведомым («А вдруг не справлюсь и закосячу всю эту бранжу [22], что мне доверили?») – ведь предстоит заниматься тем, к чему не подходила раньше и близко? Нет, какой может быть, к дьяволу, трепет?!! Раньше – всегда с блеском в глазах вписывалась во что‑нибудь новое, радовалась тому, что предстоят свежие ощущения, что проверю себя в чем‑то еще неизведанном. Так почему же сейчас должно быть по‑другому?

А может быть, это предчувствие? Но ведь в дурные предчувствия не верила никогда…

Нет, причина может быть только одна: то, что сегодня попросту…

…беспричинно паршивый денек.

И отвратное настроение! Черт его разберет, почему…

 

* * *

 

– Если это и правда, и она – та самая лялька, что забила нам стрелку, то я готов подписаться под тем, что жизнь порой преподносит не только неприятные сюрпризы, – рассуждал толстый парень лет двадцати с редким именем Аристарх и ник‑нэймом «Лэрд»[23], которое, как он ни пытался, изменить на более благозвучное «Лорд» ни в какую не удавалось. Все знакомые Аристарха единодушно сходились во мнении, что тот – круглолицый, курносый, с черными, будто у негра, курчавыми волосами, всегда неопрятно одетый в видавшее виды тряпье, отрытое на раскладушках старьевщиков, – похож скорее на полинезийца с острова Кауаи, нежели на британского аристократа. Спорить было бессмысленно и приходилось смиряться. Сало, так сало. Главное, чтобы побольше было масла в голове.

Лэрд и его приятель и полный единомышленник Дрюкер[24] вот уже двадцать минут сидели в старой «копейке», припаркованной напротив метро «Пионерская», где еще вчера днем забили стрелу со странной девицей, два дня назад отправившей в один из питерских чатов забавное сообщение: «Ищу кого‑нибудь, кто взломает защиту ZIP’а. Хорошо заплачу. Отзовитесь. Тамара».

Аристарх, как раз в это время надумавший в поисках новых знакомств прогуляться по нескольким чатам, надменно хмыкнул, еще раз перечитал сообщение и развлечения ради решил отозваться:

«Здорово. Я Лэрд. Тамара, ты ищешь не там, где надо искать. На хорошего хакера, который мог бы помочь тебе в твоем деле, ты здесь не наткнешься. Если они с кем и общаются, то только между собой, а посещать подобные “клубы” – удар по их самолюбию. Я – исключение. Тебе повезло, что мы с тобой сейчас пересеклись. Так что у тебя там за зип? Какой тип защиты? Ты что‑нибудь в этом соображаешь?»

В одной из двух рамок, на которые было разделено окно чата, сразу же высветилась емкая фраза:

«Да ни хрена! Если б соображала, справилась бы сама».

«А какими цифрами выражается это расплывчатое “хорошо заплачу”? – быстро набрал на клавиатуре Лэрд. – Или ты еще и сама не определила? Кстати, Тамара – это твой ник?»

«Меня так зовут, – неопределенно ответила собеседница. – А насчет “хорошо заплачу” не беспокойся. Действительно хорошо, но лишь по конечному результату. Если возьмешься за эту работу, о фишках конкретно договоримся при встрече. Еще есть вопросы?»

«Ты симпатичная?»

«Смотря на чей вкус. Лысая, с большим бампером, кривыми ногами и склочным характером… Лэрд, давай ближе к делу. Ты берешься за эту работу? Или готов мне кого‑нибудь порекомендовать?»

Аристарх размышлял не дольше секунды.

«Я все сделаю сам», – стремительно пробежал он пальцами по клавиатуре.

И подумал при этом, что раньше уже нарывался на неприятности из‑за чрезмерной самоуверенности и склонности к авантюризму. Вот и сейчас, уверяя свою собеседницу в том, что «все сделает сам», он был совсем не уверен, что действительно сделает. Все зависело от того, насколько надежна программа (или даже две‑три программы, если придется иметь дело с многоуровневой защитой) и хватит ли этого самого lard ’а в башке, чтобы понять алгоритм шифрования и, пользуясь этим, изготовить отмычку – написать крак. И сколько на это уйдет времени? Час? Сутки? Неделя? Вся жизнь? И вообще, что из себя представляет эта Тамара? Обычная несмышленая баба «с большим бампером, кривыми ногами и склочным характером», как себя описала? Или под таким псевдонимом выступает какая‑нибудь бандитская кодла, неумолимая и скорая на расправу с теми, кто не справляется со взятыми на себя обязательствами?

«Нет, бандиты – навряд ли. Какими бы они ни были деревянными, но размещать в обычном чате подобное объявление не стали бы», – успел прийти к выводу Лэрд, прежде чем его пальцы автоматически пробежались по клавиатуре:

«Тамара, ты прочла мой ответ? Если прочла, почему замолчала? Готова встретиться?»

«Да. Оставь номер своего телефона».

«Лучше ты».

«У меня его нет, – высветилось в нижней рамке окна. – Я живу в области. А общаюсь с тобой сейчас из Интернет‑кафе. Гони телефон. Или прощаемся».

«Подожди. – Аристарх даже вспотел. Он понимал, что влезает в очередную заморочку. Но ему были очень нужны деньги. И он, сокрушенно вздохнув, напечатал свой номер. – …Звони только днем. По ночам я в сети, не пробьешься».

«Лады, парень. Тогда до завтра. У меня все. До свидания».

«Пока».

…Лэрд был почти уверен, что никакая Тамара больше о нем и не вспомнит. Все, что они обсуждали в чат‑руме – простая пустышка.

Но она позвонила, как обещала, на следующий день. И у нее оказался приятный, низкий и чуть глуховатый голос.

– Привет, Лэрд. – Тамара придала этой коротенькой фразе легкую вопросительную интонацию (мол, с тем ли я сейчас разговариваю, с кем хотела?)

«С тем. Ты не ошиблась, подружка». – Аристарх постарался представить, как выглядит эта девица. Хоть приблизительно, определить по голосу, сколько ей лет. Не получилось. Единственное, в чем он не сомневался, так это в том, что она вовсе не лысая и не с кривыми ногами. Иначе настолько убийственно не описала бы себя. И, наверное, не с таким уж и склочным характером. Впрочем, сомнений в том, что сам характер присутствует, не было.

«И, похоже, потверже, чем у меня», – самокритично отметил Лэрд. А вслух произнес:

– Привет. Как дела?

– У прокурора дела. У меня геморрои. Скажи, Лэрд, как мне тебя называть? У тебя есть нормальное имя?

– Аристарх.

– Я серьезно, приятель. – В тоне Тамары проскользнуло легкое раздражение.

– Я тоже, – вздохнул ее собеседник. – Понимаю, поверить непросто, но именно это записано в паспорте. Спасибо родителям. Они решили назвать меня так в честь прапрадеда. Как только в детстве из‑за этого проклятого…

– Хорошо, верю, – перебила Тамара. – А воспоминаниями детства делись со своими подружками. Мне это неинтересно. Что со взломом защиты? Берешься? Не передумал?

– Не передумал, – уверенно ответил Лэрд.

– Справишься?

– Справлюсь.

– Сколько тебе нужно времени?

Аристарх на вопрос не ответил. Лишь, держа возле уха телефонную трубку, молча пожал плечами. И Тамара, словно разглядев по телефонному кабелю этот неуверенный жест, произнесла:

– Да, понимаю. Задала дурацкий вопрос. Сам Господь Бог не может ответить, пока не пороется в этой проклятой защите. Ладно, у меня нет времени на болтовню. Порасспрашиваю тебя завтра при встрече. Где и когда? Для меня удобнее утром.

– Для меня тоже, – промямлил Лэрд. И, состроив гримасу сидевшему рядом и прислушивающемуся к разговору Дрюкеру, сокрушенно покачал головой: «Ну и коза! Даже через телефон такие прут флюиды, что не по себе. Сильная девочка. Таким нелегко угодить, но такие зато и не привыкли скупиться». – Давай в десять утра у метро «Пионерская». Только я приду не один. Дело в том, что мы с моим другом работаем в паре…

– Да, понимаю, – опять не дала закончить фразу Тамара. – В паре, так в паре. Мне это до лампы. Как зовут твоего компаньона?

– Дрюкер.

– По‑человечески?

– Влад.

– Хорошо. Я буду на черной «Ауди». Записывай номер.

– Запомню.

– Well… Не опаздывайте. До завтра.

Повесив трубку, Лэрд состроил Дрюкеру очередную гримасу и опять покачал головой: «Конкретная девочка! Мне она нравится!»

…Но когда эта девочка эффектно выпорхнула из «А‑шестой», остановившейся у обочины метрах в пятидесяти впереди его «Жигуля», у Аристарха аж перехватило дыхание. И он в который раз в жизни пожалел, что родители, кроме дурацкого имени, наградили его еще и маленькими ростом. Этой девице он был по плечо.

Платиновая блондинка лет двадцати с длинными, туго стянутыми в хвост на затылке волосами нажала кнопочку на брелке сигнализации, и «Ауди» коротко вякнул, провожая хозяйку. Не обращая внимания на дождь, она неспешно направилась к ряду лотков, с которых торговали мороженым. В кожаной куртке‑косухе, джинсах, плотно обтягивающих аппетитную попку, и в мягких, как мокасины, коричневых замшевых «казаках» она выглядела не просто эффектно, а стильно. Добавить бы к ее гардеробу широкий кожаный пояс с двумя револьверами, и эта девочка вполне могла бы рекламировать «Вагон Виллс» или «Ливайс». Вслед ей оборачивались. Она же плевать хотела на всех. Купила мороженое и, словно по подиуму, пошагала обратно к своей «А‑шестой».

– Явилась раньше на десять минут, – негромко констатировал Лэрд. – И, похоже, одна. Уж слишком беспечна.

– А с чего бы ей не быть беспечной? – Дрюкер громко высморкался в носовой (грязнее некуда) платок, потом закурил сигарету. – И с чего бы ей быть не одной? Опять играешь в Джеймса Бонда? Почему ты решил, что эта красотка может быть какой‑то подставой? Сдались мы кому‑то! Не стоим даже того, чтобы ради нас гонять сюда эту блестящую тачку. А девка, скорее всего, – какая‑то «папина дочка», тиснувшая у своего бойфренда зип и подозревающая, что он хранит на нем телефоны своих любовниц. Только‑то и всего. Ни один, даже самый дешевый, шпион или бандюга к нам бы не обратился. У них есть свои кадры. И так мы из‑за твоих фантазий приперлись сюда на полчаса раньше. Давай, Аристарх, шевели толстой задницей, иди знакомиться. И постарайся раскрутить ее хоть на сотню аванса…

С авансом сразу не получилось.

– Перетопчетесь, господа, – спокойно отрезала Тамара через десять минут, когда Дрюкер и Лэрд устроились на заднем сиденье ее иномарки и первым делом завели разговор о «хороших деньгах», о которых клиентка заикнулась в чат‑руме два дня назад. – Если вы голодаете, пошли в магазин, куплю вам колбасы. Если вам нечем заправить ваше корыто, то ездите на трамваях. А еще лучше, сидите безвылазно дома и ломайте защиту. Чем скорее справитесь с этой работой, тем лучше для вас. Повторяю: плачу по результату и плачу хорошо.

– Понятно, – пробубнил Аристарх и достал из кармана пачку «Норд Стара». – Можно?

– Кури.

– Спасибо… Но я так и не услышал хоть что‑то конкретное. Сколько?

– Пять штук.

– Рублей?!!

– Идиот, – обидно ухмыльнулась Тамара. – Держишь меня за дешевку? Пять тысяч баксов плюс бонус за срочность. Управитесь за неделю – умножаю ваш гонорар на два; за две недели – на полтора. Надеюсь, что с арифметикой у вас все в порядке?

– И все же… – решил вмешаться в разговор до сих пор скромно помалкивавший Дрюкер. Ему очень хотелось пива, а в кармане лежали лишь две монетки – пять рублей и десять копеек. Какое тут пиво! – И все же…

– Еще одно условие, парни, – Тамара словно и не услышала Влада. – Все время, пока будете работать с дискетой, я должна находиться при вас. Не хочу, чтобы вы подменили ее, и я оказалась бы с нулем…

– Скопируем ее трек в трек к себе в базу и сразу вернем, – в свою очередь перебил клиентку Лэрд (он не сомневался в том, что эта манерная фифа – уже его клиентка, и ощущал у себя в кармане тепло от десяти штук «зеленых», которые она посулила). – Или ты опасаешься, что если пробьемся к той информации, что заложена там, то используем ее для себя?

– Вы ничего не используете, – спокойно процедила Тамара. – У вас, может быть, и достанет масла в мозгах на то, чтобы кракнуть защиту, но, я надеюсь, хватит его и на то, чтобы не совать нос в ту канитель, которую вам лучше обходить стороной. Ну а коли все же полезете, то все равно ни черта не поймете. Впрочем, не мне копать вам лежанку, если окажетесь чересчур любопытными… Так как, добазарились? У вас есть еще время, чтоб передумать. Отказаться и убираться к чертям!

– До‑го‑во‑рились, – выдавил из себя Аристарх. Эта белобрысая бестия его откровенно пугала. Но десять штук баксов! Да и к тому же он был почти стопудово уверен, что Тамара просто гнет перед ними понты. Никакая она не крутая, хотя и выглядит на все сто.

«Проверить бы, как она поведет себя со мною в кроватке. Супер бы, только с такой бабой ложиться – все равно что с гюрзой. Хватит и денег».

– Что же, договорились, значит, договорились, – впервые обозначила на мордашке некое подобие улыбки Тамара. – Отправляемся к вам, вы копируете зип… как вы там это назвали?

– Трек в трек.

– Именно так. И я жду результатов. Гольё[25] за вашу работу готово, получите сразу, как только я смогу считать с зипа информацию. Насчет последствий излишнего любопытства вы предупреждены. Что‑нибудь упустила?

– Вроде бы нет, – неуверенно промямлил Лэрд. – И все‑таки насчет аванса… Может быть…

– Да подавись! – Тамара достала из сумочки пухлый лопатник и буквально швырнула Аристарху в лицо две пятисотрублевые бумажки. – Не дай бог, потратите их на бухалово. Разберетесь с дискетой, – потом хоть упейтесь, хоть сдохните. А сейчас я буду звонить – проверять вас – по несколько раз на дню. И упаси вас Господь, если мне вдруг покажется, что вы не работаете, а занимаетесь какой‑нибудь лабудой! Ты меня понял, «свинячье сало»? – уперлась она взглядом в Аристарха. И тот, судорожно засовывая деньги в карман, подумал: «Стервоза! Знает, как переводится мой ник‑нэйм. И все равно хамит. По сути, после подобного не мешало бы швырнуть ей эти две пятихатки обратно и сказать: “Я не на паперти. И пришел сюда не за милостыней, а за работой. Но если ты решила вести себя так, то извиняй, любезная барышня. Поищи себе других исполнителей”. И гордо свалить. Так поступил бы любой настоящий мужчина… Но я, должно быть, не настоящий, если эта белобрысая тварь меня гипнотизирует своим прищуренным взглядом как удав кролика. Сто лет назад было в моде понятие “магнетизм”. И энергию этой Тамары иначе не назовешь. Страшная баба. И я еще помыслил о том, что неплохо бы заняться с ней сексом! Да безобиднее трахаться с циркулярной пилой!»

– Вы довольны, ребята? Тогда поехали к вам. Скопируете дискету, я уезжаю домой и жду. Вы пашете. И не забываете про бонус. Вперед?

– Вперед, – вздохнул Аристарх, открывая дверцу. У него было такое ощущение, что его оплевали, а он лишь украдкой утерся и делает вид, что ничего такого и не произошло. – Пристраивайся за моим «Жигулем». Я поеду потише, чтобы ты не отстала. Здесь всего два квартала.

– Да гони хоть как сумасшедший, – презрительно усмехнулась Тамара, – все равно не отстану.

Она дождалась, пока Лэрд и Дрюкер вылезут из машины, автоматически хлопнула себя по карману, где лежал зип, и подумала, что паршивый денек в сущности не такой уж и паршивый. Во всяком случае, все, что планировала на утро, пока исполняется без каких‑либо напрягов. С защитой зипа начнут работать уже сегодня. Неясно правда, что из этого выйдет. Каких‑то уж больно невзрачных наняла она исполнителей. Внешний вид, как говорится, абсолютно не внушает доверия. Не такими она представляла себе хакеров…

Бежевая «копейка» медленно проползла мимо «Ауди» и Тамара тронулась следом за ней.

«…Нет, не такими. Не внушают эти два дефективных доверия. Как бы не учинили мне, ветошной, какой‑нибудь маракеш. Но где искать кого‑нибудь надежнее их?

Черт их побери!!!»

Нет, все‑таки очень паршивый денек! И отвратное настроение.

Может, действительно, из‑за какого‑то дурного предчувствия. Но ведь в дурные предчувствия Тамара не верила никогда.

 

Герда

 

С той памятной ночи, когда мы с Дианой сорвались из Новомосковска, оставив за спиной, ни много ни мало, шестнадцать жмуров, все срасталось для нас так беспроблемно, как это бывает разве что на последних страницах криминального чтива со счастливым концом. Вот только и я, и Диана – не блаженные ж дуры – понимали, что для нас это все не конец, а только начало… Ну, продолжение… Позади оставили многое, впереди – больше в тысячу крат. Мы прошли всего‑навсего первый круг Дантова ада, и перед тем, как вступить во второй, наша жадная на послабления жизнь нежданно расщедрилась и отщипнула для нас короткую, но, несомненно, заслуженную передышку.

Все – как нельзя лучше. Все – супер. Все – гладко и сладко. Навечно бы так!

…Еще в Новомосковске Дину‑Ди за рулем «Форда‑Транзита» сменил Андрей, и лишь один‑единственный раз перед Тулой его тормознули легавые, лениво проверили документы, а на нас, затаившихся в темном салоне, вообще не обратили никакого внимания. В Туле «Транзит» был оставлен на стоянке, а мы втроем, потратив на ожидание всего сорок минут, удачно вписались в подвернувшийся во внеурочное время питерский поезд.

За себя – с документами на Викторию Энглер – я тогда не беспокоилась, за Андрея – тем более, но вот беспаспортная Диана… А ведь у нас на троих из багажа была лишь одна полупустая спортивная сумка. На фоне нагруженных неподъемными сидорами и реечными ящиками с фруктами загорелых курортников мы бросались в глаза, будто нудисты в мечети во время намаза.

Короче, до первого мусора.

Но, как ни странно, ни на одного легаша на питерской платформе мы не наткнулись, а потом растворились в толпе и уже через двадцать минут беззаботно обедали в одном из многочисленных ресторанчиков, каких теперь много в узких улочках, примыкающих к Лиговскому проспекту.

– Через полчаса к нам подъедет один человек, – переговорив с кем‑то по телефону, сообщил Андрей. – Он отвезет вас на квартиру. Это за городом. Там вас никто не побеспокоит. Удобства все. С деньгами, насколько я знаю, у тебя полный порядок, – коротко глянул он на меня. – С документами тоже. Дине‑Ди ксиву выправим за несколько дней. Как бы ты пожелала, чтобы тебя звали? – Теперь уже взгляд на Диану, и куда более долгий, нежели на меня. Немудрено. Этот кобель начал аккуратненько подкатывать к ней бейцалы[26], еще когда мы ехали в поезде. Дина‑Ди терпела, даже поддерживала разговор, но никаких авансов красавчик Андрюша от нее пока так и не получил. – Выбирай фамилию, имя…

– Как ее будут звать, выбирает здесь не она, – отчеканила я, решившая этот вопрос еще накануне. – И не ты, дорогой Андрюша. У тебя есть автомат[27]?

Он лишь состроил удивленную рожу, но не ответил ни слова. Протянул через стол дешевую ручку и принялся внимательно наблюдать за тем, как я карябаю на салфетке печатными буквами: «Астафьева Тамара Андреевна, рожд. 20 декабря 1977 г. место рожд. Череповец».

– Вот это все должно быть в ее ксиве, – протянула я салфетку Андрею. – Предупреждаю: могут возникнуть проблемы. Девочка с этими данными в розыске как пропавшая без вести с лета девяносто второго. Но этот вопрос твои люди, надеюсь, уладят. Забашляют легавым побольше, и все… Не облажайся, Андрюша. Покажи девочкам, насколько ты крут. Мне очень важно, чтобы в паспорте у Дианы было записано именно это, один к одному, – одарила я ошарашенного Андрея самой ослепительной из улыбок, какими только владела. – Справишься, правда?

– Все будет о’кей, Тамара Астафьева, – улыбнулся он мне в ответ. – Справлюсь. Я отвечаю…

Это был один из тех редких случаев, когда Андрей пообещал и выполнил свое обещание. Ровно через неделю Дина‑Ди со счастливым блеском в глазах разглядывала свой новый паспорт и водительское удостоверение. У меня – вернее, у Виктории Энглер – права уже были.

– Теперь дело за малым. Не хватает машины, – многозначительно заметила я. – Слышишь, Андрей?

Он слышал. А потом с глупой улыбочкой долго качал головой и наконец произнес:

– Ну ты и наглющая! Хм… Хорошо, пригоню вам «восьмерку».

– Приличную иномарку. Новье, – выдвинула я условие, и меня сразу же поддержала Диана:

– «А‑6» или «А‑8». На крайняк сойдет «седьмой» «БМВ» или «Мерин». Не старше года.

– Вы рехнулись! – Андрей непроизвольно отодвинулся от нас, как от двух прокаженных. – Да такая лайба стоит в лучшем случае полсотни штук! Девчонки, вы хоть представляете, во что мне обошлось дернуть вас с зоны?

– Я даже не представляю, – состроила хитрую улыбочку я, – с каким процентом ты вернешь себе эти фишки, когда я вместо Крошки заполучу наследство Богданова. И сколько ты потеряешь, если в самый последний момент я запорю какой‑нибудь левый косяк. Или, к примеру, если мы с нашими новыми ксивами решим рвануть отсюда куда‑нибудь на Дальний Восток и начать там новую честную жизнь. Так заштрихуемся[28], что вовек нас не найдешь… Андрюша, я не желаю тебя мастырить[29] и тем более брать на понты, – продолжила я, выдержав паузу и с удовольствием наблюдая за тем, какую кислую рожу скорчил Андрей. – Просто напоминаю, что мне беспроблемно устроить тебе большой маракеш[30]. А еще напоминаю, что если я взяла на себя какие‑то обязательства, то выполнить их мне помешают лишь форс‑мажорные обстоятельства. Своим словом я дорожу, и хотя никакого слова не давала, все равно считаю необходимым помочь тебе в той афере с наследством, что ты замутил. Так что можешь спать спокойно и считать, что разговор о машине был обычной бодягой. Не надо нам ничего, перетопчемся. А я с тобой – до конца. Если, конечно, ты сам вдруг не выкинешь какой‑нибудь фортель, который мне не понравится. Вот такие дела, дорогой…

Уж не знаю, поверил он мне или нет, но только через два дня, возвращаясь из леса, мы с Дианой обнаружили у подъезда блестящую «А‑шестую» и грустного Андрея возле нее – ключ от квартиры мы у него отобрали еще неделю назад.

– Где вас носит? Я здесь болтаюсь уже три часа, – устало вздохнул он и протянул мне техпаспорт и ключи от машины с брелоком сигнализации.

– Грибы искали. Смотри, полный пакет. – Я заглянула в техпаспорт. «Ауди» выпуска 98‑го года был зарегистрирован на Викторию Карловну Энглер. – Ты лапка. Спасибо, – только и смогла сказать я и, кажется, впервые в жизни позволила себе поцеловать Андрея в небритую щеку. – Пошли жарить грибы, дорогой. И улыбнись, не будь таким букой.

Весь вечер Андрей опять подкатывался к Диане, та снова строила из себя недотрогу, торчала возле плиты, потом на скорую руку перекусила и вообще свалила, сославшись на то, что ей невтерпеж прокатиться на новой машинке. Андрюшу мне в этот момент было по‑человечески жалко, но я благоразумно заняла позицию стороннего наблюдателя, подозревая, что стервоза Диана замутила какую‑то оперу. И не ошиблась.

Мы уже успели попить кофе.

Я уже успела выведать у Андрея, что через месяц нам вдвоем предстоит поездка в Гибралтар, где я должна начать играть роль дочери Василия Сергеевича Богданова и в одной из юридических фирм оформить права на наследство.

Андрей уже успел вызвать для себя из Петербурга такси…

…когда, наконец, вернулась Диана. С туго набитым пакетом, сквозь который отчетливо обрисовывались контуры нескольких бутылок.

– Вот, по пути прикупила пивка. И мартини, – Дина‑Ди осторожно опустила на пол звякнувший пакет. – Хорошая тачка. Один к одному то, что нужно. Грех ее не обмыть. Так что впереди у нас скромненький разгуляй. Не торчать же нам здесь насухую целыми днями. Правда, Андрюша? – бросила она заговорщицкий взгляд на Андрея.

– Я пас. – Каких же усилий ему стоили эти два коротеньких слова! – Я уже вызвал мотор. Сейчас приедет.

– Как приедет, так и уедет. – Диана деловито выгружала на стол содержимое пакета: шесть бутылок пива «Холстен», мартини, «Посольскую» водку, две литровых коробочки сока, пять пакетиков чипсов и…

…две пачки презервативов «Протектор».

Я потухла.

Андрей похотливо сглотнул.

Такси пришлось возвращаться из Агалатова без пассажира.

…Почти всю ночь я провела без сна. Не в пример даже советским «хрущевкам» межкомнатные стены финского дома оказались такими, что не потребовалась бы и алюминиевая миска, чтобы разобрать каждое слово, каждый шорох, каждое действие, что происходило в Дианиной комнате. А оттягивались там далеко не по‑детски.

Совсем не по‑детски!!!

Я лежала в кровати, слушала, дополняла услышанное зримыми образами, мастурбировала и с трудом перебарывала себя, чтобы не плюнуть на все условности хорошего тона и не отправиться к этой парочке в гости: «Извините, ребята, но больше я не могу. У меня позади сто миллионов лет воздержания. Можно к вам третьей?» В тот момент меня, если бы пожелал, без вопросов взял бы хоть гоблин, хоть карлик, хоть самый последний урод из Кунсткамеры. Только было бы чем. Слушая шоу за стенкой, я сама себя раздрочила настолько, что у меня уже начала съезжать крыша.

Все закончилось тем, что, не выдержав танталовых мук, я вылезла из постели, воткнула в магнитофон кассету с какой‑то тягучей изжогой, уселась за стол и принялась в одну харю хлестать «Посольскую» и мартини. Закусывая чипсами. И прямо из картонной коробочки запивая все это апельсиновым соком.

О том, как вновь оказалась в постели, у меня остались лишь смутные воспоминания. Впервые в жизни я так налимонилась. И впервые на следующий день испытала на собственном опыте, что такое похмелье. Когда голова напоминает футбольный мяч, который пинают ногами два десятка здоровенных жлобов; когда при одном виде даже пустой пивной бутылки нестерпимо тянет на элеватор[31], чтобы уже, наверное, в тысячный раз порычать в батискаф[32]; когда мысль о том, что еще когда‑нибудь в жизни получится проглотить хоть ничтожный кусочек какой‑нибудь пищи, кажется бредом. Когда поверить в то, что «И это пройдет»[33], невозможно…

Андрей слился в Питер рано утром.

Дина‑Ди с видом нашкодившей кошки затаилась на кухне, изредка заглядывая ко мне посмотреть, не откинула ли я хвост.

Я же пластом лежала на кровати и мечтала лишь об одном: «Скорее бы сдохнуть!»

Кошмар начал отпускать ближе к вечеру. Для начала я выпила крепкого чая. Диана заставила меня съесть бутерброд. Потом помогла одеться, расчесала мне волосы и потащила на улицу. Под моросящий, по‑осеннему холодный дождик.

– Оно и к лучшему, – виновато заглядывала она мне в глаза. – Замерзнешь, промокнешь – голова сразу пройдет.

– Уже прошла. Дина, этот кобель сегодня опять пригребет к тебе на ночь?

– Сегодня нет. Но на днях обещал.

– Предупреди заранее, – попросила я. – Я на ночь сниму себе номер в какой‑нибудь затрапезной гостинице.

– Даже не думай! Мы уйдем сами… Гердочка‑Герда, ты только, пожалуйста, не посчитай, – вдруг начала оправдываться Диана, – что сегодняшней ночью я расплачивалась за ксиву и машину. Никогда‑никогда не продала бы себя даже за миллион. Но ведь я обычная баба, из крови и плоти, которая не была с мужиком уже больше трех лет. А мне нужны мужские гормоны, мне нужен самец. Вот я его и заполучила. Но ни в каком другом плане, кроме животного секса, этот Андрей меня не вставляет.

– Я понимаю. И не бери больше в голову. Забыли, – улыбнулась я. Похмелье, не выдержав дождика, окончательно отпустило меня. – Кстати, у меня ведь такие же проблемы. Ну, те, что ты решала сегодня ночью. Вот только со мной все гораздо сложнее, – вздохнула я…

…и этим же вечером впервые набрала заветный номер диспетчера Ласковой Смерти.

– Да. Отвечайте. Вас слушают, – после первого же гудка проскрипел старческий голос. А я даже вспотела от напряжения, пока произносила короткую, заранее отрепетированную фразу.

– Это Герда. Надеюсь, Олег меня еще не забыл. Я очень хочу, чтобы он позвонил мне в Санкт‑Петербург. – Я продиктовала номер своего сотового телефона. – Вы записали?

– Да, записал. – Для контроля старческий голос повторил номер. Все верно. – Я передам.

– Спасибо. – Сказать «до свидания» я не успела. Старик отключился. Весь разговор не занял и тридцати секунд.

Сутки я провела, как на иголках. Вторую ночь почти не спала, боясь не услышать сигнал своей «Нокии», хотя положила ее у самого уха. Потом целый день металась по тесной квартире с трубкой в руке, не в состоянии отвлечься хоть на какое‑то дело. Взялась стряпать пиццу с грибами – бросила к черту! Решила пришить уже несколько дней болтавшуюся на одной нитке пуговицу на блузке – сразу воткнула в палец иглу. Хотела привести в божеский вид свои ногти – так и не отыскала запропастившийся куда‑то маникюрный набор.

Дина‑Ди звала покататься на «Ауди»:

– Найдем какую‑нибудь пустынную дорогу, сядешь за руль и для начала поучишься трогаться с места и не ездить по синусоиде, – соблазняла она. – Это будет первым уроком. Надо ж тебе научиться водить. А то что же это такое: права на кармане, машина под окнами, а сама даже не знает, где педаль газа?!

– Внизу, – раздраженно отмахивалась я. – Диана, отвянь. Не сегодня.

А у самой в голове свербила единственная (но до чего же болезненная!) мысль:

«А вдруг он не позвонит?!! Вдруг я ему абсолютно до лампочки?!! Тьфу, какая‑то Герда! Да таких герд у этого мачо…»

Он позвонил, когда я утратила уже последние крохи надежды.

– Вика, привет.

Я сразу же узнала его голос. И я не поверила, что это, действительно, он. Откуда ему было знать мое новое имя?

И все‑таки голос…

– Олег? – прошептала я в трубку. – Откуда ты знаешь, что Вика?

– Я просто интересовался, как ты. Заодно узнал твое имя. – Он разумно не произнес: «твое новое имя». – Это мне не составило никакого труда.

«Олег интересовался, как я! Он меня не забыл! Я ему не до лампочки!» – У меня сладко заныло где‑то внизу живота.

– Извини, что звоню только сейчас, но со вчерашнего вечера было никак. Забот полон рот. У тебя какие‑то проблемы, малышка?

– Проблема в одном. – Емкую формулировку этой проблемы я составила еще вчера и за сутки прогнала ее в памяти, наверное, тысячу раз. – Так вот, моя единственная проблема в том, что все эти дни я прожила с единственной мыслью в своей несуразной башке, и все остальное – хоть всемирный потоп, хоть конец света – мне по боку. Эта мысль въелась мне и в сознание, и в печенки, и в душу. Она пропитала меня насквозь. Она не дает мне заснуть. Она не дает мне общаться с людьми, не позволяет подумать о деле. Она не дает мне жить, черт побери! Знаешь, что это за мысль?

– Знаю.

– Ну и?

– «Когда я опять встречусь с этим Олегом? И встречусь ли с ним вообще? – усмехнулся Олег. – Небось ему на такое ничтожество, как какая‑то Вика, глубоко плевать? Он, наверное, отдает предпочтение невысоким и полным блондинкам среднего возраста. С кривыми ногами и незапятнанным прошлым. Куда мне, уродине, до этих фотомоделей? И все же, как было бы здорово встретиться с этим парнем хоть на часок. Хоть на денек. Хоть на недельку. Но только все дело в том, что он в Москве, а я в Петербурге. Как бы мне вытащить его к себе в гости? Или напроситься в гости к нему? Вот было бы здорово!» Вика, я угадал?

– На этот раз с первой попытки. – Если бы кто‑нибудь в этот момент видел выражение моего лица, то решил бы, что я либо даун, либо отхватила джек‑пот в лотерее. – Если не считать перебора с блондинками среднего возраста, то все один к одному. Так как насчет встречи?

– Не торопись. Начнем с того, что на тебя мне отнюдь не наплевать, и это я уже доказал в самом начале…

– Признаться, ты меня просто шокировал тем, что узнал мое имя.

– И не перебивай, пожалуйста, старших. Давай слушай дальше. Так вот, я тоже думаю о встрече с тобой, но ни о какой твоей поездке в Москву сейчас не может быть речи – ты умная девочка, поэтому не буду тебе объяснять, почему. Зато примерно через неделю я буду по делам у вас в Питере. К сожалению, всего один день – утром прилетаю, вечером улетаю. Но почти весь этот день мы сможем провести вместе. Ты согласна?

Еще бы нет!!!

– Да, – ответила я.

– Накануне я тебе позвоню. По этому номеру?

– Да.

Я была на седьмом небе от счастья при мысли о том, что через какую‑то ничтожную неделю Олег будет рядом со мной. И я была раздавлена тем, что нам отведен всего один день.

– Тогда постарайся не отключать трубку. Договорились?

– Да, – снова ответила я. И подумала, что даже по телефону я выгляжу сейчас блаженной дурочкой, и Олег у себя в Москве, слушая мои односложные «да», улыбается, наверное, и покачивает головой.

– Ну что же, пока прощаемся, Вика. Если что случится, звони. Куда, – знаешь.

– Да, знаю.

– До встречи. Целую, малышка. – Он сказал это так, словно поцеловал меня на самом деле.

– До встречи. Целую, – прошептала я в уже издававшую короткие гудки трубку и отправилась будить Дину‑Ди.

Я хотела задать ей два вопроса. Их вполне можно было отложить до завтрашнего утра, но мне сейчас просто необходимо было с кем‑нибудь поговорить. Конечно, не об Олеге – это было моим и только моим, сокровенным, которым я не собиралась делиться даже с закадычной подругой. Просто я хотела договориться с Дианой о том, что с завтрашнего утра мы начинаем приучаться называть друг друга новыми именами: ее – Тамарой, меня – Викой. Притом не только вслух. Мы даже думать так должны друг о друге: она обо мне как о Виктории Энглер; я о ней как о Тамаре Астафьевой. Пусть даже для нас прежние Диана и Герда умрут окончательно. А то как бы однажды не запороть косяка, запутавшись в именах и вызвав подозрение у кого‑нибудь, страдающего повышенной бдительностью.

Второй вопрос, на который мне не терпелось получить ответ: если начать завтра прямо с утра, и посвящать этому все свободное время, можно ли всего за неделю обучиться вождению столь хорошо, чтобы уверенно, не напрягаясь, ездить по запруженному транспортом Петербургу? Ведь уже через неделю, возможно, мне предстоит целый день исполнять роль шофера Олега.

Впрочем, я очень надеялась, что не только шофера.

 

* * *

 

Либо Тамара оказалась гениальным инструктором, либо я – талантливой ученицей (а скорее и то и другое), но уже на шестой день наших занятий по вождению я абсолютно уверенно, без мандража, присущего почти каждому «чайнику», колесила за рулем нашего «Ауди» по Питеру и, ничуть не смущаясь, влезала в самые дремучие и непробивные пробки, форсируя их с напористой наглостью истинного профессионала. Тамара сидела рядом, слушала музыку и за четыре с лишним часа, пока мы жгли бензин на самых непроходимых питерских улицах, не сделала мне ни одного замечания, не сунулась ни с единым советом.

– Все. Ты созрела, Виктория Энглер, – заключила наконец она. – Водишь тачку не хуже Шумахера. Больше я тебе не нужна, езди одна. А сейчас покатили домой, я хочу лечь в постельку. Я сегодня не выспалась.

«Потому что всю ночь проблудила где‑то с Андреем, – улыбнулась я, по встречным трамвайным путям обгоняя попутный трамвай и этим маневром избавляя нас от стояния в длинной очереди к светофору. – Вернулась домой в начале седьмого утра, больше часа отмокала под душем, потом гремела на кухне посудой и в результате подняла меня из постели чуть свет».

– Как погуляли? – безразличным тоном поинтересовалась я.

– Беспонтово, – столь же безразлично ответила Тома. – От этого душного вафела меня уже начинает тошнить, я в свою очередь порядком добыла его, так что сегодня мы пришли к соглашению расстаться друзьями.

– Что же, практично, – заметила я.

– А чего ты еще ждала? Чтобы я ему нарожала детей? Хрена с два, Герда…

– Не Герда, а Вика, – автоматически поправила я, как поправляла постоянно забывавшуюся Тамару по несколько раз на дню.

– Не Вика, а Энглер… Так вот, хрена с два, Энглер! Что хотела, от Андрея я получила. Что хотел, Андрей получил от меня. Друг другом довольны. Все, финишная черта… А как у тебя? Олег не звонил?

– Пока еще рано. Он обещал через неделю, а прошло только шесть дней. Может, сегодня…

Как Томка просекла, что я связывалась по телефону с Олегом и что собираюсь с ним встретиться, – пес ее разберет. Я давно уже смирилась с тем, что скрыть от этой паршивки хоть что‑нибудь практически невозможно, и всегда довольно спокойно относилась к ее сверхпроницательности. Но на этот раз, когда она, вразрез всем поняткам, вдруг начала мандрычить меня расспросами об Олеге, я сперва удивилась – ведь не обмолвилась о нашем с ним разговоре ни единым словечком! Потом, осознав, что заштриховать от Тамары свою сердечную тайну не удалось, – буквально взбесилась. А потом, успокоившись, рассказала ей и о том, что мы с Олегом должны встретиться в Питере, и о том, что он предварительно должен мне позвонить. По сути, что здесь скрывать? Что здесь такого, чем нельзя поделиться с подругой?

– …А может быть, завтра, – пробормотала я, помолчав. И, словно дразня сама себя, мысленно продолжила: «Или послезавтра. Или не позвонит вообще. Что же, смирюсь. Переварю и этот облом. Переваривала и не такое. Но сама в Москву звонить больше не стану. Вышвырну к черту из памяти номер диспетчера! Постараюсь вышвырнуть следом и Олега».

Но к таким радикальным мерам прибегать, слава богу, мне не пришлось. Вечером, когда мы с Тамарой пили на сон грядущий на кухне шанеру[34], вдруг очнулся от спячки валявшийся на столе у меня под рукой телефон. Заверещал спросонья настолько пронзительно, что я от неожиданности обожгла чифирем нёбо.

– Проклятье!.. Алло.

– Вика, привет. Не узнала?

Олег!!! Еще бы я не узнала этот голос! Да, признаться, никто, кроме Олега, звонить сейчас мне на трубу и не мог.

– Узнала. Привет.

– Завтра я буду у вас в Петербурге. Пересечемся? Не передумала?

Вот еще: передумала! Да я всю неделю жила ожиданием этого!

– Пересечемся, – замирающим голосом ответила я и, словно наждачной бумагой, провела языком по саднящему нёбу. – Где и когда?

– В «Пулково». В восемь утра. В зале прибытия.

– В восемь утра. В зале прибытия, – повторила я и радостно подмигнула Тамаре. – Заметано. Буду.

…Я была там в начале восьмого. Впрочем, ждать почти не пришлось. Олег нарисовался уже минут через десять.

– Привет. – Его появление в зале я каким‑то образом проморгала, и он возник напротив меня столь неожиданно, что я даже вздрогнула. – Я думал, придется ждать мне, а получилось наоборот… Осторожно, колючая. – Олег протянул мне длинную красную розу, и я, забирая ее у него из руки, украшенной знакомым мне перстнем с рубином, подумала, что лучше б он меня сейчас попросту крепко обнял. И не надо мне никаких роз, тем более что к цветам я совсем равнодушна. За всю жизнь мне подносил их лишь Монучар, и нельзя сказать, чтобы это было связано с приятными воспоминаниями.

– Привет. – С дурацкой улыбочкой на губах окинула я Олега оценивающим взглядом и не нашла ничего умнее, чем ляпнуть: – А ты такой же, как и тогда, в Новомосковске.

На нем действительно, как и в ту памятную ночь, были тщательно отутюженные черные брюки, удачно гармонировавшие с небрежно расстегнутой на несколько верхних пуговиц белой рубашкой, открывающей взору треугольник шерстистой груди с толстенным золотым ланцугом[35]. Длинные темные волосы зачесаны назад. На щеках и подбородке – легкий налет иссиня‑черной щетины. Ясно, что у него сегодня еще не было возможности побриться.

– Разве такой же? – На его губах обозначилась легкая ироничная улыбка. – Ты не права. Тогда у меня в руках был автомат, а сейчас вот… – Он приподнял перед собой небольшой черный кейс. – Только это. Согласись, что куда безобиднее. И тогда, в Новомосковске, я был по самые гланды загружен работой, а сегодня, считай, у меня выходной. Предстоит ненадолго заскочить в парочку мест, а потом, до вечера, я полностью твой. Ты на машине или нам придется искать такси?

…На «посещение парочки мест» у Олега ушло ровно полдня, и все это время я, исполняя обязанности его личного шофера, терпеливо дожидалась «босса» на стоянках возле дверей сперва одного богатого офиса, потом другого…

Где‑то в начале четвертого я уже начала закипать в предвкушении того, что этот день, которого я ждала с таким нетерпением, обернется для меня полнейшим обломом и сведется к тому, что Олегу придется до позднего вечера заниматься делами, а я буду, как круглая дура, выступать в роли его бесплатной прислуги. Потом отвезу его в аэропорт, он махнет мне на прощание рукой и сольется обратно в Москву. Оставив в моей душе горькую оскомину разочарования в человеке, которого еще утром я почти любила, и закрепив мою уверенность в том, что по‑прежнему я ковыляю по жизни безнадежным аутсайдером.

Но вот к «Ауди» размашистым шагом торопливо подошел Олег. Он распахнул заднюю дверцу, небрежно швырнул на сиденье кейс и стремительно нырнул на переднее кресло рядом со мной.

– Куда на этот раз прикажете, босс? – сварливо поинтересовалась я и повернула ключ зажигания.

– Теперь приказываешь ты, Вика. – Олег развернулся ко мне, и его горячая загорелая ладонь легла на мое бедро. Прямо у самой кромки символической юбочки, единственное предназначение которой сводилось к тому, чтобы скрывать от окружающих цвет моих трусиков. И в ту же секунду, не оставив за собой и следа, сгинули и раздражение на погрязшего в заботах Олега, и невеселые думки о том, что все надежды на сегодняшний день окажутся пустыми иллюзиями, и недовольство ролью патологической неудачницы, которую отвела мне жизнь. Я затаила дыхание, боясь упустить хоть крупицу почти стершегося из памяти ощущения, которое возродили вдруг мягкие теплые пальцы, поглаживающие мою кожу. – Извини, малышка, что испоганил тебе полдня, но, слава богу, с делами покончено. Я теперь в твоем полном распоряжении. До десяти вечера, когда мне надо быть в «Пулково». Хочешь, сменю тебя за рулем? А, Вика?

 

Если бы его ладонь не соскользнула с моего бедра, я, наверное, так никогда и не ответила бы на этот вопрос. Сидела бы, словно статуя. От этого, на первый взгляд, безобидного поглаживания по ноге у меня уже сносило крышу, и я готова была навалиться на Олега прямо в машине.

– Вика, очнись!

– Да, да, конечно, – сумела я взять себя в руки. И сразу же поспешила придумать себе оправдание: – Я сегодня почти не спала и сейчас слегка торможу. Как бы не вырубиться и не въехать кому‑нибудь в задницу. Так что, и правда, давай‑ка меняться местами…

«Куда прикажете, леди?» – если бы тогда, устроившись за рулем, он задал мне подобный вопрос, я, ни секунды не сомневаясь, сказала бы: «В Агалатово». Выпроводила бы Томку часа на три погулять, соорудила бы чай с бутербродами, накормила бы голодного Олега, а потом, сама «голодная» (а вернее, за долгих пять лет изголодавшаяся до эпизодических помутнений в мозгу)…

А потом… А потом… А потом!!!

«Куда прикажете, леди?»

Увы, вместо этого я услышала:

– Буквально в пяти минутах отсюда есть неплохой ресторан. Начнем с него. Ты не против?

Я была против. Еще как против!

– Нет. Рули в этот свой неплохой ресторан, – безвольно ответила я, убеждая себя, что это уже проверенный жизнью, стандартный порядок вещей: сперва романтический ужин – потом безумная ночь, исполненная любовных услад. Правда, в нашем случае все гораздо банальнее: сперва «неплохой ресторан в пяти минутах езды» – потом приглашение в гости на агалатовскую квартиру. Я бросила взгляд на часы: половина четвертого. А в «Пулково» мы должны быть к десяти. Времени хватит и на кабак, и на все остальное. Но с другой стороны, разбрасываться этим временем не стоит.

– Так едем мы в твою забегаловку или нет? – поторопила я замешкавшегося Олега, и он аккуратно тронул «Ауди» с места.

До уютного, довольно‑таки дорогого итальянского ресторана, который отрекомендовал мне Олег, оказалось действительно ровно пять минут езды. Плюс еще пять – на поиск свободного места на забитой припаркованными машинами улице. И еще пять на то, чтобы от этого свободного места вернуться назад, к ресторану.

Устраиваясь за столиком, я еще раз бросила взгляд на часы – без десяти четыре. И мысленно отвела на обед не более часа. «Если я все же хочу затащить этого мачо в постельку, не позже пяти мы должны отсюда свалить», – подумала я. Даже не подозревая, что уже минут через сорок думать забуду и о поездке на агалатовскую квартиру, и о постельке, и о том, как же страстно желаю прервать с Олегом свое пятилетнее воздержание.

Беспечные грезы о сексе и блаженное романтическое настроение лопнули, словно мыльные пузыри, а на их место сразу же заступили куда более привычные мне заботы о том, как бы выжить. Это произошло в тот момент, когда Олег, поливая соевым соусом «анчолли» спагетти «ареццо‑кампариа»», как бы между прочим заметил:

– А знаешь, что кое‑кем и ты, и Диана уже приговорены? Если ничего не предпримете, не доживете даже до октября.

 

* * *

 

– Что‑то подобное я и предполагала, – я поковырялась вилкой в салатике, долила себе из графина в бокал соку. – Стоит мне выполнить свою миссию, как я сразу же становлюсь отработанным материалом, который не только не принесет уже никаких дивидендов, но еще и способен доставить большие головняки. А от такого балласта надо, не мешкая, избавляться. Так, как в свое время уже хотели избавиться от Дианы. Если бы я не просчитала тогда Андрюшины замыслы, Дина‑Ди уже три недели как кормила бы червяков в Новомосковске. А вместо этого она наслаждается жизнью и даже не гнушается – вернее, до вчерашнего дня не гнушалась – спать с этим двуличным обсоском, который ее и заказывал. Прагматичная до нелепости. Я не устаю ей поражаться… Кстати, скажи мне, Олег… То, что мы не доживем даже до октября, – опять происки этого форшмака?

Олег смерил меня задумчивым взглядом, слегка улыбнулся, чуть заметно покачал головой.

– Ты железная девушка, Вика. Только что я поставил тебя в известность, что вам вынесен смертный приговор, а ты принимаешь это с таким безразличием, будто в аэропорту прослушиваешь информацию о том, что задерживается вылет твоего самолета. Браво!

– Хм. Ничего удивительного. Просто привыкла. С тринадцати лет мне выносят эти смертные приговоры. С завидным постоянством. И еще ни один, как видишь, не приведен в исполнение. Так что ты можешь мне рассказать об Андрюшиных планах?

– Хотя бы то, что это вовсе не Андрюшины планы. Бери выше, Вика.

Я молчала, продолжая бессмысленно ковыряться вилкой в салате. Олег терпеливо ждал, когда я, наконец, скажу хоть что‑нибудь.

Я сказала:

– Это я тоже предполагала – то, что Андрей, какого бы «папу» он из себя ни изображал, всего лишь «сынок», причем приемный. По своему амплуа он исполнитель. Он – руки, ноги, мышцы. Все, что угодно, но только не мозг. И до этого уровня ему не дорасти даже к старости. А кто же тогда папа, Олег? – Я воткнула в него пронзительный взгляд исподлобья. – Ты знаешь?

Он лениво кивнул. Но не произнес при этом ни слова.

– Знаешь, но не хочешь назвать мне его имени?

Он загадочно улыбнулся. На этот раз отрицательно покачал головой. И опять я не дождалась от него ни единого слова.

– Знаешь, но не хочешь помочь мне?

– Если бы не хотел, – обрел он наконец голос, – то не завел бы об этом сейчас разговор. Мы бы вышли из ресторана. Сели б в машину. Доехали б до какой‑нибудь дешевой гостиницы. Там сняли бы номер с огромной кроватью и душем и до девяти часов вечера неплохо проводили бы на этой кровати время. Потом ты отвезла бы меня в «Пулково», мы попрощались бы, и, скорее всего, навсегда. Так и было бы, если бы я находился в том сладком неведении, в каком до сих пор находилась ты. Или если бы я видел в тебе лишь красивую девушку, с которой не откажусь поваляться в кровати, а на следующий день уже не смогу вспомнить, как ее звали. Таких у меня было много… Очень много, – повторил Олег. Он умел говорить красиво. Настолько красиво, что его слова могли бы выдавить слезу и из булыжника. И главное – самое главное! – у меня не было ни капли сомнения, что он сейчас искренен, что он и не думает рисоваться, показать себя значительнее, чем есть. Зачем ему это, если и без того я весь день не свожу с него восхищенного взгляда? Лишнее. – Ты не такая, – признался он. – Я не хочу, чтобы ты, как другие, прошла мимо меня; чтобы уже через месяц, только‑только вернувшись из Гибралтара, ты была бы подхоронена к какой‑нибудь бабке на кладбище. И готов поддержать тебя в той раскорячке[36], в которой ты оказалась.

«Спасибо, Олег, – молча поблагодарила его я. – Я безоговорочно верю тому, что ты готов оказать нам с Тамарой, двум несуразищам, посильную помощь. Я верю даже в то, что в какой‑то мере я тебе небезразлична. Я вижу: ты в курсе того, что мы с Андреем должны через месяц отправиться в Гибралтар за наследством… Так признавайся, что еще знаешь насчет всей этой аферы! А знаешь ты, похоже, немало».

– Олег, мне нужна информация, – нарисовала я на лице ослепительную улыбку. Признаться, это было сейчас ой как нелегко, проще было расплакаться. – Ты готов рассказать мне все, что знаешь об этом? Или хотя бы то, что можешь мне рассказать?

– Тебе сейчас нужна не информация, Вика. – Он сосредоточенно накручивал на вилку километровые спагетти, обильно политые соевым соусом. – Ты все равно сейчас не готова ее обработать и получить от нее хоть какой‑нибудь прок. Все куда проще. Тебе нужны советы. Установка, как действовать. Я готов тебе ее дать. Если, конечно, ты согласна принять ее к исполнению, если ты мне доверяешь.

Обманутая тысячекратно, я давно стала болезненно щепетильной в выборе советчиков и консультантов. Я уже миллион лет назад перестала верить в существование бескорыстных доброжелателей. Я никому не доверяла, кроме Тамары. И, пожалуй, себя самой. Но на этот раз с полной уверенностью ответила:

– Да, доверяю. – Это было действительно так. – Во сколько мне обойдется твоя установка?

– Ни во сколько.

– «Не верю», как любил говорить Станиславский. Любая, даже ничтожная, информация чего‑то стоит. Так во сколько, Олег?

– Я же сказал: ни во сколько. Потому что, во‑первых, сбор информации – не мой профиль. Я ею не торгую, а потому для меня западло брать за нее деньги. Вот если бы ты заказала мне того же Андрея, я бы сразу назвал тебе цену. Только, – Олег плеснул себе на дно бокала вина, – мочить его рано. Он может еще пригодиться. Так что побереги его, Вика. Будь с ним любезна, предупредительна. Приласкай, обогрей. Не дай ему почувствовать той неприязни, что ты испытываешь к нему. Это моя первая установка. Будут сейчас и другие. А пока объясню тебе, почему, во‑вторых, я не возьму с тебя ни копейки за то, что сейчас расскажу. Не потому, что ты мне симпатична. И вовсе не потому, что испытываю к тебе очень теплые чувства. «Дружба дружбой, а денежки врозь», – от этого принципа я отрекаться не собираюсь, даже ради тебя. Дело в другом: той информации, которой я готов с тобой поделиться, у меня самого сейчас с гулькин нос…

– Хотя бы так, – перебила я. – Хотя бы приблизительно ты готов нарисовать мне картину того, куда меня затянули?

– Это долго. Это целый роман.

– Ты ж говорил, что с гулькин нос, – усмехнулась я, ловя Олега на слове. И мне показалось, что он немного смутился.

– Действительно, это ничто…

– Можно высосать что‑то полезное и из этого «ничего».

– М‑м‑м, резонно, – улыбнулся Олег. И небрежным движением пальцев подозвал официанта. – Мы угробим на это весь вечер.

– Начхать. Закажи мне «американо» и какой‑нибудь пирожок. И рассказывай.

– Чашку некрепкого чая с лимоном, «американо» и пиццу с беконом… Слушай, Вика. Шифруй. А вдруг ты и правда сумеешь высосать что‑то полезное из этого «ничего»…

 

 

Глава вторая