2020-06-29
136
Бывшая российская Грузия, взлелеянная Петербургом, не просто отделилась от России, от своего создателя, а в противовес ей выставила себя на международный политический аукцион. Она особенно не торговалась, отдавала предпочтение всем, кроме России, кто желал оказывать ей знаки внимания. Сюда, в Тифлис, спешили посланцы из Англии, США, Германии, Франции и Турции. Разумеется, ни одна из этих стран не собиралась заниматься строительством «великой Грузии», как то позволяла себе Россия. По верному суждению грузинского историка Г. Гамба-шидзе, для великих держав, ожидавших окончательного распада России, «Грузия была удобным плацдармом» для осуществления вооруженного нападения на Россию, ослабленную войной и революциями. Занимая на Кавказском перешейке выгодное положение, Грузия с ее противостоянием России привлекала внимание крупных держав не только на случай раздела России, но и в контексте проблем ближневосточной нефти и ее богатых для того времени запасов в Азербайджане. Морские порты, расположенные на территории Грузии, позволяли Англии и соперничавшими с ней Соединенным Штатам иметь на Черном море важную акваторию для военно-торговых стратегических баз. Были и другие ценные элементы того высокого спроса, какой наблюдался среди мировых держав на Грузию. Несомненно, что последняя, переживавшая тяжелое экономическое положение и оказавшаяся в условиях острой внутренней политической борьбы, нуждалась в разносторонней поддержке со стороны западных стран. Но Грузия, фактически открывшая политический аукцион в центре Кавказа, соединяющего Европу и Азию, не заметила, что в условиях дипломатической конкуренции, когда еще никто ничего не имел, а главное — когда все еще существовала Россия, ни одна из стран, пытавшихся закрепиться на Кавказе, не спешила раскошеливаться по-крупному и выдавать то, чего ожидало правительство Жордания. Тем не менее, продолжавшийся торг привел к тому, что Закавказье на мировой арене становилось одной из обсуждаемых международных проблем. Собственно, здесь, в Закавказье, сосредоточились международные силы, ожидавшие расчленения России. Последняя пыталась вступить с Грузией, Азербайджаном и Арменией в договорные отношения, но от нее требовали признания закавказских политических образований в статусе суверенных государств. В начале 1920 года Советская Россия, обеспокоенная складывавшимся в Закавказье положением, вновь предложила Грузии заключить военное соглашение. Грузия отказалась от переговоров. Тогда же, в середине января 1920 года, Россия была вынуждена признать Грузию и Азербайджан государствами де-факто. В этом политическом шаге страны Западной Европы и США увидели начало расчленения России. В ожидании такого же процесса в других районах бывшей Российской империи сгущались политические страсти вокруг Грузии и всего Кавказа. Сюда, в Закавказье и, в частности, в Грузию, вводились иностранные войска, расширявшие и укреплявшие позиции своих стран в Грузии. В этих условиях Советская Россия нуждалась в ограничении ввода войск иностранных держав в Грузию и в связи с этим в очередной раз предложила правительству Жордания заключение мирного договора. Грузия, со своей стороны, требовала, чтобы Россия признала за ней в качестве «исторической территории» все территориальное пространство, «входившее в две российские губернии — Тифлисскую и Кутаисскую». Советское правительство приняло явно ошибочное решение, согласившись на столь неравноправных условиях на заключение договора с Грузией; Россия фактически уступала марионеточному правительству Грузии, которое по определению не в состоянии было выполнять какие-либо договорные акты на территории, никогда не являвшиеся «национальными территориями» Грузии; позорный для России договор был заключен 7 мая 1920 года. Ровно через десять дней народный комиссар иностранных дел Советской России Г.В. Чичерин, веривший в договоренности с Грузией, был вынужден обратиться с нотой к грузинскому правительству. Первые же пассажи ее свидетельствовали о том, как грубо грузинская сторона нарушала договор с Россией. Речь в них шла о главном для советского правительства в договоре — об иностранных войсках на территории Грузии. «Нами получены достоверные сведения, — писал 17 мая 1920 года Чичерин своему грузинскому коллеге Е.П. Гегечкори, — что Англия высаживает свои войска на территории Грузии в Батумской области. По договору Грузия обязалась принять меры к удалению со своей территории всех иностранных войск, тем более Грузия должна принять меры к недопущению появления новых английских частей». Подобные ноты Советское правительство направляло Грузии и позже. Но каждый раз оно получало из Тифлиса не объяснения, а обычную ложь. В той же ноте, которая нами была процитирована, Чичерин писал: «... мы с тревогой узнали, что в Южную Осетию, где провозглашена Советская республика, направлены для уничтожения таковой власти грузинские войска. Мы настаиваем, если это верно, отозвать свои войска из Осетии, ибо считаем, что Осетия должна иметь у себя ту власть, которую она хочет. Вмешательство Грузии в дела Осетии было бы ничем не оправданным вмешательством в чужие внутренние дела». Министр иностранных дел Советской России (скорее всего, крайне наивно!) думал, что он, требуя объяснений у своего грузинского коллеги, поставил в затруднительное положение правительство Грузии. Но ответ на этот вопрос, как и на все остальные, включенные в ноту Чичерина, был по своей лживости предельно прост. Гегечкори не утруждал себя дипломатическими сложностями, отвечая на запрос Чичерина относительно Южной Осетии. Грузинский дипломат извещал Москву: «Считаю долгом обратить Ваше внимание, — писал Гегечкори, — что в пределах Грузии нет Южной Осетии, а находящиеся осетинские селения расположены в Горийском уезде Тифлисской губернии; селения эти находятся на бесспорной территории Грузии, южнее старой тифлисской границы». Трудно сказать, повторял ли Гегечкори известное заявление турецкого правительства, уничтожившего около двух миллионов армян, а затем заявившего, что в Турции «нет армянского вопроса». Одно можно было уверенно утверждать, — как заявление Турции по поводу армян вытекало из политической природы восточно-деспотического режима, так и ответ правительства Жордания Москве относительно «исчезновения» Южной Осетии был той же восточной ирано-турецкой природы. Можно было также не сомневаться, что в ответе министра иностранных дел Грузии советская столица, находившаяся по поводу Грузии «в любовно-ревнивом состоянии», не обратила внимания на подтекст, содержащийся в грузинском ответе по поводу Южной Осетии. Заметив его, в Советском правительстве могли бы понять, что в мае 1920 года, когда Гегечкори писал свой ответ Москве, Южная Осетия была уже приговорена правительством Жордания к «исчезновению», т.е. к геноциду. Оставалось лишь более серьезно подкрепить свои силы иностранными войсками, для чего, собственно, и вводились спешно в Грузию английские войска. В этом отношении следовало отдать должное правительству Жордания, сыгравшему на «европейской наивности» Москвы и ловко связавшему ей, «неразумной» Москве, руки «восточным» договором и тем самым формально получившему карт-бланш для вооруженных акций на территории бывших Тифлисской и Кутаисской губерний. Внешнеполитическая идеология, которой придерживалось грузинское правительство, этим не ограничивалась. Известно, что в 1918 году турецкие войска захватили Каре, Ардаган и Батуми. По договору с Турцией, в июне этого же года к Османской империи отошла значительная часть Грузии — территории, в свое время отвоеванные Россией у Турции и присоединенные к Грузии. Правительство Жордания спокойно проглотило турецкую пилюлю в ожидании того, что Россия, обострившая свои отношения с турецким правительством, вступит в войну с Турцией. В то же время, когда в 1919 году государства Антанты подталкивали Грузию к вступлению в войну с Российской Федерацией для соединения с деникинскими войсками, грузинское правительство не отказывалось от обещаний. Естественен вопрос — почему грузинское правительство Жордания, отдавшее самый «жирный кусок» своей республики Турции, — один Батумский порт стоил в то время половины грузинской территории, — и не поднявшее особого шума по поводу серьезных потерь, вместе с тем рассматривало вопрос о нападении на Советскую Россию, терпеливо относившуюся к различного рода выпадам Грузии? Не в том ли ответ, что турецкая агрессия в Грузию была предпринята по правилам, традиционно сложившимся на Ближнем Востоке и понятным грузинскому обществу, в то время как недоступной для понимания этого общества осталась особая историческая роль России в становлении грузинской государственности. Но был еще один непреходящий в грузинской истории фактор — фанаберия, во многом укрепившаяся в грузинском обществе благодаря России. В чем-то она, может быть, являлась не столько особенностью национального характера, сколько результатом необычных исторических обстоятельств, при которых в короткое время из турецко-персидских валитетов сформировалась Грузия, обретя вид малой Кавказской империи. Грузинская фанаберия получила новый расцвет в условиях революции 1917 года, когда Грузия получила независимость, образовала республику и привлекла к себе цвет международного империалистического сообщества. Не тогда ли родился грузинский анекдот: когда спросили грузина, — правда ли, что у тебя мама умерла, он ответил — «а как же!» В этом черном юморе — несомненное присутствие грузинского чванства, не самого лучшего достоинства традиционной культуры грузинской знати. Но вернемся к внутренним событиям в Южной Осетии.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
В конце 1919 года председатель полевого штаба грузинской армии А. Салуквадзе отмечал в Южной Осетии и в ряде других районов Горийского уезда стихийные крестьянские волнения. Главными причинами их начальник штаба считал большевистскую агитацию и неспособность грузинских властей справиться с административной деятельностью. Но более серьезные мотивы крестьянских выступлений, на которые также указывал Салуквадзе... были: «... до настоящего времени, — доносил начальник штаба, — нет абсолютно никакого правосудия», «слабо идет в районах и проведение аграрной реформы, что создает почву в населении к недоверию в проведении в жизнь земельной реформы». Судя по донесению Салуквидзе, обстановка в Горийском уезде, в особенности в Южной Осетии с каждым днем все более осложнялась. Большевистские организации Северной и Южной Осетии пытались объединить свои усилия и овладеть политической ситуацией, но их сил было крайне недостаточно; не случайно политические события в Южной Осетии развивались скорее по крестьянскому сценарию, нежели по большевистскому, требовавшему немедленного установления Советской власти. Вопрос о новой власти — той, о которой говорили большевики, впервые в Южной Осетии был поставлен в марте 1920 года. Тогда ранее созданный Ревком на своем заседании выдвинул две задачи: а) распустить национальный совет старого созыва; б) объявить Советскую власть. Эти задачи вытекали из общей обстановки, создавшейся в Южной Осетии. Особенность ее заключалась в том, что стихийные крестьянские выступления в Южной Осетии сравнительно легко и довольно жестко подавлялись правительственными войсками Грузии. В связи с этим наметилось массовое переселение из Южной Осетии в Северную. Революционные лидеры решили внести в борьбу крестьян политическую организованность, противопоставив ее грузинской контрреволюции. Наряду с Советской властью югоосетинский Ревком также принял решение «немедленно формировать вооруженный отряд и с этой целью войти в связь с Северной Осетией». Следует пояснить, с марта 1920 года революционные силы Южной Осетии частью ушли в подполье, частью сосредоточились во Владикавказе и в этих условиях вели политическую работу. Во Владикавказе и окрестных осетинских селах разместилось большое количество беженцев из Южной Осетии; на них обратил внимание даже В. И. Ленин, телеграммой обещавший «денежную помощь пострадавшим». С провозглашением Советской власти в Южной Осетии, естественно, возник вопрос об отношениях двух частей Осетии — Южной и Северной. Во Владикавказе в конце апреля рассматривался вопрос «Об объединении Южной и Северной Осетии». Речь, естественно, шла о разностороннем объединении двух частей Осетии в единое целое. Обе стороны — представители Южной и Северной Осетии — признали, что в тех условиях, когда из-за сложности коммуникаций крайне затруднено было сообщение между двумя частями Осетии, не было возможности решить этот вопрос. В то же время состоялась новая договоренность о воссоединении Южной Осетии с Северной «по культурно-экономическим соображениям». Необходимо отметить — действия юго-осетинских лидеров отличались высокой политической целесообразностью; так, еще в марте 1920 года, провозгласив Советскую власть в противовес грузинской феодально-меньшевистской, руководители политических движений Южной Осетии не приступили к немедленному ее установлению. Этот процесс начался с мая месяца в районе Рокского перевала. Последний был стратегически наиболее важным для Южной Осетии районом. Через Рокский перевал поступала помощь Южной Осетии, через него уходили беженцы в Северную Осетию. Перевалу уделялось внимание и правительством Жордания, вынашивавшим бредовый план вступления в войну с Советской Россией для соединения с деникинскими войсками. 8 мая 1920 года югоосетинский Ревком провозгласил в селах, прилегавших к Рокскому перевалу, Советскую власть, чтобы «закрыть ущелье, обороняясь от врага трудового народа». Но устроители Советской власти в небольшом горском районе хорошо понимали, что они действуют не только в интересах своего народа, но и Советской России, от которой ждали поддержки. В том же постановлении Ревкома подчеркивалось, что Рокский район, где установилась Советская власть, «присоединиться к РСФСР, о чем известить Москву». Югоосетинские лидеры, в частности Александр Джатиев, установившие Советскую власть на Руке, были полны революционной гордости от того, что им на небольшом «клочке Земли» удалось отвоевать свободу и независимость у грузинских агрессоров; когда 15 мая грузинский вооруженный отряд напал на жителей Рокского района, А. Джатиев сообщал Ревкому, что им удалось отбросить нападение, при этом подчеркнул — «грузинское правительство» этой акцией «посягает на часть Советской России»; в этой, казалось бы, по-горски наивной и в то же время искренней строке содержался главный смысл их «Советской власти» — быть в составе России. Стоит сказать, что в Москве знали о событиях в районе Рука, об установлении здесь Советской власти. В ноте от 17 мая, направленной Чичериным Грузинскому правительству, говорилось о провозглашении Советской Республики в Южной Осетии, при чем имелось в виду установление Советской власти на всей территории Южной Осетии. Ге-гечкори, министр иностранных дел Грузии, в своем ответе Чичерину пояснил, что речь идет о селениях «на перевале Роки». Грузинский министр был прав, однако его пояснение не обошлось без лжи: Гегечкори утверждал, что на Рокский перевал «с Терской области проник отряд советских войск при двух орудиях», который якобы и установил там Советскую власть. На самом деле кроме югоосетинских крестьян, провозгласивших для себя новую власть, никаких других ни вооруженных, ни политических сил здесь не было.
Между тем к исходу мая грузинские правительственные войска участили военные действия на всей территории Южной Осетии. Становилось очевидным, что грузинское правительство Жордания приступило к геноциду. Оно начинало его постепенно, осторожно, пристально следя за реакцией политических сил Грузии и Южной Осетии. Наряду с наращиванием военных действий, усилением вооруженного террора и насилия официальный Тифлис распространял невероятную ложь, прикрываясь «идеями социалистической революции». Начиная с последних дней мая 1920 года, грузинские власти, как никогда в своей истории, дали волю глубоким социальным и, пожалуй, национальным инстинктам, столь присущим (исторически обусловленным!) политической элите Грузии. То, что творили официальные лица Грузии, впервые оказавшиеся «вне контроля» извне, было похоже на приступ политического безумия. Происходившее в Южной Осетии точь-в-точь повторяло драматические события, пережитые в 1795 году грузинским народом. Тогда точно так же персидский шах, недовольный, что к нему на коронацию не приехал вступивший в союз с Россией Ираклий II, обрушился на Восточную Грузию с одним единственным желанием — уничтожить грузин. Образованная грузинская знать, входившая в правительство Жордания, подражая Ага-Мухаммед-хану Каджару, решила следовать историческим инстинктам своего кумира. Впервые грузинская знать, получившая свободу и независимость, могла, наконец, так масштабно проявить себя и обнажить собственную суть, выпестованную восточными деспотами в жестокости, ксенофобии и мизантропии. В Южной Осетии не знали, что делать, лидеры ее обратились к Советской России, ко всем политическим организациям России и Северного Кавказа с «Меморандумом трудовой Южной Осетии». Назвав ворвавшиеся грузинские войска «людоедами», они по всей Южной Осетии провозгласили Советскую власть, отсчитывая дату ее установления с 8 мая, с введения Советской власти в районе Рокского перевала. Они решительно заявили, что Южная Осетия «является и должна остаться неотъемлемой частью... свободной России». В Меморандуме указывались конкретные силы грузинской Вандеи. Ими «были банды, набранные из крупных и мелких эксплуататоров... духанщиков, лиц с уголовным прошлым и настоящим, шулеров, гимназистов, студентов и т. д., а во главе — князь Мача-бели, грузинский Пуришкевич — Вешапели и сам архибандит Джугели». «Каждый из них, — говорилось в том же Меморандуме, — был увешен двумя-тремя маузерами, винтовкой, ручными гранатами, шашкой, кинжалами». Они «без всякой причины, повода и предупреждения открывали по селам и деревням беспорядочный ураганный огонь из пулеметов и орудий, грабили, убивали, избивали, насиловали и поджигали». Все это сопровождалось тиражированием гнусной лжи со стороны прежде всего самого грузинского дворянина Жордания; в официальном докладе Жор-дания события в Южной Осетии назывались «восстанием в Цхинвали», якобы «устроенном князьями при помощи осетинских стражников». По поводу подобных заявлений в «Меморандуме» говорилось: «Какая наглая и возмутительная ложь. Поседевший Жордания в роли провокатора...» Мы уже отмечали, что грузинская мизантропия имеет на вооружении особый изощренный вид лжи, патологичность которой вполне дополняет образ грузинского власть имущего фарисея. Стоит напомнить — до вторжения в Южную Осетию легионы вооруженных войск грузинского правительства точно так же обрушились на татарские села в Ахалцихском уезде; это был один из опытов геноцида, кровавые ужасы которого повергли в изумление все население Закавказья. Второй «опыт», который Жордания, уничтожив 400 крестьянских дворов, называл «восстанием в Цхинвали», был в мае 1920 года. Третий еще предстоял...
Текст «Меморандума», составленного в жанре острого памфлета, Разден Козаев и Евгений Рамонов, видные общественно-политические деятели Осетии, 29 мая отвезли в Москву как обращение к руководству России. 8 июня 1920 года Ревком Юго-Осетии принял официальное решение — издать «Приказ об объявлении Советской власти». Его подписали политком Н. Гадиев и председатель Ревкома В. Абаев. Установление Советской власти в Южной Осетии происходило в каждом отдельном осетинском обществе самостоятельно. Например, в тот же день — 8 июня, когда был издан приказ югоосетинского Ревкома, Часовальс-кий Ревком объявил Советскую власть в Кударском обществе. Такой процесс провозглашения Советской власти свидетельствовал о демократическом характере создания властных структур в Южной Осетии. Добавим, что установление Советской власти не заняло в Южной Осетии много времени — оно произошло всего за несколько дней.
Грузинское правительство по-своему готовилось к событиям, которые оно планировало в Южной Осетии на середину июня. Оно не скрывало своих намерений в отношении Советской власти в осетинских обществах, тайной являлись лишь масштабы очередного этапа геноцида. В день повсеместного объявления Советской власти в Южной Осетии известный нам Гегечкори направил ноту министру иностранных дел Чичерину. Грузинский дипломат, умолчавший о такой важной перемене в Южной Осетии, как установление здесь новой власти, протестовал по поводу «проникновения из Терской области через Рокский перевал в пределы Грузии отряда советских войск при двух орудиях». Естественно, никакие советские войска Рокский перевал не переходили. Но именно этого больше всего боялись в официальном Тифлисе, потому что понимали: если появится хотя бы один отряд российских войск, да еще с пушками, да еще в соединении с осетинами, ни о каком грузинском походе в Южную Осетию речь бы не шла. Гегечкори своей нотой подверг молодую советскую дипломатию атаке, дабы она приложила усилия — во имя «дружбы», о которой писалось в ноте, — и не вводила никаких вооруженных сил в Южную Осетию. Именно в такой — незащищенной, обессиленной последними событиями, оставленной беженцами хотела иметь Южную Осетию накануне варварского геноцида «демократическая» Грузия.
Большевики Грузии знали о планах правительства Жордания точно так же, как последний обычно знал все, что происходило в стане его оппонентов. За один день до вооруженного вторжения в Южную Осетию в газете «Коммунисти», в порядке спокойной полемики грузинские большевики выражали свою поддержку принципам национального самоопределения. «Этого права, — писали грузинские коммунисты, — мы не можем отнять у населения Юго-Осетии, поскольку оно имеет определенную территорию и не нападает на территорию других наций». Но именно этой исторической территории грузинские «демократические» власти решили лишить осетинский народ. На второй день после нашествия крупных вооруженных сил Грузии в Южную Осетию заместитель министра иностранных дел Карцивадзе от имени своего правительства обратился к Советскому правительству России с «Заявлением» о том, будто бы после освобождения Северной Осетии от деникинских войск «как русские, так и осетины, начали переправляться через Рокский перевал с целью пропаганды против существующего в Грузии государственного правопорядка». Нелепая ложь, писавшаяся Карцивадзе, понадобилась грузинскому правительству не только как дымовая завеса, но и для того, чтобы найти повод для дезавуирования мирного договора, ранее заключенного между Россией и Грузией. В «Заявлении» представителя Грузии вновь повторялись вымышленные факты о переходе через Рокский перевал «офицеров, красноармейцев и вооруженного отряда,... привезшие с собою огромное количество ружей, пулеметов, патронов» и злополучные «две пушки», которые постоянно упоминали официальные лица Тифлиса. Посчитав, что этой лжи недостаточно, чтобы ею оправдать предстоящие в Южной Осетии события, Карцивадзе добавил: «... нами были получены сведения, что из Владикавказа к Рокскому перевалу двинуты несколько тысяч вооруженных и хорошо обученных осетин». Забегая вперед, заметим, если бы на самом деле из Владикавказа поступило много оружия и в Южную Осетию направились бы «несколько тысяч хорошо обученных осетин», к тому же начавших «военные действия в Джавском ущелье», примыкающем к Рокскому перевалу, то, несомненно, они смогли бы защитить Южную Осетию от геноцида. Но было ясно, все эти вымыслы понадобились Грузии, чтобы дипломатически дистанцироваться от России и иметь возможность заявить: «Подобные действия (т.е. ввод войск в Южную Осетию — М. Б.) в корне подрывают значение мирного договора, заключенного 7 мая с. г., пункт 6-й которого определенно гласит о недопущении в пределах России организации боевой силы, ставящей себе целью ниспровержение существующего в Грузии правопорядка». В дипломатической практике обычно после такого «Заявления» принято выслушать другую сторону. Но грузинское правительство во главе с Жордания не интересовалось действительным положением дел. Между тем российское правительство могло бы подтвердить, что из Владикавказа на самом деле ушли югоосетинские повстанцы, до этого вынужденные покинуть свои боевые позиции входе военных действий с грузинскими отрядами в Южной Осетии. Небольшой отряд из беженцев, сформированный во Владикавказе, освободил Джавское ущелье, сняв, таким образом, блокаду Южной Осетии, и занял Цхинвал, т.е. южные осетины в своей собственной стране пытались свергнуть власть иностранного государства и этим никак не покушались на «правопорядок», установленный в соседнем грузинском государстве.
