Хозяйственное развитие губернии

Социальная структура Вятской губернии на рубеже XIX – XX вв. принципиально изменилась:

 

Годы	Все население (тыс. чел.)	Городское	Сельское	% городского	% сельского
1897	3082.8	95.8	2987.0	3.1	96.9
1900	3306.8	95	3211.8	2.9	97.1
1913	3813.3	157.6	3655.7	4.1	95.9

 

Как видно из таблицы, сельское население было подавляющим. Губернский город Вятка по Всероссийской переписи 1897 года насчитывал 25 тыс. жителей; уездные города – Слободской – 10,1 тыс., Нолинск – 4,8 тыс., Яранск – 4,8 тыс., Уржум – 4,4 тыс., Котельнич – 4,2 тыс.; Орлов – 3,3 тыс., Малмыж – 3,2 тыс.

Губерния сохраняла свой полинациональный характер. Русские составляли 80% всего населения губернии, удмурты (вотяки) – 11%, марийцы (черемисы) – 4%, татары – 3%.

Производительность сельского хозяйства была невелика. Основной культурой, возделываемой в Вятской губерни, была рожь. На рубеже XIX – XX в. ее средняя урожайность составляла с десятины 34,4 пуда, овса – 30,1 пуда, ячменя – 36,2 пуда. Многие крестьяне занимались кустарными промыслами, отправлялись в ”отход”.

Аграрная столыпинская реформа в Вятской губернии проходила слабо по сравнению с другими губерниями. Большинство крестьян отрицательно относились к реформе, видя в общине средство, предотвращавшее их разорение.

Промышленность в губернии развивалась слабо. В 1904 году имелось 683 предприятия с 36 359 рабочими, что составляло чуть более 1% населения. В большинстве предприятия были мелкими, полукустарными. Наиболее развитыми были кожевенно-обувное, скорняжное, меховое, шубно-овчинное производство. Также существовали писчебумажные, винокуренные, спичечные предприятия.

На северо-востоке губернии действовали старинные металлургические заводы – Омутнинский, Пудемский, Песковский, Кирсинский, Белохолуницкий, Чернохолуницкий. На Ижевском заводе (совр. терр Удмуртии) изготовлялась оружейная продукция.

Пароходы ходили с Вятки на Каму и Волгу. “Пароходное общество по реке Вятке” Тырышкина и Александрова (с 1900 г.) и основанное на этой базе “Товарищество Вятско-Волжского пароходства” (в 1902 г.) ведало водными перевозками.

Развитие железных дорог привело к тому, что Вятская губерния осталась в стороне от товарного движения. Возникла идея о соединении Вятки железной дорогой с другими городами. Постройка Пермь-Котласской железной дороги (1899 г.) и Северной железной дороги (1906 г.) создала более благоприятные условия для экономического развития губернии, связав ее со многими промышленными и торговыми центрами России.

В различных отраслях производства происходила концентрация капитала в форме акционерных обществ и торговых домов. В начале 1900-х гг. действовали Вятское отделение Волжско-Камского банка и Вятское общество взаимного кредита.

 

Жизнь народа

На рубеже XIX – XX вв. в крестьянстве происходили существенные изменения, вызванные стремительным ходом истории. Такие перемены ощущались и в жизни населения Вятской губернии, куда, казалось бы, новые явления доходили не столь интенсивно, как в более развитые места.

Публицист М. Л. Песковский писал в начале ХХ в. о различном отношении вятских крестьян к чиновному люду и духовенству, с одной стороны, и к интеллигентам, находящимся на земской службе, с другой: “Наоборот же, к людям, состоящим на земской службе, крестьяне относятся просто и непринужденно… Духовенство и чиновники являются здесь как бы заместителями помещиков”. В земских врачах, учителях, агрономах крестьяне хотели видеть помощников, доброжелательных советчиков.

Многое в самосознании и поведении крестьян находилось в зависимости от уровня состоятельности, от занятий отхожими промыслами, а также от места жительства: “Тертые” яранцы далеко не так скромны и почтительны, как вятчане, – заметил наш земляк, этнограф Д. К. Зеленин. – Если последние готовы снимать шапку и кланяться перед всяким человеком в интеллигентном костюме (не говоря уже о светлых пуговицах!), то у яранцев этого нет”. (Светлые пуговицы – признак чиновничьего или полицейского мундира).

В северо-восточной части губернии, на севере Слободского и Глазовского уездов быт крестьян и на рубеже XIX – XX века все еще напоминал времена, описанные В. Г. Короленко в “Истории моего современника”, когда вследствие бездорожья и отдаленности одного селения от другого многие крестьяне всю жизнь не бывали далее центра волости.

Изменение быта нарушалось при установлении связи “глухих уголков” с оживленными местностями. Из северных волостей Орловского уезда Вятка и Холуницкий завод представлялись столь отдаленными, что поездка туда казалась крестьянам “подвигом, на который не всякий решится”. В то же время, про жителя Яранского уезда так бы не сказали.

Особенности вятчан отмечали не только уроженцы края. Историк и археограф Н. Н. Оглоблин писал: “Если не придираться строго к “вятской простоте”, то с вятчанами жить можно и сойтись с ними не трудно: это народ добродушный, мягкий, общительный, несмотря на кажущуюся суровость, замкнутость и грубоватость”

Трудолюбие среди суровой природы являлось отличительной чертой вятских крестьян. Условия жизни позволяли им находить средства к пропитанию возле дома: можно было точить ложки, но не идти на фабрику. Кроме того, сильно ощущалось влияние “общинного” менталитета.

Рачительные хозяева делились успехами на страницах “Вятской газеты”. Крестьянин из Уржумского уезда Сидор Софронов регулярно с подробностями описывал свое хозяйство (“хозяйство маленькое, живу не богато и не бедно”). Он сообщал, что кроме земледелия доход принес плодовый сад; в 20-ти ульях собрано около шести пудов меда, который при продаже по 8 руб. за пуд дал прибыли 48 руб. Автор отметил, что от хлебопашества в 1906 году был сплошной убыток, правда, не пояснив причину. Подобные сведения о крестьянских хозяйствах приходили из многих мест.

Многое в деревне к началу ХХ века еще сохраняло элементы архаичности, хотя приметы нового неизбежно наступали. Изменения происходили в деревенском быту, хотя и постепенно.

Социальная дифференциация расслаивала деревню. Обычно на выборные должности избирались крестьяне среднего, а иногда и ниже среднего достатка. Они неизбежно становились зависимы от “первых людей” на деревне.

Вятская губерния не представляла собою этнографического целого. Слова финно-угорского или татарского происхождения органично входили в лексику русских крестьян. Когда татарина желали почтить, к нему обращались уважительно: “Ну, князь, как поживаешь?”

Этнограф и историк Д. К. Зеленин подмечал привлекательные качества крестьянина в домашней обстановке: “…он нежный отец, часто целую ночь баюкает своих ребятишек, когда его, утомленная дневными трудами и заботами, “баба” спит”.

Уважительное отношение к труду воспитывалось с детства. “Он у меня уже борноволок” – говорил дед о своем внуке. То есть мальчик уже может боронить. Отношение крестьян к детям видно по фотографиям С. А. Лобовикова. “Новая сказка” – бабушка у прялки с тремя внуками; “Мать” – ребенок на руках, старший рядом; “Дедова радость” – дед с внуком за чтением книги; “В гости к бабушке”; “Мамку ждут”; “Пеленает”, “Домовница” – девочка у зыбки с младенцем; “Мальчуган”; “Нищий мальчик”.

При всем внимании вятского земства к повышению грамотности крестьян, ее уровень и на рубеже ХIХ – ХХ века нельзя преувеличивать. В 1897 г. грамотных в губернии было 14,82 %, в 1912 г. – 20 %; тогда же грамотных новобранцев насчитывалось 71,2 %. Охват школами жителей губернии был таков: в 1911 г. – одна школа на 55 кв. верст, 4 школы на 1000 жителей.

Многие крестьяне, получив начальное образование, впоследствии теряли познания в чтении и письме, забывали грамоту, поскольку некоторым она просто не пригождалась. К сельским учителям отношение было неоднозначным, все зависело от качества работы (по представлению самих крестьян): “Какие учительники! Только ребят балуют”. Однако способный ученик заслуживал уважения: “Цыфарь”. “Паренек хорошо уж ходит и по цыфарю”. Грамотность уважалась крестьянами: “Вострограмотный. “Ой, парень, учитель у нас вострограмотный!” – отмечал “Словарь” Н. М. Васнецова, брата знаменитых художников.

К обучению детей крестьяне относились двойственно. Сначала родители не желали тратить время и средства на учебу детей, опасаясь, что знания сделают их непослушными, позднее возросло понимание, что дети смогут преуспеть, именно благодаря учению. Хотя старшее поколение опасалось, что выучившиеся дети перестанут помогать в крестьянском хозяйстве.

По отношению к девочкам бытовало мнение: “На что девке грамота?” Но в начале ХХ в. в уездных городах стали открываться женские прогимназии, где обучалось немало девочек из крестьянских семейств. Содержать их в учебе оказывалось нелегко, поэтому учиться могли чаще дочери довольно состоятельных крестьянских семейств. Мать-крестьянка излагала свои заботы: “В город, батюшка, пошла. Дочку проведать, да похлопотать о ней… Учится в гимназии… Доучиться надо, а как доучишься, коли достатка нет”. Ученики являлись и зеркалом социального расслоения деревни. Рядом с бедными детьми были такие, что хвастали: “Нам тятенька каждый раз из города арбуз привозит, и сразу его съедаем”.

Крестьяне хотя не сразу, но привыкали к новшествам, здоровая природная любознательность брала верх. Житель Пинюжанской волости на севере Орловского уезда, пожелавший в 1899 году “высмотреть локомотив” (тогда проводилась железная дорога от Вятки на Котлас), рассказывал односельчанам: “Ходил я сейчас смотреть машину... Она и идет. Глаза зеленые у ней, большие. Как увидела меня, запышкала, запышкала!.. Я бежать...” Н. М. Васнецов выделял появление новых слов у крестьян: “Как затменье было, приезжали вострономы”.

Жизнь крестьян в большой степени зависела от недостаточных урожаев по причинам неурожайных годов, чересполосицы и малоземелья. Крестьянам северных и центральных уездов Вятской губернии собственного хлеба хватало месяца на три-четыре. Тем не менее, потребности крестьян возрастали. Выход находился в отхожих промыслах и ремеслах.

Тип крестьянских хозяйств был различен. Натуральное хозяйство соседствовало с занятиями ремеслами, домашней промышленностью. Неземледельческие отхожие промыслы приводили к складыванию психологии отходников, способствовали пренебрежительному отношению к работе на своей земле. В то же время занятие промыслами развивало крестьянина, вырабатывало мастерство, любопытство, стремление познать секреты той или иной работы. Кругозор такого человека расширялся. В газетах, отчетах земских управ, в обзорах выставок появлялись сведения о “вятских умельцах”. Немало способствовало этому экспонирование вятских изделий на выставках в Казани, Нижнем Новгороде, Петербурге.

Уход архаизма и наступление модернизации были характерны для крестьянской жизни. Крестьянство и на рубеже XIX – XX века было охвачено массой суеверий и предрассудков, исходящих от давних времен. Верования, что болезни “вызывают злые духи”,– лихорадка насылается на людей сатаной или от “комухи” и “лихоманки”. Верили в “порчу”, которую может вылечить лишь знахарь, а врач и фельдшер не могут.

Новые явления неизбежно влекли за собой тенденцию к непослушанию. Много молодежи уходило из деревни. Крестьянский труд для некоторых становился в тягость. Хотя и жизнь рабочего люда была нелегкой.Тем не менее уход на заработки из деревни привлекал. “Зимогоры-молодцы // Ни о чем не тужат”.

Стала все большим успехом пользоваться “бумажная работа” (для этого и пригождалась грамота): “До Казани мы дойдем, // Мы нигде не пропадем // Мы читать-писать умеем: // В писаришки попадем”. Это пели парни. Но и девушки тоже оказывались подвержены новым тенденциям: “Кто солдатиков не любит // А я стала бы любить, – // Образованные люди: // Знают, што поговорить”. Тут важно, что они “образованные”. Или: “Тебя любят мужики // Меня машинисты”. Девушка даже может послать “милёночку” “телеграмку”.

Происходила определенная гуманизация внутрисемейной жизни. Уходило время семейного деспотизма. Молодежь негативно относилась к архаичным традициям проведения свадеб с пьянкой, материальным разорением, попаданием в долги. Большие затраты на свадьбу могли бы найти лучшее применение, например, приобретение для молодой семьи коровы.

В молодежи крепло чувство здоровой индивидуальности, тяга к созданию семьи, независимой от произвола старших. Это отражалось в частушках: “Уж ты тятька, тятька мой, // Сядь, подумай-ко со мной… // Возьму милу за меня!” Сначала парень предлагал отцу поразмышлять вместе, но в случае несогласия “тятьки” грозил: “Я не пахарь буду твой, // Не метальщик стоговой, // Не косильщик луговой”. Девушки тоже не отставали в “эмансипации” – в случае родительского отказа на брак с “милёночком” они категорически заявляли: “Не пойду я ни жать, ни косить…”. Но с “милёночком” девушка всегда готова работать: “Помоги-ка, мой хороший, // Мне зародец дометать!” В старых песнях на темы замужества присутствовала боязнь неизвестного, а в новых частушках – “бодрый взгляд вперед”.

Заработки позволяли приобретать вещи до того непривычные в сельской среде. По словам Д. К. Зеленина,“…деревня сменила старинную красивую одежду на кургузые немецкие пиджаки и кофточки, старинные гусли и волынку – на гармонику, старые поэтические песни – на новые городские романсы”. В частушках упоминались часы, калоши, “кофточки в оборочку”, “под польку волоса”. Парни стали носить “спинжаки”, брюки навыпуск, даже в сухое время щеголяли с зонтами и в резиновых калошах. В крестьянской среде (конечно, у зажиточных людей) появлялись пальто, шелковые, атласные и бархатные материи, пятирублевые шали, пятиаршинные ленты и кружева. Мастерицы из Вятского уезда ездили в Вятку покупать серебряные нитки, шелковые ткани. Труднее приходилось жившим вдали от губернского центра. Стремление к “моде” при невысоких ценах на хлеб чувствительно подтачивало крестьянский бюджет.

В лексику входили новые слова: “франт”, “франтик”, “форсун”, “фертик”. Так могли быть названы и сами себя называть деревенские парни, одетые “по-городски”. В этих словах, если их употребляли старшие, чувствовалась некоторая доля неодобрения и иронии. Проникали в деревенскую среду и такие словечки как “мерси”. Над франтами иронизировали: “У Мишутки зонтик есь – // Дома нечего поесь; // На белой груди часы, – // Сееть нечем полосы”.

В деревне появлялись незнакомые ранее развлечения, особенно ценилось обладание гармоникой.

По возможности, крестьяне стремились к повышению благосостояния. Главнымпризнаком состоятельности был самовар. Появлялись висячие керосиновые лампы. После обсуждения в семье покупалось зеркало. Стены украшались картонками отрывного календаря и даже конфетными обертками. Встречались ура-патриотические картины о войне с “опоньчами” или “германцем”. Предпочтение отдавалось “картинкам” “с читкой”, то есть с текстом. Фотографии можно было встретить далеко не в каждой избе.

Из крестьянской среды постепенно уходило чувство коллективизма, взаимопомощи. Проявлялись негативные черты в деревенской жизни –свободные отношения полов между молодежью, страсть к нарядам, пьянство, картежная игра. Все более входили в обиход “гуляния”, при которых молодежь переходила из одного села или деревни в другую. Пьянство вносили в деревню и приходящие с отхожих промыслов.

Рушилась традиционная крестьянская мораль, ломался патриархальный облик деревни жизни, падал авторитет стариков и старших, росла независимость молодежи благодаря развитию товарно-денежных отношений.

Пьянству неизбежно сопутствовало хулиганство. Однако хулиганские проявления в здоровой части населения деревни встречали сопротивление, обиженные надеялись на вмешательство волостных властей, что отразилось в частушках: “Парень девицу ударил, // Девушка в правленьё!”

К сожалению, деревенская молодежь попадала под негативное отношение к религии. Многие утверждали, что нет Бога и святых, что человек лишь разумное животное. К “безбожным” разговорам неизбежно примешивались “политические” темы.

Учащались случаи хулиганства на железной дороге. В 1899 году под товарно-пассажирский поезд неизвестные подложили семипудовый пень, паровоз протащил его 750 сажен, получив повреждения крышки цилиндра и продувательного крана. Накануне обходчик видел пень лежащим далеко от пути, значит “баловники” притащили его на рельсы после обхода. Такие случаи оказывались не единичными.

Но было множество позитивных явлений в крестьянской жизни – открытие яслей для деревенских детей, самоотверженные поступки при стихийных бедствиях или пожарах, благотворительные акции крестьян, имевших для этого средства, закрытие по решениям сельских или волостных собраний питейных заведений.

В одной деревне крестьянин выучил отца и 6-летнего братишку читать и писать, в другой – девочка, еще ученица, выучила маленькую сестренку грамоте.

Крестьяне в силу возможности отзывались на события культурной жизни страны. На столетний Пушкинский юбилей они откликнулись пусть неумелыми, но от души идущими стихотворениями, которые помещались в вятских газетах. Летом 1899 года в редакцию “Вятских губернских ведомостей” явились пешком и босиком, без копейки денег, двое мальчиков 13 и 14 лет из Истобенской волости (верст 30 от Вятки), чтобы отдать в печать... свои стихи.

На рубеже ХIХ – ХХ века в крестьянскую среду все больше проникала книга. В деревне появлялись люди вроде одного парня из Уржумского уезда, который завел дома библиотеку, выписывал газету да еще пользовался книгами бесплатной избы-читальни в соседнем селе. Крестьянин из Уржумского уезда Осип Иванович Смоленцев увлекся фотографированием, сделал более 50-ти снимков быта крестьян-марийцев. Альбом с его фотографиями приобрела Уржумская уездная управа.

Новые увлечения коснулись деревни. Распространение “великого немого” – кинематографа затронуло сельскую местность. Все эти тенденции способствовали разрушению традиционного мышления крестьян.

Жизнь рабочего и мещанского населения

Вятские рабочие вышли из деревни недавно, а часть их оставалась связанной с деревней, трудясь на заводах лишь по сезонам, или, приходя на работу из близлежащих селений. Кожевенное производство заражало работающих сибирской язвой, спичечное – воздействием паров фосфора, отчего крошились зубы. Большинство операций производилось вручную.

Иной тип рабочих сложился в северо-восточных частях губернии. Здесь трудились потомственные рабочие, отцы и деды которых выросли при заводах вдали от городов. Это вырабатывало особый уклад, традиции, предания, фольклор.

За 14 - часовой трудовой день в Песковском заводе на северо-востоке губернии рабочий получал 70 коп. (иногда 30-40 коп.). Месячный заработок составлял в среднем 15 руб. 60 коп. Продукты приходилось брать в заводской лавке. Рабочие выезжали на неделю из поселка на рудник, ночевали в отъезде в тесных балаганах. Работали под землей в опасных условиях с 5 часов утра до 7 часов вечера с обеденным перерывом в 1 час. При несчастных случаях рабочие получали грошовые пенсии – от 1 до 2 рублей.

Дети с 8-10 лет поступали к мастерам в обучение. Две-три зимы они не столько обучались, сколько бегали на посылках. Некоторые учились ремеслам на дому, если имели родителей-кустарей. Нелегко приходилось работницам мастерских в Вятке. Одна их них жаловалась в ремесленную управу на условия труда – первый год ей как ученице ничего не платили и была она на побегушках, второй год – тоже на побегушках “наполовину” и получала 1 рубль в месяц, прошло два с половиной года, но жалованья ей хозяйка так и не прибавила.

Падение нравов тревожило думающих людей. Пьянство и хулиганство захлестывало город, так же как и деревню. Некоторые выходки имели политическую подоплеку. В 1906 году средь бела дня в Вятке двое молодых людей сорвали с памятника Александру III медный венок и скрылись. Установки телефонов (редкость для Вятки тех лет) вызывали побуждения их испортить. В Дымковской слободе за рекой от губернского города хулиганы разбили единственный телефон. Пострадал аппарат, поставленный для общего пользования на железнодорожном вокзале Вятка-I.

Неприглядно вела себя молодежь в заводских поселках. Один из старожилов, хорошо знавший Холуницкий завод, вспоминал о драках среди заводского населения. К его отцу, заводскому врачу, часто доставлялись жертвы таких побоищ. Автор пытался объяснить причины такого поведения: “Мне кажется, это было своеобразное проявление протеста против существовавших тогда порядков, протеста стихийного, бессознательного, темного, не направленного к ясной цели”.

Грубость нравов проявлялась во многом. Жестоко вели себя в Вятке “собачники”. Им ничего не стоило “смеху ради” набросить сеть для ловли собак на даму с ребенком, бросившуюся защитить собачку, в другой раз они отобрали у хозяйки собачонку, хотя та была на “сворке”, обругав при этом ее владелицу непотребными словами. Такое поведение осуждалось сознательными рабочими и крестьянами, придерживавшихся традиционных нравственных представлений.

Но было много положительного в жизни трудового населения. М. Горький вспоминал о вятском мужичке, резчике по дереву, “одержимом страстью к творчеству”. Такие люди превращали обыденную работу в искусство.

Досуг населения изменился на грани веков. Развлечения в самой Вятке были разнообразны и доступны всем слоям населения – знаменитая “свистунья”, приезжий цирк. Иногда в Вятку приезжали даже ненцы и катали на оленях детей и взрослых.

Рабочие и мещане старались украсить свои жилища. Традиционная расписная глиняная игрушка уступала гипсовым изделиям мастера дымковской слободы И.П. Караваева. Известны его отливки бюстов Ломоносова, Некрасова, Чайковского, памятника Пушкину работы А.М. Опекушина. Новации отражались самым необычным образом. На традиционном ямском колокольчике, изготовленном слободским мастером А. Ситниковым, изображен… велосипедист.

Рабочие посещали любительские спектакли, устраиваемые интеллигенцией, воскресные чтения с волшебным фонарем и картинами. В обиход входил кинематограф. В 1897 году его установили в павильоне детского сада в Вятке… Особенно впечатляли новшества жителей уездной глуши. “Бегающие картинки” “передвижного кинотеатра” приводили в восторг зрителей в заводских поселках.

Владельцы промышленных и торговых предприятий по разному относились к рабочему человеку. Грубое отношение к рабочим становилось нормой для некоторых хозяев. Владелец “Товарищества шубно-овчинного завода Оглоблин с сыновьями” избивал рабочих, зажимая в кулаке что-то вроде свинчатки, а если считал, что штрафов собрано мало, упрекал сыновей за плохое управление “Товариществом”. На одном из заводов рабочий сломал руку при падении с высоты, куда был послан хозяином, а поскольку не мог трудиться в полную силу, тот прогнал его с работы.

Но известный меценат, купец 1-й гильдии Я.А. Прозоров говорил племяннику: “Ты видел, от меня сейчас вышли рабочие и мой служащий – торговый приказчик. Вот этих людей я ценю, они труженики, и результат их работы – реальная польза”. Купец-меценат противопоставлял им своего лакея-франта (“в течение для раз пять переменит одежду… а цена ему грош”).

Грамотные рабочие начала ХХ века представляли особое культурно-историческое явление. Их отличала тяга к чтению. Участник революционных событий 1905-1907 годов в Вятке М.Ф. Захваткин (начал трудиться с 12 лет на фабрике подручным к паровым молотам) вспоминал: “После работы я любил более всего читать книги, которые носил от учителя. Меня более интересовали книги из русской истории, исторические рассказы и естествознание”.

 

Жизнь интеллигенции

Особенности губернии отражались на облике интеллигенции. Один из кадетских лидеров Ф.И. Родичев в 1916 году говорил, что в Вятке “особенно наглядно чувствуется крестьянский характер страны”. Вятская интеллигенция отличалась демократичностью происхождения вследствие малочисленности в крае поместного дворянства. Ее представители часто находились в родственной связи между собой, а иногда с мещанским и крестьянским населением, что характерно для России рубежа ХIХ – ХХ века.

В Вятке в это время действовали мужская и женская гимназии, реальное училище. В 1900-х годах реальные училища, женские гимназии и прогимназии стали открываться и в уездных городах. Дети духовенства (а кроме них дети мещан и крестьян) обучались в духовных училищах, затем в семинарии. Дочери священников получали образование в женском епархиальном училище, хотя к началу ХХ века многие из них стали поступать в женские гимназии. Особый слой учащейся молодежи Вятки составляли семинаристы, по социальному положению близко стоявшие к демократическим низам.

По окончании средних учебных заведений часть молодежи устремлялась к высшему образованию. Поступление в университеты открывал гимназический аттестат. Реалисты, желавшие поступить в университеты, должны были сдавать экзамены за гимназический курс. Изменившиеся условия позволяли в начале ХХ века возможность получения высшего образования выпускницам гимназии. Некоторые из них избрали путь в медицину. Перед молодежью, обучавшейся в высших учебных заведениях, возникали материальные затруднения. Просьбы о ссудах потоком шли от “недостаточных студентов” из Петербурга, Москвы, Казани в Вятку.

Учителя

В 1898 году Вятская губерния по числу школ занимала первое место среди 34 губерний России. По земским расходам на образование на душу населения в 1900 году находилась на втором месте. В 1913 году из профессиональных и специальных учебных заведений в губернии было 2 средних технических училища, 3 низших сельскохозяйственных, 10 ремесленных училищ и школ, 1 речное, мужская и женская фельдшерские школы, акушерская школа, ветеринарно-фельдшерские курсы, 2 учительские семинарии и педагогические курсы при высшем начальном училище в Вятке. В 1897 году грамотных насчитывалось 14,82%, в 1912-м – 20%, тогда же грамотных новобранцев было 71,2%. К сожалению, некоторые выпускники народных школ со временем теряли познания по чтению и письму, полученные в школе.

Труд сельских учителей, а особенно учительниц, был тяжек и неблагодарен. “Кто хотя бы сколько-нибудь знает их тяжелую учительскую работу в глухих деревенских углах, кто представит их неприглядное материальное положение и кто может вообразить их часто крайнее печально правовое положение и зависимость от всех?” Семейный учитель с трудом содержал семью. В открытом письме учителя вспомнили Маню Коробову, учительствовавшую в Еловской школе Глазовского уезда: “Юная, чистая, с твердым убеждением принести пользу, прямо со школьной скамьи пошла она служить темному народу”. С учетом разных вычетов ей оставалось на прожитье всего 10-12 рублей.

Но впечатляет подвижническая работа сельских учителей. Фотограф С. А. Лобовиков один из снимков назвал “Учительницы”. В сумерки по зимней равнине трое дровней уходят вдаль, на ближних две молодые учительницы, укутанные в шубы, едут в глухую деревню. Создавались учительские династии. Дочь учителя Лудяно-Ясашновской школы Нолинского уезда Аполлинария Николаевна Тепляшина по окончании Вятской женской гимназии, работала в школе грамотности и в двуклассной церковно-приходской школе. Такой же путь выбрала Юлия Николаевна Россихина и многие другие учительницы, работавшие в школах и в послереволюционные годы.

Медики

К началу ХХ века по количеству врачей, больниц, амбулаторных помещений Вятская губерния находилась ниже среднего уровня по России. Земство в уездах имело 60 больниц, на 109 врачей было 430 человек фельдшерского персонала и 166 акушерок. В 1910 году одна больница действовала на площади 2 410 кв. верст, на каждые 100 000 жителей приходилось 1,5 больницы и в них 50 коек. Загруженность медицинских работников была огромной. Медики лечили амбулаторных больных, больных в больницах, выезжали на роды, принимали мера по эпидемическим болезням, занимались оспопрививанием. Большинство врачей заслужили добрую память у населения. С проведением железной дороги по территории губернии большое значение приобретали врачи, работавшие на железнодорожных участках, такие как В. А. Трейтер и С. А. Драверт.

О народном враче С. И. Сычугове ходили легенды. Под закат жизни ему приходилось трудно из-за собственного нездоровья. “Выждет, – вспоминал знавший его врач, – пока опухоль ног упадет, и снова на работу… работу вынужденную, но проистекавшую из удивительной любви, почти непонятной для нас любви к младшему брату…”

Путь в медицину выбирали многие женщины – М. Ф. Рязанцева, Л. К. Громозова, Е. А. Богданова-Мягчилова, В. В. Зубарева… Большая заслуга в медицинском обслуживании населения губернии принадлежала среднему персоналу. За время существования (по 1914 год) фельдшерские и акушерские курсы выпустили 855 фельдшеров и фельдшериц, 751 повивальную бабку 2-го разряда.

Трудно приходилось работать медикам в сельской местности. Врачи и фельдшеры боролись с предрассудками. По уездам ездили летучие отряды для борьбы с глазными болезнями. Самоотверженно трудились медики в годы германской войны. Раненые, лечившиеся в лазарете № 3 при 1-й мужской гимназии (им заведовал директор С. А. Богатырев), благодарили медицинский персонал и учителей вятских гимназий за пожертвования.

Агрономы

Агрономы проводили огромную работу, помогая крестьянам. Многие крестьяне охотно воспринимали их советы, делились своим опытом в “Вятской газете”, интересовались методами ведения хозяйства, выписывали сельскохозяйственные журналы. Крестьянин А. Титов добрался даже до Америки и из штата Огайо посылал корреспонденции известному пчеловоду С.Д. Красноперову в его журнал “Пчеловодство”, ставшему одним из самых популярных в России, собственные корреспонденции. Мулла Н. Шафиев перевел на татарский язык брошюру о пчелах.

Распространение радикальных идей

На грани XIX-XX веков, как и раньше, в губернии находилось много политических ссыльных. Им воспрещалась педагогическая деятельность, чтение лекций, выступления в публичных представлениях. В виде исключения уездные исправники испрашивали на это особое разрешение губернатора. Ссыльные могли выполнять работы от земства, например, по статистике. Но влияние их на население нельзя преувеличивать.

Интерес местных жителей к ссыльным объясним из-за их поведения, даже внешнего облика. Один мещанин из Нолинска запомнил Ф.Э. Дзержинского: “О, Феникс [так он назвал Дзержинского], был такой, это вот настоящий “политик”. Ссыльные в Вятке и уездных городах отмечали 1 Мая, поздравляя друг друга телеграммами. Кроме ссыльных-интеллигентов в губернии находилось много ссыльных из рабочих и крестьян, увлеченных радикальными идеями. Часто ссыльные рабочие не могли сыскать работу, хотя обладали неплохой трудовой квалификацией. (Им привелось отбывать ссылку не столько в уездных городах, сколько в сельской глуши). Власти старались представить ссыльных в неприглядном виде, не делая различия между “политиками” и неполитическими.

Из ссыльных, сыгравших большую роль в общероссийской истории, следует назвать Н. А. Баумана, В. В. Воровского, Ф. Э. Дзержинского. Большинство поднадзорных по окончании ссылки покидали Вятскую губернию, но некоторые подобно В. А. Горбачеву оставались, принимая участие в общественно-политической и культурной жизни края.