2020-07-12
175
“Каждое воскресенье, после обедни, мы ходили в город, в эти школы и учили там грамоте массой собиравшихся и старых и малых мещан и крестьян... Ходил туда и Александр Александрович [Красовский]. Везде – в номерах, на улице, в классе – только и было разговора о том, что каждый из нас прочитал: общественные вопросы стояли на первом плане... говорилось о свободе, о любви к мужику... Для нас, еще тогда молокососов, наступило точно воскресение. Какая-то радость, какое-то высокое одушевление наполняли наши сердца. Но мы знали, что перед нами открылся новый широкий путь знания и служения дорогой родине. Это была золотая идиллия юности, исполненной мечтаний, невозвратное время, когда самонадеянному уму всякая высь казалась доступной, всякая преграда – легко устранимой. Жизнь, не омраченная ни единой тенью, была в наших глазах озарена ослепительным светом...”
14. Журнал “Русское слово”. 1862, VI.“Старое предание”.
Средь великих угрюмых лесов
Городок есть Орлов.
Там живут взаперти, как купцы,
Того града отцы.
С вялой ленью, с недвижностью сна:
Старина им мила.
Раз глядят, – к ним забрел в вятский лес
Мимоходом Прогресс.
Речь о книгах повел,
И пошел, и пошел:
Я для вас, – говорит, – дикари,
Заведу буквари,
Чтоб для ваших жен и детей
Свет открыть поскорей.
Я их в школы от вас уведу
И на ум наведу...
Застонал, закряхтел вятский лес,
Когда смолкнул Прогресс.
Будем жить мы, как жили отцы, –
Завопили купцы.
Для чего нам твои буквари,
Молодец, говори!..
Для чего нам для здешних сторон
Образованность жен!
Нам не умниц давай, лучше дур,
Чтоб не строили кур,
Книг не знали, родили детей,
Да боялись мужей.
Чтоб умели не петь лишь стишки,
А ворочать горшки.
Так иди же, молодчик, к другим ‑
Ничего не хотим!
Так вопил тех орловских граждан
Целый дружеский стан.
Громче всех посреди стариков
Причитал Петухов.
(Автором этой сатиры, по предположению Е. Д. Петряева, был орловский уроженец П. М. Синцов. Купец Петухов, как говорится в примечаниях к фельетону, оказался самым яростным противником открытия женской школы в Орлове.
К. Э. Циолковский о Вятке.
“…Вятка для меня незабываемая. Там началась моя сознательная жизнь. Когда наше семейство перебралось туда из Рязани, я думал, что это грязный, глухой серенький городок, по улицам медведи ходят, а оказалось, этот губернский город ничем не хуже, а в чем-то, своей библиотекой например, получше Рязани… полюбились мне и коренные вятичи, люди смышленые, предприимчивые, умельцы на все руки…
…В Вятке я организовал в дровяном сарае целую мастерскую – стругал, пилил, резал жесть, возился с резцом. Своими силами я смастерил токарный станок, самодельную астролябию, водяные лыжи. Даже идея цельнометаллического управляемого аэростата, с которой я потом не расставался всю жизнь, пришла мне в юношеские годы в Вятке”.
(Рассказ ученого о вятских годах записан журналистом и писателем К. Н. Алтайским, который около девяти лет общался с ним).
Народник Н. А. Чарушин об уездном городе Орлове.
“Орлов со своими тремя с половиной тысячами жителей представлял собою подлинный патриархальный уголок... Все жили по дедовским традициям и всякие новшества строго осуждались... Обывательская жизнь текла в общем мирно и гладко, ничем не мутимая... откуда-то в городе появился всего единственный студент, конечно, по понятиям обывателей крамольник... В нашем доме книг, кроме двух-трех духовного содержания да какого-то старого иллюстрированного журнала, совсем не было”.
Невропатолог и психиатр В. М. Бехтерев о вятских годах.
“Нечего говорить, что такие книги того времени, как Писарева, Португалова, Добролюбова, Дрэпера, Шелгунова и др., прочитывались с увлечением по многу раз. Нашумевшая в том время теория Дарвина была, между прочим, предметом самого внимательного изучения с моей стороны”.
(Дрэпер Джон Вильям – физик, химик, физиолог и историк. Работал в США. В России успехом пользовалась его книга “История умственного развития Европы”).
Работник Вятского земства, “шестидесятник” В. И. Малинин о Вятском земском учителе в письме казанскому издателю и публицисту Н. Я. Агафонову.
“Обозрел училище... – чудеса! Учебных пособий такое богатство, какого едва ли найдется в каком-либо уездном учебном заведении. Это просто Вятский университет, технологический институт, земледельческая академия и педагогический институт вместе... Химическая лаборатория, физический кабинет, мастерские ‑ столярная и слесарная, скотный двор, кузница, опытное поле для образцового земледелия, земледельческие орудия, амбары ‑ все это ясно устроено и устраивается с неослабным рвением”.
Из письма Аполлинария Васнецова – брату Виктору (сентябрь 1875 г.).
“Да, действительно, я, ты, все мы... должники общества, но не всего. Я считаю себя ‑ должником тому, кто в осенний дождь, в ветер, пронизывающий до костей, в холод, когда застывает кровь в жилах, заносимый снегом, в степях везет свой хлеб другим, добытый потом и кровью; тому кто живет в тесной лачуге с разъедающим глаза воздухом... тому, кто целое лето, почти не отдыхая, пашет, косит, боронит, страдает, кто все заработанное пропивает, чтобы на время забыть свое тяжелое бремя... И долго еще не окупить нам этот великий долг”.
Священник-просветитель о. Н. Н. Блинов о становлении своих взглядов.
“Что я представлял собою: скромный труженик, не занимающийся политикой, правда, я – шестидесятник. Неглубоки наши взгляды на жизнь общественную. Два слова дороги были для нас. Все кредо заключалось в них: эмансипация и конституция. Первое сказалась, а второе мы ждали сорок лет, чтобы оно было сказано. Шли десятилетия, нарождались новые люди с новыми требованиями. Мы наблюдали, но не сдавались. Лавровизм, бакунизм, “Земля и Воля”, Фейербах, Чернышевский, революционное народничество, марксизм. Для молодой интеллигенции мы были устаревшие либералы, стоящие за постепенность, легальность прогресса. На нас смотрели лишь снисходительно, и при политических несчастьях жалели нас, но помогали чем могли. Конечно, ничего геройского не было в том, что мы донесли до могилы свои идеалы шестидесятых годов, не окрасив их позднейшею партийностью”.
