2020-07-12
106
известия об отъезде князя Меншикова из Константинополя. Великобританский кабинет определенно формулировал в этом документе свою точку зрения на возникший кризис и подчеркивал его серьезность. Лорд Кларендон, ссылаясь на целый ряд депеш и свои беседы с бароном Брунновым, а также беседы сэра Сеймура с графом Нессельроде, утверждал, что великобританский кабинет был до последней минуты уверен, что миссия князя Меншикова исключительно касалась урегулирования вопроса о Святых местах; предполагаемое, таким образом, обязательство международного характера Порты перед Россией имело в виду лишь закрепление фирманов, изданных,
согласно требованиям чрезвычайного посла, в пользу православной церкви именно в Святых местах. Так как, кроме того, наши совершенно неожиданные для англичан требования подкреплялись военными приготовлениями и демонстрациями, то все это вынудило британский кабинет обратиться к нашему правительству «в дружественной форме» за разъяснениями. По словам лорда Кларендона, «турецкие министры не могли и не должны были, из уважения к достоинству своего государя и к будущей безопасности его владений, советовать султану согласиться на требования князя Меншикова; Англия же, со своей стороны, считала сохранение Турецкой империи европейской необходимостью, а ее падение катастрофой, размеры и последствия которой предвидеть невозможно»70.
Сэр Сеймур до такой степени проникся важностью поднятого вопроса, что, узнав из разговора с графом Нессельроде о том, что «положение императора делает для Его Величества невозможным всякое отступление»71, решился на совершенно необычный шаг. Он написал канцлеру письмо, обращенное, в сущности, к императору Николаю72. «Я пишу этот призыв, — писал Сеймур, — не как дипломатический агент, а как простой частный человек; он обращен не к могущественному государю, а к человеку, несомненно стоящему выше всех по тому уважению, с которым он всегда относился к требованиям чести».
28
Письмо, повторяя в общих выражениях сущность изложенной выше депеши лорда Кларендона, взывало к чувством справедливости и великодушия государя; оно выражало надежду, что, руководствуясь этими чувствами, а также принимая во внимание убеждения великобританского правительства, государь согласится на некоторые изменения в предполагаемом договоре с Портой. Эти изменения должны были быть такого рода, чтобы, обеспечивая императорскому правительству невозможность новых турецких злоупотреблений, они не переходили границ, которые государь положил сам себе в требованиях, предъявленных султану.
Сэр Сеймур ломился, собственно, в открытые двери, так как лично император Николай и не представлял себе, чтобы его требования нарушали указанные границы. На сообщенной британским послом канцлеру депеше графа Кларендона от 7 июня 1853 г.73, в которой опять-таки указывалось на противоречие требований князя Меншикова заявлениям нашего правительства, что «единственной целью миссии князя Меншикова было разрешение вопроса о Святых местах согласно с достоинством императора и получение гарантий, предупреждающих недоразумения по поводу этого вопроса», государь начертал: «C’est le gouvernement anglais qui le dit lui-même; et bien nous ne demandons rien que cela», причем последние слова были трижды подчеркнуты.
Казалось, что одной этой высочайшей пометки было бы достаточно, чтобы кризис пришел к благополучному концу. Однако на деле произошло нечто совершенно противоположное. Сэр Сеймур сообщал депешей 10 июня лорду Кларендону74, что его новый разговор с канцлером был мало удовлетворителен. «Я не могу, — заявил граф Нессельроде английскому послу, — советовать императору уступать: это было бы умалением его достоинства». Весте с этим канцлер сообщил Сеймуру о бесповоротном решении занять нашими войсками княжества. Великобританский посол ответил на это заявление, что «несогласия между Россией и Портой могут быть устранены лишь мирными путями, а не насилием, и вопрос этот может быть обследован совместно всеми державами, друзьями России и покровительницами турецкой независимости»75.
Несмотря на такие заявления сэра Гамильтона Сеймура, которые не оставляли сомнения в их истинном смысле и, кроме того, были подтверждены циркулярной депешей великобританского правительства от 13 июня76, граф Нессельроде продолжал твердо отстаивать свою точку зрения. Упомянутая циркулярная депеша сообщала между прочим: «Но русский посол (князь Меншиков) потребовал, под предлогом подтверждения прежних трактатов, протектората над греческой церковью в Турции не только в отношении религиозном, но и в отношении гражданских прав и привилегий ее членов... Удовлетворить требованиям князя Меншикова
29
было невозможно, так как они противоречили суверенным правам султана и ограничивали независимость Порты. Поэтому правительство ее величества вполне разделяет мнение, высказанное Порте лордом Стратфордом Редклифом». В конце циркуляра упоминалось о приближении английского флота к Дарданеллам.
Сэр Гамильтон Сеймур писал между тем лорду Кларендону о своей новой «удручающей» беседе с графом Нессельроде77. Канцлер заметил, что «ему кажется непонятным, как могут державы, заинтересованные в судьбе Турции, колебаться подать ей совет подчиниться требованиям, которые ни в каком случае 78 изменены быть не могут, и когда им известно, что протекторат России составляет давно ее неотъемлемое право». Все, и особенно Россия, заинтересованы в дальнейшем существовании Турции, говорил далее граф Нессельроде, «но вы же ясно видите, что силы Турции истощаются и что довольно одного щелчка России для ее падения». Турция может существовать только при условии подчинения России, поэтому необходимо, чтобы русское влияние было могущественно, и Петербургский кабинет не может допустить, чтобы оно было поколеблено непринятием Портой предложенных ей условий.
Сеймур на этот раз счел нужным определенно высказать, что Англия не остановится перед возможной войной. «Никому, — заметил он, — так не противна мысль о войне, как Англии, но в том-то и заключается ее нравственная сила, что никакие предубеждения не в состоянии остановить ее, раз ближайшим ее интересам угрожает опасность».
Граф Нессельроде обещал доложить государю происшедший разговор.
Следующая беседа канцлера с великобританским послом имела более дружественный характер, несмотря на то что уже состоялся манифест о вступлении наших войск в пределы Дунайских княжеств. Дело в том, что в это время уже появился и стал известен в Петербурге французский план примирения, а, с другой стороны, занятие княжеств давало нашему кабинету возможность принять этот план a deux mains, как выразился граф Нессельроде в беседе с Сеймуром79. Сам план мог почитаться следствием решительной политики нашего правительства, и нельзя отрицать, что в действительности так и было.
Впрочем, великобританский посол в Петербурге уже не верил заявлениям канцлера и в отчете о происшедшей беседе утверждал, что его слова расходятся с действиями. Он вскоре спросил канцлера80, можно ли вообще после всего происшедшего продолжать трудиться для сохранения мира, и на утвердительный ответ графа Нессельроде предложил свой собственный план примирения («systeme Seymour», по выражению нашего канцлера).
Сэр Гамильтон Сеймур предлагал: 1) обнародование султаном гатти-шерифа, подтверждающего привилегии греков, в осо-
30
бенности относительно Святых мест, которые были приобретены ими давностью или трактатами; 2) объявление этого гатти-шерифа России письмом султана или великого визиря, причем письмо это должно быть прислано в Петербург со специальным дипломатическим агентом султана и 3) официальное сообщение Портой копии гатти-шерифа посольствам великих держав в Константинополе. По мнению автора проекта, было бы полезно примирительное предложение сделать при посредстве Австрии. Со своей стороны, канцлер не считал себя вправе высказать свое мнение относительно изложенного плана
