Но моя надежда «начать новую жизнь», оставаясь здесь, увы, не удалась

 Каким уж образом меня вычислили, я не знаю, но на следующий день за мной

приехал «почетный эскорт», состоящий из Тамары Васильевны, Славика и Ады, сестры Славика. Как бы там ни было. Но Тамару Васильевну я уважала, а неунывающая Ада так и вовсе мне нравилась, ну и …

Я была возвращена, одурманенная порицаниями, мол, непорядочно бегать из под

венца после того как…

«Что как?»- спросила я растерянно.

На что мне ответили:

«Штамп в паспорте разве шутка?!»

Делать было нечего, и я согласилась вернуться. Слава, злой, побледневший и

Встревоженный мне виделся тем, новым, которого я смогла бы полюбить.

Во всяком случае, сердце волновалось – таким он мне нравился.

Хотя, удивительные листья тополей возле одесской киностудии, не далеко от

 дома моей тети, похожие на милых пятнистых лягушат, нравились куда больше, но…

Ах, это «но»!

Но, как бы то ни было, свадьба, организованная Тамарой Васильевной, матерью

Славика (она звала его Мстишиком), состоялась.

«Прыличная» по одесским нормам - одежду брали в торгсине, валютном магазине,

На талоны моряка Толика, мужа сестры Славика, Ады. Больше всего Славика и Аду умилял размер моих свадебных туфелек, 33. Как личность, (а я привыкла именно к этому), одесская

Родня по мужу меня не воспринимала, но отношение не смотря на пренебрежительность, было настороженным, за исключением, пожалуй, сына Ады ясноглазого Юрика, мальчика, бывшего лет на пять младше меня и казавшегося мне младшим братиком, которого на самом деле у меня никогда не было.

 «Девочка из провинции еще покажет зубки» - говаривала моя свекровь своему сыну.

Так, впрочем, и случилось, но гораздо позже..

  Теперь, по прошествии многих лет, я с благодарным уважением

 вспоминаю эту незаурядную женщину с ее принципами, образом

 мышления. Хотя бы то, что она не была человеком толпы, делает ей

 честь! Все то, что мне казалось тогда обидным, видится специфическим:

 полу шутка, полу тревога, но выраженная своеобразно. Она, Тамара

 Васильевна, знала своего сына очень хорошо, и «мой вариант»,

 его жены был ей явно смешон своей несуразностью. Но, раз есть, то пусть будет!

Надо знать одесские дворики! Раз уж так, - то свадьба должна быть!

«Щто мы не оденем прылично провинциалочку к свадьбе?!» И подготовка началась! Замечу, что расписались мы месяцем раньше, в Загсе на Ласточкина, что находился поблизости от Оперного театра.

 

Много чего в жизни испытав, могу сказать с полной гарантией, что нет

ничего более унизительного, чем быть куклой в руках доброжелателей!

Слова благодарности, вроде бы, полагающиеся при благодеяниях,

Застревают в горле, чувствуешь себя неблагодарной сволочью, но при

Попытке улыбнуться, получается перекошенный, жалкий оскал. Может быть

это гордыня? Надо было попросту для себя, прежде всего, для себя(!)

Определить, что ты готов принять, а что тебе вовсе ни к чему. Уменье

Сказать «Нет» - большое дело, жаль, что приходит с опытом.

 В юности, увы, чаще бывает иначе - сомнения тормозят. (Так я думаю

сейчас, когда мне… страшно представить – под 60!)

«Не знаю, есть ли слово, определяющее состояние, сходное с наркозом,

Когда все происходящее, вроде бы, случается не с тобой. Возникает

Отчужденность от самого себя, странно и как во сне: «нет голоса -

сказать» и «нет сил - убежать». Де жа вю по сравнению с этим –

цветочки полевые!» - запись из моих дневников того времени.

Началом конца иллюзий моей замужней жизни послужило упрямое нежелание

Принимать католичество и венчаться в костеле. Сама не знаю почему, но я вдруг

Заартачилась, хотя до этого конфессия, и все такое, меня не волновало.

Интереса ради, я попросила как-то Вовэ сводить меня по одесским церквям.

 Первым был костел. Вовэ, друг Славика, да и мой тоже, такой рейд

Совершал впервые. Не стоит забывать, на дворе было начало 70-х.

Мы нерешительно вошли в торжественную прохладу собора. И тут же

Вовэ получил пинок в спину –

 «Жид, кепку сними!»

Дальше он решил повести меня в синагогу, возможно, чтобы реабелетироваться

в моих, да и своих, глазах, за унижение от католиков. Но снова облом! Кепи, которую

он предварительно снял при входе, оказалась камнем преткновения:

 «Пацан, чти обычаи! Почему без головного убора!?»

Мы со смехом выскочила на улицу и до Православного храма не дошли.

 Славик, вручив новоиспеченную жену заботам дружки, в это время радостно

Резался в домино и, кажется, обыграл Изю, мужа Бэти, рублей на пять.

«Сделать» одного, двух «козлиных профи» доставляло ему бодрящее удовольствие,

Сходное с утренней зарядкой. Он всегда был «игроком», даже в мелочах.

В Одессе, и в то время тоже, существовали какие-то подпольные биржи, где Славик

Не без успеха подвизался. Его официальная работа, поездки в почтовом вагоне

«Одесса – Москва», была так, прикрытием, для спокойствия «мулечки» (как он

Называл свою мать).

 

 Глава третья «Улыбаясь Дюку…»

 Уже когда я была беременна Владом, Слава водил меня на вечерний моцион,

По «маршруту кошки» – вокруг квартала, мимо гостиницы «Красной», кафе

«Глобус» и домой; вслед за дворовой кошкой, которую мне так и не разрешили взять

Домой, но которую я регулярно подкармливала; она же в знак благодарности, важно шествовала перед нами по ею выбранному маршруту, получившему у нас название

в ее честь. Круг за кругом! Но я не была из семейства кошачьих! От любого

Однообразия и несвободы хотелось выть на луну. Шутки и приколы Славика были штампами. То, что нравится один раз, обычно надоедает если не во второй, то в

Десятый или сотый – точно, это зависит от «уровня» прикола; «Пушкинский»

Держался дольше остальных. Он был придуман Славой и обкатан с экскурсоводом,

Радостно принявшей мини сценку. Прикол состоял в том, что Слава, как и все

Одесситы, любивший порисоваться, подыгрывал в тему. По воскресеньям, когда возле памятника Пушкину на Приморском бульваре останавливалась экскурсия с «чертями»

(так одесситы называли приезжих), экскурсовод говорила:

 «Одесситы, со свойственной им иронией, даже памятник любимому поэту