Хронотопы философской мысли

 

Как писал л. Фейербах в своих «Основных положениях философии будущего» (1843): «Пространство и время – не простые формы явлений; они – коренные условия, разумные формыЭ, законы как бытия, так и мышления» (Фейербах Л. Избранные философские произведения. Т.1. Госполитиздат. 1955. С.192).

 

Субъект-перипатетик использует карты. Прочитка «Книги мира» требует иного стиля мышления – стиля «картографического мышления», субъект-перипатетик пользуется языком карт – «легендами». Философ Ландшафта создает легенды «Книги мира», он создает повествования о путешествиях по разнообразию мозаик про­странств Ландшафта. Дер­рида ошибается, первоначальным было не «письмо», а «карта». Картографический ри­сунок, позволяющий первобытному человеку ориенти­роваться в ойкумене культурного Ландшафта, появился задолго до появления письма. К слову сказать, разработка семиотики и эпистемологии «картогра­фиче­ского мышления», которое пока в XX веке исследовали лишь теоретики географии (в частности, М. Эккерт, Э. Имгоф, У Фрейтаг, а в СССР Н.Н. Баранский, А. М. Берлянт, К.А. Салищев и А. Ф. Асланикашвили) – это насущная задача современной философии, здесь она может также использовать исследования как в области современной математической топологии, так и исследования в областях искусства: по теории перспективы, исследования в области изобразительного искусства, архитек­туры, балета и т.п.

 

«Карта – как бы второй язык геометрии. И география, и геометрия одинаково имеют дело с пространством, но пространственные представления географии, в отличие от геометрических, строго конкретные и индивидуальные, и потому заменить карту тек­стом несравненно труднее, чем заменить текстом чертеж» (Баранский Н.Н., Преображен­ский А.И. Экономическая картография. М. 1962. С.8).

 

Субъект-перипатетик – «объективист», он согласен с мнением выдающегося отечественного географа Н. Баранского, который писал следующее: «Карта несрав­ненно более определенная и точная вещь, чем человеческая речь, устная или письменная.

На топографической карте определенной проекции и масштаба и точки, и линии, и ареалы могут иметь одно строго определенное положение и размеры, притом карта не терпит «белых мест», тогда как речь устная или письменная не обладает средствами для точной передачи направлений, очертаний, пространственных сочетаний, но зато более гибка и «либеральна» и, если потребуется, может прыгать с места на место, почти как блоха» (Баранский Н.Н. Избранные труды. Научные принципы географии. М. 1980. С.54-55).

Сами языки выстроены по логике путешествия. Для статичных структур язык мутирует в силлогизмы, доказательства и теоремы, слово в понятие.

Геопространственная парадигма действует на базе образных систем: 1) математика, 2) поэзия, 3) повествование.

 

Его мысль математически-топологична. В античной традиции философствования мы имеем замечательный документ, с кото­рого можно вести начало документально оформленного понимания сути ландшафтного мышления – это «Тимей» Платона. Этот текст, как известно, не является оригиналь­ным, это творчески переработанная Платоном «калька» с несохранившихся произведе­ний пифагорейцев. Здесь Платон от­ходит от негативного отношения к миру «изменчи­вого и непостоян­ного», а, следуя ис­ходной традиции ландшафтного «онтологизма» до­со­кратиков в поздний период своего творчества, обращает внимание на гармонические составляю­щие Космоса, выявляя в бытии порождающие модели (парадигмы), выявляя пропор­циональные соотношения между ландшафтными стихиями – огнем, воздухом, водой и землей. Но в этом диалоге есть самое привлекательное для Философии Ландшафта – это как раз то, что вызывает недоумение у многих. Это утверждение Пла­тона о том, что мир состоит не из смесей или взаимодействий ландшафтных стихий, не из атомов или гомеометрий, - а из тре­угольников, которые в различных комбинациях порождают эти стихии: земля – куб, огонь – пирамида и т. д. Но эта идея в своей идей­ной основе как нельзя органично ло­жится на принципы геолого-географической ланд­шафтной парадигмы – мир состоит из разнообразных ландшафтов, их элементарных элементов, которые можно описать, ис­ходя из топологических математических форм, применяя для описания их, как идеальные парадигмы, – шестиугольники, пирамиды (горы-пери­ферии) и т.д. Вся наив­ность Платона состояла не в том, что он применил эту методоло­гию неправильно, а в том, что он просто не мог её применить тогда правильно, - ибо создание теории графов, которая в состоянии адекватно описать взаи­модействия ланд­шафтных стихий, относится к XX веку, а создание фрактальной гео­метрии – наиболее полноценной формы описания ландшафтных стихий, вообще отно­сится в последним двум десятилетиям XX века. Относительно фрактальной геометрии, мне кажется, можно ска­зать, что она станет базовой в новой математике XXI века, ко­торая будет двигаться в рамках геолого-географической ландшафтной парадигмы науки XXI века.

При этом он сочетает разум и эмоцию в единое целое; по­тому он, с од­ной стороны, реа­лист, - а, с другой, романтик. Для него приемлемы и ма­тематико-ра­циональные сис­темы описания мира, и художественно-поэтические, и цен­ностно-эти­ческие.

 

Мысль субъекта-перипатетика – это оперирование пространственно-ландшафт­ными «эйдосами - хорами». Субъект-перипатетик мыслит регионами и тер­риториями. Он мыс­лит дре­весными иерархиями и горными комплексами, равнинами, пещерами, мо­заиками луго­вых многообразий - «ризом», используя эти об­разы в эпистемологиче­ском режиме мысле-образа. Хорологический мысле-образ – это анаморфизм.

Посредством анаморфизмов осуществляется хорологическое мышление. Анаморфизм – это образ, сформированный на базе тех или иных метрик существенных признаков и рассмотрения их расположенностей в ландшафте. Этот анаморфический образ есть «мысленный рисунок» Дж. Локка (Опыты.. Кн. II. Гл.29).

Если, к примеру, физические свойства ландшафта формируют физическую карту, ос­нованную на физических параметрах: физическом пространстве и времени; то социальные свойства ландшафта формируют кардинально иную картину, основанную на социальных параметрах, на базе социального пространства и времени взаимодейст­вий, на базе интенсивностей и форм этого социального взаимодействия. В результате получается совершенно иная картина, которая имеет совершенно отличный от физической карты образ ландшафта. Это видно на элементарном примере отличия фи­зико-географических карт и социально-политических карт. Но в социально-политиче­ских картах сохраняется еще физическое измерение расстояний, когда же мы изменим социально-политическую карту, исходя из степени интенсивностей и скорости социальных взаимодействий, то получится еще и измененная в пространственно-вре­менном отношении карта со своими «горами» и «равнинами» населенности, социаль­ной организованности и конфликтно­сти между теми или иными социально-политиче­ским регионами и т.д.

Этот анаморфизм не новейшее изобретение. Таким анаморфизмом обладали средневе­ковые карты, построенные в масштабе религиозной ментальности: центром их был Ие­русалим, в них существовали «греховные» области, координатная сетка состояла из пу­тей и направлений паломничества, расстояния измерялись на физиче­скими масшта­бами, а степенью легкости и быстроты достижения того или иного пункта.

 

2. ПОЭТИЧЕСКИЕ ТРОПЫ

1) Мысль сцбъекта –перипатетика личностно выражена. Философ Ландшафта – это Личность. Он «говорит-пишет», соз­давая субъективные личностно выраженные «мысли-образы» и «легенды». Он – «культурный ге­рой»; он «ска­чет – летает», как «Пе­гас», по культурному Ландшафту; он беспокоит «массовидность» его бытия, как «Овод- Сократ».

2) Мысль субъекта-периптетика поэтична. Философ Ландшафта –«романтик». Он мыслит образно поэтически, это органично сочетается с ма­тема­тическим типом мысли субъекта-перипатетика, так же органично как у пифагорей­цев и Платона. Для многих ландшафтно мыслящий философ ка­жется «слишком простым» и «популярным». Но в этой «простоте» и заключена суть философии, ибо она должна вносить ясность. И в этой «популярности» – её функция, ибо она должна прояснять многообразие знания не «бо­гам», а людям. Вообще реальное многообразие естествен­ного мира требует описания таким же естественным языком, и только так можно схва­тить реальность «с полич­ным». Искусственные же языки созданы лишь для того, чтобы посредством уп­рощения мира достигнуть максимальной точности объяснения отдельных сторон дей­ствительно­сти, -это нужно, как правило, для решения определен­ных практических за­дач, но для создания единой мировоззренческой картины мира наиболее приемлем именно естественный язык.

Со времен схоластов и немецких новоевропейских философов в философии пошла губительная для самой философии «мода» на употребление смутного и неясного «нау­кообразного» языка. Это было связано с тем, что схоласты таким способом стремились обосновать логикой религиозные догматы; и с тем, что в Новое время немецкие философы стремились сделать философию наукой. Философ Ландшафта, который бес­покоится о будущем философии, является «смертельным» врагом такого рода философии, ибо философия не теология и не наука, она Философия.

Пора перестраивать философский язык в режим повествова­ния. Это до такой сте­пени важно для судьбы Философии будущего, что можно пойти по радикальному пути «новых философов» XVII века, которые в стремлении к восстановлению живого языка философствования, пошли на потерю некоторого объема позитивного содержания схо­ластической философии. Потому лозунг философа Ландшафта: «Забыть Хайдеггера!». Забыть также и Гегеля, в такой же степени, как был забыт в свое время Хр. Вольф. Только так может философия получить дальнейший толчок в своем развитии, в противном случае, это схоластическо–мистическое-комментаторское философствова­ние - этот философский СПИД, грозит ей са­моуничтожением. Современная философия должна быть философским романом. Как писал еще ландшафтно мыслящий Фр. Шле­гель: «Романы – сократовские диалоги на­шего времени. в этой свободной форме жиз­ненная мудрость нашла прибежище от школьной мудрости» (Шлегель Ф. Эстетика. Филосо­фия. Критика. Т.1. М. 1983. С.281). Спустя полтора века ему вторит другой ландшафтно мыслящий философ – Ж. Делёз: «Философская книга должна быть, с од­ной стороны, особым видом детективного ро­мана, а с другой – родом научной фантастики» (Делёз Ж. Различие и повторение. СПб. 1998. С.10). Это не значит, что она должна быть сумбурной эссеистикой, во что сваливались часто и Фр. Шлегель, и Ж. Делёз. Ибо философия – это не искусство. Философия - это интеллектуальный роман «Мысли», а потому в нем есть строгая логика, математические выкладки, факты науч­ных исследований, исторические свидетельства. Это роман жестко реалистический, ко­торый при помощи мысли архивирует в сериях философских концептов реальную си­туацию в культурном Ландшафте.

 

2. ХРОНОЛОГИЯ МЫСЛИ

Мысль субъекта-перипатетика историографична. Субъект-перипатетик говорит, т.е. рассказывает истории. История, что забывают многие современные историки, оз­начает буквально повествование, описание, рассказ. Субъект – перипатетик говорит и рассказывает, т.е. действует по законам «повествовательной логики». Эта логика, к со­жалению, совершенно не исследуется современными логиками. А эта логика как нельзя адекватна реальности, ибо жизнь любого человека – это судьба-путь, который он со­провождает разговорами, его мысль базируется на строе речи. Речь – это и есть тропо – логика, которая структурирует сознание человека. Его не структурирует формаль­ная логика, она его насилует. А потому для философа-странника, субъекта-перипате­тика, тем более, приемлем только нарратив, повествовательный строй мысли.

 

НАПРАВЛЕНИЯ

 

В даосизме центральное положение занимает концепт «Дао», у этого философского концепта большое количество значений, но превалирует понимание его как «путь», «дорога» («дух дороги») или как направление к истине. Для китайской мысли вообще чуждо понятие абсолютной четко выраженной истины, для нее истина – это процесс, движение, помеченное определенными намеками, как столбами - указателями к ней. Если для статичного субъекта важна архитектура понятий, то для динамичного субъекта-перипатетика важна не только архитектура понятий, которые он выстраивает во время своих остановках-стоянках, но и, прежде всего, тропологика пути, направле­ния движений мысли по пути поиска истины.

 

1. ПРЯМО

 

2. ОБХОДЫ

 

Мысль субъекта-перипатетика путешествует. Это означает, что она идет не только путем прямых столкновений, путем продавливания истины. Технология интеллекту­альных войн применима лишь для европейской ментальности. Восточная мысль идет другими путями. Эти пути более соответствуют реальной ландшафтной «изгибчиво­сти» мысли, которая свойственна китайской мысли. Анализ этой «изгибчивости» ки­тайской мысли прекрасно осуществил современный французский философ Франсуа Жюльен в своей книге «Путь к цели: в обход или напрямик» (1995).

 

3. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ НАМЕКА

 

«СЕДЬМОЕ ПИСЬМО» ПЛАТОНА

 

ДАОСИЗМ