Переделанная Глава 11 36 страница

- Не вижу повода для смеха. Смеётся тот, кто смеётся последним?!

- Надеешься победить?

- Я в этом не сомневаюсь.

- Да ладно! Я тебе глаза выбью! Где ты и где я? – та показала на свои пухлые руки в месте, где должны быть бицепсы.

И Катя рискнула.

- Да. Ты же просто жирная. Огромная такая куча жира и ничего больше. Побеждаешь всех только потому, что они трусихи. Твой внешний вид меня не пугает.

- Ты посмотри на неё Настюх, оборзела в хлам, нас больше, а она при всех мне угрожает! Замесим её сейчас сто пудово.

Они все смеялись.

- Ну так когда уже?!

- Погоди! Покурим! Что не терпится синяки лечить на личике?!

- Да это ты их будешь лечить, чего мне переживать то?!

- Это с каких щей?!

- Где биться будем? Там? На детской площадке?!

Соперница важно выпустила сигаретный дым и утвердительно кивнула.

- Хорошо. Вот стоим мы друг напротив друга, ты нападаешь, ведь ты же сильнее. Я же пользуясь своим маленьким ростом, проскачу у тебя между ног. В общем, пока ты будешь меня ловить, умаешься и обольешься потом. Да и потом, на физру ты не ходишь, бегаешь плохо, куришь, значит у тебя отдышка. А когда ты устанешь, я возьму вон из той песочницы песка, да хоть пыли с дороги, и сыпану тебе в глаза, пока ты будешь судорожно глотать воздух. А потом, я перебью тебе коленные чашечки, вон в том месте где хрящи, ту упадёшь на колени передо мной. А потом, я прыгну и ударю тебе сверху по позвоночнику острием локтя. Ты костей не соберёшь, дорогуша…

Они молчали, улыбались, перестали бравировать.

- Ну же?! Я жду! – Катя показала на часы. – У меня осталось только час до специальности, давай я быстренько тебя победю и пойду уже по своим делам.

Та закурила очередную сигарету.

- Ещё не все пришли. Давай так… - соперница выдержала паузу. – Раз ты так торопишься, беги на специальность. Встретимся в другой раз.

- Когда?! – Катя приподняла бровь, толстуха явно трусила. – Завтра?!

- Нет, завтра у меня другая «стрелка».

- Тогда, когда?! Мне надо подогнать моё расписание.

- Ну не знаю, может на следующей недельке. Иди уже, в свою музыкалку.

- Точно?!

- Точно.

- Ты уверена?! Меня будут ещё трусихой называть?!

- Всё нормально. Иди уже!!!

Катя пока шла в музыкалку скрючивалась то и дело от смеха. Но надо было что-то делать, и не кому ей было пожаловаться. Разве что бабушке, но та только советовала терпеть. В её детстве всё было страшнее, им нечего было есть, и одноклассники в школе дразнили её хлебом. Она падала в обморок от этого запаха, а они смеялись. Так что, то, что рассказала ей Катя было детским лепетом. Вот она и позвонила Жене, рассказала ему всё.

- Катя, ты что! За одежду?! Да они таких одежд как тут у нас не носили и носить никогда не будут! Не плачь, Катя! А Вовка что?! Почему он им морды не набьёт?!

- Ну он же в заговоре против меня, вместе с Юлькой, сказал, что так мне и надо. Наконец-то я получила по заслугам, и никто не носит меня на руках, не дарит подарков каждый прохожий. У него всё хорошо.

- Я не могу приехать, Кать…

- Я знаю…

- Давай тогда сделаем так, мать когда поедет вас проведать, я куплю тебе одежды, портфель, раскрасок всяких. Передам всё с ней. Там, где проходит Великий Шёлковый Путь есть всё! У них такого как у тебя не будет. Ты у меня – самая красивая! Ты не плачь только, а то от слёз ресницы выпадают, будешь без ресниц, не красиво... беееее

Несмотря на запрет отца, она встречалась с Константиниди, бабушка «крышевала». Или после школы, или в выходной, когда она якобы была у бабушки, или даже вместе с бабушкой она видела Женю, и нового тёткиного мужа азера. Транспорт почти не ходил, поэтому приходилось идти пешком из одной части города в другую. Бабушка объясняла Катерине, что они будут играть в «Красную шапочку», давала ей сумку с гостинцами в нагрузку и отправляла в путь.

И так она бежала, как Красная Шапочка, вдоль проспекта, до центральной городской водной артерии в Дубовую Рощу. Это целый лес. Бабушка сказала, со страшными, серыми волками, в виде незнакомых дядей не разговаривать. Когда-то здесь яблоку было не где упасть, столько народа собиралось, но из-за беспорядков, даже днём было довольно пустынно. Они когда-то тут катались на катамаранах всей роднёй. Им настолько было хорошо всем вместе, что посторонние друзья и знакомые были не нужны.

Однажды, какой-то «дядя» начал приставать к Юльке, к Вовке, да и Кате. Женя в этот момент, как всегда знакомился с девушками. Таких «дядей» там много, местный менталитет довольно спокойно относится к вступлению в половые отношения с девочками, а бывает и с мальчиками с самого раннего возраста (ребёнок иной веры считается «грязным», интим с ним грехом не считается). От мамбетов вполне можно было ожидать прилюдного обнажения половых органов, для них это забава. К этому настолько привыкаешь, что перестаешь обращать на такое внимание. Дважды матери на улице предлагали «продать» Катю на ночь, как сказал «дядя» в смешной шапке: «побаловаться», «озолочу!». К исламу это не имеет ровным счётом никакого отношения, не знают они ни Корана, ни Шариата, а священные книги трактуют, так как им удобнее.

Женя тогда увидел «дядю» возле Кати, оставил девушек и стремительно к нему подлетел. Взял за шиворот и увёл в те самые дубы, которые их прадед с прабабкой насадили. Из Дубовой Рощи слышались только охи и ахи. Позже вышел Женя с красными костяшками на руках и чуть морщась потирал их.

- Юля, Вова, смываемся быстро!

Те вынырнули из воды.

- А что случилось?!

- Смываемся я сказал! Бежим до бабушки по одному!

Вдалеке свистел милицейский свисток, Вовка с Юлькой всё поняли и поплыли к катамарану, Женя прыгнул в воду.

- Вова, Катю возьми!

- Нет! Мы уже на катамаране!

- Зеня, забери меня отсюдава! Зеня, забери!

- Засранцы! Ребёнка забрать не можете! Кать прыгай ко мне, я поймаю.

Катя плакала и долго металась прыгать ей или нет, а тем временем к ним приближались милиционеры.

- Ну же! Смелее! Я поймаю!

Она прыгнула, доплыли до другого катамарана, переправились на другой берег и убежали. В мокрой одежде, босиком по раскалённому от солнца асфальту. Там, за Дубовой Рощей и жили Константиниди, прямо, три квартала вниз, налево, прямо до тупика, в доме, где по периметру бегали огромные собаки.

Он всё прислал, как обещал. У Катерины был самый модный портфель, самый модный пенал, из которого автоматически выскакивала точилка и прочие прибамбасы, набор для рисования, как у художника и самые красивые платья на любой вкус. Опоздал он только, так и не смогла она с ними подружится, да и не надо было, не оного они с ней поля ягоды. К тому моменту как Катя с Мариам гуляли по Восточному Базару, выбирали ей наряды, многих из них уже не было в живых, а её жизнь только начиналась.

- Катя! Катя! Смотри какая сумка, Гуччи! Что ты возле кроссовок вертишься то?!

- Потому что мне кроссовки, а не сумка нужны! И потом, это не настоящие, это же подделка!!!

- Ну и что! А кто знает то?! По качеству не отличить!

Пока Марина выбирала сумку Катя примеряла кроссовок.

- Бери, дэвушка, не пожалеешь! Натуральная кожа! Настоящий Адидас!

- Ври больше!

- Девушка у тэбэ кольца нет, ты не замужем?!

- Нет.

- Выходи за меня! Я тэбэ любые такие кроссовки отдам! И платья какие только захочишь!

- Не захочИшь!! – Катя смеялась.

- Покупай! Как сидит хорошо на ноге! – Катя была в шортах, и продавец гладил её по голени вверх и вниз, от колена до ступни обоими руками.

- Не знаю. Дорого просишь, подделка ведь!

- Я за такие ноги, тебе ещё сто скину!

В этот момент она услышала, как к ним подлетает Марина, изрыгая проклятия, маты и что-то ещё на каком-то тюркском наречии. Она кричала и лупила продавца по спине, тот только успевал отмахиваться.

- Что ты дэлаешь! Не бэй меня! Я женится, хотел!!!

- Я тебе женилку сейчас отчикаю!

Марина перевела дух.

- А ты что встала?! Куда зенки уставила?! Не видишь, что он творит?! Тут тебе не Сибирь! Здесь импотентов нет! Он вчера с пальмы спустился только, ему русская женщина, как жена с гарема Султана! Утащит тебя в контейнер и увезёт в аул. Будешь коротать свои дни с кучей детишек мал мала меньше, возле окна с видом на степь и стадо баранов, пока муж «на заработках».

- Ты что мне такую бесперспективную картину нарисовала?! – Катя смеялась. – Он же только ноги погладил. Я же думала он помогает мерить…

- Ага! Щаз! Или твои ноги гладить или волосатые армянке, узбечке, или кривые у местных! Сравнила! На Востоке самые дорогие, самые красивые женщины – это русские. Пойми это дурёха! Кожа светлая, волос на теле нет, усов нет, ноги ровные, как у косули, да у местных мужиков от того «крышу сносит»! Вот правильно бабушка говорила, хиджаб ты должна носить!

Они с Катей посмеялись немного, потом Марина решила всё же купить кроссовки. За то, что он гладил её ноги, сторговались за кроссовки на три цены меньше. Адидас купили в переводе на российский рубль за сто рублей, и носила она потом эти кроссовки пять лет. И платьев накупили, и джинсов и много ещё чего. Сидели потом в кафе на базаре, у родственника Талгара, ели чебуреки, Марина купила Кате две бутылки пепси.

- На! Это тебе! Я помню!

Катя только засмеялась.

- Ну вот, теперь весь язык будет чёрный. Да я не очень-то люблю что пепси, что кока-колу?!

- Как?! – удивилась Марина – Все говорят, что любишь!

- Да на спор мы тогда с дедом Романом пили её! Я выиграла, на этом всё! Пила только для того, чтобы он меня хвалил! Удовольствие ему доставляла. А потом, просто как память о нём, душу греет.

К вечернему намазу в тёткином доме готовился прощальный ужин. Застолье – это ведь не только пища и вино, за столом собирается вся семья, за столом каждый рассказывает о себе, за столом происходит единение душ, за столом можно распознать кто друг, а кто враг. Вспомнить хотя бы Тайное вечеря Иисуса Христа перед предательством Иуды.

 

 

- Ну вот, все сегодня собрались, как раньше, у греков! – щебетала тётка, собирая на стол. – Только Таньшка с Софкой подойдут. Кто шашлык будет жарить?! Лёша ты?!

- Я?! Я старый уже. Катя пусть жарит, он у неё самый вкусный получается. Она же всегда с греками жарила, все секреты знает.

- Вовка поспорил бы!

- Они постоянно дерутся, кто будет жарить шашлык – объяснил отец тётке. – Жарь иди!

- Но он хуже меня жарит! То не дожарит, то пережарит, то огонь потухнет! Жди шашлыка два часа! Если я жарю шашлык, значит я не мою посуду, хорошо?! – встряла довольная Катя.

- Тут есть кому мыть, спекулянтка, иди жарь уже! – тётка хлопнула её по пятой точке.

Катерина уже разожгла мангал, когда услышала стук в калитку.

- Я открою! – крикнула она в дом.

Она не спеша сполоснула руки в саду, прошла под окнами кухни, открыла тяжёлый металлический засов. Молчаливые собаки убийцы, закрытые в вольере, навострили ушки и вопросительно смотрели на калитку.

- Добрый день!

- Здравствуйте! – ответила ей темноволосая девушка, так пронзительно похожая на Катю, только постарше. Она держала за ручку маленькую белокурую девочку глазами цвета голубого мрамора.

- Проходите, мы вас заждались уже. Вы должно быть Татьяна? А это Софа?! Так?!

- Да… Как вы догадались.

- Ну всё очень просто, ты, можно же на ты, да?! Ты похожа на меня, а Софа на Женю!

- Точно! Я как-то сразу не обратила на это внимание, мы правда с тобой очень похожи.

- Пошли быстрее, а то у меня мангал прогорит, придётся всё заново разжигать!

- Ты шашлык жаришь?!

- Ну да! Как дядя Коля грек жарил, по его рецепту!

Пока Татьяна с Софией здоровались с остальными, Катя уже готовила мясо, по рецепту среднеазиатского грека.

Настоящий шашлык готовят из баранины, но мясо это сложное, жирное, повар должен обладать филигранным искусством чтобы его приготовить действительно вкусно. Дилетанты делают шашлык из свинины, такое блюдо только для тех, кто хочет набить поскорее желудок. Константиниди готовили шашлык из молодой телятины, вымоченной в сухом красном вине, с добавлением, винного уксуса. Тут главное не переусердствовать с уксусом, а то мясо задубеет. В мясо приправ минимальное количество, иначе специи отбивают вкус самого мяса, только смесь перцев и укроп. Всё гениальное просто! Куски телятины режутся среднего размера, примерно прямоугольной формы. Вся эта вкуснятина укладывается в огромную ёмкость и обязательно перемешивается руками. Руки здесь очень важны! Мясо переминается, впитывает энергию своего повара, становится с ним одним целым. Повар отдаёт часть себя, когда готовит этот шашлык, поэтому очень важно самоощущение, внутренние чувства того, кто готовит. Через еду распространяется любовь, поэтому домашняя еда и еда приготовленная с любовью, всегда вкуснее блюд в самых лучших ресторанах. Когда мясо тщательно уложено и залито вином и уксусом, его оставляют в покое для маринования часа на два или три. Пока мясо маринуется шинкуется лук репка, обязательно кольцами, и также маринуется в уксусе со смесью перцев.

Когда в мангале достаточно углей, мясо одевается на шампура. При этом огонь потухать не должен, с одной стороны мангала обязательно должен идти жар. И вот, сырой шашлык выкладывается на угли… Его необходимо равномерно переворачивать по сторонам, не допуская чрезмерного перегрева. Чтобы мясо не сохло шашлык сбрызгивают разведённым один к одному сухим, красным вином. Мясо должно быть тёплым и мягким как женское тело, чтобы таяло во рту, как женщина в руках у хорошего любовника (дословно как говорил дядя Коля). Если шашлык обуглился, то такое мясо бракуется, повар значит не вовремя перевернул шпажку, проспал.

И вот, шашлык готов! К мясу подают сухое красное или белое вино. На тарелках разложен маринованный лук, хлеб и обязательно кетчуп из домашних помидоров, он не такой густой как магазинный, в нём чувствует сахар и солнце. Катя любила всегда шпажку с шашлыком покрыть кетчупом. Вкуснее всего для неё кушать шашлык прямо с шампура, потом подцепить вилкой лук и отщипнуть кусочек хлеба. А когда она глотала мясо запивала залпом бокал вина. Вино тушило остроту от перца и разгоняло кровь.

Вот и теперь они так же собрались, как раньше в беседке, в саду и ели шашлык. Катя снимала зубами с шампура сочное мясо, сок капал с него ей на подбородок и футболку, а она подцепила вилкой лук, проглотила всё это и запила вином.

- Катя, афигеть! – высказала комплимент Юля.

- Правда, очень вкусно! – подтвердила Татьяна.

- Спасибо, я знаю! – самодовольно похихикала Катя.

Когда вино их расслабило и на дворе уже были сумерки, тётка включила садовые фонари, освещавшие дорожки и беседку. Софку уложили спать, как и Катиного отца, он хмелел с одного бокала, аллергия на алкоголь мешала ему выпить больше. Только так, для вкуса, вкуса жизни, совсем чуть-чуть, чтобы мышцы расслабились. Они сидели с Татьяной вдвоём и молчали, слушая трели сверчков.

- Женька когда-то сказал, что жениться на той, которая похожа на меня. Ты очень похожа…

- Я не знала. – Татьяна смущённо улыбнулась.

- У него было женщин немерено, в глазах рябило. Он не изменял, но менял их как перчатки. Помниться была одна, он даже жил с ней, тут в этом доме, бабушку уговорил, пустила молодых. А та воровала у бабки помаду, духи и бусы. Я сама видела.

Катя на секунду помолчала.

- Стрижка у неё короткая была, как у мальчика. Лежат утром в обнимку, а бабка меня к ним подведёт, стоим, любуемся. Посмотри, говорит, как голубки лежат, и Женю по голове гладит. А потом она и деньги у бабушки стала таскать, из заначки. Скандал был до небес. Женя молчал, когда та собирала вещи, зубы сцепил, бабку не винил, и эту не защищал, сам не знал кто прав, кто нет. Дальше хуже было. Они расстались, а где-то через пол годика та ему младенца приносит в пелёнках, твой говорит. Он уже было признал… да мать моя, тоже как и ты Татьяна… Прям знак судьбы, тётка Татьяна, мать моя Татьяна, ты Татьяна! Так вот, мать моя и говорит, не наш! Спорили они с тёткой, да потом решили так, распеленали его для меня, как я решу, так и будет. Младенец был темноволосый, кареглазый, со смуглой кожей, не было ничего нашего. У нас то все белокожие, темноволосые редко рождаются, я исключение, дети на отцов у нас похожи в роду. Ну и нет там нашего ничего! Так и сказала – не наше! Завернули младенца в пелёнки отдали его мамаше и отправили восвояси! Так ещё раза четыре было. Ни один не наш! Не знаю почему, но они не похожи! Грешным делом, чтоб ошибки не было, женщины наши физическую силу применяли, окунали мадмуазелей головой в унитаз. Материли Женьку, что мол шляется, кобелина, и таких же шлюшек приводит. Вот они и сознавалась тогда, со сколькими спали одновременно. А Софке никакая ген экспертиза не нужна! Сразу видно – наша! Издалека! И походка, и волосы его, и глаза! Какие обалденные глаза!

Татьяна улыбнулась в полумраке.

- Вы где познакомились?!

- Случайно. Я пошла туда, куда не должна была идти. Обычно не хожу по клубам, а тут.. девчонки с работы пригласили день рождение коллеги отметить, а он там охранником работал.

- А я-то думаю, он что, в театр стал ходить?! Ан нет! Всё по-прежнему, клубы и спорт зал. В которых либо барменши и официантки, либо спортсменки. Ни тебе Шекспира, ни тебе Лермонтова, ни тебе стихов под луной.

Катя хохотнула и Татьяна улыбнулась ей в ответ.

- К нам стали приставать эти, мамбеты, драка была. Когда всё закончилось он проводил меня до дома.

- И даже на рюмку кофе не напросился?!

- А-ха-ха, нет.

- Что-то на него совсем не похоже.

Они обе понимающе смеялись друг другу.

- Давно видела его?!

Таня заплакала, пряча слёзы в темноте и утвердительно кивнув пояснила:

- Он запретил. Там всё в присутствии конвоира, только обняться и поцеловаться. Плохо выглядела, плакала, он запретил. И Софку запретил туда возить.

Катя понимающе кивнула.

- Правильно. Не чего вам там делать.

- Как, однако в жизни всё закономерно. Жизнь нас всегда подготавливает к «ударам судьбы». Всегда есть тренировка. Это делает нас сильнее.

Катя размышляла про себя. В девяносто первом, когда союз развалился, в бывших республика вспыхнули междоусобные локальные конфликты. А тут их республика объявила независимость, Женьке в армию как раз. Что ждало русского парня в армии мамбетов?! Дедовщина в российской армии показалась бы раем. Правдами и неправдами отправили его в Нахимовское Училище в Санкт-Петербург, лишь бы среди своих. Но… в Нахимовском курсантов не кормили, офицеры пьянствовали, дисциплины не было. Он сбежал, больше от голода и от безделья, чем от произвола офицеров. Каким-то образом попал в отряд специального назначения. Так он оказался в одной из «горячих точек» бывшего СССР. Их там как бы не было, но они были, также, как и американцев там как бы не было, но те были.

Он попал к ним в плен. Его сослуживцы умерли сразу же от ран, а он выжил. Когда он более или менее оклемался, стали выпытывать дислокацию и численность наших отрядов. Пытали. Когда они выдёргивали ногти щипцами – это было ещё по божески… они подожгли те самые волосы на спине и груди, в которые Катя вплетала ленты, «чтоб он был ещё красивее». Огонь проникал в луковицу каждого волоска доставляя невыносимые муки. Чтоб было ещё «веселее» они погладили ему раскалённым утюгом ягодицы и внутреннюю поверхность бёдер. То, что они выбили ему все зубы, было сущими пустяками. И много чего ещё они делали, и никакая Гаага им не была страшна и не снилась даже.

На третий день пыток он понял, что ещё чуть-чуть и умрёт от разрыва сердца. Решил бежать. Шанс был только один, когда ходишь в туалет. Чтоб не убежал, его раздели до гола и без обуви. Кругом были горы. «Совсем как дома», вспоминал позже он. Горы он знал, как жить в них знал. Убежал. Иначе умер бы или выдал своих.

Он шёл до дома три месяца. Босиком. По горам, обходя селения и воровал в садах фрукты и овощи по ночам. Как-то лазил по дачам и разжился старыми трико и разбитыми кирзовыми сапогами, футболкой. Так и пришёл к матери, в этой одежде, с метровой бородой и вшами. Мать как увидела, в обморок упала сразу. Ему уже свечки за упокой ставили.

- Уезжать надо, Таня… Уезжать. Здесь всё летит в тартарары!

Татьяна вновь заплакала.

- Я не хочу, я не могу. Здесь всё моё! Я люблю этот город, эти фонтаны, парки. Может всё образуется?!

Катя отрицательно покачала головой.

- Ну разве ты не видишь, «Знаки Судьбы»?! Помнишь семью Лота из Библии?! Его жена обернулась и превратилась в камень. Нельзя оглядываться!

- Я не оглядываюсь! Но пока же ещё есть время! Всё образуется… Женя выйдет и всё будет хорошо.. – с надеждой в глазах, та смотрела на Катю..

- Мне бы очень этого хотелось, Тань, но «они» не дадут… Они убьют его. Ты этого хочешь?! Знаешь, что он мне написал в записке оттуда: «Я ненавижу этот город! Будь он проклят!».

 

Это случилось в тот год, в тот день, когда у Катерины был выпускной школьный бал. Она была рада уйти из школы, так и твердила про себя: «Ну вот и всё, закончился этот кошмар. Ну вот и всё! Я не увижу больше этих лиц! Боже мой, какая радость!». На следующий день, как самой трезвой, ей ещё пришлось убирать за ними, «следы радости» расставания со школой: бутылки, блевотину под столом, использованные презервативы, использованные шприцы.

Как говорится, каждому воздаться по заслугам их. Над ней часто смеялись, вот и мама, и папа есть, даже не в разводе, папа не гуляет, а она бедно одевается и никуда не ездят они с семьёй отдыхать. И кушать в столовой Кате было дорого, и не могла она себе позволить дорогого выпускного платья. Даже не думала фасон какой выбрать, туфли подобрать или бижутерию, на те деньги, что у матери были с трудом можно было найти хотя бы платье. Луше было не думать об этом. Так легче. Это всего лишь одёжка…

Одноклассница Анна, дочь запойной пьяницы и семидесятилетнего старика хвасталась ей как-то, что ежегодно, как малообеспеченная ездит отдыхать в самые дорогие школьные лагеря, питание у неё бесплатное. А сколько она путешествовала и не счесть! И в Сочи то она была, и в Питере, и в Москве, по «Золотому кольцу» проехала! А что для этого надо?! Ничего. Мать как пила, так и пьёт.

 - Вот что толку Катя от тебя, такой правильной?! Моя мать пьёт и у меня всё есть! У тебя есть оба родители, все не пьют, и у тебя ничего нет! А надо жить как я – в своё удовольствие!

В удовольствие. Конечно. Государство тратило на таких Ань деньги, изымаемые в виде налогов у Катиных же родителей, чтобы потом такие Ани превратились в таких же пьющих мамаш.

В девятом классе, на уроке технологии они строчили простыни, Аня опоздала. Она в тот день ничего не стала шить. Её колотила дрожь, руки тряслись, бегали глаза. Катя подошла к ней и участливо спросила:

- Что с тобой?!

Нервно сглатывая сильное слюноотделение Аня дрожащим голосом ответила, показывая запястье левой руки:

- Смотри…

На руке красовался огромный синяк яйцевидной формы, на венах видно было прокол.

- Что это?!

- Я и Ольга, помнишь нас вчера в школе не было?!

Катя кивнула.

- У нас новые друзья. Познакомились мы с ней. Я в одного влюбилась с первого взгляда, голова кругом... Ну в общем они нам бесплатно предложили попробовать героин. Так круто было! Ты не представляешь! Такие глюки накрыли! Я такое видела! Так хорошо было, так свободно! И на всё пофиг! Понимаешь на всё и на всех пофиг! Это рай!

От неожиданного признания Катя рухнула на случайно стоящий рядом стул. Ей стало плохо. Там, в городе Верный, под вишней, тоже предлагали его бесплатно. Пол двора его попробовали и исчезли навсегда. Женя… Женя тоже, но по другому.

Как-то, когда она была «тайно» в гостях у Константиниди, якобы ночевала у бабушки, Женя долго не шёл домой. Был первый час ночи, а он стоял с компанией на углу, они громко смеялись. Конечно же Женя был в окружении девушек. За ним туда ходили и мать, и Юля, но тщетно, он не шёл домой. Тогда тётка послала Катю, Юлька спряталась за пирамидальным тополем и смотрела как в темноте та шла на свет уличного фонаря, где стояла компания. Катерина на цыпочках, со спины подошла к нему, взяла его за руку, от чего он непонятливо оглянулся назад, потом в низ и тихо сказала:

- Женя, пошли домой. Я без тебя заснуть не могу.

Он ей улыбнулся, присел на корточки и хитро спросил:

- Прям так не можешь?! Уж не мать ли тебя подослала?!

- Она.. Но я правда не могу уснуть без тебя! Ты мне должен руку под голову подложить, иначе никак!

- Ну а как же мои друзья, я им тоже нужен!

Этих друзей Катя не знала, они были новые и странные. Собирались всё время по ночам, сидели на корточках в углу, в своей тесной компании. А ещё, когда Катя подходила она слышала, как Жене предлагали попробовать бесплатно классную дурь. Бесплатно… Поразмыслив, она вспомнила, что случилось во дворе с теми, кто пробовал что-то подобное бесплатно, она ему тогда сказала:

- Это плохие друзья. Они мне не нравятся. Не бывает ничего бесплатного. А у нас во дворе, под вишней… Женя, пошли домой!

- Ты всё слышала, шпионка маленькая! Я не буду ничего пробовать! Тут моя девушка, я не могу её тут оставить, с ними.

Женя пристально смотрел в её карие глаза своими небесно-голубыми, мраморными глазами и повторял:

- Я не буду ничего пробовать! Не переживай за меня! Хорошо?! Не буду, слышишь?! Веришь мне?! Я обещаю!

Катя неуверенно утвердительно кивнула головой.

Он кивнул в сторону ярко накрашенной девицы, с высоко зачёсанной наверх чёлкой, в чёрной, кожаной одежде, на лице её выделялась ярко алая помада. Было в ней что-то такое… агрессивное, низменное, далёкое от «женщины», от образа жены и матери, который должна нести каждая женщина. «Она не наша! Я не хочу, чтоб мои племянники были на неё похожи!», подумалось Кате и она нисколько не смущаясь ему сказала всё, что о ней подумала:

- Она страшная, Жень! На вампира похожа из американских фильмов. Выпьет всю кровь с тебя! Она не наша, Женя! Не наша! Она не похожа на меня! Ты же обещал!

После этих слов он ещё раз посмотрел в сторону совей девушки.

- А детки у неё тоже будут такие страшные?! Я тогда не буду с ними водится!

У девицы от удивления открылся рот и увеличились в размере глаза. Женя засмущался.

- Ну… Ладно, ладно тебе. Тихо! Иди домой, я сейчас приду! Мину через пять. Ложись спать, я умоюсь и рядышком лягу, подложу тебе под голову руку.

- А ты не врёшь?! – Катя подозрительно прищурила глаза.

Он засмеялся и притянув её к себе прошептал на ухо:

- Обещаю!

- Ну ладно тогда! – и погрозив пальчиком компании, Катя направилась к Юле.

Ребята смеялись над ней. Однако, она сделала всего три шага, как её нагнал Женя, взял её на руки, поцеловал в щёчку и также тихо прошептал на ухо:

- Ты права. Она не похожа на тебя. Совсем не похожа. От таких детей не хотят. Проститутка.

И опустив её на землю пробурчал себе под нос:

- Устами младенца глаголет истина. Проститутка.

Катя на него вопросительно смотрела.

- Кто такая проститутка?!

- А?! Ну это женщина с ярко красной помадой на губах. Ну, как эта… - он кивнул в сторону компании. – Беги домой скорее! Спать же хочешь! Я сейчас приду!

Он повернулся в сторону компании и долго оборачивался ей в след, показывая на пальцах «Пять минут!».

Женя пришёл ровно через пять минут. Мать его ругала на кухне шёпотом. Потом он дыхнул на неё мятным запахом зубной пасты, просунул руку ей под голову, откинул прядь волос и поцеловал в щёчку:

- Ну что, шпион мой, не спишь ещё?!

- Не спишь конечно! Шляешься где попало! Я не могу спать, когда «не все дома»!

- Ну всё! Я дома! – он откинулся на подушку и притворно громко захрапел.

Катя повернулась и зажала ему нос пальцами.

- Ну задохнусь же!

Он пощекотал её и спросил на ушко:

- Ты любишь меня?

- Люблю. – ответила она засыпая.

- И я тебя люблю. А эту… Эту я не люблю. Так она.. не переживай, не женюсь я на ней. Вот когда полюблю, тогда женюсь.

- А когда ты полюбишь?!

Он помолчал и прижав её к себе куда-то в потолок ответил:

- Бог его знает… Спасть давай!

В тот раз он удержался. Следующее испытание было серьёзнее. Когда он был в плену, что стал посговорчивее, между побоями, когда голова уже ничего не соображала, ему вкололи героин насильно. Он знал, что с героина привыкают с первого раза, ты расскажешь всё, ради следующей дозы. Нужно было перетерпеть. Ломка началась сразу, Женя плакала и стонал, ползая по каменному полу своей камеры. Чтобы как-то пересилить себя он жевал полотенце, потом нашёл какую-то палку и кусал её до боли в зубах. Вот тогда-то он и понял, что, если они уколют его второй раз, он всё выдаст. Мало того, что выдаст, ещё и станет наркоманом. Потом он неделю эмитировал ломку, чтоб надсмотрщики не догадались, что он всё «переболел» и здоров. Это и помогло ему. Они думали он ослаб, сил не хватит и отпустили в туалет, в горах, с одним конвоиром. Женя подковы сгибал руками, что уж было ему с одним конвоиром не справится?!

От него Катя и узнала, что с героина привыкают мгновенно, но только после первого раза можно себя спасти. Потом назад дороги уже не будет. Помня это, она спросила у Ани:

- Сколько раз ты уже кололась?!

- Один. Но мы завтра ещё собираемся! Так классно будет!

У Кати расширились зрачки, она схватила руку Ани и сжала её до боли: