2020-07-12
60
50.
Они разделили флот на три части: одною предводительствовал Алкивиад, другою - Ферамен, а третей - Фрасибул. Алкивиад со своей частью уплыл далеко вперед от остальных, желая вызвать лакедемонян на морской бой. В то же время Ферамен и Фрасибул замышляли обойти врага и отрезать уплывшим в море возвращение в город. (2) Миндар видя только корабли Алкивиада, бывшие двадцать в числе, и не имея сведений о других, отнесся к нему пренебрежительно и смело вышел из города с восьмьюдесятью кораблями. Когда он приблизился к кораблям Алкивиада, афиняне, согласно данному им заранее приказанию, сделали вид, будто они обратились в бегство; это очень обрадовало пелопоннесцев, и они погнались за ними, чувствуя себя победителями. (3) Завлекши противников на значительное расстояние, Алкивиад подал сигнальный знак, и немедленно все его триеры одновременно повернулись носом к врагу, тогда как Ферамен и Фрасибул поплыли против города и отрезали лакедемонянам отступление. (4) Соратники Миндара, увидев многочисленность вражеских судов и поняв, что они стали жертвой военной хитрости, пришли в ужас. Наконец, когда афиняне стали нападать со всех сторон, и отступление в город было отрезано пелопоннесцам, Миндар был вынужден бежать к берегу и высадился близ так называемых Клеров, где находилось так же войско Фарнабаза. (5) Алкивиад, ведя энергично преследование, часть кораблей потопил, другим нанес повреждения, после чего они были взяты в плен; однако большую часть кораблей Алкивиад застиг стоящими уже на якоре у самого берега. Он набросил на них железные абордажные крючья и пытался таким образом оттащить их от берега. (6) Но когда на помощь лакедемонянам подошла пехота Фарнабаза, началось кровопролитное сражение, причем афиняне, упоенные одержанной победой, проявили больше храбрости, чем здравого смысла, пелопоннесцы же превосходили их численностью, так как им помогало так же войско Фарнабаза, которое, сражаясь с суши, имело гораздо более прочную позицию. (7) Видя, что врагам помогает пехота, Фрасибул высадил на сушу остальную часть своих эпибатов, спеша оказать помощь войску Алкивиада; Ферамена он так же понуждал, чтобы тот, соединившись с пехотинцами Херея, прибыл, как можно скорее, на поле битвы и сразился на суше.
51.
В то время, как афиняне были поглощены боем, лакедемонский военачальник Миндар сам продолжал оборонять корабли, которые Алкивиад пытался сорвать с якорей, а спартиата Клеарха с частью пелопоннесцев отправил против войск Фрасибула. Вместе с ним он отправил и наемников Фарнабаза. (2) На первых порах Фрасибулу во главе эпибатов и лучников удавалось мужественно противостоять врагам: многих из их числа он убил, хотя ему и пришлось быть свидетелем смерти не малого числа своих. Однако вскоре прибыли наемники Фарнабаза, и им удалось окружить афинян, устремляясь на них со всех сторон огромными массами. Но в это время показался Ферамен во главе собственных пехотинцев и пехотинцев Харея. (3) Измученное и потерявшее всякую надежду на спасение войско Фрасибула, снова воспрянуло духом, узнав о прибытии такой подмоги. (4) Долгое время продолжалось кровопролитное сражение; первыми обратились в бегство наемники Фарнабаза, затем афиняне последовательно расстраивали ряды неприятелей в смежных частях; наконец, были выбиты с позиции и пелопоннесцы, руководимые Клеархом., которые держались дольше всех остальных и вели продолжительный бой с переменным успехом. (5) Теперь, когда пелопоннесцы были разбиты, войско Ферамена устремилось на помощь отважно сражающемуся отряду Алкивиада. Однако и теперь, когда все военные действия сосредоточились в одном месте, Миндар не потерял присутствие духа вследствие нападения войск Ферамена, но, разделив своих пелопоннесцев на две части, выслал одну из них против наступающих с суши, а сам во главе другой боролся с войском Алкивиада, увещевая каждого из солдат не покрыть позором славы Спарты, тем более, в сухопутном бою. (6) Находясь впереди всех и подвергаясь наибольшей опасности, он сразил в этой героической борьбе за корабли много противников, но, наконец, и сам был убит солдатами Алкивиада, приняв смерть, достойную его отечества. Когда он упал, то пелопоннесцы и все их союзники сбежались в одно место и, приведенные в ужас, обратились в бегство. (7) Афиняне некоторое время преследовали врагов, но затем, узнав, что Фарнабаз с многочисленной конницей поспешно устремляется на них, повернули назад к кораблям, захватили город и поставили два трофея в честь двух одержанных ими побед - трофей в честь победы на море был поставлен на так называемом острове Полидора, а трофей в честь сухопутной победы - на том месте, где враг впервые обратился в бегство. (8) Пелопоннесцы, бывшие в городе и все отступившие из сражения, сбежались в лагерь Фарнабаза. Афинские же стратеги овладели в этой битве всеми кораблями, большим количеством пленных и захватили неисчислимую массу добычи, так как они одновременно победили два таких больших войска.
52.
Когда новость о победе достигла Афин, жители, видя неожиданное счастье, которое пришло в город после стольких бедствий, были очень обрадованы успехами. Повсюду приносились жертвы богам, и проходили торжества. Одновременно для продолжения войны были выбраны тысяча лучших мужчин в качестве гоплитов и сотня для кавалерии. Кроме этого, Алкивиаду отправили в качестве подкрепления 30 триер, чтобы, будучи хозяином моря, он мог безнаказанно опустошать союзные лакедемонянам города. (2) Лакедемоняне со своей стороны, узнав о постигшей их в Кизике катастрофе, отправили в Афины послов с предложением мира, возглавлял эту делегацию Эндий.[40] Когда ему было дано слово, он стал говорить кратко и лаконично, в манере, свойственной лаконцам, и по этой причине я решил воспроизвести его речь. (3) "Мы хотим быть в мире с вами, граждане Афин на тех условиях, что каждая сторона будет владеть городами, которыми обладает сейчас. Выведем гарнизоны с чужих территорий и обменяем военнопленных, одного лакедемонянина за одного афинянина. Ведь мы знаем, что война тягостна нам обоим, но в особенности вам. (4) Это я докажу, приведя очевидные факты, если вы мены выслушаете. Мы обрабатываем всю землю Пелопоннеса, а вы лишь небольшую часть Аттики.[41] Эта война дала лаконцам много союзников, а у афинян, напротив, забрала столько, сколько дала их врагам. Самый богатый царь мира[42] поддерживает нашу армию, а вашу - беднейшее население. (5) Следовательно, наши солдаты, в силу хорошей им платы, будут воевать охотно, а ваши, напротив, оплачивая бремя войны из собственных средств, постараются избежать обременяющих их расходов (6) Далее, когда мы ведем войну на море, то рискуем лишь кораблями, в то время как экипажи ваших кораблей состоят, по большей части, из граждан. И что наиболее важное, даже если мы потерпим поражение на море, то все равно будем доминировать на суше, так как спартанский солдат не умеет отступать, но если вы будете изгнаны с моря, то на суше вам придется бороться лишь за выживание. (7) Теперь мне остается объяснить, почему, не смотря на столь большие преимущества, какие мы имеем в войне, все же призываем вас к миру. Я не могу сказать, что война полезна Спарте, но она ей менее опасна, чем Афинам. Только безумцы находят удовлетворение от обмена несчастьями со своими врагами, когда в их силах этих несчастий избежать. Уничтожение врага не приносит радости, которая может удовлетворить горе, вызванное бедствием собственного народа. (8) Но не по этим причинам мы желаем положить конец войне, а потому, что следую обычаю наших предков, когда видим многие ужасные страдания, вызванные войной, мы считаем, что следует заявить перед богами и всеми людьми, что не хотим быть причиной этого".
53. После того, как лаконец привел эти доводы, наиболее разумная часть афинян склонилась к миру, но те, кто жили войной и находили выгоду в общественных раздорах, высказались за войну. (2) Сторонникам этого мнения, среди других, и Клеофан, человек, пользующийся большим влиянием среди населения. Он взял слово и, приведя множество подходящих аргументов, воодушевил народ похвалой за недавние победы, как будто случайность потеряла привычку распределять свои дары попеременно. (3) Тогда афиняне, следуя неразумным советам, приняли мнение, наименее приемлемое для своих интересов. Соблазненные льстивыми речами, они пали так низко, что впредь никогда не смогли вернуть свой прежний блеск и великолепие. (4) Но эти события, которые произойдут гораздо позже, будут изложены соотносительно тому времени, которому они принадлежат. В настоящий момент афиняне, будучи в восторге от своих успехов и, возлагая большие надежды на Алкивиада, стоявшего во главе их армии, надеялись себе быстро вернуть гегемонию.
54.
Когда события этого года закончились, Диокл получил власть в Афинах,[43] а в Риме Квинт Фабий и Гай Фурий стали консулами. В это время Ганнибал, карфагенский военачальник, объединил солдат, прибывших из Иберии и Ливии, и приготовил 60 военных кораблей и полторы тысячи транспортов. (2) На них он погрузил войско, осадные машины, снаряды и все прочее вооружение. После того, как с этим флотом он пересек Ливийское море, он начал высаживаться в Сицилии, на мысе Лилибей, противоположном Ливии. (3) В то же самое время несколько селинунтских всадников, бывшие в этой местности и видевшие прибытие столь большего флота, с поспешностью направились прочь, чтобы сообщить своим гражданам о появлении неприятеля. Селинунтцы тот час же отправили сиракузянам послание с просьбой о помощи. (4) Между тем Ганнибал высадил войска и разбил лагерь рядом с шахтой, называемой Лилибей, а спустя многие годы это название перешло к городу, основанному в этом месте.[44] (5) Армия Ганнибала, по свидетельствам Эфора, состояла из двухсот тысяч пехоты и четырех тысяч кавалерии, но, как сообщает Тимей,[45] она не превышала ста тысяч. Свои корабли он перетащил по земле в бухту Мотии, чтобы заставить сиракузян поверить в то, что он не собирается идти против них войной, или плыть вдоль берега со своим флотом против Сиракуз. (6) После того, как его армия пополнилась эгестинскими солдатами и другими союзниками, он снял лагерь у Лилибея и подошел к Селинунту. Прибыв к реке Мазара, он первым делом захватил находившиеся на ней склады. Затем, приблизившись к городу, разделил свою армию на две части, расположившись вокруг города и, выдвинув машины, принялся совершать энергичные нападения. (7) Он установил шесть башен исключительной высоты[46] и бросил против стен равное число окованных железом таранов, кроме того, использовав лучников в большем количестве, прогнал солдат, защищавших стены.
55.
Селинунтцы на протяжении многих лет, не испытывавшие осад, единственные из сицилийцев, сражавшиеся на стороне карфагенян против Гелона, никогда не думали, что будут находиться в таком страхе перед людьми, с которыми некогда дружили. (2) И когда они увидели размеры военных машин и множество врагов, то были наполнены страхом перед величиной надвигающейся на них опасности. (3) Между тем, они не отчаялись еще полностью в надежде на спасение, ожидая, что сиракузяне и другие их союзники прибудут в скором времени, и все население как один человек, сражалось на стенах с неприятелем. (4) Все мужчины, бывшие в расцвете лет, взявшись за оружие, отчаянно сражались, в то время, как пожилые снабжали их всем необходимым, призывая более молодых не допустить врага. Женщины и девушки приносили еду и оружие тем, кто боролся на стенах, отложив на время ту скромность, какая им была присуща в мирное время. (5) Страх был настолько велик, что к помощи призывали даже женщин. Ганнибал, обещавший своим отдать город на разграбление, придвигал свои машины к стенам и заставлял своих лучших солдат атаковать волна за волной. (6) Трубачи одновременно дали сигнал к атаке, и вся армия карфагенян одновременно поднялась, издав военный клич, тараны, потрясали стены, а находящиеся на башнях[47] воины, убили многих селинунтцев. (7) В течение длительного мирного периода, которым они наслаждались, осажденные не проявляли ни какой заботы о ремонте своих стен, поэтому деревянные башни далеко превосходили их стены по высоте, и защитники были легко подавлены неприятелем. Когда образовалась брешь, кампанцы, желая проявить отвагу, ринулись в город. (8) Первым делом их поразило малое число защитников, которых они встретили. Но затем, когда к оборонявшимся подошла многочисленная помощь, они были изгнаны, потеряв большое количество своих солдат, так как брешь не была очищена от обломков, и они, застревая в развалинах, были удобно поражаемы. С наступлением темноты карфагеняне прекратили штурм.
56.
Селинунтцы, выбрав лучших своих всадников, отправили их в Акрагант, Гелу и Сиракузы, чтобы те как можно быстрее, оказали им помощь, так как город не мог более противостоять силе врагов. (2) Акрагантцы и гелийцы ожидали сиракузян, чтобы идти против карфагенян одним целым войском. Сиракузяне, узнав об осаде, первым делом прекратили войну, которую вели с халкидийцами, затем провели некоторое время в сборе войска из окружающих местностей, думая, что город может быт принужден к сдаче осадой, но ни как не взят штурмом. (3) Тем временем Ганнибал, на рассвете, начал наступление со всех сторон и машинами разрушил смежный с проломом участок стены. (4) Затем, очистив от обломков брешь, отправил вперед лучшую часть войска, поспешно оттесняя селинунтцев с их позиций, но ему не удалось полностью сломить людей, боровшихся за свое существование. (5) Обе стороны несли большие потери, но к карфагенянам подходили свежие войска, а у селинунтцев не было резерва, который пришел бы на помощь. Осада продолжалась в течении девяти дней, с непревзойденным упорством, поэтому, карфагеняне многое испытали и несли большие потери. (6) Когда иберийцы преодолели обрушившуюся стену, женщины, находившиеся на крышах домов, подняли сильный крик, от чего селинунтцы, думая, что город взят, оставили стены, пытаясь занять узкие проулки и улицы, чем задержали врага на долгое время. (7) В то время, как карфагеняне пробивались через преграды, женщины и дети, нашедшие убежище на крышах зданий, бросали в них черепицей и камнями. Так, что в течение длительного времени карфагеняне пребывали в невыгодном положении, не имея возможности, либо из‑за стен домов, либо из‑за тех, кто бросал в них с крыш, окружить противника и бороться с ним в равных условиях. (8) Так продолжалось до полудня, пока снаряды у находящихся на зданиях, не закончились, а карфагеняне продолжали наступление, меняя уставших свежими войсками. Наконец, силы осажденных были исчерпаны, и враги стали безостановочно проникать в город с все возрастающей силой, так, что селинунтцы были вынуждены оставить улицы.
57.
Когда город был, таким образом, взят, слышны были только плач и стенания греков, смешанные с криками радости варваров. Первые, видя величие поразившего их несчастья, были охвачены ужасом, последние, воодушевленные своим успехом, понуждали своих товарищей к резне. (2) Селинунтцы собрались на рыночной площади и все, кто мог достичь ее, погибли, сражаясь там. Варвары рассеялись повсюду; одни грабили здания, сжигая их вместе с застигнутыми там жителями, другие шли по улицами и без всякого уважения к возрасту или полу, были ли то женщины или дети, молодые или старики, без малейшей жалости или сочувствия, поднимали всех на меч. (3) И, следуя варварским обычаям своей страны, они уродовали даже мертвых, одни несли связки рук вокруг своего тела, другие головы, насаженные на свои мечи и копья. Они пощадили лишь женщин, укрывшихся в храмах со своими детьми и призвали товарищей не убивать их. (4) Сделали они это не из жалости к несчастным людям, а по тому, что боялись, что женщины, отчаявшись за свои жизни, подожгут храмы, и, таким образом им не достанутся в качестве добычи большие богатства, хранящиеся там, в качестве подношений. (5) Поскольку эти варвары настолько превосходят всех других в жестокости, что в то время, как те люди, кто укрылся в храмах, не желая совершать святотатства против богов, карфагеняне напротив, воздержались от наложения рук на неприятеля, с тем, чтобы иметь возможность грабить храмы богов. (6) Наконец, к ночи грабеж в городе остановился. Дома были или сожжены, или разрушены, все вокруг было покрыто кровью и трупами. Шестнадцать тысяч жителей были преданы смерти, а более, чем пять тысяч взяты в плен.
58.
Греки, служившие в армии карфагенян в качестве союзников, видя непостоянство вещей этой жизни, были охвачены состраданием к этим несчастным. Женщины, лишенные привычных им жизненных наслаждений, проводили ночь в самой гуще солдат, терпя страшные унижения, а некоторые вынуждены были видеть, как их дочери, не достигшие брачного возраста, испытывали страдания, ненадлежащие для их лет. (2) Дикость варваров не щадила ни свободнорожденных юношей, ни девиц, а подвергала этих несчастных ужасным бедствиям. И когда эти женщины думали о рабстве, которое будет их участью в Ливии и видели себя со своими детьми, не имевшими ни каких прав, подвергающихся жестокости и оскорблениям от своих хозяев, диких в обычаях и говорящих на непонятном языке, то оплакивали своих детей как мертвых. И, принимая каждый акт оскорбления, причиненный им и их детям, как удар кинжалом в сердце, матери стенали, горячо сожалея о своей судьбе, считая, что их отцы и братья, погибшие, сражаясь за свою страну, счастливыми, поскольку не лицезрели акты, не достойные их доблести. (3) Селинунецы, числом в 2600 избежали пленения и безопасно добрались до Акраганта, где были радушно приняты жителями. Акрагантцы распределили им провиант из общественных нужд и развели их на постой по своим домам, обязав хозяев предоставить беглецам все необходимое для жизни.
59.
Пока происходили эти события, три тысячи лучших воинов, отправленных сиракузянами селинунтцам, прибыли в Акрагант. Узнав о падении Селинунта, они отправили послов Ганнибалу, призывая его освободить пленных за выкуп, взятый из храмов. (2) Ганнибал ответил, что так как селинунтцы не смогли сохранить себе свободу, то должны пребывать в рабстве, и боги, рассерженные на жителей, оставили Селинунт. (3) Между тем, беженцы отправили Ганнибалу в качестве посла Эмпедиона. Эмпедион всегда выступал в поддержку карфагенян и до осады советовал гражданам не начинать войну против них. Ганнибал любезно вернул ему его родных, бывших среди пленных и разрешил бежавшим в Агригент селинунтцам жить в городе и возделывать свои поля после уплаты необходимого налога карфагенянам. (4) Таким образом был захвачен город Селинунт спустя 242 года после его основания. Разрушив стены Селинунта, Ганнибал со всей своей армией направился к Гимере, страстно желая его разрушить. (5) Именно этот город явился причиной ссылки его отца, и именно при этом городе его дед Гамилькар пал жертвой военной хитрости Гелона, и с ним погибло сто пятьдесят тысяч солдат и не менее было взято в плен.[48] (6) Таким образом, горя местью, Ганнибал расположил лагерем, не далеко от Гимеры, сорок тысяч солдат, а с остальной частью армии, к которой присоединились сикулы и сиканы, числом в двадцать тысяч, он окружил город со всех сторон. (7) Придвинув машины, он стал потрясать стены одновременно в нескольких местах и, побуждая солдат идти на штурм колонну за колонной, сильно утомил осажденных. (8) Затем он приказал подрывать стены, укрепляя их деревянными балками; когда балки были подожжены, большей участок стены неожиданно рухнул. Вслед за этим последовало кровопролитное сражение: одна сторона пыталась прорваться внутрь стены, другие пребывали в страхе, что их постигнет та же участь, что и селинунтцев. (9) Они отчаянно сражались за своих детей, родителей и отечество, отогнали варваров и быстро восстановили стену. К тому же им подоспели на помощь прибывшие из Акраганта сиракузяне и некоторые другие союзники, в количестве четырех тысяч, под общим командованием сиракузянина Диокла.
60.
Наступившая ночь остановила яростную атаку осаждающих. С рассветом гимерцы решили, что не будут трусливо прятаться за стенами как селинунтцы и, разместив защиту на стенах, остальными силами, совместно с союзниками, общим числом в десять тысяч, совершили вылазку против врага. (2) Напав на врага неожиданным образом, они повергли варваров в ужас, ибо неприятель подумал, что имеет дело со всеми союзниками, прибывшими на помощь осажденным. И поскольку они были полны отваги и вложили в победу свою единственную надежду на спасение, то опрокинули передовые ряды противника. (3) Варвары, столпившиеся в беспорядке и пораженные тем, что осажденные осмелились на такой поступок, оказались в неудобной ситуации. Ибо, когда восемьдесят тысяч человек оказались без приказа в одном месте, без порядка, результатом было то, что варвары столкнулись друг с другом и страдали, в большей степени, сами от себя, чем от противника. (4) Гимерцы, имевшие в качестве зрителей на стенах своих родителей и детей и прочих родственников, не жалели своих жизней для спасения их всех. (5) Они преследовали беглецов, которые в беспорядке бежали к войскам, расположенным лагерем на холмах и призывали друг друга не брать пленных и убили более шести тысяч из них, как говорит Тимей, и, если верить Эфору, то двадцать тысяч.[49] (6) Но Ганнибал, видя, что его люди истощили силы, спустил стоявшие на холмах войска и, усилив ими своих отступавших солдат, атаковал наступавших в беспорядке гимерцев. (7) В произошедшем сразу же жестоком сражении, часть гимерцев пустилась в бегство, а те три тысячи, которые пытались противостоять карфагенской армии, хоть и совершили чудеса храбрости, погибли все до последнего.
61.
Бой уже подошел к концу, когда к Гимре прибыли 25 триер, ранее отправленных сицилийцами в помощь лакедемонянам;[50] в это самое время они вернулись из похода. (2) В городе быстро распространился слух о том, что сиракузяне, совместно с их союзниками, движутся на помощь гимерцам. Тем временем Ганнибал посадил своих лучших людей в триеры, стоящие в Мотии для того, чтобы они прибыли в Сиракузы и напугали их жителей, лишенных защитников, возможностью захвата. (3) Тогда Диокл, возглавлявший оборону Гимеры, посоветовал наварху с поспешностью отплыть в Сиракузы, чтобы предотвратить взятие города штурмом, в то время, как его лучшие люди сражаются за рубежом. (4) Он добавил, что считает полезным половину населения города погрузить на триеры, которые отвезут ее за приделы гимерской области, а другую половину оставить для защиты, пока не вернется подмога. (5) Гимерцы, огорченные этим предложением, все же последовали ему, так как не в их власти было сделать иначе, наспех загрузили триеры женщинами, детьми и другими жителями для того, чтобы отправить в Мессану. (6) Диокл же, взяв с собой своих солдат и оставив тех, кто пал в боях, направился домой.[51] И многие гимерцы с детьми и женами отправились вместе с Диоклом, так как триеры не могли сместить всех жителей.
62.
Те, кто остался в Гимере, провели ночь на стенах с оружием в руках. С восходом солнца карфагеняне, плотно окружив город, начали неоднократные атаки, а все гимерцы активно сражались, не думая о своих жизнях, ожидая скорого возвращения кораблей. (2) Поэтому в этот день они продолжали держаться, но на следующий, даже, если бы триеры и показались в поле зрения, машины пробили широкую брешь, и иберы всей массой проникли в город. Часть варваров оттеснила гимерцев, спешивших на помощь, другие стали занимать стены, облегчив проход своим товарищам. (3) Когда город был взят приступом, варвары без сострадания в течении длительного времени продолжали убивать всех на своем пути. (4) Но, когда Ганнибал приказал брать пленных, резня прекратилась, но жилища продолжали быть объектом для грабежа. Ганнибал, после того, как ограбил храмы и вывел оттуда всех укрывшихся. Приказал все поджечь, а город, спустя 240 лет после своего основания, был стерт с лица земли. Пленных женщин и детей он отвел в лагерь, но мужчин, числом три тысячи, привел к тому месту, где, когда‑то его дед Гамилькар был убит Гелоном[52] и, после пыток всех предал смерти. (5) После этого он распустил свою армию и отправил сицилийских союзников назад, к своим очагам, а с ними кампанцев, сильно жалующихся на несправедливость карфагенян, которые достойно не вознаградили их, больше всех способствовавших их успехам. (6) Затем Ганнибал погрузил свою армию на военные корабли и транспортные суда и, оставив достаточно солдат для нужд своих союзников, отплыл из Сицилии. Когда он прибыл в Карфаген с огромной добычей, весь город вышел ему на встречу, воздавая почести, как тому, кто за такое короткое время совершил больше дел, чем кто‑либо из главнокомандующих до него.
63.
В это время сиракузец Гермократ возвратился на Сицилию. Этот человек, бывший стратегом в войне против афинян, оказал большую услугу своей стране, и поэтому приобрел величайшее влияние среди сиракузян. Но, впоследствии, будучи посланным в качестве наварха с тридцатью пятью триерами в помощь лакедемонянам,[53] был обвинен своими политическими противниками и после этого отправлен в изгнание. Тогда он передал командование флотом, стоявшим в Пелопоннесе тем, кто прибыл его заменить.[54] (2) И, поскольку он, в результате похода, завязал дружбу с Фарнабазом, сатрапом Персии, то принял от него большую сумму денег, на которую, после того, как прибыл в Мессану, построил пять триер и нанял тысячу солдат. (3) Затем, добавив к этой силе тысячу гимерцев, вынужденно покинувших свои дома, с этим войском он, с помощью своих друзей, попытался вернуться в Сиракузы. Но, потерпев неудачу в этом предприятии, он пошел через центр острова, занял Селинунт, частично восстановил городскую стену и собрал там отовсюду оставшихся в живых селинунтцев.[55] (4) Приняв многих других, прибывших на это место, он собрал силу в шесть тысяч человек. Оттуда он принялся действовать, опустошив, сначала, территорию Мотии[56] и, напав на ее жителей, вышедших из города, многих убил, а остальных преследовал до городских стен. Затем он отправился грабить территорию Панорма[57] и собрал большей трофей. А когда жители Панорма вышли из города для сражения, он убил около пятисот, а остальных загнал за стены. (5) Опустошая подобным образом и другие земли, бывшие в руках карфагенян, он заслужил одобрение большинства сицилийцев; тогда, видя это, сиракузяне стали раскаиваться в том, что изгнали Гермократа, не смотря на его доблесть. (6) Таким образом, после долгих обсуждений в народном собрании, стало очевидно, что народ хочет вернуть из изгнания этого человека. Гермократ, узнав, что о нем говорят в Сиракузах, активно занялся своим возвращением из изгнания, зная, что его политические противники будут действовать против него.
Таково было положение дел в Сицилии.
[1] Каллий – архонт 412г. до н. э.
[2] Диодор поименно называет только двоих.
[3] В 402г. до н. э.
[4] В 330г. до н. э., см. кн. 16.82.
[5] Гиерону был дан царский титул в 270г. до н. э., который он носил до своей смерти в 216г. до н. э.
[6] См. гл. 33.
[7] Теопомп – архонт 411 г. до н. э.
[8] Было сформировано правительство пяти тысяч вместо олигархии четырехсот. Старая демократия была восстановлена в следующем году.
[9] Мыс в Троаде, при входе в Геллеспонт.
[10] Так же в Геллеспонте, напротив Сигеиума.
[11] Эпибаты (греч. Έπιβάται), назывались вообще все находящиеся на корабле и не принадлежащие к экипажу путешественники, и особенно морские солдаты. В данном случае имеются в виду морские воины, аналог современной морской пехоте. Обычно эпибатов было 10 человек, и по рангу они были выше всех на триере, кроме, конечно, триерарха, капитана судна.
[12] Гекаба (греч. Εκάβη), в древнегреческой мифологии вторая жена царя Приама, по Гомеру — дочь фригийского царя Диманта. После взятия Трои она попала в рабство. По одной версии, при дележе она стала добычей Одиссея, по другой, ее взял Гелен и переправился с ней в Херсонес. Она превратилась в собаку, и он похоронил ее на месте, называемом Киноссема (Собачья могила).
[13] Эфор Кимский (др. греч. Έφορος) — известный древнегреческий историк. Родом из Эолийской Кимы. Жил приблизительно в 405-330 годы до Рождества Христова и был учеником Исократа, который направил Эфора на исторические исследования. Его исторический труд в 30 книгах был первой попыткой всеобщей истории у греков, отличался массой собранного материала и исключением всего анекдотического и баснословного. Сочинением Эфора, не дошедшим до нас, особенно усиленно пользовался Диодор Сицилийский.
[14] Фукидид (8.8) говорит, что эта встреча между Алкивиадом и афинским флотом происходила перед морским сражением.
[15] Город на острове Кос, в Эгейском море.
[16] Жители города Антандрос (греч. Ἄμτανδρος) — древнегреческий город на северо–западе Малой Азии, на территории нынешней Турции, в провинции Балыкесир.
[17] Современные издания признают 8 книг.
[18] Э́квы (лат. Aequi) — в древности горное италийское племя, населявшее долины Топлена и Верхнего Аниена и западный берег Фуцинского озера между областями сабинян, латинян, марсов и герников. В V и IV вв. до н. э. эквы, нередко в союзе с вольсками, вели непрерывные войны с римлянами.
[19] Главгипп – архонт 410 г. до н. э.
[20] Эгеста (Εγεστα, или Αίγεστα), — древний город на сев. бер. Сицилии, лежавший между Дрепаном и Панормом и построенный, по преданию, троянцами для царя Эгеста (Ацеста), после того как Эней, плывший в Италию, был занесен на о–в Сицилию.
[21] См. кн. 12, 82
[22] Он был одним из двух ежегодно избираемых суффетов (финик. шуффет), должностное лицо в Карфагене, соотв. римскому консулу. Очевидно, Диодор предпочел не использовать незнакомые читателю термины.
[23] См. кн.11,21-22.
[24] Точнее, с ливийскими наемниками, упомянутыми в предыдущей главе.
[25] Имеются в виду граждане Карфагена.
