Осетия: перемена политического вектора

Когда Орджоникидзе выражал Генеральному Секретарю ЦК партии свое недовольство по поводу позиции Симона Такоева и решения Северо-Кавказского ЦИКа, Сталин ответил на это предельно кратко: «Насчет Осетии поговорим по приезде. Сталин». Было очевидно, что последний замышляет новый план действий. Еще летом 1925 г. Сталин собирался приехать на Кавказ и встретиться с Микояном и Орджоникидзе — партийными руководителями Юга России и Закавказья. На это время он откладывал обсуждение осетинского вопроса. Уже тогда Сталин предвидел трудности реализации своей идеи — присоединения Осетии к Грузии и, сетуя, писал Григорию Орджоникидзе: «Лично я не возражал против плана осетин, но ввиду поступивших возражений Юговоста я очень колеблюсь и не решаюсь дать никаких советов. Очень бы просил тебя отложить ответом до нашей совместной встречи с Микояном. Сталин». Было видно, что Сталин, замечая сопротивление своим планам в отношении присоединения Осетии к Грузии, оставляет за собой роль активного участника, но при этом ставит себя в положение нейтрального арбитра; инициативу в присоединении объединенной Осетии к Грузии он продолжает пытаться переложить на самих руководителей Осетии. Вместе с этим было видно явное «отступление» Сталина от ранее вынашивавшихся планов, предусматривавших скорое присоединение объединенной Осетии к Грузии. Оно было вызвано серьезными политическими последствиями, происходившими на Северном Кавказе (и не только на Северном Кавказе!) благодаря сталинской автономизации. С июля и до середины сентября 1925 года Сталин был в отпуске. Воспользовавшись этим, он приехал на Северный Кавказ. Отсюда Сталин направил в Политбюро ЦК письмо по вопросу об объединении Северной и Южной Осетии. На этот раз в нем он идею о присоединении объединенной Осетии к Грузии перекладывает на Северо-Кавказский исполком. Сталин писал: «... я высказался недавно за объединение Южной и Северной Осетии... в одну область, стем, что объединенную область превратить потом в Осетинскую Республику. Возможно, что это обстоятельство послужило одной из причин предварительного решения президиума Северо-Кавказского исполкома в пользу объединения двух осетинских областей с вхождением их в Грузинскую Республику...» Мы уже отмечали, как Симон Такоев приезжал в Закавказье к Орджоникидзе и привез из Ростова совершенно другое решение — об отказе объединенной Осетии в присоединении к Грузии. Искажая факты и скрывая свою причастность к планам включения всей Осетии в состав Грузинской республики, Сталин стремился устраниться, как виновник, от той острой политической обстановки, которая создалась на Северном Кавказе. По собственному признанию, его политика «автономизации», «доведенная до крайности», имела «печальные» последствия: «Во-первых, — писал Сталин, — вслед за осетинами вопрос о превращении в республику и выходе из РСФСР с вхождением в Закавказскую республику ставят чеченцы. Во-вторых, Дагестан подготавливает вопрос о выходе из РСФСР и вхождении в Закавказскую республику. Несомненно, что за ними потянутся ингуши и другие. В-третьих, видя все это, казаки уже поговаривают об автономии и создании казачьих республик, заявляя, что они «не хуже осетин и дагестанцев». Подобное политическое движение, вызванное желанием многих малых народов получить статус Республики, вело к фактическому распаду РСФСР. Отмечая эту опасность, Сталин, однако, не отказался от своего плана присоединения Республики Осетии к Грузии. Он писал в Политбюро ЦК: «Не санкционировать предварительного решения президиума северо-кавказского исполкома о выходе Северной Осетии из состава РСФСР и объединении ее с Южной Осетией в составе Грузии». Несмотря на эту «директиву», Сталин, находясь фактически все отпускное время на Северном Кавказе, ориентировал руководство Северной Осетии на вхождение в Закавказскую Федерацию. Прикрываясь Закавказской Федерацией, распад которой нельзя было не предвидеть, Сталин надеялся, что объединенная Осетия затем навсегда останется в составе Грузии.