Книга Песнь Песней Соломона: Попытки буквального толкования и их несостоятельность. Оценка гипотезы Тайяра-Олесницкого

Концепция буквального понимания Песни Песней как брачной песни, воспевающей только земную любовь, чужда для христианства. Как уже отмечалось, единственным в эпоху Древней Церкви толкователем, который таким буквальным образом толковал эту книгу, был Феодор Мопсуэстский, осужденный посмертно на V Вселенском Соборе в 553 году. Среди заблуждений Феодора Мопсуэстского, на Соборе, было указано и буквальное понимание им книги Песнь Песней. Он считал ее сборником свадебных песен.

Взгляд на книгу Песнь Песней как на сборник любовных песен стал постепенно возрождаться с появлением протестантизма. Однако первоначально он не имел много сторонников. В 1544 году в Женеве гуманист Себастиан Кастеллио стал учить, что в Песни Песней мы имеем простой разговор Соломона со своей любимой подругой. Церковный взгляд на книгу он публично осмеивал. Например, он заявлял, что «когда Соломон писал седьмую главу Песни Песней, он был в ослеплении похоти и руководился мирской суетой, а не Святым Духом». Кастеллио требовал исключить книгу из канона. За такое отношение к священной книге он был изгнан Кальвином из Женевы.

Позже, в научной литературе XVIII-XIX веков, получила распространение гипотеза типистов, согласно которой книга Песнь Песней является описанием взаимоотношений царя Соломона с конкретной женщиной – с Ависагой Сунамитянкой (Суламифь – Суламит – Сунамит) - или с египетской царевной, которые являются прообразом (типом) духовного брака Господа и Израиля, Христа и Церкви. Нельзя не заметить слабых сторон этой гипотезы. Об Ависаге Сунамитянке известно, что она прислуживала царю Давиду в его старости и согревала его в постели, оставшись девицей. Об этом повествуется в 3 Книге Царств (1, 3,15). После смерти царя Давида ее безуспешно просил себе в жены брат и соперник Соломона Адония. Соломон усмотрел в этой просьбе претендента на престол тайное намерение заполучить еще один козырь в политической борьбе. Адония поплатился за это жизнью (3 Цар. 2, 13 – 25). Что затем стало с Ависагой, неизвестно. В Библии нет никакого указания на то, что она стала женой Соломона. Можно отметить также, что имя Ависага происходит от еврейского слова «абисаг», что означает «отец заблуждения, легкомыслия». Было бы странно, если девица с таким именем стала прообразом еврейского народа или Церкви Христовой. То же самое можно сказать и о дочери фараона. Израильтянам запрещалось брать в жены иноплеменниц, чтобы те не совратили их в идолопоклонство. Поэтому брак Соломона с ней вряд ли можно считать законным и благочестивым. Еще следует отметить, что среди отцов Церкви никто не придерживался взгляда, высказанного затем типистами. Более того, блаженный Феодорит в начале своего толкования на Песнь Песней счел долгом опровергнуть подобные заблуждения. «Говорят некоторые..., что премудрый Соломон сам о себе и о дочери фараоновой оную написал; а другие, подобные первым, утверждают, что вместо дочери фараоновой разуметь здесь должно Ависагу Сунамитяныню..., то я долгом поставляю, при начале истолкования моего ложные оные и душевредные мнения прежде опровергнуть», - писал святой отец.

Позднее встречались вольнодумцы, которые видели в Песни Песней лишь любовную поэму. Разумеется, они отрицали каноническое достоинство книги. В России такого взгляда придерживался известный государственный деятель и историк, сподвижник Петра Великого, Василий Никитич Татищев. Помимо всего прочего он был известен и своим вольнодумством в религиозной сфере. С апологией традиционного воззрения на Песнь Песней выступил другой известный сподвижник Петра архиепископ Феофан (Прокопович). Его перу принадлежит сочинение «О книге Соломоновой, нарицаемой Песни Песней». В заглавии сказано, что это рассуждение написано «против неискусных и малорассудных мудрецов, легко о книге сей помышляющих». Поводом к написанию книги стал один из разговоров архиеп. Феофана с Татищевым. О его содержании рассказывается в предисловии к книге. «В недавнопрошедшее время в прилучившейся нам негде беседе дружеской, когда были рассуждения о Христовой церкви, между многими Священного Писания словесы к делу тому приведенными, произнеслось нечто и от книги Соломоновой, глаголемой Песни Песней. Некто от слышащих (господин Василий Никитич Татищев, тайный советник и астраханский губернатор) по внешнему виду, казалось, человек не грубый, поворотя лице свое в сторону, ругательне усмехнулся, а когда и дале еще, поникнув очи в землю с молчанием и перстами в стол долбя, претворный вид на себе показывал. Вопросили мы его с почтением: что ему на мысль пришло? И тотчас нечаянный ответ получили: «давно, рече, удивлялся я, чем понужденные не токмо простые невежи, но и сильно ученые мужи, возмечтали, что Песнь Песней, есть книга Священного Писания и Слова Божия? А по всему видно, что Соломон, разжизаяся похотию к невесте своей, царевне египетской, сия писал, как то у прочих, любовию жжимых, обычай есть; понеже любовь есть страсть многоречивая и молчания не терпящая, чего ради во всяком народе ни о чем ином так многия песни не слышатся, как о плотских любезностях». Сим ответом так пораженное содрогнулось в нас сердце, что не могли мы придумать, что сказать. А понеже он и еще повторял тожде свое злоречие, мы ему с кротостию предложили, что надеемся так доказательне честь и силу книги сея, яко сущаго Слова Божия, объяснить, что он, если совести своей не воспротивится, о нынешнем смехе своем восплачется. Он, то слышав, с прилежанием просил нас, дабы мы обещаваемого дела исполнить не забыли. Знать то ни мало не надеялся, чтоб мы нечто важное и сильное произнести о сем могли. Того ради мы обещанием оным одолжены, тщимся то уже совершить». Буквальное понимание книги стало бурно развиваться со второй половины XVIII века. В 1771 году протестантский толкователь Якоби высказал гипотезу, завоевавшую широкую популярность. Он предположил, что Песнь Песней – драма в трех лицах. Согласно его гипотезе, Суламифь, у которой был жених-пастух, насильно увезли в гарем царя Соломона, однако она, не смотря на все соблазны, сохранила верность своему жениху и добилась освобождения.

В конце XIX – начале XX века появились новые сторонники гипотезы Феодора Мопсуэстского. Это было связано с появлением книги немецкого консула в Дамаске Вецштейна. В своей книге Вецштейн рассказывает, в частности, о свадебных обрядах бедуинов. По его наблюдениям, во время бедуинской свадьбы жених и невеста садятся на троне, им нарекают имена древних царя и царицы и воздают царские почести, невеста исполняет ритуальный танец. Вот что писал Вецштейн: «Лучшие дни в жизни сирийского крестьянина – это первая неделя после бракосочетания. Молодожены изображают тогда царя и царицу, им прислуживают все жители деревни. Свадьбы празднуются сирийцами главным образом в марте – самом прекрасном месяце года. Пора дождей тогда уже прошла, а солнце не жжет еще так немилосердно, как в последующие месяцы. Праздник устраивается на вольном воздухе – на току, усеянном в то время полевыми цветами. Молодожены сидят на специально возведенном престоле, а гости пляшут вокруг них и поют – то поодиночке, то хором. В песнях воспевается телесная красота молодой пары. Жених с невестой, одетые в пышные свадебные наряды, всю неделю ничего не делают, только сидят на престоле, слушают песни и смотрят, как мужчины состязаются в ловкости. Невеста время от времени поднимается и танцует, чтобы обратить внимание жениха на свою красоту» Некоторые ученые после выхода книги Вецштейна пришли к выводу, что Песнь Песней является отражением этих свадебных обычаев. Причем одно из мест еврейского текста книги Песнь Песней было истолковано ими как указание на исполняемый Суламитой танец меча. Затем некоторые ученые, в том числе профессор А.В.Карташов, стали комбинировать теории Якоби и Вецштейна. Наконец, в либеральной науке появилось мнение, что Песнь Песней целиком построена на основании молитвенных гимнов восточных языческих народов.

 Существуют и другие, порой весьма оригинальные мнения о характере книги Песнь Песней. Например, рядом ученых было высказано мнение, что Суламифь является образом Ипостасной Премудрости Божией. Как отмечает протоиерей Геннадий Фаст: «Это толкование не может быть нами принято, так как согласно православному учению о Софии Премудрости Божией, ипостасная Премудрость Божия отождествляется с Ипостасным Словом, Превечным Логосом, Сыном Божиим. А Сын Божий, Логос в Песни Песней есть Жених-царь. Если же Суламифь есть Ипостасная Премудрость, Логос, то кто же тогда Царь-Жених? Разве лишь Бог Отец? Но тогда вся книга Песни Песней будет совершенной нелепостью. Если же считать Царя-Жениха Логосом, или Богом вообще, а Суламифь Премудростью, то мы впадем в догматическое противоречие либо о «четвертой Ипостаси», либо о «ипостаси не ипостасной», либо о совсем «туманной» Премудрости Божией отличаемой и не отличаемой от Бога»