Основные течения американской мысли Том II. Революция романтизма в Америке (1800-1860)

Вернон Л. Паррингтон

 

Основные течения американской мысли Том II. Революция романтизма в Америке (1800-1860)

 

 

Книга вторая. СИСТЕМА ВЗГЛЯДОВ СЕВЕРО-ВОСТОКА США:

 

Часть вторая. ПОДЪЕМ ЛИБЕРАЛИЗМА,

 

Часть третья. СИСТЕМА ВЗГЛЯДОВ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛИСТОВ

 

 

 

 

 

Часть вторая. ПОДЪЕМ ЛИБЕРАЛИЗМА

 

 

 

Глава первая. Возрождение

 

Глава вторая. Либерализм и кальвинизм

 

I. Новые веяния

 

II. Уильям Эллери Чаннинг

 

Глава третья. Либерализм и общественная совесть

 

I. Общественное сознание

 

II. Перфекционизм

 

III. Брук Фарм

 

IV. Аболиционизм

 

Глава четвертая. Ратоборцы аболиционизма

 

I. Уильям Ллойд Гаррисон

 

II. Джон Г. Уиттьер. Пуританин-квакер

 

III. Гарриет Бичер-Стоу. Дочь пуританства

 

 

 

 

 

Часть третья. СИСТЕМА ВЗГЛЯДОВ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛИСТОВ

 

 

 

Глава первая. Возникновение трансцендентализма

 

Глава вторая. Ральф Уолдо Эмерсон. Трансценденталист — критик

 

американской действительности

 

Глава третья. Генри Торо. Экономист трансцендентализма

 

Глава четвертая. Теодор Паркер. Проповедник-трансценденталист

 

Глава пятая. Маргарет Фуллер. Мятежная душа

 

 

 

Об авторе

 

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОДЪЕМ ЛИБЕРАЛИЗМА

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВОЗРОЖДЕНИЕ

 

 

 

«Приходится признать, что мыслителю с широким кругозором не интересно было бы писать историю Массачусетса... С 1790 по 1820 год в этом штате не появилось ни одной заслуживающей внимания книги, ни одной речи, ни одной беседы, ни одной мыс­ли. Около 1820 года началась эра Чаннинга, Уэбстера, Эверетта — с той поры у нас пробудилась любовь к книгам, к поэзии, к размышлениям»*.

 

 

 

* Ralph WaIdо Emerson, «Journals of Ralph Waldo Emerson with Annotations», vol. VIII, Boston, 1909-1914, p. 339.

 

 

 

В такой сжатой форме высказал Эмерсон в 1852 году свою оценку интеллектуальной жизни Массачусетса за минувшую по­ловину столетия. То был отзыв сурового и нелицеприятного кри­тика. Если в качестве характеристики бурного расцвета мысли, которым отмечены 30-е и 40-е годы, этот отзыв грешит неполно­той, то презрительное третирование века Фишера Эймса и Ро­берта Трита Пейна нельзя не признать справедливым. Ведь Эмерсон доподлинно знал, насколько бесплодной в духовном отношении была эта пора. Его юность протекала как раз в те го­ды — именно тогда и проникся он ненавистью к окружавшему его в молодости миру худосочного аскетизма. В давящей атмо­сфере тех лет заглох творческий дух, умы коснели, Новая Англия варилась в собственном соку. Но вот наконец старые затворы были сорваны, и в ограниченный реакционный мирок, давно уже не признававший никакой иной духовной пищи, кроме крох ан­глийского рационализма и религиозного догматизма Эдуардса, сухих, как черствый сухарь, который позабыли съесть в дороге, хлынул поток идей, годами накапливавшихся в Европе. В этом потоке слились все течения революционной мысли, бившие в Европе через край. Это наводнение идеи смыло былой провин­циализм. В первый и последний раз в истории сознание Новой Англии пустилось в отважное плавание по волнам свободомы­слия.

 

[369]

 

Само собой разумеется, что, возникнув в результате воздей­ствия романтической революции на пуританское мировоззрение, возрождение вылилось в форму, определявшуюся опытом Новой Англии. Новоанглийское возрождение, подобно возрождению Виргинии и возрождению Запада, было отмечено общим для них всех духом утопизма. Однако, основанное на ином экономиче­ском укладе и ставившее перед собой совершенно иные цели, возрождение Новой Англии лелеяло мечты, отличные от упо­ваний виргинского или западного возрождения. Массачусетс открыл свой собственный, особый путь к утопии, пролегавший через промышленный переворот. Текстильные фабрики на Мерримаке принялись ткать для Новой Англии новый уклад жизни. Старый, застойный аграрный уклад расползался по всем швам. Сдвиг в социальной области естественным образом повлек за со­бой сдвиги в духовной сфере. Мировоззрение старозаветной Но­вой Англии находилось под неусыпным надзором церкви, и по­этому движение за раскрепощение мысли с самого начала было направлено своим острием против богословского консерватизма и считало своей первоочередной задачей избавление сознания Новой Англии от наваждения кальвинистских догматов. Кальви­нисты были людьми непреклонного характера, крепко держав­шимися своих убеждений, и чтобы выбить их с занимаемых ими позиций, не приходилось рассчитывать на легкую победу. Завя­залась длительная борьба идей, ожесточенное сражение между старым детерминистским богословием и новой романтической фи­лософией, перевес в котором мало-помалу склонялся на сторону последней. Это основное столкновение придало возрождению Но­вой Англии ярко выраженный этический характер, так сильно от­личавший его от более раннего возрождения Виргинии. Нема­ловажным результатом новоанглийского возрождения было осво­бождение совести Новой Англии из долгого плена догматизма, позволившее ей взяться за большие дела в этом мире. Чего достигла совесть Новой Англии за короткий срок своей свободы, за что она ратовала и какие реформы провела в жизнь, каким образом она стимулировала в Новой Англии служение делу гу­манизма и сообщила воинствующий дух ее культуре — все эти вопросы должны получить соответствующее освещение при ха­рактеристике общей картины возрождения.

 

В идеологической области возрождение Новой Англии в зна­чительной степени проходило под влиянием идей, занесенных из Старого света. Новоанглийские либералы многое почерпнули из богатой сокровищницы европейских революционных учений, при­чем у немецкого идеализма они позаимствовали, пожалуй, боль­ше, чем у французского утопизма. Германия, стоявшая ближе в религиозном и философском отношении к Новой Англии, весьма много значила для пробуждавшегося сознания последней. Немецкую и новоанглийскую мысль роднило как то, что обе они

 

[370]

 

восходили к Платону, так и общая для них увлеченность трансценденталистским мистицизмом. Философский идеализм, учив­ший, что божество постоянно пребывает во всем и вся, и возвы­шавший тем самым человека до уровня носителя божественного начала, превращая механистический мир во вместилище боже­ственной любви, представлял собой жизнеутверждающее веро­учение, особо притягательное для людей, которые с молоком ма­тери всосали религиозность. Наследникам пуританства это ве­роучение пришлось более по вкусу, чем любой политический или экономический романтизм. Еще бы, ведь после того, как старое было развенчано, это вероучение открыло для них новое цар­ствие божие и вдохновило их на великие дерзания.

 

Однако новоанглийское возрождение было чем-то неизмери­мо большим, чем простым заимствованием учений немецкого иде­ализма. На ход этого движения оказали немалое влияние фран­цузские, а также английские идеи. Жан-Жак Руссо стал вла­стителем дум в Америке раньше, чем Гегель, а унитарианство появилось раньше, чем трансцендентализм. Возрождение прояв­лялось не только в области философии, но также и в обществен­ной и литературной областях. В той мере, в какой можно гово­рить о расчленении неразрывного целого на части, выделим в этом движении три основные струи: социальный утопизм, зане­сенный из революционной Франции; идеалистическую филосо­фию, родившуюся в революционной Германии, и новую куль­туру, получившую распространение с развитием романтизма в ли­тературе. Но одно дело — проводить различие между этими тремя составными частями, а другое дело — пытаться отделить их друг от друга. Они переплетаются между собой и сливаются в самых разнообразных сочетаниях. По сути дела, они представ­ляют собой американскую разновидность всеобъемлющего евро­пейского движения, истоки которого теряются где-то в глубине предшествовавшего века и которое, передав экономическое и по­литическое господство из рук аристократии в руки буржуазии, разрушив обветшалый феодальный строй и расчистив почву для нового капиталистического строя, проложило широкий путь в XIX столетие. Необычайная притягательность, которую имело это широкое движение для либерально мыслящей Америки, объ­ясняется тем, что в стране совершалась аналогичная революция. В Новой Англии эта революция происходила, пожалуй, в наибо­лее острой форме: наступали дни господства буржуазии, аристо­кратические идеалы терпели крушение, люди надеялись на свет­лое будущее. Привить этому новорожденному обществу идеалы гуманизма, поселить в нем веру в высокое назначение человека, продвинуть вперед дело социальной справедливости, создать де­мократию духа — такова была сокровенная романтическая цель (пускай недостаточно ясно осознанная), лежавшая в основе

 

[371]

 

новоанглийского возрождения и придававшая ему такой ярко выраженный нравственный отпечаток.

 

Надо ли удивляться, что столь сложное движение привлекало различных людей своими различными сторонами и что состав его сторонников отличался поэтому необычайной пестротой. От­прысков респектабельного федерализма прельщала в нем новая романтическая культура, воинствующая совесть пуританина чер­пала вдохновение в социальном утопизме, а эмансипированных образованных людей привлекал философский идеализм. Самая разносторонность этого движения служила порою стимулом, а порою ставила в тупик. Чем еще, как не многосторонностью этого движения, можно объяснить принадлежность к нему таких непохожих друг на друга людей, как Эверетт, Чаннинг, Паркер, Гаррисон, Уиттьер, Эмерсон, Лонгфелло и Холмс, людей, зачастую не терпевших один другого, а порою резко критиковавших друг друга. Ни один ум в Новой Англии не мог объять этого движе­ния целиком, отразив все его пробуждавшиеся чаяния — бого­словские, гуманистические, мистические, научные и культурные — как это сделал Гете в Германии. Пожалуй, свое наиболее полное воплощение это движение нашло в творчестве Эмерсона, Торо и Паркера — трансценденталистов и индивидуалистов, мы­слителей-бунтарей, презиравших все низменные материальные критерии. Однако и слепому ясно, что Эверетту, например, было не по пути с ними, так же как и Холмсу, и Лонгфелло. Ведь они не мечтали ни о каких романтических утопиях и не желали никаких утопий. Их вполне устраивали Кембридж и Бостон. Они находили, что наш бренный мир не так уж плохо устроен, если вы умеете жить в соответствии с его требованиями. И тем не ме­нее они тоже были детьми своего времени — эпохи пробуждения, и каждый из них, следуя своим собственным путем, на свой ма­нер способствовал разрушению старого, деспотического строя, долго державшего в оковах сознание Новой Англии. Каждый из них был по-своему в какой-то степени бунтарем, и совокупность их бунтов составила общий вклад Новой Англии в дело либера­лизации Америки. Следует отметить, что этому восторженному и несколько расплывчатому либерализму, служение которому со­ставляло самую сущность духа возрождения, было свойственно отрицательное отношение к помыслам и чаяниям буржуазии, красной нитью проходившее через те или иные его программы. То был моральный протест против жестокой и несправедливой действительности эпохи промышленного переворота, с такой беспощадностью ломавшей старый уклад жизни Новой Англии. Этот протест принял форму движения за возвращение к более простой жизни. Сбросить с себя цепи XVIII века только для того, чтобы позволить заковать себя в новые цепи, — такой по­зорный конец эмансипации совершенно не устраивал освободившихся людей.

 

[372]