Элита, лидер, народ: специфика взаимоотношений и взаимодействия в современных политических режимах

Иерархия власти в современных развитых государствах за последнее столетие претерпела существенные изменения.

В начале ХХ в. в большой политике наблюдался симбиоз лидерского и охлократического начал, что породило феномен тоталитарных политических режимов, в рамках которых популистские лидеры, опираясь на поддержку народных масс, жестко подчиняли себе элиту и диктовали ей свои условия вполне «волюнтаристски». Причем, как известно, этот формат взаимодействия лидера и элиты был реализован не только в «постсамодержавной» России с ее традиционными «царистскими иллюзиями», но и во вполне «цивилизованных» государствах Европы. Причем помимо Германии и Италии вполне можно вспомнить и другие, менее жесткие околототалитарные практики: Ф. Франко в Испании, А. Салазара в Португалии, Й. Тисо в Словакии, К. Ульманиса в Латвии, Ю. Пилсудского в Польше и др. Зачастую в западной научной литературе их «деликатно» называют авторитарными, однако сама схема взаимодействия этих лидеров с элитой и «охлосом» была вполне схожей с итальянскими и немецкими «коллегами».

И если подобная схема власти в «мобилизационные» 1920–1930-е гг. вполне поддерживалась снизу, то истеблишмент, привыкший к гораздо более корректному обращению в прежние годы (даже в рамках монархических государств), весьма негативно воспринимал ее, стремясь по возможности освободиться от власти вождей. Особенно тревожила элиты склонность тоталитарных и авторитарных руководителей к кадровым чисткам, которые, несмотря на перегибы и влияние личностного начала в целом были необходимы лидерам, с одной стороны, для поддержания управленческой эффективности вертикали власти, а с другой – для подстраховки от внутриэлитных заговоров и мятежей.

Однако после Второй мировой войны политическая конъюнктура стала меняться в пользу элит. Во-первых, вскрывшиеся преступления нацизма и фашизма во многом скомпрометировали саму идею неограниченной и неконтролируемой власти лидеров. Во-вторых, начавшаяся «холодная война» в силу своей «гибридности» требовала от руководителей стран более стратегического подключения к управлению представителей истеблишмента. Что в свою очередь порождало постепенное сосредоточение аппаратных, силовых, информационных и материальных ресурсов в руках элиты и, соответственно, размывание единоличной власти вождей, президентов, премьер-министров и иных управленческих персон.

Более того, уже с 1950–1960-х гг. элитам удается навязать лидерам паритетное распределение властных полномочий, что фактически лишило последних единоличного права на популизм и общение с массами. Отныне элита становится важным буфером между главой государства и населением, фактически исключающим прямое общение между ними. Те же из лидеров, кто пытался сохранить такую возможность и не прислушивался к голосу элиты, либо оттеснялись от власти, либо устранялись иным способом (так, например, внутриэлитный след явно присутствует в обстоятельствах смерти И. Сталина и Дж. Кеннеди).

1970–1980-е гг. являются временем стратегического перехода контроля над властью в ведущих странах мира в руки элитных групп, совокупность которых и составляет национальный истеблишмент. Более того, уже тогда начали формироваться и наднациональные элитные объединения. С одной стороны, это было обусловлено процессами международной политической, социально-экономической и технологической унификации (позже получившей название глобализации), с другой – объективными интересами наиболее статусных представителей национальных элитных сообществ, которым становилось тесно в собственных границах.

Таким образом, в 1970–1980-х гг. элитные группы заняли высшую ступень политической иерархии, хотя формально никто не отменял существенных властных полномочий первых лиц государства. Другое дело, что последние были сильно ограничены в своих реальных правах и нередко являлись марионетками в руках ведущих элитных сообществ. Например, президенты США Р. Рейган и Б. Обама, не являясь выходцами из статусной американской элитной среды, были допущены во власть лишь с тактической целью – продемонстрировать населению, что любой американец (будь то голливудский актер или афроамериканец) может занять высший пост в стране. Это хорошо работало в пропагандистском плане и поддерживало традиционный миф «американской мечты». В то же время, в конце ХХ – начале XXI в. в развитых странах чаще всего лидеры выдвигаются из числа представителей респектабельного истеблишмента, чтобы перестраховать риски несистемного поведения первых лиц.

В 1980-е гг. элиты настолько укрепили свои позиции, что стали претендовать на абсолютный приоритет в выборе государственного курса. Так, в СССР реформаторская часть советского истеблишмента, заинтересованная в рыночных изменениях, сперва провела на высшую должность в административной иерархии своего лидера М.С. Горбачева, затем его руками инициировала проект перестройки – кардинального переформатирования советской политической и экономической системы, а в 1991 г. «подвинула» Горбачева с поста руководителя государства в пользу более радикального реформатора Б.Н. Ельцина.

В то же время не стоит совсем уже списывать со счетов национальных лидеров. Их сила и влияние определяются «расколотостью», а то и размытостью современного правящего класса. Если в элите на какой-то период нет консенсуса, у первых лиц появляются хорошие возможности поиграть на противоречиях конкурирующих элитных групп и тем самым ослабить их контроль над властным полем. В этом случае национальный лидер становится обладателем, если не контрольного «пакета властных акций», то, по крайней мере, держателем «блокирующего пакета», позволяющего ему быть «главным акционером» и модератором элитного пространства. При этом, обладая даже такими весомыми полномочиями, лидер не может бросить вызов всей элите и вынужден лавировать между интересами разных элитных сообществ.

Примечательно, что при анализе ресурсного потенциала, которыми владеют элита и лидер очевидно, что в руках истеблишмента находятся наиболее «оперативные» полномочия и функции, прежде всего, материальные, информационные, нормативные и креативно-идеологические, т.е. практически все те, которые являются «повседневными» и самыми востребованными. Под контролем же лидера государства (даже в рамках президентской и полупрезидентской республики) оказываются в основном ресурсы чрезвычайные и силовые, которые он может использовать только в «час Х», да и то в весьма ограниченном режиме. Ведь сложно представить, что президент цивилизованной страны в начале XXI в. в ответ на подковерные маневры элитных групп вдруг прибегнет к массовым расстрелам представителей правящего класса. Даже в прошлом столетии подобные репрессивные действия воспринимались обществом неоднозначно, что же говорить о современных развитых странах с их массовыми идеалами демократии и прав человека.

Более того, национальная элита пронизывает практически всю вертикаль власти, а также контролирует, если использовать марксистский термин, «надстройку» общества через «вспомогательные» субэлитные группы. Так, например, «экспертократия», «креаклы» и СМИ позволяют элитам не просто доносить до населения какую-либо информацию, но и подавать ее убедительно, сформировав необходимое общественное мнение. Крупный бизнес формирует «тактическую» экономическую конъюнктуру и обеспечивает необходимые «балансы» в повседневной экономике. Бюрократия же способна обеспечить динамику или «застой» в продвижении тех или иных инициатив, в том числе, главы государства, что также обеспечивает сдерживание активности первого лица.

Соответственно, лидер просто вынужден конструктивно взаимодействовать с элитой, по крайней мере, с ее наиболее влиятельными «кланами». Но даже в этом случае диапазон действий у него ограничен. Глава государства не может сделать ставку лишь на одно элитное сообщество, подавив при его помощи остальные группы в истеблишменте. Во-первых, для подобной «большой игры» просто не хватит совокупного ресурса (вполне может оказаться менее 50% властных «акций»), и тогда лидер будет «поставлен на место» победителями (вплоть до физического устранения). Во-вторых, даже в случае победы альянса лидер + одна элитная группа, глава государства не станет единоличным правителем, а с бо́льшой долей вероятности попадет в полную зависимость от своих партнеров, которые будут регулярно напоминать ему о предоставленной помощи, а альтернативы для игры на внутриэлитных противоречиях у лидера уже не будет.

Все это предопределяет системность действий национального лидера в рамках властного «акционерного общества» и его роль куратора и модератора внутриэлитного пространства.