Источники 1 страница

Раздел 4

Отечественная историография: «то взлет, то посадка». Историография времен Гражданской войны (1917 – 1920 гг.). «Красная» историография проблемы. «Белая» историография проблемы. Советская историография (1921 – 1991 гг.). Постсоветская историография (с 1992 г.). Историография русского зарубежья. Собственно зарубежная историография.

В ЛАБИРИНТАХ ИСТОРИОГРАФИИ: КРОКИ МАРШРУТА

Раздел 3

Работа историографа во многом напоминает работу землекопа. Отжитая, жизнь лежит перед историком как сложный ряд слоев, скрывающихся один за другим. Историография начинает свое изучение с верхнего и постепенно углубляется внутрь.

В. О. Ключевский

А

ксиоматично, что любое историческое исследование, если оно претендует на высокое качество, не может состояться без корректного, вдумчивого изучения имеющихся наработок предшественников. Таковы правила игры для тех, кто служит музе Клио.

Только ясный историографический анализ рассматриваемой проблемы дает ученым нить Ариадны. Именно при ее помощи ученые могут выйти из лабиринта фактов, суждений, оценок на дорогу обобщений, приближающих их к подлинной исторической правде. А такой лабиринт бывает настолько запутан, что лабиринт мифического царя Миноса — просто прогулка по Невскому проспекту.

Непреходящая ценность добротного историографического анализа состоит в том, что он позволяет проследить развитие логики и уровень разработки исследуемой проблемы в исторической науке, в том числе выявить все важнейшие аспекты, основные тенденции, позитивные и негативные стороны исторического опыта укрепления морального духа Красной и Белой армий в Гражданской войне, а также определить перспективы дальнейшего исследования данной темы.

Авторский замысел историографического анализа проблемы монографии подразумевал кропотливую работу с огромным количеством источников, литературы, защищенных диссертаций, имеющих как прямое, так и косвенное отношение к теме монографии.

Встал в данной связи с особой остротой вопрос о преемственности исследований по исторической проблематике. А он, как известно, в научных кругах воспринимается, начиная с 90-х гг. XX в., крайне противоречиво.

Поэтому я старался подойти с максимально возможной объективностью, корректностью ко всему, что уже сделано учеными. Здесь заключается большой смысл: бережное отношение к историческому наследию — надежный залог того, что святая связь времен не будет нарушена, а преемственность идей в развитии сохранится.

Анализ различной многоаспектной литературы, источников, защищенных диссертаций по предмету исследования позволяет заключить: тема монографии нашла отражение как в отечественной, так и в зарубежной историографии.

Отечественная историография. Ее анализследует предварить рядом суждений принципиального характера.

I. Гражданская война в России, эта величайшая трагедия братоубийства в истории российской цивилизации, постоянно находилась и находится в поле зрения отечественных ученых. Ей посвящены десятки тысяч книг, монографий, обобщающих трудов, очерков, статей, учебников, учебных пособий, научно-справочных изданий, материалов научных конференций, диссертационных исследований, библиография которых заняла бы не один том[61].

Однако в советский период исключительно отрицательное влияние на изучение истории российской Гражданской войны оказало засекречивание огромного пласта источников, чрезмерное затруднение доступа исследователей к архивам, функционирование так называемых спецхранов, где находилась запрещенная, по идеологическим и политическим мотивам, литература.

Нельзя без горечи не вспомнить, что ряд историков стали жертвами сталинских репрессий. Им не простили попыток взглянуть непредвзято на историю Гражданской войны.

В то же время, было бы покушением на историческую истину пройти мимо такого факта: в советский период тема Гражданской войны нашла отражение в крупных обобщающих трудах собственно историографического и источниковедческого плана. И отдельный материал, несмотря на то, что изложен в подобных трудах в системе координат методологии исторических исследований, господствовавших в советское время, до конца не потерял научной значимости. И сегодняшние историки-специалисты по Гражданской войне при новом прочтении таких трудов, оценивая их с современных подходов, утверждающихся в постсоветской исторической науке, увидят множество неординарных аспектов проблемы[62].

II. В современных условиях, благодаря снятию цензурных барьеров, рассекречиванию огромного пласта архивных документов, исследователи исправили некоторые искажения истории Гражданской войны, допущенные в свое время в советской, зарубежной историографии, а также и в историографии русского зарубежья[63].

Однако выходили и, к сожалению, продолжает выходить в свет политически ангажированная литература о Гражданской войне. На данном фоне нельзя не отметить, что именно в постсоветский период наметилась тенденция к выполнению обобщающих трудов собственно историографического и источниковедческого характера, в которых освещена тема российской Гражданской войны. А это уже новый уровень исторического синтеза[64].

III. Предмет исследования данной монографии интересовал советских историков в той связи, что тема военного строительства в молодой Республике Советов рассматривалась как многоаспектная проблема советской исторической науки.

Одним из таких аспектов, интересовавших, в первую очередь, военных ученых, в том числе и военных историков, стал анализ взглядов руководства молодой Советской республики и командования Красной армии на проблему морального духа личного состава, его сплоченности вокруг правящей коммунистической партии. В то же время, такая проблема применительно к белым военно-политическим режимам, командованию Белой армии, практически не изучалась.

IV. Обстоятельной истории изучения рассматриваемой проблемы пока что нет. И это в определенной мере отражается на качестве исторических исследований в указанной выше области.

Отечественная историография рассматриваемой проблемы включает в себя следующие составные части:

1. Историография времен Гражданской войны (1917 – 1920 гг.).

2. Советская историография (1921 – 1991 гг.).

3.Постсоветская историография (с 1992 года).

1. Историография времен Гражданской войны (1917 – 1920 гг.). Наивно полагать, что когда гремят пушки, то музы замолкают. История исторической науки свидетельствует: в промежутках между сражениями и боями уже предпринимались первые, пусть робкие, далекие от академизма, но все же попытки осмыслить происходящие события, в том числе и в сфере, исследуемой в этой монографии. Здесь можно выделить две составные части, условно названные «красная» и «белая» историография. Почему введено такое условное деление?

У исторической науки есть одна особенность: то, что сегодня является предметом, далеким от истории, входит в ведение специалистов, назавтра уходит в прошлое и становится компетенцией истории. Для «детей страшных лет России»[65] реалии действительности еще не стали историей в академическом понимании данного термина. А историография, как известно, наука дистанционная, требующая относительно больших временных интервалов для осмысления анализируемой исторической действительности, определенного количественного накопления массива источников и литературы.

Но именно в непосредственном соприкосновении с реальными событиями, в прямом участии в них в качестве и субъекта, и объекта[66] кроется особенный колорит осмысления явлений окружающей действительности теми, кто брался за перо в промежутках между сражениями и боями.

В российской Гражданской войне, несмотря на пестрый состав ее субъектов, самыми мощными конфронтирующими силами выступили красные и белые. Поэтому резонно посмотреть реакцию на события братоубийственной бойни исследователей из двух, стоящих насмерть враждебных лагерей — красных и белых.

Развитие «красной» историографии и «белой» историографии в обстановке жесточайшей братоубийственной войны было отмечено общим своеобразием, а именно:

— исключительно бескомпромиссным конфронтационным стилем изложения всех трудов, ярко выраженным агитационно-пропагандистским характером публикаций;

— проблематичностью достоверности фактического материала, имеющегося в источниках и литературе, ибо в агитационно-пропагандистских целях противоборствующие стороны допускали преднамеренные фальсификации в рамках информационно-психологического противоборства с противником.

Естественно, в таких условиях невозможно было выполнить академические исследования.

«Красная» историография проблемы. Она развивалась под воздействием ряда специфических условий.

Во-первых, дефицит источникового материала. 1 июня 1918 г. приняли декрет «О реорганизации и централизации архивов в Российской Социалистической Федеративной Советской Республике»[67]. В развитие его положений был проведен ряд мероприятий, позволивших создать стройную систему государственных архивов Советской России. В 1919 г. издали декрет Совнаркома, в котором на основании закона о централизации архивного дела указали, что все оконченные дела советских учреждений, профсоюзных и кооперативных организаций после пяти лет хранения передаются ими в исторические архивы[68]. Данным документом решался вопрос о создании в стране исторических архивов, хранящих материалы по истории революции и Гражданской войны[69].

Создавалась и система военных архивов. Приказом Реввоенсовета Республики №399 от 7 декабря 1918 г. архивы всех управлений, учреждений, заведений, штабов народного комиссариата по военным и морским делам предавались в ведение Главного управления архивным делом[70]. В то время многие документы передавались в хранилища Военно-учетного архива при Военно-исторической комиссии Всероссийского главного штаба. В конце 1919 г. приняли решение выделить фонды Красной армии из Военно-учетного архива и создать самостоятельный архив Красной армии.

Правда, вряд ли правомочно говорить о свободном доступе к документам формирующихся советских архивов широкого круга исследователей: у высшего большевистского руководства наблюдалось пристрастие к созданию обстановки секретности в работе с документами в государственных учреждениях.

Своеобразное приращение источниковой базы в той обстановке — издание работ В.И. Ленина[71] и других руководителей правящей большевистской партии. Исследователи могли почерпнуть из них сведения об официальной позиции высшего государственного руководства Советской России по животрепещущим вопросам военной и политической жизни страны. Кроме того, ЦК РКП (б) публиковал много документов, в которых ставились и решались вопросы создания и укрепления Красной армии. Особенно много таких документов в виде циркуляров, обращений, призывов с указанием на способы действий в деле создания Красной армии публиковались в «Правде», «Известиях ЦК РКП (б)» и других органах печати[72].

Нельзя не констатировать, что в распоряжении историков имелись небезынтересные документы, которые вышли в свет в период Гражданской войны[73]. Более того, предпринимались попытки издания своего рода тематических сборников документов, освещавших положение в лагере белых[74].

Во-вторых, большевистское руководство создавало условия для того, чтобы историки использовали в методологической основе исследований труды К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина. Тому способствовало, в частности, то, что с 1918 г. началось издание массовыми тиражами произведений классиков марксизма-ленинизма. Это была инициатива В.И.Ленина, который 25 мая 1918 г. на заседании Совета народных комиссаров поставил вопрос о переводе и издании материалистической и особенно марксистской литературы[75]. В итоге, в 1918 г. в честь 100-летия со дня рождения К. Маркса выпустили серию популярных брошюр и очерков о его жизни, революционной, научной деятельности с изложением основ марксистского учения[76]. Вышли в свет работы, посвященные Ф. Энгельсу[77].

В-третьих, проблемами истории Гражданской войны, по ее ходу, живо интересовались политические лидеры большевистской партии — В.И.Ленин, Л.Д.Троцкий, И.В. Сталин, Я.М. Свердлов. Примечательно, что когда шли масштабные боевые действия на фронтах Гражданской войны, В.И. Ленин уже заботился о написании ее истории. 6 апреля 1920 г. он написал В.В. Адоратскому в Казань письмо, в котором поднял проблему изучения истории Гражданской войны: «Можете ли собрать материалы для истории гражданской войны и истории Советской республики? Можете ли вообще собрать в Казани эти материалы? Могу ли помочь? Комплекты «Известий» и «Правды»? Многого не хватает? Могу ли я помочь достать недостающее?» [78]

Причем, отдельной констатации заслуживает следующий факт: В.И.Ленин не только интересовался, но и сам принимал деятельное участие в разработке истории Гражданской войны. В 1919 г., как свидетельствуют архивные документы, ЦК РКП (б) планировал подготовить научное издание по истории Гражданской войны. Выносился замысел привлечь к его подготовке в качестве одного из соавторов Ленина[79].

Представляется важным особо подчеркнуть следующее обстоятельство. Сочинения Ленина, Троцкого, Сталина, других большевистских лидеров в период Гражданской войны следует, в большей степени, расценивать с позиций их уникальности с точки зрения источниковедческой, имея в виду, что между трудами историографического и источниковедческого плана существует тесное диалектическое единство. Поэтому ниже будет дана им характеристика именно в источниковедческом плане.

Разумеется, я не пошел по схеме, являющейся печальным наследием советской историографии, когда изучению подвергались, прежде всего, труды Ленина и его ближайших соратников, не объявленных к тому или иному периоду «врагами народа». Основной акцент сделан на другой разнообразной литературе, составляющей массив «красной» историографии проблемы. Но не впал и в другую крайность. Вывести полностью из исследовательского поля труды большевистских лидеров (а такие попытки иногда встречаются в постсоветской историографии) невозможно.

В-четвертых, созданная в штабе РККА Военно-историческая комиссия, претерпев ряд трансформаций в 1918 – 1920 гг.[80], занявшись предметно изучением исторического опыта Первой мировой и Гражданской войны, задала определенный исследовательский импульс положительной силы и в изучении рассматриваемой в монографии проблемы. Большой положительный потенциал несла в себе линия на привлечение к написанию истории Гражданской войны широкого круга авторов. Они, каждый со своих позиций, степени теоретической и фактической вооруженности вносили свой вклад в разработку актуальных аспектов и моей темы.

Думается, с дистанции времени не стоит ставить под сомнение позицию редакции журнала «Гражданская война», созданного под эгидой Реввоенсовета Западного фронта в 1919 г.: «Из широкого обмена мнений, идущих из самых низов нашей армии, мы можем извлечь все самое важное и нужное в интересах непосредственного и быстрого использования опыта гражданской войны»[81].

Командование Красной армии проявляло заботу о том, чтобы воины воспитывались посредством военной истории через знание истории своих частей. Это нашло отражение в 1919 г., например, в одном из приказов Главнокомандующего всеми вооруженными силами республики С. С. Каменева, где ставилась задача командирам отдельных частей немедленно организовать работу по написанию очерков своих частей, штабам дивизий проверить такие очерки, а штабам округов — издать их и разослать в войска[82].

Но нельзя не отметить, что широкое привлечение к исследовательской работе лиц, не имеющих профессионального базового исторического образования, сказалось далеко не лучшим образом на научном качестве издаваемой литературы.

В-пятых, сложности взаимоотношений советской власти с историками, сформировавшимися как ученые в дореволюционной России. Большевистское руководство принимало энергичные попытки привлечения к сотрудничеству бывших преподавателей общественно-гуманитарных наук из царских вузов. Разумеется, под жестким контролем ЦК РКП (б). Но старые научные кадры не имели достаточного творческого желания заняться научной разработкой проблематики еще идущей Гражданской войны. О том свидетельствуют, например, дневниковые записки крупного отечественного историка Ю. В. Готье. Он, а также многие его коллеги из профессуры и доцентуры царских вузов, относились весьма скептически к возможности плодотворного сотрудничества с советской властью в сфере научного исторического творчества[83].

Правда, имелись и исключения — видный российский историк Р.Ю. Виппер, писавший, что в царское время его избрали в Русское военно-историческое общество, но он не посещал его заседаний. Однако, будучи избранным в состав военно-исторической комиссии в 1919 г., Виппер так увлекся ее работой, что «не пропускал ни одного заседания»[84].

Нельзя не заметить, что в работе с учеными из вузов императорской России в плане превращения их в союзников в деле развертывания научных изысканий, большевистское руководство, применяя метод убеждения, особых успехов не добилось. Тогда был применен хитрый тактический ход. Поскольку среди действующих «старых» академиков обнаружилось совсем немного сторонников марксизма и самой советской власти, принимается решение о создании параллельных с академическими научных центров.

В июне 1918 г. издается декрет об учреждении Социалистической академии, в августе ВЦИК утверждает список действительных членов академии, а 1 октября она открывается. В августе 1920 г. организуется Комиссия по истории партии (Истпарт). Она быстро монополизирует все дело сохранения, обработки, издания документов и изучения Октябрьской революции и партии большевиков — не случайно очень скоро ее переводят из ведения Наркомпроса в ведение ЦК РКП (б)[85].

Несмотря на сложности, объективно обусловленные активными, интенсивными и масштабными боевыми действиями, уже в 1918 – 1919 гг. появились первые статьи, очерки, обзоры, где затрагивались многие аспекты Гражданской войны. Это была популярная литература, во многом близкая к публицистике. Ее издавала Комиссия по изучению и использованию опыта войны 1914 – 1918 гг. при Всероссийском главном штабе, а также политуправления фронтов, местные партийные комитеты[86].

В данном массиве литературы появились и труды, в которых, в определенной степени, была освещена и тема моей монографии (в комплексе с отдельными вопросами политической работы в вооруженных силах Советской республики). Это первые книги по истории Красной армии и по некоторым ее боевым операциям[87], а также материалы, вошедшие в сборники Военно-исторической комиссии[88].

В 1919 г. Комиссия на базе имевшихся в штабах документов выпустила монографический труд по истории Гражданской войны[89]. Его авторы предприняли попытку проанализировать основные войсковые операции 1918 – 1919 гг. Они подняли также и некоторые вопросы политического обеспечения Красной армии. В целом же, по всей Гражданской войне обобщение опыта боевых действий впервые предприняли в 1920 г. в сборнике «Фронты Красной Армии и Флота»[90]. В нем показывались основные операции.

Проблема, исследуемая в монографии, нашла отражение и в ряде других работ. Так, в 1920 г. политуправление Южного фронта издало сборник, в котором С.И. Гусев, Б. Кун, В. Ольдерогге рассматривали события на Южном фронте с момента вступления в должность командующего М.В.Фрунзе. В сборнике, кроме описания боевых действий красных, затрагиваются многие вопросы политической работы, в том числе и по проблеме укрепления морального духа войск[91].

В данном контексте предпринимается попытка осветить взгляды большевистского руководства на указанную выше проблему. Конечно, в декларативном ключе. Такую публикацию можно расценивать как первый опыт обобщений, сделанных по горячим следам, главным образом военных аспектов борьбы красных и белых. Но вопросы политической работы также не остались вне поля зрения авторов.

Отдельные аспекты темы монографии рассматривались (правда, самым общим образом) в работах С.И. Гусева[92] и, особенно, в брошюре активного участника октябрьских событий 1917 г. в Петрограде, члена редакции «Известия ВЦИК» В.А. Быстрянского[93]. Как историографический факт, думается, можно оценить попытку дать анализ роли и места агитпоездов в деле укрепления морального духа войск в вышедшем в 1920 г. сборнике статей «Тезисы об агитпоездах ВЦИК»[94].

Таким образом, становится ясным, что в «красной» историографии не имелось сугубо научных исследований проблемы укрепления морального духа бойцов и командиров Красной армии. Да и агитационно-пропагандистская литература невелика по количеству публикаций и несовершенна по содержанию.

Однако подобное не может стать основанием для ее недооценки. В сравнительно небольшом массиве проанализированной литературы редко, но все же можно встретить оригинальные мысли, по крайней мере постановочного плана. Именно в них отражаются взгляды военно-политического руководства Советской республики на проблему укрепления морального духа подчиненных им войск.

Анализ истории изучения темы в литературе, изданной в 1918 – 1920 гг., в рамках «красной» историографии позволяет выявить основные тенденции ее развития.

1. Небольшая по количеству и несовершенная по содержанию литература: нет ни одной работы, в которой бы в прямой постановке освещались основные аспекты исследуемой проблемы.

2. Источниковедческая база ограничена лишь опубликованными материалами, архивные же источники почти не привлекались.

3. Была обоснована значимость укрепления морального духа войск, но научной разработки ее основных направлений в данной сфере нет.

4. Тема разрабатывалась, главным образом, в рамках набиравшей силу военной историографии Гражданской войны.

«Белая» историография проблемы развивалась параллельно с «красной» историографией, находясь с ней одновременно, что выше отмечалось, в жесточайшей конфронтации. В обстановке взаимной ненависти и всеобщего озлобления, порожденных Гражданской войной, никто не хотел уступать, искать точки соприкосновения. И вряд ли здесь целесообразно устанавливать, кто больше виноват. Ущерб, что видно с дистанции времени и с современных научных подходов к изучению истории понесла, в конечном итоге, отечественная историческая наука в целом.

Имелся ряд специфических условий, детерминировавших развитие «белой» историографии.

Во-первых, политические режимы белых, как это ни парадоксально, создали обстановку, в которой можно было говорить (правда, с очень большой долей условности) об относительной творческой свободе историков. На территориях, подконтрольных белым правительствам, не имелось столь жесткой цензуры, как в большевистской России. Здесь функционировали газеты и журналы, альтернативные правительственным изданиям, за исключением большевистских и других левых газет и журналов, находившихся под запретом. Общественное мнение находило выражение через деятельность различных кооперативных и общественных организаций, функционировали в полную силу всевозможные культурно-просветительные и образовательные учреждения и т.д.[95]

Во-вторых, на территориях, подконтрольных белым политическим режимам, имелся в наличии большой корпус интеллигенции.

В-третьих, в государственных образованиях белых не было, в отличие от Советской России, высокой степени консолидации политических сил. Собственно говоря, приходится вести речь об их конгломерате, раздираемом внутренними противоречиями. Как следствие, жесткая конфронтации различных социально-политических сил[96].

В-четвертых, у «белой» историографии не имелось соответствующей источников базы. Исследователям приходилось довольствоваться только материалами периодической печати. Весьма проблематичной являлась степень правдивости информации, содержавшейся в газетах и журналах. О доступе же к текущим архивам белых правительств и Белой армии речи быть не могло по соображениям сохранения государственной и военной тайны.

В-пятых, вся «белая» историография, следует подчеркнуть, не столь многочисленна и в количественном отношении уступает «красной» историографии.

Поучительным может стать анализ такой составляющей «белой» историографии, как работы участников белого движения на Юге России, вышедшие в свет в 1918 – 1920 гг. Это, по моим подсчетам, более 150 работ, различных по жанру, научной значимости[97].

Представляют определенный историографический интерес произведения белогвардейских авторов в форме воспоминаний, эссе о периоде генезиса Добровольческой армии и ее Первом Кубанском («Ледяном») похода (изданы в середине 1918 – 1919 гг.)[98]. Им свойствен трагический пафос, героизация «страстотерпцев-первопоходников». Все это густо разбавлено историческими фактами. Из данных трудов можно узнать о создании в Добровольческой армии и взглядах ее основателей и командиров на проблему укрепления морального духа белых волонтеров.

Конечно, анализируемая группа произведений даже приблизительно не напоминает по своему характеру научных исследований. Но их значимость усиливается рядом обстоятельств:

— они написаны по горячим следам непосредственными участниками событий. В отличие от классической мемуаристики, которая создается, как правило, с относительно большой временной дистанции, в данных произведениях еще не проявляется достаточно сильно свойство человеческой памяти — забывать;

— на фоне восторженно-эмоциональных оценок происходящих событий проскальзывают и робкие критические мнения о степени силы морального духа офицеров-добровольцев. И хотя это не доминирующая тенденция, но современному исследователю она помогает при анализе сущности и содержания рассматриваемой в монографии проблемы применительно в Белой армии.

Однако постановка вопроса о необходимости целенаправленной деятельности по укреплению морального духа войск в анализируемых работах может расцениваться даже несколько выше, чем простой историографический факт. Хотя о системности изложения материала речь вести не приходится.

Есть небезынтересный материал по рассматриваемой проблеме и в белой прессе. Так, в газете «Приазовский край», издававшейся в Ростове в 1918 г., в ряде публикаций, в которых на фоне неутихающих дискуссий по поводу политических задач Белого движения настойчиво проводятся следующие мысли:

— офицер — государственный человек, который служит по законам государства и только государству;

— недопустимо участие офицерства в политической деятельности. Это должно рассматриваться как серьезное правонарушение, антипатриотичность.

Здесь обозначена идея «деполитизации» армии, необходимости построения ее на правовых основах[99]. В то же время, авторы пытались поднять и проблему сознательного патриотического выполнения офицерами своего воинского долга в деле борьбы с «ненавистными комиссарами». Белая пресса покрывала позором так называемых «ленинских офицеров», то есть тех, кто служил в Красной армии. Конкретные же методы воспитательной работы с офицерами в сфере укрепления их морального духа провозглашены, главным образом, на уровне декларативных призывов к чести офицерского корпуса.

Таким образом, исследуемая в монографии проблема не нашла в «белой» историографии научной разработки. Между тем, ее анализ позволил выявить основные историографические тенденции развития.

1. Сосредоточение основного массива литературы в публицистических, агитационно-пропагандистских, мемуарных трудах. Научные исследования отсутствуют. Нет ни одной работы, в которой бы в прямой постановке освещались основные аспекты укрепления морального духа белых войск, не говоря уж об их противниках — красных. В целом, работ мало по количеству, и они несовершенны по качеству.

2. Наличие некоторых трудов, вполне могущих претендовать на статус небезынтересных исторических источников по исследуемой проблеме.

3. Определенная раскрепощенность публикаций в белой прессе. Здесь даже допускалась критика властных структур. Следовательно, в статьях, очерках имеют место элементы полемики, дискуссии.

2. Советская историография (1921 – 1991 гг.). Ее анализ позволяет полнее отразить уровень развития исторической науки, охарактеризовать ее роль на крутых переломах истории, когда соответственно менялись критерии и качество обобщения исторических знаний, активизировался или падал уровень творческих изысканий, а приток в науку новых сил формировался в условиях подъема или спада политической, общественной и научно-теоретический деятельности

В начале XXI в. можно сказать, что советский период истории Отечества требует глубокого осмысления и переосмысления, в том числе и феномен советской историографии.

Не случайно, в годы перестройки, в преддверии распада СССР и в первые годы после свершившегося печального исторического факта на историческом поле постсоветского научного пространства шла ожесточенная полемика на предмет того, что представляет собою феномен советской историографии[100]. Понятно, что сегодня ушли в историю исторической науки острые, излишне категоричные, исключительно политизированные оценочные суждения о советской историографии, присущие тому недавнему времени — конец 1980-х – начало 1990-х гг. Пришло время верификационных, академически взвешенных суждений и оценок. Но все равно: историки лишь только в начале пути исследования феномена советской историографии. И здесь предстоит внести ясность в пока что не просветленные до конца проблемы, разгрести завалы, нагроможденные прошлым.