Англичанин Слэд (Мушавер-паша)

были разобраны, стал на якорь в 180 саженях от неприятеля корабль «Три Святителя» под командой капитана 1го ранга Кутрова. Едва он успел дать два залпа по фрегатам                    —

54-пушечному «Каиди-Зефер» и 64-пушечному «Низамие», а также по батарее № 6, как у него перебило шпринг; повернувшись по ветру, «Три Святителя» подвергся метким продольным выстрелам батареи № 6, сильно повредившим его рангоут. Положение корабля, впредь до новой правильной его установки, становилось критическим. Мичман 32-го флотского экипажа Варниц-

кий, находившийся с самого начала дела на полубаркасе и уже однажды раненный, стал молодецки работать со своими людьми над завезением верпа²⁷. Упавшее в полубаркас ядро раздробило его и вновь ранило мичмана Варницкого. Несмотря на боль от раны, офицер этот быстро перескочил на баркас, и через несколько минут «Три Святителя» опять был готов к бою. Он вновь стал очень хорошо стрелять по стоявшим против него судам, и в особенности по фрегату «Каиди-Зефер», который в скором времени бросился к берегу. В половине четвертого часа дня «Три Святителя» прекратил огонь за отсутствием перед ним целей.

Корабль «Ростислав» стал на якорь вслед за «Тремя Святителями». Капитан 1-го ранга Кузнецов отлично поместил этот корабль против наносившей сильное поражение его соседу батареи № 6, имея в то же время возможность действовать и против крайних турецких судов — 24-пушечного корвета «Фейзи-Меабуд» и известного уже фрегата «Низамие». «Ростислав» первоначально открыл огонь по более сильному «Низамие», но, видя, что «Париж» легко справляется с этим фрегатом, он перенес самый быстрый огонь на корвет «Фейзи-Меабуд» и батарею № 6, серьезно вредившую кораблю «Три Святителя». В скором времени корвет был выброшен на берег, батарея же наносила «Ростиславу» сильный вред, действуя против него с самого близкого расстояния, между прочим, и калеными ядрами. Одно из таких ядер зажгло кокора, и начавшийся пожар грозил серьезной опасностью крюйт-камере —

284

горящие части занавеси, ограждавшей подачу картузов, падали в люки крюйт-камерного выхода. От верной гибели «Ростислав» был спасен находчивостью и храбростью мичмана Колокольцова, который успокоил испуганную команду, запер двери и с полным хладнокровием начал тушить горящие обрывки занавеси.

Находившиеся против кораблей нашей левой колонны турецкие суда действовали более энергично, чем суда, бывшие против правой колонны. Расположенные под прикрытием огня сильной и хорошо работавшей батареи № 6, суда эти, даже сброшенные к берегу и отчасти горевшие, продолжали действовать по нашим кораблям, преимущественно направляя огонь свой против рангоута и нанося ему существенный вред. Ожидание турками помощи от их западных доброжелателей, на которую они вправе были рассчитывать, видимо, возбуждало в них желание сделать наши корабли неспособными к движению. «Ростиславу» удалось, однако, в пятом часу дня заставить замолчать и последние турецкие суда, а также и батарею № 6, после чего и на нашем корабле пробили отбой.

Но этим главным эпизодам Синопского сражения предшествовало несколько второстепенных, имевших место в самом начале боя.

Почти единственным представителем парового флота на Синопском рейде был 20-пушечный батарейный турецкий пароход «Таиф» под командой англичанина Слэда. Как только был обнаружен подход нашей эскадры, пароход этот начал разводить пары и с первыми выстрелами бежал с места битвы. Он направился вдоль турецких судов, ловко проскользнув между кораблем «Ростислав» и батареей № 6. Выйдя с рейда, «Таиф» наткнулся на наши фрегаты «Кагул» и «Кулевчи», которые находились под парусами и немедленно погнались за уходившим пароходом. «Таиф», следовавший сначала на юго-запад, начал беспрестанно менять курс, то останавливая машину, то поочередно давая ход вперед и назад, пока, наконец, выбрав удобную минуту, пустил машину полным ходом вперед и, обменявшись с фрегатами несколькими выстрелами, быстро вышел из сферы из огня. Но этим не кончились приключения «Таифа».

Около полудня отряд наших пароходов под флагом Корнилова подходил к Синопскому мысу. Вскоре дым и звуки орудийных выстрелов указали, что эскадра Нахимова вступила уже в бой. Приказав пароходам держаться соединенно, Корнилов на «Одессе» полным ходом двинулся в направлении на мыс Пахиос. Между тем огонь все разгорался, и пароходы увидали пенящееся по северную сторону перешейка море от наших снарядов, в изобилии падавших туда. Надо было быть в то время на мостике «Одессы», чтобы оценить все терзания энергичного адмирала, жаждавшего оказать помощь эскадре Нахимова.

285

Но вот и со стороны турок заметили приближение наших пароходов, и батарея № 1 приветствовала их безрезультатным по дальности огнем.

В это же время, без нескольких минут в 2 часа дня, «Таиф», ускользнув от наших фрегатов, показался на виду отряда пароходов Корнилова. «Одесса» быстро взяла курс наперерез беглецу, и адмирал сигналом приказал остальным пароходам поставить «Таиф» в два огня. Через четверть часа «Одесса» сблизилась уже с противником на дальность выстрела бомбического орудия и открыла по турецкому пароходу огонь из бомбических пушек, а потом и из пушко-каронад. «Таиф» не замедлил ответом, и между ним и «Одессой» началось артиллерийское состязание, нанесшее повреждение обоим судам. «Крым» и «Херсонес» бросились, вслед за «Одессой», в погоню за турецким пароходом, но малый ход их, в особенности уменьшенный еще постановкой тяжелых орудий, не позволил этим пароходам поставить сильный «Таиф» в два огня; они ограничились лишь дальней стрельбой по беглецу из носовых орудий. Около двух часов продолжалась безрезультатная погоня за «Таифом», пока вновь пошедший дождь и туман не скрыли его от наших пароходов, которые после этого взяли курс на Синопский рейд.

Там к трем часам дня бой, в общем, был уже окончен, так как турецкой эскадры более не существовало. Прибитые к берегу уцелевшие суда, хотя и не спускали флагов и продолжали изредка стрелять, но видно было, как их экипажи целыми толпами покидали свои суда. Адмирал Нахимов тотчас приказал приостановить стрельбу и отправил мичмана Манто парламентером в город с приказанием объявить местному начальству о немедленном прекращении огня с берега, так как наша эскадра пришла только для истребления турецких военных судов и не желает вредить городу. Но синопский губернатор бежал из города при первых наших выстрелах, и парламентер, пробыв более часа на берегу, не мог исполнить данного ему поручения; он не нашел не только никого из местного начальства, последовавшего вслед за губернатором, но даже и жителей, разбежавшихся по деревням. А между тем с батарей № 5 и 6 еще около часа продолжалась редкая стрельба калеными ядрами, пока эти батареи не были окончательно срыты огнем «Парижа» и «Ростислава».

В 4 часа дня отряд пароходов вошел на Синопский рейд, и громовое «ура!» Корнилова и его команды приветствовало победителей.

Неприятельские суда, брошенные на берег, были в самом бедственном состоянии. Фрегаты «Фазли-Аллах» (бывший «Рафаил»), «Низамие» и «Каиди-Зефер», корвет «Неджми-Фешан» и пароход «Эрекли», по-видимому, были зажжены своими экипажами и

286

взрывались на воздух один за другим. Транспорты и купеческие суда затонули от попавших в них ядер, и места их указывались лишь торчащими из воды верхушками мачт. Взрывы «Фазли-Аллаха» и «Неджми-Фешана» покрыли горящими обломками турецкий город, и начавшийся пожар, разносимый ветром и никем не тушимый, охватил весь город и продолжал бушевать до ухода нашей эскадры.

Пароходы немедленно приступили к отводу наших кораблей в безопасное место, а также к отводу угрожавших им своими взрывами турецких судов.

Всю ночь продолжалась молодецкая работа экипажей по приведению своих сильно избитых кораблей в состояние, возможное для перехода в Севастополь.

Дождливая, ветреная ночь, огромное зарево горящего Синопа, служившее на большое расстояние отличным маяком, последовательные взрывы турецких судов, аккомпанируемые залпами разрывавшихся снарядов, и шум работы на наших кораблях — все это смешивалось в одну грандиозную, но ужасную картину.

19-го числа по Синопскому рейду плавали лишь обломки не существовавшей более турецкой эскадры Османа-паши.

Синопском сражении, в котором, по словам августейшего генерал-адмирала, флагманы, капитаны и подчиненные им офицеры выказали и знание своего дела, и непоколебимую храбрость, а нижние чины дрались, как львы²⁸, мы потеряли убитыми одного офицера (корпуса штурманов прапорщик Высота) и 36 нижних чинов и ранеными 7 офицеров (командир корабля «Императрица Мария» капитан 2-го ранга Барановский, мичман Зубов, Костырев, Варницкий, корпуса штурманов штабскапитан Родионов и прапорщик Плонский и корпуса морской артиллерии поручик Антипенко) и 209 нижних чинов; суда потерпели очень серьезные повреждения, в особенности в рангоуте; артиллерия пострадала незначительно: было подбито 13 орудий и свыше 10 станков. Самые сильные повреждения понесли корабли «Императрица Мария», «Ростислав», получивший 64 пробоины, «Три Святителя» и «Великий князь Константин», получивший 119 пробоин. Но эти потери окупились огромными результатами Синопской битвы. Береговые батареи были срыты, турецкая эскадра перестала существовать в полном смысле этого слова, израненный Осман-паша, 2 капитана и свыше 200 человек были взяты в плен; число же погибших турок всеми источниками определяется от трех до четырех тысяч человек. К сожалению, из-за близкого соседства турецкой эскадры к городу, а также происшедших от частых взрывов пожаров и охватившей

287

население паники была почти совершенно уничтожена и турецкая часть города.

Такими результатами кроме блестящих действий наших экипажей, выпустивших в течение нескольких часов на самом близком расстоянии около 16 800 снарядов, причем стрельба отличалась большой меткостью, мы обязаны и превосходству нашей артиллерии. В то время как наши корабли «Великий князь Константин» и «Париж» имели на вооружении 68-фунтовые бомбовые пушки, наибольший калибр турецких судов был 32-фунтовые орудия. Отношение веса чугуна, выбрасываемого с одного борта нашими и турецкими судами, можно приблизительно принять как 3 к 2. Но в этом бою эскадре Нахимова приходилось принимать еще во внимание и огонь береговых батарей со столь опасной для деревянного флота стрельбой калеными ядрами. Серьезные повреждения, полученные нашими судами, являются лучшим доказательством, что в Синопском бою адмирал Нахимов имел более сильного в материальном отношении противника, чем это старалась доказать враждебная нам западная печать.

Кончился бой, но не окончилось опасное положение, в котором находилась наша эскадра. Вдали от собственных портов, при наличии лишь трех слабых пароходов, ей, в большинстве лишенной возможности самостоятельно двигаться, приходилось пройти в бурную осеннюю погоду все Черное море, ежеминутно ожидая встречи с флотами западных держав, которые могли туда войти.

При таких условиях нельзя было терять ни минуты времени, и вслед за окончанием боя на всех судах закипела, пожалуй, более трудная, чем сам бой, работа по исправлению повреждений.

«Конечно, — доносил по этому поводу адмирал Нахимов, — только неутомимая ревность к службе и знание морского дела офицеров и нижних чинов могли в полутора суток поставить эскадру, потерпевшую капитальные повреждения в корпусе, рангоуте, такелаже и парусах, в состояние предпринять плавание в глубокую осень через все Черное море».

Тридцать шесть часов непрерывной работы сделали свое дело, и к утру 20 ноября наши корабли могли начать свой небезопасный путь в Севастополь. Избитого героя Синопского дня, корабль «Императрица Мария», с которого Нахимов перенес свой флаг на «Великий князь Константин», буксировал пароход «Крым» при конвое фрегатов «Кагул» и «Кулевчи»; все остальные корабли, за исключением «Парижа» и «Чесмы», также шли на буксирах пароходов. 22 ноября после трудного плавания победные корабли вновь увидали родной Севастопольский рейд²⁹.

Перед уходом из Синопа Нахимов обратился со следующим письмом к единственному там официальному представителю европейских держав — австрийскому консулу.

288