Межсоюзническая комендатура

Новым комендантом Берлина и командармом 5-й ударной был назначен генерал-полковник А. В. Горбатов. А вскоре сменился и член Военного совета армии — [154] прибыл генерал-лейтенант А. В. Щелаковский. Генерал-лейтенант Ф. Е. Боков ушел с повышением на должность члена Военного совета формирующейся Советской военной администрации в Германии (СВАГ), которую возглавил Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Нам, юристам, особенно было грустно расставаться с Федором Ефимовичем — замечательным политработником и большой души человеком. Он проявлял удивительный такт и внимание в отношениях с органами юстиции. Мы знали, что в любое время для нас открыты двери Военного совета и, главное, что всегда получим там дельный совет и поддержку. Принципиальность генерала Ф. Е. Бокова, партийный подход к решению любых вопросов был примером для всех нас.

Настал день представления новому командарму. В парадной форме, при всех орденах и медалях, я направился на прием. Говорят, что первое впечатление едва ли не самое верное. У меня так не получилось. Александр Васильевич принимал в том же кабинете, что и Берзарин. Зайдя, я увидел высокого, немного сгорбленного, уже в летах сухопарого генерала. Лицо простое, но выразительное. В глаза бросились длинные, с широкими ладонями руки. В светлых волосах — ни одной седины. Кто-то в последнюю минуту подсказал мне, что новый командарм и комендант Берлина строг, требует, чтобы ему представлялись как следует. И я доложил по всем уставным правилам. Дальше все шло как обычно. Командарм поинтересовался, давно ли я в 5-й ударной армии, долго ли в должности прокурора, а затем спросил:

— Смогли бы вы завтра ознакомить меня с делами по Берлину?

— Да, конечно.

— Тогда завтра в девять.

Из этой встречи я так и не вынес никакого впечатления о новом коменданте Берлина, только обратил внимание на его окающую речь. На второй день в назначенный час я снова был у А. В. Горбатова. Не дав мне представиться, он вышел из-за стола, здороваясь, протянул руку, подвел к небольшому, стоявшему в стороне столику с двумя приставленными креслами, предложил сесть, а затем сел сам.

Слушал он внимательно, делал в блокноте пометки, ставя вопросы. Было видно, что он уже познакомился с жизнью комендатуры, одобрительно отнесся к работе [155] районных прокуратур Берлина по надзору за правильностью выдачи продуктовых карточек населению, по борьбе со спекуляцией, по поддержанию правопорядка в городе, по борьбе с беспризорностью. Прощаясь, сказал:

— Заходите, голубчик, без стеснения... Не смотрите, что я занят: для ваших дел всегда выкрою время...

Прошло менее месяца, и офицеры армии и комендатуры убедились, что произошла вполне достойная замена, Хотя А. В. Горбатов человек иного склада, чем Н. Э. Берзарин, в стиле руководства он мало чем отличался от своего предшественника — был внимателен к офицерам штаба и комендатуры, уважал их мнение, никогда не повышал тона в разговоре, с пониманием продолжал совершенствовать работу комендатуры, был настойчив и требователен.

Меня он приглашал к себе часто, консультируясь в основном по вопросам, относящимся к компетенции правового отдела межсоюзной комендатуры. Наши консультации участились, когда в Берлине появились соответствующие советские специалисты. Тогда еще не был полностью подсчитан материальный ущерб, который причинила фашистская Германия нашей стране. Главные державы антигитлеровской коалиции обязали Германию возместить нанесенный ею ущерб всем союзным державам. Советская военная администрация приняла меры, чтобы существенно облегчить положение рабочего класса Берлина, помочь ему развернуть строительство новой мирной экономики. Первыми предприятиями, на которые выпала эта важная миссия, были кабельный завод «Кабельверке Обершпрее унд Кепеник», завод электрооборудования АЭГ в Трептове, завод связи «Сименс — Планиа», крупнейшая электростанция фирмы «Борзинг». В последующем все эти и другие предприятия были переданы немецкому народу в собственность. Все они явились фундаментом будущей экономики Германской Демократической Республики.

В конце июня меня пригласил к себе генерал А. В. Горбатов.

— Антифашисты Берлина развернули большую кампанию по очистке административного аппарата от нацистских чиновников, — сказал он. — Это соответствует и целям денацификации сферы управления. Пожалуйста, нацельте правовой отдел и аппарат прокуратуры на то, чтобы они вместе с комендантами были внимательны, не допустили [156] перегибов. Этим делом занимаются их общественные организации. Но и вы не стойте в стороне. Если будут эксцессы, информируйте меня...

Восстановление низовых административных органов в Берлине началось при Берзарине. Всю тяжесть этой работы взяли на себя антифашисты, особенно группа ЦК КПГ. Желающих идти на чиновничьи должности было мало. В учреждениях оставалось немало чиновников старого аппарата из числа нацистов и приверженцев фашистского режима. Они тайно и открыто саботировали возрождение демократии в Берлине. Трудящиеся требовали удаления их из новых учреждений. Печать западной части Германии подняла шум о «большевизации» берлинского магистрата и всех органов администрации. Не молчали также газеты США и Англии.

Правовой отдел часто докладывал Горбатову о ходе денацификации управления и при его помощи исправлял малейшие несправедливости, если они допускались. К концу июля 1945 года из берлинских административных органов было уволено свыше двадцати пяти тысяч нацистских чиновников. Возрождающиеся демократические силы Берлина нанесли серьезный удар по фашистскому аппарату. Вслед за этим антифашисты Берлина начали создавать профсоюзы. Как известно, нацисты начисто покончили с ними. Возрождение шло трудно, но к концу июля во всех двадцати районах Берлина начали работать организации единых свободных профсоюзов, сыгравшие немалую роль в становлении новой, демократической Германии. Начали создаваться и демократические женские организации.

Однажды я докладывал Горбатову уголовное дело о крупном хищении кинопленки из склада фабрики. В шайке воров оказалась женщина-сторож. Выслушав доклад, Александр Васильевич рассказал:

— Днями комендатуру посетила делегация немецких женщин. Они просили разрешения создать в Берлине специальный женский комитет по защите их прав, в том числе и трудовых. Судя по их рассказам, у них действительно положение нелегкое. В Берлине женщин вдвое больше, чем мужчин. На их плечи ныне легли все заботы о семье и доме. Пособия за погибших мужей и сыновей они не получают, работы в городе нет, и они очень нуждаются. Может, и эту женщину толкнула нужда? Посмотрите [157] хорошенько и, когда разберетесь, не сочтите за труд доложить мне.

Вскоре довелось встретиться с представителями созданного в августе Центрального берлинского женского комитета. Они обратились с просьбой освободить арестованную, принимавшую участие в хищении кинопленки.

— Ее муж погиб под Курском, — пояснили они, — остались трое детей и мать мужа... Пощадите ее...

К этому времени следователи уже разобрались с делом. В действиях подследственной обнаружилось много смягчающих обстоятельств. Она чистосердечно раскаялась и помогла следствию разоблачить основных преступников. Было принято решение ее не судить и освободить из-под стражи. Об этом я и сообщил женщинам. Немка, возглавлявшая делегацию, поднялась со стула и на ломаном русском языке сказала:

— Герр прокуратор, позвольте пожмать ваш руку и заявить большой спасибо. Я думаль, вы будете все вымещать здесь, Германия... Но вы все потеряль, все забыль... Вы — настоящие человеки...

— Нет, фрау, мы ничего не забыли, мы только будем спрашивать с тех, кто виновен, — пояснил я.

 

* * *

 

Однажды в начале июля я направлялся на «виллисе» в тюрьму в Шпандау, кого-то надо было допросить. Миновав рейхстаг, Тиргартен, обогнув Колонну Победы, «виллис» свернул на широкую улицу, ведущую к тюрьме. Навстречу, из-за поворота, вынырнула большая черная машина с белыми звездами на дверцах в сопровождении четырех джипов с такими же звездами. Мой водитель резко затормозил и, взяв круто вправо, прижал «виллис» к бровке тротуара. Навстречу шли новые и новые машины, за ними броневики и легкие танки. Это в Берлин входили американские войска...

11 июля утром мне позвонил Горбатов:

— Вчера я не мог вас предупредить: на сегодня назначено первое заседание межсоюзнической комендатуры Берлина. Вам следует на нем быть.

— Какие материалы иметь при себе?

— Пока никаких... Будем присматриваться друг к другу.

Заседание началось в десять часов. Проходило оно в помещении бывшего районного суда Берлина — Далема. [158]

Офицеры советской комендатуры были подтянуты, строги, немножко взволнованны. До сих пор все, что делалось в Берлине, было подвластно советской комендатуре. Теперь в Берлине войска четырех держав, четыре коменданта, четыре комендатуры, четыре военные прокуратуры, четыре военные администрации и вот эта — пятая — межсоюзническая. Как будет работаться?

За большим столом уселись коменданты. В центре А. В. Горбатов. Наши офицеры и офицеры союзных держав чинно сидели в просторном зале, многие с папками, англичане и французы — с массивными кожаными портфелями. Ровно в десять часов Горбатов встал, поприветствовал трех союзных комендантов, затем, обращаясь ко всем собравшимся, сказал:

— Господа генералы и офицеры союзных держав, товарищи советские офицеры, мы собрались сегодня для того, чтобы осуществить волю народов четырех великих держав, участников антигитлеровской коалиции, по управлению столицей бывшего фашистского рейха. В соглашении между нашими правительствами сказано: район Большого Берлина занимается вооруженными силами четырех держав. Для совместного управления ими создается межсоюзническая комендатура в составе четырех комендантов. — Далее Александр Васильевич подчеркнул, что на долю присутствующих выпала почетная историческая роль — окончательно покончить с фашизмом и возродить столицу немецкого государства Берлин как центр демократического переустройства всей Германии, чтобы она никогда уже не смогла быть очагом новых войн и военных авантюр. — Мы вместе, рука об руку, боролись на поле брани против фашизма, и мы, советские люди, таим большую надежду и большую веру, что вместе будем бороться за возрождение демократического Берлина, столицы будущей демократической Германии!

Все стоя долго аплодировали А. В. Горбатову. Каждому из нас хотелось верить, что это будет именно так.

На первых порах работа межсоюзнической комендатуры шла споро. Не чинилось особых препятствий и в работе военной прокуратуры гарнизона. Немецкая полиция, военные комендатуры союзников, их военные прокуроры быстро откликались на наши ходатайства и запросы, не препятствовали арестам и разоблачению уголовников, проживавших в их зонах оккупации, почти беспрепятственно передавали нам военных преступников. [159]

Более или менее согласованно и дружно работал и правовой отдел при межсоюзнической комендатуре Берлина. Были, конечно, разногласия, иногда даже острые, но, как правило, все четыре представителя в конце концов находили общий язык и выходили на заседание комендатуры с единым мнением.

В середине лета 1945 года решался вопрос о назначении главного гражданского прокурора Берлина. Пост этот весьма важный. От прокурора, его политических взглядов в значительной степени зависело, станет ли прокуратура города на защиту демократических преобразований, на поддержку антифашистских сил или будет тормозом в проведении этих преобразований. Союзники на этот пост представили более десяти кандидатур. Обычно советская сторона не принимала решений, касающихся переустройства жизни немецкого народа, не посоветовавшись с немецкой демократической общественностью. Поэтому с согласия союзной стороны правовой отдел советской комендатуры Берлина обнародовал представленный ими список кандидатов на пост прокурора. Антифашисты Берлина вошли с мотивированными возражениями — многие из тех, кого прочили в прокуроры демократического Берлина, при нацизме возглавляли «народные суды», чинившие жестокую расправу с антифашистами, или были членами этих судов, а также занимали другие ответственные посты в нацистской юстиции.

На пост главного гражданского прокурора Берлина немецкие антифашисты предложили свою кандидатуру. Ее единогласно утвердил правовой комитет четырех держав.

К сожалению, такая слаженная работа длилась недолго. Позже мы этот период согласованных действий называли золотой порой Берлина. Началось с осложнения контактов военной прокуратуры: необоснованно затягивалась выдача разрешений на аресты военных преступников. Случалось, что кто-то предупреждал преступников о предстоящем аресте, и они скрывались. Позднее началось гонение на антифашистов. По рекомендации антифашистских демократических сил Берлина в полицию с согласия правового отдела советской комендатуры были направлены немцы антифашисты. Под видом повышения профессионального уровня работников полиции союзники начали в своих зонах их удалять.

Американские военные власти без всяких оснований [160] сняли антифашистов с должностей: 23 июля 1945 года бургомистра района Штеглиц; 13 сентября — заместителя бургомистра по северному подрайону в Целендорфе, а немного позже — районного советника по вопросам труда в районе Нойкельне. Все это противоречило решению межсоюзнической комендатуры, согласно которому такие действия могли производиться только с ее согласия. Такие же нарушения были допущены и в отношении бургомистров Тиргартена и Шпандау.

Первоначально мы полагали, что это заскоки отдельных чиновников районных комендатур союзников. Но дело заместителя бургомистра по северному подрайону в Целендорфе Йозефа Кёнига показало, что это не произвол отдельных чиновников, а начало новой политики союзников в Берлине и во всей Германии.

Правовой отдел советской комендатуры на одном из совместных заседаний заявил о неправильном поведении военной администрации союзников в Целендорфе и о необоснованном преследовании Кёнига. Совместно с магистратом города этот вопрос был вынесен на заседание межсоюзнической комендатуры. За два дня до заседания американские оккупационные власти, чтобы снять наш протест как необоснованный, арестовали Кёнига и предали его суду якобы за совершенное уголовное преступление. Через американского прокурора нам удалось ознакомиться с делом Кёнига. Оказалось, его обвиняли в том, что он «способствовал самовольному вселению двух тяжело пострадавших от фашизма обездоленных евреев в квартиры эсэсовцев». Мы просили американского прокурора опротестовать предание суду Кёнига. Он радушно обещал, довольно искренне возмущался, но ничего не сделал. Становилось ясным: союзники предпринимали первые пробные шаги по осуществлению совсем иных планов в Германии, чем те, которые разработаны были на Крымской и Потсдамской конференциях союзных держав.

И тем не менее оккупационные власти союзных держав вели себя более или менее сносно. По крайней мере, из двухсот семнадцати вопросов, обсужденных в 1945 году на заседаниях межсоюзнической комендатуры, только по девяти не было достигнуто единства взглядов.

Пройдет полгода — год, и все союзные администрации в Берлине (американская, британская и французская) превратятся в активную силу, способствующую возрождению [161] немецкого империализма, милитаризма и реакции и, вопреки принятым обязательствам, выступят против возрождающихся антифашистских сил немецкого народа. Берлинская прогрессивная общественность назовет их действия политикой с двойным дном.

В ноябре 1946 года мне довелось беседовать с заместителем бургомистра Берлина Карлом Мароном. Он заявил:

— С приходом в Берлин американских, английских и французских оккупационных властей из административных органов ими удалены в своих районах сотни антифашистов и демократически настроенных немцев.