Ерохин Михаил Васильевич

1938 г.р., ур. д. Ракшин Хвастовичского р‑на Калужской обл., проживает в п. Товарково Калужской области

 

Лучшее лекарство от неприятности – не вспоминать о ней. Как не хотелось браться за перо и ворошить прошлое.

Однако юбилей – 55‑я годовщина Победы над фашистской Германией и дня массового освобождения узников из фашистских застенков – заставил меня это сделать.

Хорошо помню, по всей видимости, я был значительно старше, чем указано в документах. Во время войны все документы, в том числе и ЗАГСа, были уничтожены немецкими захватчиками, поэтому после войны года восстанавливались по показаниям свидетелей. Не исключена ошибка в возрасте на 1‑2 года.

Частичные мои воспоминания, возможно, связаны с рассказами моих родителей и старших сестер и братьев, которые отложились в моей памяти. Часто против моей воли и моего желания они появляются во сне и в сознании при воспоминании о пережитом.

Летом 1942 года в маленьком лесном поселочке из 10‑12 деревенских изб под названием Ракшин Воткинского с/с Хвастовичского района появились немецкие танки с крестами на боках (броне). Мы поняли, что нас оккупировали немецкие войска. «Дяди» в непонятной нам форме поселились у нас в доме. Угощали нас, детей, конфетами и шоколадом. По детской наивности мы воспринимали угощения радостно и даже пытались «трогать» их оружие, пистолеты, автоматы. Но такое немецкое добродушие и наше любопытство длилось недолго. На второй день по нашему поселку оккупанты начали отбирать у жителей коров, свиней и другую живность, избивая тех, кто противился или сопротивлялся «новым властям».

Когда в нашем присутствии и на глазах у жителей всего поселка, согнанных немцами на край селения, был повешен неизвестный пожилой человек, мужчина, названный партизаном, мы поняли, что представляют собой «пришельцы» и цену их «гостеприимства».

В июле того же 1942 года нашу семью в составе матери – Ерохиной Варвары Ильиничны (ныне покойной) и ее четырех несовершеннолетних детей немцы угнали за пределы страны вместе с другими семьями сопредельных сел и деревень: Воткино, Подбужье, Нехочи, Пиневичи, Мойлово и др. села Хвастовичского района.

В первую очередь угнали семьи партизан и коммунистов (со слов старших). Мой отец воевал в партизанском отряде, которым командовал первый секретарь Хвастовичского райкома партии – Бусловский – в лесах Брянщины. То, что наш отец партизан, – выдала наша соседка, Кузнецова Анастасия. Со слов моего отца, также ныне покойного.

Помню день угона. На огороде уже кое‑что поспело. Запомнилось – цвел мак. Мать запрягла в телегу корову, так как лошадь забрал отец, уходя с партизанским отрядом.

Нас в составе колонны немцы погнали через Подбужье, Слободу и пригнали на железнодорожную станцию, кажется, Судимир. Там нас погрузили в товарные вагоны – целый состав – и везли долго‑долго, казалось, целую вечность. В вагонах было очень тесно, душно. Плакали женщины, наши матери, плакали старики. Из солидарности с ними плакали и мы, дети войны.

На стоянках, в тупиках, куда нас часто загоняли, мы стояли иногда по 2–3 дня. В вагоны нам приносили какую‑то баланду.

Запомнился случай, когда на одной из стоянок нас загнали в один из вагонов – для помывки в бане. В вагон загоняли всех вместе: стариков, женщин и нас, детей. Многие стеснялись раздеваться и мылись прямо в одежде. Недели через две или три нас куда‑то привезли и выгрузили. Потом мы узнали, что это Эстония.

Вначале нас поместили в какой‑то огромный дом или барак. Дня три мы спали на полу на своих привезенных вещах и мешках. Сколько мы там прожили, не знаю, но почему‑то запомнился адрес: г. Таллин, местечко Лиаль. Народный дом.

Затем нас перегнали в какой‑то лагерь, охраняемый военными с автоматами и собаками. Часовые стояли на вышках. Территория была огорожена колючей проволокой.

Нас, детей, отобрали у родителей и разместили по группам. На удивление всем, кормили нас хорошо. И только позднее мы поняли причину: у нас периодически брали кровь из вены, выстраивая в очередь «голышами». Так прошли месяцы. Не знаю, через какой период меня вернули к родителям. Радости не было предела! Позднее от своей матери я узнал, что у меня обнаружили какое‑то заболевание и по этой причине от моей крови отказались.

Надо признать прозорливость немецких врачей: через некоторое время у меня отнялись ноги и меня носили только на руках. По причине болезни я просил у родителей чего‑то кислого. Мой старший брат, Ерохин Сергей Васильевич, решил вылезти за проволоку и принести мне квашеной капусты. С добычей, радостный, он возвращался в лагерь. При преодолении заграждения, то есть колючей проволоки, охранник обнаружил беглеца и открыл по нему огонь. Брат был ранен. Молодой организм преодолел раны, и умер он только после войны, уже у себя на Родине.

До сих пор мучаюсь сознанием того, что его смерть связана с моей болезнью.

Шли месяцы нашего пребывания в концлагере. Родителей и взрослых, то есть всех трудоспособных, выводили под вооруженной охраной с собаками на различные работы. Так шло время.

Со слов родителей и старших узников, когда русская армия приближалась к Таллину, немцы решили угнать наши семьи в Германию. Большую группу людей привезли на пристань какого‑то залива, где стояли пароходы, ожидая погрузки узников. Но впереди нас группами бежали эстонцы и кричали: «Русь‑свинья, русь‑свинья» и грузились на пароходы, предназначенные нам. Так мы остались на неизвестной пристани. Вдруг мы увидели, что на пристань налетели самолеты с красными звездами на крыльях. Мы поняли, что наступает Красная Армия. В воздухе завязался воздушный бой, дрались русские и немецкие самолеты. Охрана растерялась и исчезла. Мы воспользовались этим и группами начали разбегаться и прятаться в разные укрытия. Наша семья спряталась под штабелями досок на пристани в числе других семей. А в небе шел бой! Не на жизнь, а на смерть! Какие‑то самолеты падали в море. Кто‑то из прятавшихся родителей комментировал, что русская авиация бомбит пароходы, не давая возможности им увезти пленников в Германию.

Мы, дети, старались вылезти из‑под укрытий и посмотреть воздушный бой самолетов. Нам было очень интересно. А наши родители тащили нас за ноги назад и привязывали ремнями. В это время одна из пуль залетела к нам (или осколок) и мне обожгло ухо. Все закричали: «Убило, убило!» Но я остался жив!!! Через некоторое время наши взрослые увидели, что охраны нет. Решили бежать! Помню, все бежали бегом, и мы тоже еле успевали за взрослыми. Группа беглецов была примерно семей пять‑шесть. Отбежав километра два, мы спрятались в лесном массиве. Там встретился нам один пожилой эстонец с ножом в руках, по всей видимости, убегающий от советских солдат. На ходу он ударом ножа зарезал одно мужчину, идущего с нами, и убежал в лес. Затем мы услышали рев моторов. Мы, как всегда, первыми из кустов выглянули на дорогу – там шли Советские танки. Радость встречи неописуема!!!

Нашу группу беженцев танкисты погрузили с вещами на броню и повезли в Таллин. Там мы разместились в домах, брошенных эстонцами, убегавшими в Германию. Примерно через месяц уже русская армия собрала нас и в таких же вагонах привезли во Владимирскую область, на станцию Ундол, где все взрослое трудоспособное население направили работать на ткацкую фабрику с лозунгом «Все для фронта!». Это был сентябрь или октябрь 1944 года. По окончании войны, в мае или июне 1945 года, мы вернулись на Родину, в Калужскую область, где вначале жили в землянках, а потом построили себе хатку, где прожили много лет.

Узники указанных деревень Хвастовичского района, оставшиеся в живых – откликнитесь!!! Кто прошел и по этому же пути фашистской неволи.

 

Калужская область, пос. Товарково,

Октябрьская, д. 29, кв. 62.

Ерохин Михаил Васильевич.  

 

Людские судьбы