Немецкая геополитика

Красным шрифтом в квадратных скобках обозначается конец текста на соответствующей странице печатного оригинала

IV. РЕВИЗИЯ ГЕОПОЛИТИКИ

Новый “Журнал геополитики”

В первые послевоенные годы развитие геополитической науки в Германии, потерпевшей сокрушительное поражение, было серьезно затруднено: геополитика как часть официальной идеологии Третьего рейха относилась к идеологическим инструментам тоталитарной государственной машины. Многие геополитики после войны подпали под действие закона о денацификации, который запрещал им занятие научной деятельностью. Их главные усилия были направлены отчасти на собственную реабилитацию, отчасти же на [c. 182] восстановление доброго имени геополитики и превращение ее вновь в академическую науку. Упомянутая выше работа Хаусхофера “Апология немецкой геополитики” полностью отвечала задачам реанимации этого научного направления и освобождения его от нацистского клейма. На сей раз автор изменил адресат своих рекомендаций, сделав главный акцент на обосновании важности применения геополитики для выработки внешнеполитической стратегии США и использовании полезного опыта немецкой научной школы.

В защиту “истинной” немецкой геополитики и ее теоретических основ выступили в то время и такие американские геополитики, как Николае Спикмен, Эдмунд Уолш, Страус-Хюпе, Томас Гринвуд и др. Будучи вице-президентом Джорджтаунского университета, Уолш, например, опубликовал статью “Истинная геополитика вместо ложной”, в которой отстаивались основные положения немецкой геополитики. О заслугах немцев в развитии геополитических идей недвусмысленно высказался и Страус-Хюпе. “С момента начала описания политической истории, – заявил он в интервью западногерманской газете “Neue Zeit”, – многие стремились найти универсальные принципы, которые регулируют подъем и падение силы государства… В настоящее время эти законы могут быть открыты в форме географического детерминизма, который лежит в основе реалистической политики государства, то есть законы, которые в форме “геополитики” впервые научно разработаны немцами” ⁶⁵. Американских геополитиков, таким образом, можно считать “духовными отцами” возрождения немецкой геополитики. Ими была оказана не только моральная поддержка. Немало геополитических идей Третьего рейха было положено в основу послевоенных американских теорий ⁶⁶.

Первый этап возрождения немецкой геополитики после второй мировой войны, продолжавшийся практически до образования Федеративной Республики Германии в 1949 г., был периодом глубокого кризиса немецкой геополитики и характеризовался проамериканской ориентацией со стремлением всячески отмежеваться от нацизма. Причем, если первая особенность данного периода через некоторое время претерпела существенное изменение, то стремление немецких геополитиков доказать непричастность к своим предшественникам продолжает и сейчас занимать центральное положение во многих современных геополитических теориях.

В конце 40-х – начале 50-х гг. интерес немецких ученых сосредоточился главным образом на перспективах политического развития Германии. Ее дальнейшая судьба ставилась многими в зависимость от географического положения страны в центре Европейского континента. В этом смысле показательна программная работа Г. Риттера, которая во многом перекликалась с его довоенной работой, хотя [c. 183] общая направленность концепции заметно изменилась. Если раньше “континентальный” образ действия приписывался им главным образом Германии, то в послевоенное время ученый распространил этот принцип на всю Западную Европу, рассматривая ее в целом как “промежуточную зону” между двумя противостоящими политическими системами – восточноевропейской (социалистической) и западной (демократической) во главе с США. Противостояние двух систем в Европе и определяло, по мнению Риттера, развитие современного мира. Поиск места и роли Германии в этом противостоянии, прогноз вероятных вариантов развития политической ситуации в мире стали основными направлениями исследований немецких геополитиков. Вместе с укреплением внутри- и внешнеполитического положения нового немецкого государства – ФРГ – геополитика вновь отходит от академичности, становясь постепенно прикладной наукой, занятой политическим прогнозированием возможных изменений в мире на основе методов как географической, так и естественных наук.

Воссоединение Германии отнюдь не привело к окончательному определению ее геополитического местоположения. Примкнет ли она со всем Европейским сообществом к “морской силе” или заменит распавшийся СССР и станет во главе “континентальной силы”? В книге Г. Манна “История Германии XIX и XX веков” находим в этой связи любопытное замечание. “Германия, – пишет он, – не имеет естественных границ. Для бытия немцев гораздо большее значение, чем естественные границы, имеет их срединное положение между романскими и славянскими народами” ⁶⁷. В силу этого положения, указывает он далее, немцы обладают превосходством над славянами в культурном отношении. Поэтому их проникновение на восток исторически всегда представлялось необходимым для интересов цивилизации. Тут мы видим возрождение идеи превосходства немецкой нации вместе с оправданием “культурной экспансии”, которая появлялась на свет всякий раз, как Германия набирала силу. История же свидетельствует, что одной “культурной экспансией” немцы вряд ли могут ограничиться – и об этом надо всегда помнить.

На современном этапе борьба за передел мирового господства перешла на новый – экономический уровень. Немецкий геополитик Фердинанд Фрид отмечал в этой связи, что “борьба за пространство на этой ступени, когда уже нет свободного пространства, которое можно делить, становится борьбой за более высокий, уровень социального развития. Кому в этом отношении удастся захватить лидерство и сохранить его, тому завтра будет принадлежать весь мир” ⁶⁸. Это предположение в определенной степени подтвердили события в странах Центральной Европы в конце 80-х гг.: одним из [c. 184] главных стимулов политических и социальных реформ в них было стремление поднять жизненный уровень граждан.

Но вернемся к действию на немецкой земле “двух сил” (континентальной и морской) в свете образования новой мощной европейской державы в результате воссоединения Германии. Одна из них – в направлении на восток – будет проявлять себя скорее всего в форме экономической и культурной экспансии; другая – в направлении на запад – примет иные формы, в общем более соответствующие политике ФРГ на протяжении последних десятилетий. Имелись и другие возможные варианты решения этого вопроса. В западногерманской геополитике достаточно широкое распространение приобрела интеграционная концепция, одним из важных элементов которой была идея “общеевропейского дома” вплоть до отказа от национального суверенитета. Сходные мысли выдвигал в одной из своих работ Адольф Грабовски, отмечавший возможность создания наднациональных структур, в рамках которых может быть более успешно реализовано стремление государств к завоеванию пространства. Этот процесс, по мнению ученого, полностью соответствуя ходу мирового развития, мог бы привести к образованию все более крупных единиц вплоть до создания всемирного союза.

Западногерманская общественность, в том числе и научная, в течение многих лет видела в “общеевропейском доме” единственную возможность воссоединения Германии и создания нового единого государства в рамках Европейского сообщества. Но ход истории рассудил по-своему, вследствие чего, похоже, наоборот – единая Европа может быть создана под флагом единой Германии. При общих стратегических задачах идейные позиции откровенных федералистов и сторонников идеи углубления европейской интеграции, выступающих за ограничение и даже отказ от национального суверенитета, заметно отличаются. Но это лишь тактические, временные разногласия; окончательная цель у них, по нашему мнению, одинакова. По крайней мере, в нынешних условиях никто не мыслит себе Европы без сильной и единой Германии, а ФРГ вне общих проблем Европейского континента.

С анализом места Германии в Европе связана и геополитическая концепция, разработанная генералом Хайнцем Гудерианом после второй мировой войны. Эта теория получила название теории “географической обусловленности”. В ней Германия, географически расположенная в центре Европы, рассматривалась как своеобразное связующее звено между западной и восточной ее частями. Такая геополитическая позиция как бы предопределяла ее мессианскую роль в судьбе континента и, следовательно, – всего мира. В этой теории впервые было введено понятие “господствующая держава”, которая определялась как “государство, по своим потенциальным возможностям [c. 185] развития отвечающее высшему своему назначению и несущее ответственность перед другими людьми, народами и расами, а поэтому претендующее на право считаться естественным источником власти” ⁶⁹. Эти слова, хотя и сказанные в 1968 г., невольно накладываются на современный международный статус Германии. В них находят определенное отражение и особенности политического строя, ведущего свою традицию от южно-германских княжеств и вольных городов, и его географическая близость со странами Восточной Европы, ищущими новые формы политической и экономической жизни, и его никогда не исчезавшие экспансионистские устремления.

Гудериан писал: “Континентальные государства Европы… сталкивались на узком пространстве и ввиду открытого характера сухопутных границ всякий раз при осложнении положения были вынуждены предпринимать немедленные действия с одновременным использованием всех имеющихся в распоряжении сил. Не было ни Ла-Манша, ни океана, благодаря которым оставалось бы время для того, чтобы пополнить вооружение, для того, чтобы выждать, пока не развернутся политические военные события. Поэтому они содержали постоянные армии, которые при напряженном положении были для государства тяжелым бременем. Поэтому военная точка зрения приобрела во всей государственной жизни решающее значение” ⁷⁰.

Второй этап возрождения немецкой геополитики после войны был периодом организационного оформления, отмежевания от проамериканской ориентации и поисков своих собственных путей. Кульминационным пунктом данного периода можно считать выход в свет в 1951 г. книги Альбрехта Хаусхофера “Всеобщая политическая география и геополитика”, а также возобновление в этом же году деятельности центрального теоретического органа немецких геополитиков “Журнала геополитики”.

Альбрехт Хаусхофер – сын основоположника немецкой геополитики Карла Хаусхофера продолжил геополитические традиции отца. Однако это было не простое подражание. А. Хаусхофер приложил не мало усилий, чтобы “гуманизировать” учение отца, приспособить его к особенностям современного развития Западной Германии, найти в этих условиях новые пути развития.

Основной идеей книги А. Хаусхофера являлось “научное переосмысливание” положений географического детерминизма прошлого. Он первый из немецких геополитиков отказался от доказательств прямого влияния географических факторов и в первую очередь размеров территории и границ на внешнюю политику государств. Главное внимание А. Хаусхофер сосредоточил на исследовании так называемого “пространственного окружения человека”, то есть изучения [c. 186] окружающей человека среды. Он не затрагивает здесь биологические и психологические факторы. А. Хаусхофера интересуют отношения между социальными группами и прежде всего между индивидами, то есть отношения, которые формируются благодаря их взаимодействию с окружающей средой.

Не трудно заметить, что А. Хаусхофер выступает здесь как типичный представитель экологической школы социологии, которая занимается изучением пространственного распределения человеческих групп и их социальными отношениями в зависимости от происходящих изменений окружающей физической (в данном случае пространственной) среды.

А. Хаусхофер, таким образом, впервые обратил внимание на необходимость изменения самого подхода к понятию геополитики. Простая детерминация внешней политики территорией и границами, дискредитировавшая себя еще во второй мировой войне, не отвечала новым условиям. А. Хаусхофер вводит новый фактор – человека, его пространственное окружение, изучение которого было бы, по его мнению, связующим звеном в классической цепи: географическая среда – внешняя политика.

Другими словами, если раньше внешняя политика определялась непосредственно таким географическим фактором, как наличие или недостаток территории, то теперь эти два элемента могут взаимодействовать только через человека, его психологию, его “пространственное” окружение. Впоследствии такой подход к геополитике нашел одобрение у многих представителей современной западногерманской географической школы. Детальной его разработкой занялись А. Грабовски, Р. Хиндер, Э. Обст и др. Это был своеобразный “переворот” в геополитической науке. Идеи, высказанные в то время А. Хаусхофером, несколько измененные, приспособленные к нынешним условиям, легли в основу одного из главных направлений современной геополитики – геосоциологии.

В январе 1951 г. в ФРГ вновь начал выходить “Журнал геополитики”, издававшийся К. Хаусхофером до конца 1944 г. В том же году вышла в свет книга А. Хаусхофера “Всеобщая политическая география и геополитика”, написанная им во время второй мировой войны. Она сопровождалась самыми лестными комментариями. “Журнал геополитики” охарактеризовал книгу А. Хаусхофера как “закономерный результат возрождения немецкой геополитики” ⁷¹, “благодаря которому немецкая геополитика снова вернулась в лоно науки” ⁷².

Уже два года спустя после возобновления выхода в свет “Журнала геополитики” в Западной Германии в одном из его номеров можно было прочесть: “Употреблявшийся классической геополитикой термин “жизненное пространство” долгое время считался [c. 187] предосудительным, но ныне, то есть в государстве Аденауэра, снова можно свободно говорить о “жизненном пространстве”. При этом немцы объявляются “классическим народом без пространства”, народом, который на протяжении “уже более 80 лет… живет зажатый на слишком тесном пространстве” ⁷³.

В 1954 г. был возрожден “Союз геополитики”, резиденция которого была перенесена из Западного Берлина в Гамбург. В § 2 нового устава, принятого 3 апреля 1954 г., целью возрожденного Союза объявлялось “проведение исследований в области геополитики как учения об эпохах в развитии народов и государств, определяемых пространством и расой”.

В 1956 г. Курт Вовинкель в письме к читателям “Журнала геополитики” восклицал: “Мы склоняем головы перед памятью умерших основателей немецкой геополитики – Карла и Альбрехта Хаусхоферов”. Небезынтересно напомнить, что тот же Курт Вовинкель, выступая с сообщением по поводу геополитического съезда в Вуппертале 23 апреля 1938 г., писал: “На дневном заседании наш руководитель обер-фюрер СС д-р Р. Вагнер убедительно говорил о национал-социализме и геополитике… Исходя из мировоззрения национал-социализма, он развил основные идеи геополитики: вывод о расовой и пространственной обусловленности исторических событий, почерпнутой из представления о единстве крови и земли” ⁷⁴.

Вместе с тем “Журнал геополитики” предпринял одну из первых попыток “модифицировать” геополитику с учетом современных требований. “Границы геополитики, – указывалось в его редакционной статье, – не следует искать в сфере объективистского исследования, ибо геополитика в сущности своего объекта лежит по ту сторону этой сферы…, она уже не мыслима без разнообразного сочетания географии и социологии” ⁷⁵. Несмотря на всю расплывчатость данной формулировки, ее предварительный анализ помогает отметить сущность происходящих явлений в современной геополитике. Рассмотрим вначале вопрос о “границах” геополитики и связанное с ним понятие сферы “объективистского” исследования.

В 50-е гг. появляются новые геополитические теории, в частности так называемая теория вакуума. Сущность этой концепции состоит в том, что для поддержания “баланса сил” необходимо постоянно заполнять “вакуум”, который может образоваться в результате борьбы колониальных народов за свое национальное освобождение.

Появление этой теории было обусловлено потребностью определить и проанализировать проблемы развития государств, потерпевших поражение во второй мировой войне. Главным объектом исследования стал, естественно, бывший Третий рейх как в силу наибольшего идеологического проникновения нацизма во все сферы жизни страны, так и в связи с разделением Германии на два [c. 188] государства, развивающихся в рамках различных систем. Если Западная Германия была подвергнута “американизации”, то Восточная стала “оплотом социализма” на немецкой земле, где тоталитаризм был фактически продлен еще на 40 лет. Нельзя, вместе с тем, не отметить, что зерна двух идеологий легли в общем на благодатную почву. Ведь согласно теории “географической раздвоенности мира” (на сухопутную и морскую силы. – Ю.Т.), Германия как раз находится на пересечении этих двух сил. ФРГ располагалась на территории тех исторических немецких государств, которые были известны своими торговыми и морскими традициями, ГДР же – на территории бывшей Пруссии, которую исследователи однозначно относили к евразийской континентальной части. По мере стабилизации внутреннего положения в ФРГ и достижения устойчивого равновесия в международных отношениях многие исследователи предрекали смерть этой концепции. Но распад восточного блока и СССР сделал ее вновь актуальной. Во всем многообразии конфликтов, происходящих на территории бывших социалистических стран, вследствие сходства идеологической надстройки проявлялось также сходство в практической реализации: интернационализм сменился национализмом, а всеобщий объединяющий атеизм – религиозной рознью, доходящей до кровопролития.

Суть геополитической теории вакуума изложил американский адмирал Нимиц в своей речи, произнесенной 15 января 1953 г. в Сан-Франциско. Он заявил, что политика безоговорочной капитуляции по отношению к Германии и Японии была большой ошибкой, ибо уничтожение германской военной мощи и стремления немцев к самообороне привело к образованию вакуума в Европе, который теперь заполняется Советским Союзом. То же самое, по его мнению, относится к Японии ⁷⁶.

Эти идеи были поддержаны и англо-американскими геополитиками. Так, американский специалист по международным вопросам Энтони Харриган говорит о “вакууме” к “востоку от Суэца”, который должны обязательно заполнить США. Он также выступает за обязательное присутствие США в Индийском океане ⁷⁷. Его коллега считает недопустимым свертывание базы на острове Диего-Гарсиа. По его словам, это было бы “отказом Запада от этого района в пользу Советской военно-морской мощи” ⁷⁸. Эту же мысль муссирует активный неофашист Вольфганг Хепкер в своей книге “Мировая морская держава” ⁷⁹. В настоящее время французские вооруженные силы используются в Чаде, в Джибути. Это оправдывается тем, что Франция “должна заполнить вакуум”, образовавшийся здесь в результате ухода США после вьетнамской войны ⁸⁰.

Ганс Флейг в своей статье “Геополитическое наследство победителей”, исходя из высказываний адмирала Нимица, говорит уже о [c. 189] “законе геополитического наследства”, согласно которому западные державы якобы должны были вступить во владение наследием Гитлера и японских милитаристов и “защищать” его от Советского Союза. Но они забыли, полагают германские геополитики, естественный закон жизни: “Пустое пространство притягивает людей”… Поэтому мир может быть сохранен только в том случае, “если в центре самой производительной части света не будет политического вакуума, который притягивает других” ⁸¹.

Западные державы, согласно этой теории, не сумели защитить свое геополитическое наследство, которое они должны были получить от Гитлера. “Это упущение стоит им сегодня многих миллиардов, расходуемых на Атлантический пакт и вооружение Германии” ⁸².

Качественные изменения произошли в теориях “географической обусловленности Германии” и “жизненного пространства”. По одной лишь этой причине нельзя согласиться с популярной в то время в СССР и других социалистических странах оценкой, что геополитика ФРГ представляла собой реставрацию идей нацистской идеологии. Такая точка зрения вольно или невольно причисляла Западную Германию к фашистскому государству, каковым она, разумеется, не была. Ко всему прочему, в послевоенное время геополитика перестала выполнять в ФРГ функции официального идеологического инструмента, став обычной научной дисциплиной. Так, скажем, в основу той же концепции “географической обусловленности” легло давнее положение о противопоставлении суши и моря. В новых условиях суша представлена Советским Союзом и социалистическими странами; море – традиционно – США, Великобританией и Японией. Но если ранее в качестве противовеса “морской силе” рассматривалась Германия, то теперь уже ФРГ вместе с Западной Европой занимают “невыносимое… положение на рубеже двух миров” (суши и моря. – Ю.Т.). Само же это положение есть в конечном итоге причина тех внешнеполитических течений, которые имеют место в пределах германского пространства ⁸³.

В самом начале 60-х гг. в немецкой геополитике намечается и вторая линия развития, которая затем также сформировалась в целое направление современной геополитики. Речь идет в данном случае о “третьем пути” развития послевоенной геополитической мысли. Его истоки наметились еще в первые послевоенные годы, когда немецкие теоретики находились под американским влиянием.

“Третий путь” развития немецкой геополитики в то время был непосредственно связан с началом разработки теории “Еврафрики”. Африка всегда привлекала особое внимание германских империалистов. Было время, когда Германия имела в Африке свои собственные колонии. Во время второй мировой войны Гитлер далеко не случайно направил в Африку танковую армию Роммеля. Послевоенное [c. 190] развитие ФРГ показывает, что западногерманские монополии не отказались от идеи проникновения на Африканский континент.

Особенность осуществления данных планов в настоящее время заключается в попытке Западной Германии использовать проблему “интеграции” Европы. При этом геополитическая трактовка “интеграции” Европы непосредственно связывается со старой фашистской теорией недостаточности “жизненного пространства”, но на сей раз уже не для Германии, как это было в нацистское время, а для… Европы. “Гитлера привлекал Восток потому, – заявил, например, западногерманский геополитик Генрих Занден, – что там находится единственное резервное сельскохозяйственное пространство для… Германии. Для Европы вопрос стоит сейчас по-другому. Здесь взгляд должен быть обращен на юг, – в Африку. В лозунге “Африка” мы видим задачу, действительно открывающую совершенно новое будущее, освобождающее нас, немцев, от стесненного положения” ⁸⁴.

Не менее откровенно сущность плана “Еврафрика” изложена другим апологетом “Ассоциации Европы и Африки” Антоном Цишкой. В своей работе с программным названием “Африка. Общеевропейская задача № 1” А. Цишка заявляет: “Восток для нас (немцев, – Ю.Т.) закрыт. Продвижение на Запад давно достигло своих границ. Следовательно, нам остается только Юг, только Африка… Лишь когда Европа будет объединена с тропической Африкой, европейский континент обретет свои естественные границы” ⁸⁵.

Теоретическим обоснованием осуществления лозунга “Еврафрика”, отражающим существо новых тенденций в современной немецкой геополитике, служит “поворот европейского плана от “покорения мировых морей” и от идеи “Остланд” к пространству на юге, который, по мнению Зандена, становится великим началом, которое мы (немцы. – Ю.Т.) предпринимаем” ⁸⁶. Под планом “покорения мировых морей” имеется в виду известная геополитическая теория американского адмирала Мэхэна о “морской мощи” как необходимом условии установления мирового господства США. Данная теория имела распространение как в США, так и в Западной Германии не только во время второй мировой войны, но и после нее. Под идеей “Остланд” подразумевается один из вариантов теории “континентального сердца” английского геополитика X. Маккиндера.

Западногерманские геополитики далеко не случайно предложили этот “третий путь” к пространству на юге. Географическое расположение, огромные природные богатства Африки, дешевая рабочая сила представляли большую экономическую и стратегическую ценность. Геополитики используют при этом стремление США и основных европейских империалистических держав сохранить свое господство на африканском континенте, на котором развернулось мощное [c. 191] национально-освободительное движение. Они призывают всю Европу принять участие в “африканской миссии”. Цишка так прямо и заявляет: “Или мы будем эксплуатировать Африку совместно, допустив к участию в этом всю Европу, или мы все вместе потеряем эту возможность” ⁸⁷. При этом Цишка защищает в данном случае не только экономические интересы Западной Германии, которые она пытается выполнить с помощью “общеевропейского” флага.

“С геополитической точки зрения, – заявляет редакционная статья “Журнала геополитики”, – Африка является силовым центром, где в настоящее время пересекаются линии напряжения, идущие с Востока на Запад” ⁸⁸. Таким образом, Африка интересует Западную Германию не только как экономический потенциал, но и как “силовой центр”, определяющий якобы судьбы исторического развития Европы и всего мира.

Важной новацией немецкой геополитики явилось так называемое “геополитическое открытие человека”, в соответствии с которым человек является важнейшим объектом изучения, раскрывающего связь между пространством и политикой. Одним из авторов этого открытия стал Адольф Грабовски. Поддерживая Грабовски и требуя, так же как и он, основательного дополнения для познания “геополитической связанности” географической постановки вопроса “геосоциологической” ⁸⁹, “Журнал геополитики” предложил рассматривать человека в философском аспекте. В чем сущность такого рассмотрения и каковы эти аспекты?

“Промежуточный” фактор – человека – журнал рассматривает прежде всего в экзистенциальном смысле. Существо человека в этом случае отождествляется с отчужденными формами его существования. Причем форма этого существования рассматривается не как проявление сущности человека в определенный период человеческой истории и его общественных отношений, а как раз наоборот – в подобной форме его существования усматривается сама сущность человека: вот почему отношение геополитики к политике должно, по мнению журнала, осуществляться в сфере экзистенциального участия человека в самом политическом процессе. Один из ведущих современных геополитиков Западной Германии Р. Хиндер выступил с программной статьей “"Хара" японца с точки зрения геополитики”, в которой он писал: “Геополитика охватывает всю пространственную действительность, следовательно, она хочет распространиться и на духовные силы, то есть на внутреннюю тенденцию живой политической реальности” ⁹⁰. Подобная постановка вопроса дает геополитике возможность активно вмешиваться в самые разнообразные аспекты человеческой личности, используя при этом опыт ее исследования наиболее влиятельными направлениями современной философии и социологии. [c. 192]

“Журнал геополитики”, развивая положения Грабовски, заявляет: “Вместо суеверного отношения к географическим факторам в основу современной немецкой геополитики положена пространственная реальность человека и общества. Эта реальность включает в себя прежде всего физико-психологическое пространство человека, а также область высшего человеческого бытия и его пространственную историю” ⁹¹.

Особое место в возведении чисто географического фактора, то есть территориального расположения Германии в центре Европы, в “философско-историческую концепцию”, на основании которой делались экономические и военно-стратегические выводы, занимают немецкие геополитики Фридрих Ратцель и Карл Хаусхофер и их геополитические теории о так называемом “континентальном” и “островном” принципах государственного мышления. Впоследствии эти теории были детально разработаны такими ведущими представителями немецкого историзма нового времени, как Эрнст Трельч, Фридрих Майнике и прежде всего Герхард Риттер.

При ближайшем же рассмотрении данной теории не трудно заметить, что своими корнями она уходит в теорию географического “раздвоения мира” ⁹². Существо данной теории сводилось в то время к тому, что Германия находится “на рубеже двух миров”, то есть между “сухопутной силой” (Евразией, куда главным образом относили СССР и дружественные с ним страны) и “морской силой” (США, Англия). Такое географическое положение Германии обусловливало и оправдывало якобы ее внутреннюю и прежде всего внешнюю политику. Фашистские идеологи пытались этим чисто географическим дуализмом “суши” и “моря” объяснить сущность “исторической структуры напряженности”, то есть существование двух мировых систем, и представить Германию как одну из основных сил, от которой полностью зависит результат их борьбы. О “миссии” Германии тогда писали как о главном “рычаге” исторического развития.

Как известно, в разработку этой теории в прошлом значительный вклад внес Риттер. В своей историко-философской книге “Государство силы и утопия. Относительно спора о делении власти со времен Макиавелли и Мора” ⁹³ Риттер, полностью поддерживая школу К. Хаусхофера, выступает за “континентальный” принцип развития Германии. “Отцом” этого принципа он считает Макиавелли. Согласно этому принципу, географическое расположение Германии в центре Европы предопределяло ее государственное развитие. Причем утверждалось, что такая континентальная страна, как Германия, сжатая со всех сторон в центре Европы, имеет естественное право расширить свое “жизненное пространство” вооруженным путем. [c. 193]

В этой же работе “континентальному” принципу Г. Риттер противопоставляет “островной” принцип, представителем которого он считает Томаса Мора. “Островной” принцип государственного развития приписывался в данном случае Англии, что определяло ее якобы “мирную” политику, направленную на обеспечение благосостояния страны. Так было в 40-х гг. нашего столетия, когда Германия развязала вторую мировую войну за “жизненное пространство” ⁹⁴.

Мы не случайно подробно рассматриваем эту раннюю работу Риттера. Анализ последующих его работ, вышедших уже после второй мировой войны, показывает особенность трансформации этой теории в настоящее время. Мы имеем в виду одну из последних работ Риттера “Демония власти”, выдержавшую в ФРГ несколько изданий. Уже в книге 1947 г. “континентальный” принцип в его прошлом нацистском духе переносится Риттером на… Советский Союз, а “островной” приписывается всем западноевропейским странам, в том числе и ФРГ. Причем “островной” принцип остается “мирным” принципом, направленным на внутреннее благосостояние “объединенной” Европы. Агрессивная направленность данной теории против западных стран исчезает. “Макиавеллизм”, по заявлению Риттера, изжил себя “таким явлением, как Гитлер” ⁹⁵. Германский национализм заменяется “западным”, внутри которого ФРГ должна занять теперь особое положение.

Истинный смысл подобной трансформации Риттер изложил в добавленной им новой главе данной книги “Попытка теоретического преодоления противоречия”. “Нам нужна такая теория власти, – заявляет он, – которая выходит за рамки вечного противоречия между… континентальным и островным мышлением, отвечая обоснованным целям обеих сторон: потребности человеческого общества в длительном мирном порядке, гарантированном праве, но в то же время и потребности государства в свободном пространстве для развертывания воинственной энергии, потому что без этого практически невозможно самоутверждение какого-либо общественного авторитета” ⁹⁶. Новые “рамки” этого противоречия определяются Риттером уже не отдельными европейскими государствами, как это было в прошлом, а двумя мировыми группировками. Кстати, на основе того же самого “континентального” и “островного” принципов. И это естественно для Риттера, ибо он как представитель современной геополитики ФРГ предметом истории рассматривает взаимное воздействие больших государственных организмов или блоков государств. “Будущее мира, – заявляет Риттер, – будет определяться лишь двумя мировыми державами (или группами держав) самого первого ранга: соединенными англосаксонскими морскими державами и русской континентальной державой. Естественная [c. 194] противоречивость “островных” и “континентальных” политических методов и идеалов вступает тем самым в новую глобальную стадию” ⁹⁷.

Подобные рассуждения как бы дополняют “геосоциологические” утверждения Грабовски. Правда, Риттер определяет более конкретно задачи империалистических держав. “После того, как национализм, – продолжает он там же, – изжил себя в двух мировых войнах и довел себя до абсурда, борьбу должно заменить взаимное понимание… Это означает, между прочим, что принцип воинственного сосредоточения сил должен обрести в этом пространстве принципиально новый смысл” ⁹⁸.

Именно в этом и заключается главная особенность современной геополитической интерпретации развития современного мира. “Новый смысл” старого принципа воинственного сосредоточения сил – это попытка найти общий язык с Западом, получить синтез “немецкого” и “западного” в борьбе против Востока. “Журнал геополитики” развивает это положение следующим образом: “Современная немецкая геополитика в основном имеет две главные цели, а именно: обеспечить в мире ведущую роль Европы, а вместе с ней и Германии… Осуществление этой цели предопределяет создание объединенных Штатов Европы” ⁹⁹.

Западногерманский геополитикГ. Зюндерманн в статье “Немцы – народ судьбы белого человека” пишет, что население растет быстрее, чем продовольствие. “Поэтому белое население без колоний испытывает острую нужду в пространстве. К 2000 году, – продолжает он, – будет уже 80 млн. немцев и, конечно, вопрос об обеспечении их жизненным пространством встает как “требование биологического разума” ¹⁰⁰.

Весьма популярной стала концепция империалистической “интеграции”. Особенно актуальной, по мнению военных западногерманских теоретиков, является задача скорейшей военной интеграции Западной Европы, составной частью которой станет и объединение военно-морских сил западноевропейских стран. В этом плане теоретики из ФРГ предлагают взять на себя “ответственность” за Северное, Балтийское, Средиземное моря и Восточную Атлантику ¹⁰¹. Эта идея также получила освещение в трудах британского мыслителя Арнольда Тойнби. Он даже пишет о “положительном историческом опыте” Гитлера, стремившегося “объединить” Европу посредством агрессивной войны.

Модернизация геополитики и ее военно-социологических концепций в послевоенный период сводится к относительному отходу от одностороннего географического фатализма и их приспособлению к новейшим учениям современной философской мысли: экзистенциализму, неопозитивизму и др. Воплощением этой тенденции [c. 195] развития геополитики и ее военно-социологических теорий выступает одна из ее новых форм – геосоциология ¹⁰².

Термин “геосоциология” впервые появился в журнале “Zeitschrift fűr Geopolitik” в связи с дискуссией о роли послевоенной геополитики. Один из главных редакторов этого журналаР. Хиндер писал, что “современная геополитика… превратилась из геополитики пространства в геополитику человека” ¹⁰³.

Раскрывая особенности социологического аспекта предмета геополитики, журнал отмечал: “Вместо суеверного отношения к географическим факторам в основу современной геополитики положена пространственная реальность человека и общества. Эта реальность включает в себя прежде всего физико-психологическое пространство человека, а также область высшего человеческого бытия и его пространственную историю” ¹⁰⁴. Как видим, вопрос стоит о необходимости проникновения в духовную сферу человека и его деятельность.

Классическая геополитика была сконструирована по принципу: географическая среда – внешняя политика. Появление геосоциологии привело к такой модификации этого принципа: географическая среда – человек – внешняя политика. Однако и в новой форме западногерманские геополитики оставили географическую среду и отвели ей первое место. Значит, внешняя политика определяется географическим фактором, но с той лишь разницей, что в геосоциологии это влияние опосредуется человеком. Сейчас геополитика, отмечал Хиндер, “изучает силу человеческого духа, изменяющего пространство, и внутреннюю связь между политикой и борьбой социальных интересов, основанных на пространстве” ¹⁰⁵. Он также рассуждает о “геополитике свободы, единства, сосуществования” ¹⁰⁶, где под свободой понимается “свобода”, основанная на силе оружия, “единство” – Германия в довоенных (1937 г.) границах, “мирное сосуществование” – поглощение ГДР.

Идеи Хиндера дальнейшее развитие получили в идеологических конструкциях многих неофашистов. Выступая на европейском конгрессе “Союз Великой Европы” в 1977 г. в Саарбрюккене, Левенталь заявил: “Необходимо ввести по всей Европе гражданские и человеческие права. Народы Восточной и Центральной Европы угнетены. Необходима деколонизация Восточной и Центральной Европы” ¹⁰⁷. Левенталь дальше указывает и пути этой “деколонизации” – ликвидация социалистической системы, создание под эгидой ФРГ “Великой Европы”, простирающейся до Урала. Здесь также налицо цепь: география – человек – политика.

Американец Рей Клайн в книге “Оценка мировой мощи. Расчет стратегических тенденций” предлагает “формулу”, посредством [c. 196] которой, по его мнению, можно определить военную мощь любого государства в мире. Одним из первых компонентов в этой формуле стоит территория той или иной страны, которую он называет “критической массой” ¹⁰⁸.

Солидарен с Клайном западногерманский ученый-международник К. Швейтцер. Исследуя факторы, формирующие внешнюю политику государств, Швейтцер в книге “Хаос или система?” утверждает, что “географическое положение государства всегда оказывало и оказывает решающее влияние на его внешнюю политику как в ее экономическом, так и в военном аспектах” ¹⁰⁹.

Географическое положение определяет, по автору, политику США, которая имеет три четко выраженных географических направления: южноамериканское, западноевропейско-атлантическое и азиатское. Он не одинок в своих рассуждениях. Американский идеолог Д. Перкинс в работе “Внешняя политика и американский дух”, пишет, что США “не свободны от стремления полностью расширить национальные владения посредством силы” ¹¹⁰.

Геомарксизм

Своеобразной формой развития немецкой геополитики стал геомарксизм, разработанный учеником Карла Каутского Георгом Энгельбертом Графом (1881–1952).

Если Хаусхофер считал, что “именно рабочие, о жизненном пространстве и просторе для дыхания которых в первую очередь шла речь” ¹¹¹, должны были бы особенно стараться получить “геополитическое образование”, то Георг Граф взял на себя задачу распространения геополитического образования под предлогом “дополнения” исторического материализма. Ему казалось, однако, “своевременным включить результаты и методы географических исследований, поскольку они вообще имеют к этому отношение, в систему исторического материализма, которая без этого является незавершенной” ¹¹². Он хотел тем самым восполнить пробел, якобы допущенный Карлом Марксом (последнее, согласно Графу, в гораздо меньшей степени относится к Энгельсу). “Ведь остается фактом на сегодняшний день, – писал он, – что с географией в рамках материалистической теории истории до сих пор обращались весьма сурово” ¹¹³. “Географические проблемы, отношения, существующие между земным пространством и развитием культуры, были явно чужды Карлу Марксу… Географическое видение и мышление было ему несвойственно; в гораздо большей степени он являлся синтезом философа, политэконома и революционного политика” ¹¹⁴.

Ошибка Карла Маркса и многих его учеников состоит, по Графу, как раз в том, что “они уделяли все внимание экономическим и [c. 197] социальным факторам и пренебрегали первичными природными элементами… С другой стороны, следует, конечно… отвергнуть также исключительно географический подход какого-нибудь Ратцеля и многих его учеников, не говоря уже о подчас весьма романтических объяснениях какого-нибудь Монтескье, Бокля и т. д. вплоть до Вилли Хеллпаха” ¹¹⁵.

Если “Хаусхофер… с полным правом” требовал “хорошего геополитического воспитания для каждого государственного народа” ¹¹⁶, то можно ли тогда быть в претензии к Графу, если он требует такого же воспитания специально для прогрессивного класса “каждого государственного народа”. “Но именно пролетариат как восходящий класс, – писал Граф, – заинтересован в геополитическом мышлении и геополитическом обучении… Поэтому воспитание в демократическом духе должно быть также воспитанием геополитического мышления” ¹¹⁷.

Граф предпринял попытку усовершенствовать марксизм в той же плоскости, что и его учитель – Каутский, для которого Граф и вспахивал эту “целину исторического материализма”. “Уже климат вынуждает государства занять совершенно определенные зоны земли” ¹¹⁸, – писал Граф. Можно подумать, что слышишь “подчас.весьма романтические объяснения какого-нибудь Монтескье”, который устанавливал уже прямую связь между государством и климатом.

Пытаясь придать значимость “первичным природным элементам”, Граф мимоходом, подобно своему учителю Ратцелю, устранил экономическую и социальную сферы. Поэтому его государство несущественно отличается от государства Ратцеля, которое, как я показал, возникает в качестве представителя “интересов всего общества” и живет без производства за счет земли. Граф писал:

“Территория впервые становится государством благодаря людям, которые организованно на ней живут и общаются, питаются здесь, одеваются, размножаются. Подобно тому, как земля выражает вещное отношение государства (Блюнчли), так жители являются его личной основой” ¹¹⁹.

“Все мировые державы прошлого погибли из-за недостаточного развития средств общения”, – уверяет Граф и приводит пример, согласно которому ни Римская империя, ни империя Карла Великого, ни империя Карла V не могли избежать гибели именно потому, что существовавшие тогда средства общения были слишком примитивны.

“Число людей растет, – цитировал он Ратцеля, – земля… остается той же самой. Следовательно, она должна нести на себе все больше людей и давать больше плодов; поэтому она становится все более желанной и ценной; с каждым поколением история [c. 198] становится все более географичной и территориальной” ¹²⁰. И Граф делал отсюда вывод: “Этим объясняются также последовательные этапы в развитии государства” ¹²¹.

Граф пишет, что “Фридрих Энгельс был наделен удивительно тонким инстинктом в отношении географического пространства и его влияния на историю и в этом смысле напоминает прямо-таки Ратцеля, а среди позднейших географов – Челлена” ¹²².

О геополитике в ее меняющихся формах никогда нельзя говорить только в прошедшем времени. Пока есть государства, есть и геополитика, даже если это слово не присутствует в официальных речах и документах, В то же время ни один реалистически мыслящий политик не обошел ее вниманием. Так, высокую оценку значения геополитической науки для современного развития межгосударственных отношений находим в книге бывшего министра иностранных дел ФРГ Г.-Д. Геншера. Вторую индустриальную революцию автор напрямую связывает с пространственным расширением общечеловеческой деятельности. Она, по мнению Геншера, “требует таких крупных затрат, которые превышают средства и возможности отдельных государств. Развиваются новые формы международного сотрудничества, которые объединяют различные материальные и духовные ресурсы для совместных исследовательских и прикладных целей. Эти тенденции, проявляющиеся в международной кооперации во всех сферах политической жизни, можно определить как переход от классической внешней политики к мировой внутренней политике” ¹²³. Эта революция уже привела к освоению всех районов Земного шара, мирового океана, “а также воздушного слоя Земли и Космоса”, следовательно, произошло географическое сжатие мирового пространства, требующее и новых форм дипломатии. [c. 199]