Порча церковных книг в 15-18 веках

Уже митрополит Фотий (1409—1431) последний грек на митрополичьей кафедре, «употреблял все средства, чтобы сохранить законный порядок богослужения в Церкви, и ограничить порчу книг. Когда, однако же эта «горячка изменений» распространялась повсюду, митрополит московский Филипп (1467—1473) потребовал от царя Ивана 111 Васильевича (1462— 1505) уничтожения этого зла. Но только сын его Василий Смелый (1505—1534), но совету митрополита Варлаама (1511 —1521) назначил пересмотр книг и просил отцов Афонского монастыря прислать ему ученого мужа, который мог бы сравнить испорченные славянские церковные книги с греческим первоначальным текстом»[35].

Тогда же и приехал в Россию монах Максим «Грек» из Ватопедского монастыря. Для своего времени Максим был необычайно учен, ибо он получил образование в западно-европейских университетах Венеции, Флоренции и Парижа. Уже в монастыре он перевел на славянский язык толкования Святого Иоанна Златоуста на книгу Деяний Апостольских, Псалтирь и Евангелия от Матфея и Иоанна.

В Москве, где он проживал в Чудовом монастыре, он сначала написал разъяснение различных частей богослужения, которые были непонятны для мирян, и обвинял Церковь за слишком большую привязанность к формальной стороне. Затем он принялся за исправление церковных книг, большие погрешности которых он сам объяснял частью недостаточностью понимания, беспечностью и незнанием древностей со стороны переводчиков, частью же большим невежеством и нерадением переписчиков[36].

Однако, из его разъяснений явно следует, что дело еретического искажения жидовствующими богослужебных книг зашло очень далеко. Святой Максим фактически обличает не невежество, а манихейскую ересь.

«Я учу, что Сын Божий не создан в Своем Божеском естестве, а не учу, что Он создан, как учил некогда Арий и как повсюду учат ваши триоди.

Я учу о воплощенном Слове, т. е., не учу, что Сын был только человеком, как утверждают ваши часы. Я исповедую, что Богочеловек воскрес из мертвых, но не исповедую, что Он умер вечною смертью, как говорят ваши гомилии. В вашем каноне великого четверга я даже нашел фразу: «вечный Отец не есть несозданное существо»[37].

Отрицание триединства Святой Троицы, божественной сути Спасителя- это не случайные искажения книг переписчиками, а самая настоящая манихейская ересь, которая сама по себе возникнуть и выстроиться в стройную анти православную цепочку не могла.

«Московский митрополит Даниил сердился на Максима за то, что тот не хотел перевести для него Феодоритово слово «о двуперстном знамении», низшее черное духовенство стояло в враждебных отношениях к Максиму, как резкому противнику пьянства и пороков между монахами. Максима заточили в тюрьму. Впоследствии участь его была облегчена; но дело исправления книг надолго остановилось»[38].

Казалось бы, наши иерархи должны бы были прислушаться к справедливым увещеваниям Святого старца. Но не тут то было.

Самыми энергичными противниками его были епископ коломенский Вассиан Топорков, и архимандрит Чудовского монастыря Иона, которые сами совершенно не знали греческого языка, но обвиняли Максима перед митрополитом Даниилом (1522—1539) в том, что он изменяет служебники по собственному пониманию, без согласия и воли царя.

Таким образом, по ходатайству митрополита, он был предан царем духовному суду в 1525 году, изгнавшему его, «как еретика и исказителя досточтимого церковного текста», осквернившего Богом данные книги, в уединенный Волоколамский монастырь [39].

Причину такого отношения царя автор видит в том, что царь «стал питать к нему нерасположение». Для такого серьезного обвинения это слишком поверхностное суждение. А вот то, что это было время широкого распространения ересей, вскоре после того, когда даже митрополит (как митрополит Зосима в 1494 году был осужден) мог оказаться еретиком, когда сам царь Иван III признавался Иосифу Волоцкому в том, что его соблазнили еретики, является более вероятным. Ересь сдалась не сразу.[40]

Как-то странно, что по личной неприязни царя к Максиму Греку, остались в силе еретические искажения богослужебных книг. Это можно объяснить единственным способом: партия еретиков была еще сильна.

Когда мы узнаем, что келья Максима Грека стала центров тайных сборов оппозиции Ивану Грозному[41], при том что никаких иных интересов, кроме исправления книг, у инока не было, то приходим к выводу, что это православные должны были в то время прятаться от еретиков.

В 1551 году Максим был переведен в Троице-Сергиеву Лавру, где он и умер в 1556 году, до конца своей жизни занимаясь исправлением церковных книг.

«Как судебники Ивана III и Ивана IV были предшественниками Уложения Алексея Михайловича, так исправления церковных книг Максима Грека… только предшествовали объединившему церковную Русь исправлению Никона»[42].

Иван IV чрезвычайно озаботился состоянием богослужебных книг и, чтобы предотвратить постоянно увеличивающиеся разночтения в книгах, приказал книгопечатнику Гансу Богбиндеру, которого прислал ему Христиан III из Копенгагена, учредить в Москве в 1564 году печатню, где должны были быть напечатаны «очищенные и исправленные» богослужебные книги[43]. Но цель эта вовсе не была достигнута, ибо напечатанные книги были полны ошибок, так как их не сравнивали с оригинальными текстами.

К тому же печатание богослужебных книг привело к тому, чего хотели избежать.

«Если до тех пор лжеучения, вкравшиеся в книги, были ошибочными мнениями частных лиц, то теперь через всеобщее распространение в напечатанных книгах они стали общей собственностью народа; даже неправильности священных книг через напечатание получили некоторое санкционирование и стали опорою для схизмы в 17 столетии; пользовались даже прессою, чтобы через нее оживить прежние лжеучения, и искажали книги намеренно»[44].

Таким образом, некоторые авторы, например, Геринг И., признает намеренность пропаганды лжеучений в печатных книгах.

В 1553 году в Москве появляются два первых русских печатника — Иван Федоров и Петр Тимофеев; в 1556 году в Новгороде литейщик букв Василий Никифоров. В 1554 году было окончено печатание первого произведения русского типографского искусства. То были «Деяния Апостолов» и «Послания св. Апостола Павла» или кратко «Апостол».

Эти печатники Иван Феодоров, диакон Гостунков и Петр Тимофеев Мстиславец, со смертью Макария (1563 г.) потеряли защиту от еретиков и преследуемые ими, вынуждены были бежать. Один из них впоследствии издал Острожскую Библию[45].

В Москве установлен памятник первопечатнику Ивану Федорову и мало известно, что он впоследствии пострадал от еретиков.

Мало-помалу печатание книг настолько вышло из-под контроля, что в свет выходили даже вновь сфабрикованные апокрифы, например, которые указывали на Стоглав, как на подлинное творение собора 1551 года[46].

Все ясно сознавали, что книги испорчены, что необходимо книги исправлять и печатать во избежание дальнейшей в них порчи. Но как исправлять — за это-то и не умели взяться надлежащим образом. Вместо того чтобы проверять книги по греческому тексту, с которого они переведены, ограничивались тем, что исправляли книги с славянских же «добрых переводов» (хороших списков), как заповедал еще Стоглавый Собор, т.е. брали список какой-либо богослужебной книги, который признавали лучшим, иногда сличали его с другими такими же списками и по этому-то списку печатали книгу, как будто и в лучших списках не могли быть ошибки, и даже очень важные. Так напечатаны были при царе Иване Васильевиче IV первые три книги: Апостол, Часослов и Псалтирь[47].