Задача, метод и определение науки пастырского богословия

Пастырское богословие, определяемое с самой обшей, формальной точки зрения, есть наука о пастырском служении, которое должно быть рассмотрено в ней со стороны сущности предмета, его проявления и способов к его осуществлению. Но такое общее определение дает полный простор говорить в пастырском богословии о весьма многих вопросах, имеющих к тому же особое место в области других специальных наук. И это прежде всего нужно сказать о сущности служения православного пастыря. Разумеется, она должна вообще совпадать с сущностью христианства. Но когда об этой последней поднимается вопрос, то возникает необходимость рассмотреть различные решения его. Следовательно, объем и задачи пастырского богословия расширяются до почти неограниченных размеров расплываясь до полной неопределенности. С другой стороны проявления пастырского служения настолько многообразны и многочисленны что представляется почти невозможным даже лишь пересчитать их а тем более осветить обстоятельно· таким образом и здесь теряется рельефность науки   

Ввиду этого пастырское богословие должно заранее ясно отграничить свою задачу и показать, каким именно методом намерено оно рассматривать специально подлежащие ему предметы.

В науке пастырского богословия как на Западе, так и у нас можно указать два основных течения. Одно из них, преимущественно протестантского происхождения, отмежевывает в свою область такие вопросы, как сущность христианства, идея Царства Божия, подробное обследование жизни Господа Иисуса Христа как Пастыря, то есть вообще всей Евангельской истории, и т.п., то есть захватывает собой предметы, прямо относящиеся или к догматическому, или нравственному, или библейскому богословию. Притом же эти вопросы рассматриваются или совсем безотносительно к пастырству или лишь отчасти, побочно. В результате подобной постановки дела наука пастырского богословия кажется совсем излишней, почти целиком распределяемой по другим областям. Такие голоса действительно и раздаются, особенно среди протестантских богословов, что, впрочем, естественно, как ввиду отрицания ими специального Таинства священства и, следовательно, института пастырства, так и ввиду малого отсюда опыта специально пастырского содержания, настроенности. Подобные задачи и метод в пастырском богословии действительно делают науку — с точки зрения самостоятельности — сомнительной, а потому и должны быть отвергнуты, по крайней мере, в полном объеме их, так как специально к пастырю подобное пастырское богословие почти не имеет отношения.

Другой метод постановки пастырского богословия заключается в довольно дробном перечислении и описании тех или иных частных обязанностей и свойств пастыря: пастырь не должен быть пьяницей, сварливым, сребролюбивым, убийцей, раздражительным и т.д., а должен быть любящим, кротким, милостивым и пр. и пр.

К такому типу относятся преимущественно католические системы богословия, а оттуда главным образом они были переложены и к нам, в русскую пасторологическую литературу, где держались до последнего почти времени.

Подобный метод носит характер преимущественно формальный, схоластический. В этом заключается его и оправдание, но также и недостаток — схоластика не есть ведь ложь, а лишь более или менее оторванная от живой жизни, отвлеченная доктрина. И действительно, все перечисляемые в подобных системах частные обязанности и свойства имеют прямое отношение к пастырю — следовательно, за ними должно быть признано право на существование в пастырском богословии. Но эти перечисления настолько напрасно дробны и как-то не связаны в одно целое, не поставлены в связь с живым настроением, с наличной действительностью душевной жизни, в частности именно специально пастырской жизни, что благодаря этому подобные системы получают характер слишком общий и малосодержательный. Поэтому подобная постановка дела на практике, в действительной жизни пастыря, мало имеет значения.

Исход из этих двух крайних течений должен быть делом лишь будущих работ в области пастырского богословия. В настоящее же время есть только некоторые частичные работы в этом направлении, представляющие собой подготовительный, или черновой, материал (рассеянный отчасти, как мы отметили, и в прежних руководствах по пастырскому Богословию второго вида), необработанный, несистематизированный, недостаточно определенный в формулы науки или же обнимающий только некоторые отделы ее. К такого рода пособиям для пастырского богословия нужно отнести в особенности дневник о. Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе» и т.п. труды, а из опытов создать цельную систему должно отметить лекции по пастырскому богословию Высокопреосвященнейшего Антония, теперь архиепископа Волынского. К сожалению, напечатанное представляет лишь небольшую часть всех лекций. Но несмотря на этот отрывочный характер, его лекции в истории пастырского богословия имеют весьма большое значение, и не столько своим положительным содержанием (которое хотя и важно, но может и должно быть, по нашему мнению, подвергаемо критической оценке отчасти, а главное, нуждается в большом дополнении), сколько главным образом именно правильной постановкой науки.

Но еще более важное значение для пастырского богословия имеют святоотеческие трактаты по вопросам пастырства и даже более или менее случайные, мимоходные заметки их об этом. Подобный материал разъяснен по всем почти творениям святых отцов. Но наиболее выдающимися являются творения св. Иоанна Златоуста, особенно знаменитые его шесть слов о священстве (I, 403-484)¹, а также и толкования его на послания святого апостола Павла, преимущественно на коринфян и пастырские.

¹      Здесь и далее автор ссылается на творения святителя по изданию: Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского в русском переводе. СПб., 1895—1906. 12 т. При цитировании римскими цифрами обозначены номера томов, арабскими — страницы. — Прим. ред. (Все сноски, за исключением особенно оговоренных, принадлежат автору, митрополиту Вениамину (Федченкову)).

У св. Григория Богослова, особенно 3-е слово — «О бегстве», или апологетика, где он оправдывается, подобно св. Иоанну Златоусту, в отказе от епископства; у св. Иоанна Лествичника есть специальное глубоко содержательное «Слово особенное к пастырю». Из западных отцов нужно указать на святых Григория Двоеслова «Правило пастырское», Амвросия Медиоланского «Об обязанностях священнослужителей» и блж. Иеронима Стридонского «О жизни клириков»; по частям можно находить материал у св. Симеона Нового Богослова, затем у русских святителей Димитрия Ростовского, Тихона Задонского и т.п.

Подобно указанным выше трудам, святоотеческие трактаты и ставят пастырское богословие (а отчасти даже оказали влияние и на труды те) именно на нормальную постановку.

В чем же она заключается?

Прежде всего читатель их видит, что в подобных работах совершенно отсутствуют вопросы общехристианские, взятые сами по себе. Везде, наоборот, выступает исключительно одна личность пастыря, с точки зрения которой обсуждаются и все другие — догматического, нравственного, литургического и т.п. характера — частные вопросы; везде выступают не столько те или иные общие предписания об обязанностях или перечисление свойств, сколько те или иные переживания пастыря, его настроения, вытекающие из цельной живой его личности. Таким образом, специально пастырская психология, специально пастырская духовная жизнь или, еще короче говоря, пастырская аскетика — вот что составляет содержание указанных трудов.

И с этой именно точки зрения и должна строиться наука православно-пастырского богословия. Она обязана, следовательно, нарисовать цельный образ пастыря, определить основное настроение пастырского самосознания и с этой точки зрения осветить и прочие виды пастырского служения, пастырских переживаний.

При этом пастырское богословие должно руководствоваться не только мотивами идеальными, но и соображаться с наличной деятельностью человеческой природы вообще и современного настроения и состояния пастыря в частности, так как в противном случае получится опять-таки некоторая оторванность от жизни, непрактичность науки, то есть пастырское богословие должно не только указать свойства пастыря, каков он должен быть, но и показать путь, как достигнуть их.

Наконец, что касается способа осуществления этой задачи, то в прежних руководствах обычно обязанности и свойства пастыря делились и рассматривались с трех точек зрения пастыря в отношении к Богу, в отношении к себе и ближним. Подобное деление, несомненно, страдает некоторою схоластичностью, как, во-первых, потому что нельзя пастыря отделить от пасомых, для которых он и живет, а тем более от Бога, посредником Которому решительно во всем он является, так и, во-вторых, потому, что нельзя цельные переживания одной личности делить по рубрикам; например, если в первой части говорить о любви к Богу, затем в отделе об отношении к ближним снова придется повторяться при требовании, как от пастыря во всем руководиться этим принципом, так и воспитать ту же любовь у пасомых; далее, от себя пастырь должен требовать любви к пастве, а в отделе о пастве опять необходимо говорить о том же и о способах ее воздействия. Таким образом, должны получаться совершенно напрасные и вредящие цельности повторения, дробления, натяжки. Ввиду этого лучше держаться более естественного предметного метода, то есть сразу рассматривать известное пастырское настроение, переживание одновременно с различных точек зрения.

Итак, пастырское богословие есть наука о пастырском служении, рассматриваемом главным образом со стороны духовной жизни пастыря, или с точки зрения вопроса: «Каков должен быть пастырь?»². С таким определением, в сущности, согласны и те курсы пастырского богословия, которые определяют его (богословие), как «науку об обязанностях и свойствах пастыря». Следовательно, основным содержанием пастырского богословия должна быть пастырская аскетика в отношении ее к разным видам пастырского служения, что и послужит предметом дальнейшего раскрытия нашей науки.

²      См.: Св. Иоанна Лествичника. Слово особенное к пастырю. Здесь и далее цит. по: Слово особенное к пастырю, научающее, каков должен быть наставник словесных овец // Преподобного отца нашего Иоанна, игумена Синайской горы Лествица: В рус. пер. с алф. указ. и примеч. Козельск. Введен. Оптина пустынь. М., 1862. С. 252-273. Неоднократно переиздавалась; арабскими цифрами обозначены номера глав и статей внутри них. По этому изданию автор также цитирует другие Слова преподобного (1—30), при этом арабскими цифрами обозначены номера статей внутри каждого Слова. — Прим. ред.