XVIII. Мелкая буржуазия

В своей последней статье мы показали, как борьба между немецкими правительствами на одной стороне и Франкфурт ским парламентом на другой в конце концов достигла такой степени ожесточения, что в первые дни мая в значительной части Германии вспыхнуло открытое восстание: сначала в Дрездене, потом в Баварском Пфальце, в части Рейнской Пруссии и, наконец, в Бадене.

Во всех этих случаях действительно боевые силы повстан цев, взявшиеся первыми за оружие и вступившие в сражение

с войсками, состояли из городских рабочих. Как только раз разился конфликт, к рабочим стали отчасти присоединяться

и беднейшие слои сельского населения—батраки и мелкие крестьяне. Большинство молодых людей из всех общественных классов, стоящих ниже класса капиталистов, по меньшей мере

101

временно находилось в рядах повстанческих армий, но эта довольно пестрая толпа скоро поредела, как только дело приняло более серьезный оборот. Студенты, эти «представи тели интеллигенции», как они любили себя называть, в первую очередь покидали знамена, если только их не удавалось за держать производством в офицеры, для чего они, разумеется, лишь в самых редких случаях обладали необходимыми спо собностями.

Рабочий класс принял участие в этом восстании, как принял бы его во всяком другом, которое обещало бы либо устра нить некоторые препятствия на его пути к политическому господству и социальной революции, либо, по крайней мере, обещало заставить более влиятельные, но менее смелые обще ственные классы взять более решительный и революционный курс, чем тот, какого они придерживались до сих пор. Ра бочий класс взялся за оружие с полным сознанием того, что по своим прямым последствиям это не его собственная борьба. Но он преследовал единственно правильную для него тактику: ни одному классу, поднявшемуся на его плечах (как это сделала буржуазия в 1848 г.), он не хотел позволить укрепить свое классовое господство, если тот не открывал рабочему классу по крайней мере свободного поля для борьбы за его собственные интересы, и во всяком случае рабочий класс стремился довести дело до кризиса, который или решительно и бесповоротно увлек бы нацию на ре волюционный путь, или же, насколько возможно полно, вос становил бы предреволюционное состояние и таким образом сделал бы неизбежной новую революцию. И в том и в другом случае рабочий класс представлял действительные и правильно понятые интересы всей нации: он по мере сил ускорял ход революции, которая стала теперь исторической необходимостью для старых обществ цивилизованной Европы

и без которой ни одно из них не может помышлять о даль нейшем более спокойном и регулярном развитии своих сил.

Что касается присоединившихся к восстанию крестьян, то они бросились в объятия революционной партии частью из-за относительного огромного бремени налогов, частью же из-за тяготевших на них феодальных повинностей. Лишенные ка кой бы то ни было собственной инициативы, они шли в хвосте других классов, вовлеченных в восстание, и коле бались из стороны в сторону между рабочими и мелкой буржуазией. Почти всегда особое общественное положение

102

каждого в отдельности решало, к какой стороне примыкал он. Сельский батрак вообще присоединялся к городским наем ным рабочим; мелкий крестьянин обнаруживал склонность итти рука об руку с мелким буржуа.

Этот класс мелких буржуа, значение и влиятельность ко торого мы уже неоднократно отмечали, можно считать ру ководящим классом майского восстания 1849 года. Так как на этот раз среди центров движения не было ни одного из крупных городов Германии, то мелкой буржуазии, которая всегда преобладает в городах средних и мелких размеров, удалось захватить в свои руки руководство движением. Мы видели, кроме того, что в борьбе за имперскую конституцию

и за права германского парламента интересы именно этого класса были поставлены на карту. Во всех временных пра вительствах, которые организовались в восставших областях, большинство составляли представители именно этой части народа, и по тому, насколько далеко они заходили, как раз

и можно судить, на что вообще способна немецкая мелкая буржуазия; как мы увидим, она способна лишь на то, чтобы погубить всякое движение, которое вверяется ее руководству.

Мелкая буржуазия, великая в хвастовстве, совершенно не способна действовать п очень трусит рисковать чем бы то ни было. Мелочный характер ее торговых сделок и кредит ных операций как нельзя более подходит для того, чтобы лишить ее энергии и предприимчивости; поэтому можно ожи дать, что такими же свойствами отличается и ее политиче ская деятельность. В соответствии с этим мелкая буржуазия поощряла восстание высокопарными словами и неумеренным прославлением подвигов, которые она совершит; она спешила захватить власть, как только восстание—совершенно вопреки ее желанию—вспыхнуло; она пользовалась этой властью только затем, чтобы свести к нулю все успехи восстания. Когда вооруженное столкновение привело дело к серьезному кризису, мелких буржуа охватил величайший ужас перед опасным положением, в которое они попали; ужас перед на родом, который всерьез принял их хвастливый призыв к

оружию; ужас перед властью, которая теперь попадала им

в руки, и прежде всего ужас перед последствиями для них самих, для их общественного положения, для их собствен ности от политики, в которую они были- вынуждены впу таться. Не ожидали ли от них, что они действительно будут рисковать «жизнью и собственностью», как они обычно

103

говорили, для дела восстания? Не вынуждены ли они были занять официальное положение в восстании и, следовательно,

в случае поражения не рисковали ли они потерять свои ка питалы? И какая перспектива стояла перед ними в случае победы, как не уверенность, что победоносные пролетарии, составлявшие главную массу борющейся армии, прогонят их с постов и опрокинут их политику? Поставленная таким образом между противоположными опасностями, окружавшими ее со всех сторон, мелкая буржуазия сумела использовать свою власть лишь на то, чтобы оставить все на произвол судьбы, благодаря чему утрачивались последние остатки на дежды на успех и восстание окончательно осуждалось на крушение. Тактика мелкой буржуазии, или, вернее, полное отсутствие всякой тактики, повсюду была одна и та же, и потому восстания в мае 1849 г. во всех частях Германии сложились по одинаковому образцу.

В Дрездене борьба на улицах продолжалась четыре дня. Мелкие буржуа Дрездена, «городское ополчение», не только не принимали участия в борьбе, но во многих случаях под держивали действия войск против восставших. Последние со стояли почти исключительно из рабочих окрестных промыш ленных округов. Они нашли способного и хладнокровного вождя в русском эмигранте Бакунине, который впоследствии был взят в плен и в настоящее время заключен в Мун качской тюрьме в Венгрии. Вмешательство многочисленных прусских войск подавило это восстание.

В Рейнской Пруссии дело дошло лишь до незначительных схваток. Так как все крупные города были крепостями, над которыми господствовали цитадели, то для восставших были возможны лишь небольшие стычки. Как только было сосре доточено достаточное количество войск, вооруженному сопро тивлению был положен конец.

В Пфальце и Бадене, наоборот, в руки восставших попали плодородная область и целое государство. Здесь было все

под руками: деньги, оружие, солдаты, боевые припасы.

К восставшим присоединились даже солдаты из регулярной армии; мало того, в Бадене они даже были в первых рядах восставших. Восстания в Саксонии и Рейнской Пруссии при несли себя в жертву, чтобы выиграть время для организации

южно-германского движения. Вообще нигде еще областное

и частичное восстание не было в таком благоприятном по ложении, как именно здесь. В Париже ожидали революцию;

104

венгры стояли у ворот Вены; во всех государствах Средней Германии не только народ, но и солдаты решительно скло нялись на сторону восстания и ждали только случая, чтобы открыто присоединиться к нему. И все же движение, попав

в руки мелких буржуа, с самого начала было обречено на крушение. Мелкобуржуазные правители, в особенности в Ба дене—и во главе их господин Брентано,—никак не могли забыть, что узурпацией поста и прерогатив своего «закон ного» суверена, великого герцога, они совершают государ ственную измену. Они сидели на своих министерских креслах,

в душе считая себя преступниками. Чего же было ждать от таких трусов? Они не только предоставили восстание его собственному не централизованному и потому безрезультат ному стихийному ходу, но они делали все, что было в их силах, чтобы отнять у движения всю энергию, внутренне обессилить его, уничтожить его. И им это удалось благодаря горячей поддержке этого глубокомысленного разряда поли тиков, «демократических» героев мелкой буржуазии, которые были уверены, что «спасают отечество», предоставляя несколь ким политикам более крепкого закала, вроде Брентано, водить себя за нос.

Что касается военной стороны дела, то никогда еще стра тегические операции не велись с большей небрежностью и вялостью, чем под командой баденского главнокомандующего

Зигеля, отставного лейтенанта регулярной армии. Все было

в беспорядке, упущены были все благоприятные случаи, все драгоценные моменты были убиты на измышление колоссаль ных, но невыполнимых проектов, так что, когда, наконец, командование взял на себя даровитый поляк Мерославский, армия была дезорганизована, разбита, недостаточно воору жена, пала духом, стояла перед вчетверо сильнейшим про тивником; Мерославскому не оставалось ничего иного, как только дать под Вагхейзелем славное, но безрезультатное сражение, совершить искусное отступление, дать последний безнадежный бой под стенами Раштатта и сложить командо вание

В этой, как и во всякой повстанческой, войне, в которой войска представляют собой смесь опытных солдат и недис циплинированных повстанцев, революционная армия проявила

¹Это было в конце июня. Сама крепость Раштатт оставалась еще в руках революционной армии, но 23 июля и она сдалась. Ред.

105

много героизма, но вместе с тем и много несолдатской, зачастую необъяснимой паники. Но при всем своем неиз бежном несовершенстве эта армия получила то удовлетворе ние, что противники не сочли четырехкратный перевес до статочным для того, чтобы ударить на нее, и что во время кампании сто тысяч регулярных войск обнаруживали в воен ном отношении такую почтительность перед двадцатью ты сячами повстанцев, словно перед ними была старая гвардия Наполеона.