Савина Анна Борисовна

1937 г.р., ур. г. Москвы,, проживает в г. Жиздра, Калужской обл.

Расскажу, что я помню со слов покойной мамы о войне. В день начала войны, мы с семьей – это папа Савин Борис Иванович 1911 г.р., мама Савина Татьяна Архиповна 1912 г.р., сестра Ольга 1934 года рождения и я, приехали в Жиздринский район Полянский с/с поселок Плотавец погостить к папиным родителям из Москвы, так и застряли. Папа ушел на фронт 27 июня 1941 года и вернулся в 1945 году в ноябре.

Немцы пришли в поселок в начале октября 1941 г. Поселок был 30 дворов, стоял в лесу, поэтому они долго не стояли. Назначили старосту, появились полицаи. С поселка шесть мужчин ушли на фронт, и вот на эти‑то семьи и обрушились все беды и несчастья. Хотя в семье было двое малолетних детей и трое стариков, у нас у первых отобрали корову. Потом среди зимы приехали полицаи и отобрали одежду, обувь (валенки) и продукты. Когда грабили, маму раздетую вывели на двор и продержали два часа зимой на морозе и все грозили, что расстреляют. Также было и с другими семьями красноармейцев. Свои полицаи тоже издевались.

В начале августа 1943 года пригнали жителей деревни Белый колодец и нас вместе с ними выгнали из домов и обозом погнали в сторону Брянска. Ехали с остановками, и сколько это заняло времени, не помню. В Брянске загнали за колючую проволоку, разделяя рабочие семьи и нерабочие. У нас семья собралась из 12 человек (трое рабочих, пять стариков, четверо детей). Пробыли там около недели, а потом погрузили в товарный эшелон и повезли. Как везли, описывать не буду, это все (кто интересуется) знают. Выгрузили на какой‑то станции и погнали опять своим ходом. Остановили в деревне Солоное. Здесь прожили до октября 1943 г. Маму гоняли на окопы. Потом вместе с белорусами снова выгнали из домов и погнали в г. Жлобин. Там свирепствовал тиф. В жилые дома нас не пускали. Мы заняли пустующий дом без окон и дверей. Кое‑как его утеплили и стали жить. Из продуктов уже ничего не осталось. Мама находила в снегу брошенные шкуры от убитого скота, резали на куски, опаливали и варили холодец. Ходили просить милостыню. Здесь все переболели тифом, умерла сестренка.

Из г. Жлобина вместе с местными жителями опять выгнали и снова погрузили в товарный эшелон. С остановками везли несколько дней, куда везли, никто не знал. Когда остановились совсем, все приникли к щелям и увидели горы вещей и решили, что привезли на расстрел. Но нет, всех загнали за колючую проволоку на ночлег. Жилья никакого не было, то есть под открытым небом. Утром, только стало светать, стали выгонять на дорогу. Дедушка еще не поправился после тифа да провел ночь на мерзлой земле, совсем ослаб и идти не мог, и его пристрелили. Так мы его и оставили, даже не захоронив. Так гнали нас колонной до позднего вечера. Ни шагу в сторону – расстрел, остановился – прикладом куда попало. Мама из‑за нас останавливалась и каждый раз ее били. На ночь опять загоняли за колючку, и с утра снова в путь. Обессиливших пристреливали. Матери от бессилия бросали детей. Я помню брошенного младенца и мальчика 3‑4 лет. Иногда задерживали на 3‑4 дня в лагере.

И однажды на 16 тысяч человек (так говорили) привезли машину конины и стали издеваться: то в очередь построят, то разгонят. От этих всех издевательств несколько человек задавили. Никаких продуктов не давали, воду брали из окопов, где лежали трупы.

В конце марта или в начале апреля 1944 года в лагерь проникла русская разведка. Красноармейцы сказали, что скоро нас освободят, и чтоб никто никуда не уходил, так как кругом все заминировано. Через сутки нас освободили, кого пешком, а детей на машинах доставили на станцию Речица. Здесь нас регистрировали, проводили санитарную обработку, а потом карантин. Отсюда отправляли по месту жительства.

В конце апреля 1944 года вернулись на Родину. А здесь ни кола, ни двора, одна печная труба на месте дома. Из вещей одно детское одеяло да консервная банка из‑под американской тушенки, заменяющая кружку. С этого и началась новая жизнь. Сейчас я инвалид второй группы. Бывшая медсестра анастезист. Одинока. Жизнь прожита.

Будь проклята эта война!