Источники 3 страница

В кандидатской диссертации В.С. Владимирцева[160] вопросы укрепления морального духа бойцов и командиров частей и соединений советского Южного фронта исследуются более полно, нежели в кандидатских диссертациях М.Н.Лахтикова и П.А. Вотинцева. Исследователь, анализируя деятельность революционных военных советов Южного фронта и армий, входивших в его состав, военных комиссаров всех уровней и политических органов по организации партийно-политической работы в красных частях и соединениях, особое внимание уделил, в комплексе со всеми аспектами административно-политической, организационно-партийной, идеологической, культурно-просветительной работы, теме укрепления морального духа войск.

Анализ истории изучения темы на втором историографическом этапе советской историографии (1930 – первая половина 1950-х гг.) позволяет выявить основные историографические тенденции развития.

1. Меньшая, по сравнению с первым историографическим этапом, плодотворность научной работы. Даже при том, что в конце 40-х – начале 50-х гг. XX в. отдельные ее аспекты получили научную разработку на уровне кандидатских диссертаций, деформации культа личности серьезно девальвировали конечные научные результаты.

2. Публикация некоторых документов периода 1918 – 1922 гг. в годы Великой Отечественной войны. Это, кроме академической значимости, повлияло на процесс патриотического воспитания воинов, в первую очередь действующей армии.

3. Отсутствие целевых, комплексных исследований.

4. Недостаточная историографическая разработка исследуемой темы. В свет не вышло ни одной обобщающей статьи по истории ее изучения, не говоря уж о монографиях или диссертационных исследованиях.

Третий историографический этап (вторая половина 1950-х – 1991 гг.) В его хронологических рамках можно выделить три периода:

— первый период — вторая половина 1950-х – первая половина 1960-х гг.;

— второй период — вторая половина 1960-х – первая половина 1980-х гг.;

— третий период — вторая половина 1980-х – 1991 гг.

Первый период — вторая половина 1950-х – первая половина 1960-х гг. характеризовался рядом явлений, детерминировавших развитие отечественной исторической науки. Все они — порождение курса правящей коммунистической партии, выработанного на XX съезде КПСС (1956 г.), на преодоление последствий культа личности Сталина. Это нашло конкретное выражение в ряде явлений.

Во-первых, в условиях зачаточной реанимации творческой свободы предпринималась попытка возродить подлинно научные принципы исторических исследований. Руководствуясь решениями XX съезда КПСС[161], ученые-обществоведы и гуманитарии сосредоточили внимание на создании трудов, особенно по истории советского общества, в которых предстояло исправить деформации, порожденные периодом культа личности Сталина. В советской исторической науке данная задача стала приоритетной[162].

Значительную роль в повышении методологической стройности работ сыграло Всесоюзное совещание о мерах по улучшению подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам, проведенное под эгидой ЦК КПСС в 1962 г.[163] Оно стимулировало обращение ученых к исследованию фундаментальных проблем советского общества[164].

Однако по-прежнему приоритетной оставалась подготовка научных трудов в историко-партийном ключе. Так, за период с 1956 по 1961 гг. было опубликовано около 7 тысяч книг, брошюр, сборников статей по истории КПСС, что в два раза больше, чем за предыдущее пятилетие[165].

Во-вторых, на стройность господствовавшей тогда теоретико-методологической основы исторических исследований положительное влияние оказало то обстоятельство, что завершилось издание полного собрания сочинений Ленина (правда, методологическая стройность научных трудов должна в данной связи рассматриваться сквозь призму безраздельно господствовавшего тогда марксизма-ленинизма, хотя и избавлявшегося от влияния культа личности, но по-прежнему догматизированного настолько, насколько стало возможным, когда марксово учение перевели в большевистское измерение).

Кроме того, выпуск ленинских трудов рос в количественном отношении. Только за 1956 – 1957 гг. в научный оборот введено около 540 ленинских работ[166], среди которых имелось немало произведений, концептуально раскрывавших суть укрепления морального духа бойцов и командиров РККА в годы Гражданской войны.

Нельзя не заострить в данной связи внимание и на следующем обстоятельстве. Для преодоления последствий культа личности Сталина в методологии исторической науки сыграло значительную роль то, что в рамках работы по изданию полного собрания сочинений Ленина оперативно публиковались в периодической печати — газете «Правда», журналах «Коммунист», «Вопросы истории», «Исторический архив» и др. — новые документы Ленина. Если с 1951 по 1956 гг. опубликовали 35 новых ленинских документов, то в период с 1956 по 1960 гг. — более 100[167].

Особо следует подчеркнуть факт издания в 1959 г. XXXVI Ленинского сборника. В нем впервые увидели свет 636 документов Ленина, написанные им в период с марта 1917 г. по январь 1923 г[168]. Всего в течение 1956 – 1961 гг. издали около 70 новых ленинских документов по военным вопросам[169].

Большим подспорьем для советских ученых явился выпуск в свет 25 томов второго издания сочинений Маркса и Энгельса, их избранных произведений в двух томах, а также избранных военных произведений Ф.Энгельса, тематических сборников из произведений Ленина по самым различным вопросам теории и практики правящей коммунистической партии, в том числе и по военным вопросам[170]. Характерно, что в то время широкое распространение получило издание отдельных трудов Ленина. К концу 1950-х гг. ленинские труды были изданы на 92 языках, из них на 64 языках народов СССР и на 28 языках народов зарубежных стран. Общий тираж ленинских изданий в нашей стране за период 1917 по 1961 гг. составил 313158 тыс. экземпляров, причем на русском языке — 236724 тыс., на языках народов зарубежных стран — 18234 тыс. и на языках народов СССР — 58200 тыс. экземпляров[171].

В-третьих, историки стали уделять повышенное внимание изучению роли и места Ленина как военного руководителя в годы Гражданской войны. И в подобном контексте исследователям пришлось проанализировать взгляды основателя Советского государства и на вопрос его отношения, в частности, и к Белому движению. Разумеется, анализ был построен в жесткой системе координат классового подхода к оценке исторических явлений[172]. Между тем, труды из цикла советской ленинианы сыграли в свое время методологическую роль в изучении истории Гражданской войны.

Конечно, с точки зрения современного уровня накопления исторических знаний, нельзя не сказать о противоречивости такого отношения к публикации ленинского идейно-теоретического наследия. В советской исторической науке, да и не только в исторической, из ленинских произведений сделали своего рода фетиш. Лениниана стала использоваться для «цитатных боев» с идеологическими противниками, а также в качестве обязательного и решающего аргумента для доказательств выдвигаемых тезисов. По образному выражению Д.А. Волкогонова, «ленинская духовная пища была также обязательна для каждого советского человека, как Коран у фундаменталистов в мусульманском мире»[173]. Это нанесло, в конечном итоге, серьезный ущерб советской исторической науке.

Сознательно не вступаю в данной связи в дискуссию, так как она выходит за рамки предмета исследования. Но есть необходимость констатировать еще раз: впечатляющее по масштабам расширение публикаций произведений Ленинасыграло свою положительную роль (в той конкретно-исторической обстановке).

В-четвертых, были также изданы новые партийные и государственные документы, имевшие большое, в первую очередь методологическое значение для рассмотрения проблем истории Гражданской войны. Особенно важную роль для того времени сыграли принятые на XXII съезде КПСС в 1961 г. Программа и Устав Коммунистической партии Советского Союза[174]. Не прошло бесследно и обсуждение вопросов методологии истории на расширенных заседаниях секции общественных наук Президиума АН СССР[175].

В-пятых, проблемами истории Гражданской войны вплотную начинают заниматься такие, на то время ведущие научные учреждения страны, как Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Институт истории СССР АН СССР, АОН при ЦК КПСС, а также многие отдельные крупные специалисты.

В-шестых, значительному подъему советской историографии способствовало следующее обстоятельство: в 1957 г. начали издаваться журналы «Вопросы истории КПСС», «История СССР», «Новая и новейшая история». В 1959 г. возобновляется издание «Военно-исторического журнала». Одновременно начинает выходить в свет большое количество различных ученых записок и научных трудов.

В-седьмых, буквально произошел прорыв в источниковой базе исторических исследований. На фоне облегченного (правда, только несколько) доступа к архивным источникам, нельзя не отметить того, что большое количество документов, имеющих отношение к истории Гражданской войны, увидели свет в тематических сборниках[176]. Издали некоторые работы крупных политических и военных деятелей партии, военачальников, погибших в годы сталинских репрессий[177], а также и воспоминания рядовых участников Гражданской войны[178]. Практиковались также публикации археографического плана с подборками документов по Гражданской войне в научно-исторической периодике[179].

Небезынтересно отметить, что в источниковедческой разработке проблематики истории Гражданской войны появились и первые диссертационные исследования. Например, И.Н.Владимиров в кандидатской диссертации провел анализ организации документальных материалов Красной армии периода иностранной интервенции и гражданской войны[180].

В-восьмых, совершенствованию качества постановки научной работы способствовали и систематическая координация исследований, и улучшение информации ученых о новых изданиях путем подготовки специальных историографических обзоров и библиографических указателей, а также археографических публикаций[181].

В-девятых, были сделаны робкие начальные шаги по привлечению внимания ученых непосредственно к изучению вопросов истории Белого движения. Такая тенденция нашла выражение в статье Г.Голикова, напечатанной в журнале «Коммунист»[182]. Автор утверждал: историки должны изучать противников революции и представлять их «реально, а не абстрактно». Поэтому перед исследователями ставилась задача изучения белого лагеря в целях «более четкого определения соотношения сил и средств противоборствующих сторон»[183]. Подобная постановка вопроса дала возможность затронуть в том числе и некоторые проблемы морального духа применительно к белой армии. Правда, очень кратко, главным образом в рамках обобщающих трудов, либо монографий, где анализировались конкретные аспекты истории Гражданской войны.

В-десятых, появилось большое количество трудов историографического плана, где по целевому рассматривалась история изучения истории Гражданской войны. Одна из первых публикаций — статья «О некоторых вопросах истории гражданской войны», опубликованная в журнале «Коммунист»[184]. В ней коллектив авторов выделил основные направления разработки проблем истории Гражданской войны в советской исторической литературе и указал на слабые места в этом вопросе. Последовавший вскоре за данной статьей целый ряд работ[185] значительно обогатил в целом историографию Гражданской войны.

Причем, стоит заострить особое внимание на том обстоятельстве, что, начиная с 60-х гг. ушедшего века, советские историки все больше уделяли внимания отдельным, малоисследованным вопросам из истории Гражданской войны. Так, по завершении издания многотомного труда «История гражданской войны в СССР» вышла в свет статья С.С. Хесина. В ней исследователь намечал ряд проблем, требовавших в то время первоочередной разработки в исторической литературе[186]. Небезынтересен и коллективный труд ученых Института истории СССР «Советская историческая наука от XX к XXII съезду КПСС»[187], выполненный в форме сборника статей.

Но самое, пожалуй, примечательное явление в литературе историографического плана, заслуживающее отдельного анализа, — монография И.Л.Шермана[188]. Автор проанализировал историографию 1920-х гг. в качестве особого этапа в изучении истории Гражданской войны. Он показал, как освещалась данная проблема в работах общего характера. Большая часть монографии посвящена анализу исторической литературы, отражающей ход Гражданской войны в различных районах страны.

Необходимо подчеркнуть, что историк сделал ряд обобщений, которые, как мне представляется, не потеряли актуальности и на современном этапе накопления исторических знаний. Так, Шерман писал: неправильно считать, что литература по проблемам Гражданской войны, изданная в анализируемых историографом хронологических рамках, представляет из себя исключительно мемуары и публицистику. Есть еще оригинальная группа мемуарно-исследовательских трудов, написанных крупными советскими военно-политическими деятелями. Наличие в них большого числа уникальных документов приближает данную группу трудов к произведениям научного плана[189]. Подобная позиция не ставится под сомнение, а даже развивается в некоторых, например историографических и источниковедческих диссертационных исследованиях, защищенных в постсоветский период[190].

Заслуживают самого пристального внимания и некоторые подсчеты Шермана. За количественными показателями литературы о Гражданской войне, изданной в 20-х гг. минувшего века в Советской России, кроются небезынтересные качественные показатели, которые также раскрываются ученым.

В то же время, нельзя не отметить, что исследователь допустил тенденциозность при оценке научных трудов отдельных советских историков, занимавшихся проблематикой Гражданской войны в хронологических рамках, выбранных ученым для анализа[191].

Тема нашла опосредованное и достаточно краткое выражение в изданных в 1957 – 1960 гг. в 3– 5-ом томах «Истории гражданской войны в СССР»[192], а также и в «Краткой истории гражданской войны», увидевшем свет в 1960 г.[193] Причем, авторские коллективы данных научных трудов осветили тему в комплексе с показом борьбы красного командования за претворение в жизнь политической линии правящей партии большевиков на всемерное укрепление воинской дисциплины и правопорядка в РККА. Представляется ценным, например, обозначение позиции на необходимость совершенствования воспитательной работы, ставку в которой следовало сделать на достижение сознательного выполнения воинского долга каждым бойцом и командиром Красной армии. Конкретных же путей достижения столь сложной цели ни в одном из указанных выше научных трудов читатель не найдет. Даже в информационном плане.

Имеется также некоторый материал в монографиях, очерках, брошюрах, статьях, посвященных отдельным аспектам истории Гражданской войны[194]. Но авторы трудов, указанных в примечании, не анализировали по-целевому и подробно взгляды военно-политического руководства Советской России и командования красных на проблему морального духа войск и его укрепления.

Необходимо подчеркнуть, что военные историки, специализирующиеся на проблематике истории Гражданской войны, не могли уйти от освещения вопросов укрепления морального духа бойцов и командиров Красной армии. По крайней мере, в постановочном ключе. Ведь освещая боевые действия Красной армии, исследователям приходилось непосредственно касаться проблем морального духа войск, степени их готовности защищать социалистическое Отечество от «иностранных интервентов и внутренней контрреволюции». Это видно на примере монографий В.Т. Сухорукова и К.В. Агуреева.

Первый автор, Сухоруков, анализируя сражения и бои XI Армии против белых войск генерала Деникина, показывает, как командиры, комиссары и политорганы всех степеней принимали решительные меры по восстановлению боеспособности и морального духа отдельных красноармейских частей, терпевших поражение от белогвардейцев. Историк, правда не утруждая себя особо приведением ярких примеров, утверждает, что самое пристальное внимание уделялось применению мер убеждения в обеспечении крепкой воинской дисциплины, апелляции к патриотическим чувствам бойцов и командиров. В то же время, судя по авторской концепции, получается, что меры принуждения почти не использовались. Но, в свете современного уровня накопления исторических знаний, становится ясным, что это далеко не так. Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что исследователь рассмотрел локальную проблему[195].

Второй автор, Агуреев, в отличие от Сухорукова, дал обобщенную картину крупной проблемы — разгром белых войск генерала Деникина. Он больше акцентировал внимание на освещении положительных аспектов — успеха войск советского Южного фронта. Поэтому меньше освещена такая сложная проблема, как борьба органов военного управления с элементами разложения отдельных частей и соединений, особенно, в Первой конной армии. Однако взгляды военно-политического руководства Советской России и командования красных на проблему морального духа войск и его укрепления в монографии в плане обозначения темы просматривается достаточно четко. Видимо, не позволило Агурееву более сконцентрироваться на освещении моей проблемы и то обстоятельство, что он сосредоточился на анализе собственно военных аспектов боевых действий советского Южного фронта[196].

Намного больше материала несут работы, выполненные в историко-партийном ключе[197]. Их отличительная черта— освещение темы организационно-партийной и идеологической деятельности правящей большевистской партии в войсках в годы Гражданской войны. А это подразумевало, в том числе, и анализ проблемы морального духа войск и его укрепления. Причем, как показывает контент-анализ и факторный анализ работы Ю.П.Петрова о деятельности военных комиссаров в годы Гражданской войны[198], около 26 % рассуждений автора освещают, в той или иной степени, именно рассматриваемую в монографии тему[199].

Характерно, что проблема нашла отражение и в некоторых диссертационных исследованиях, выполненных в историко-партийном ключе. Так, в кандидатской диссертации И.Е. Герасина[200] обобщен богатый опыт партийно-политической работы на Южном фронте. Автор сделал большой акцент на вопросах повышения сознательности красных бойцов и командиров. При этом Герасин даже пытается детализировать отдельные формы и методы воспитательной работы, в том числе и в сфере укрепления морального духа личного состава частей и соединений. Представляется важным подчеркнуть следующее обстоятельство. Так как диссертация выполнена в историко-партийном ключе, то ее автор злоупотребляет цитированием партийных документов. А за такими цитатами не видно конкретного аналитического материала.

Таким образом, анализ исторической литературы и защищенных диссертаций (вторая половина 1950-х — первая половина 1960-х гг.), позволяет заключить: в процессе исправления искажений в исторической науке, порожденных культом личности Сталина, освещались, в какой-то степени по-новому, и аспекты, связанные с укреплением морального духа Красной армии.

Между тем, нет оснований говорить о том, что проблема конституировалась в самостоятельное научное направление. Она по-прежнему изучалась в комплексе с другими аспектами истории Гражданской войны.

Однако налицо и новая тенденция — защита первых кандидатских диссертаций, в которых в контексте обобщения опыта партийно-политической работы в масштабе советских фронтов против белых, затрагивалась и тема укрепления морального духа красных бойцов и командиров.

Второй период — вторая половина 1960-х – первая половина 1980-х гг. Советская историография стала развиваться под непосредственным влиянием политической линии по восстановлению авторитарных методов руководства исторической наукой, ограничению гласности. Ученым задавались не только методологические ориентиры, но и директивные установки, что писать и как писать. Подобные директивы не могли обсуждаться, а принимались к неукоснительному исполнению. Причем, озвучивались они партийными лидерами[201] либо публиковались в форме передовых статей в центральных партийных изданиях[202], а также и в отдельных изданиях в форме брошюр[203].

Такое положение дел стало ничем иным, как реанимацией подходов периода культа личности Сталина. Не случайно, со второй половины 60-х. гг. XX в. историки практически перестали писать об отрицательных явлениях — порождениях уродливого явления культа личности Сталина. Претворение на практике в жизнь жесткой линии ЦК КПСС в отношении исторической науки обеспечило такие условия, когда на научные исследования начали воздействовать конъюнктурные установки. Думается, здесь будет правильным такое оценочное суждение: советские историки, непрерывно декларируя приверженность марксизму-ленинизму, обычно руководствовались не столько марксистско-ленинской методологией, сколько конъюнктурными партийными установками. А они всегда преподносились в качестве высшего достижения марксистской мысли и занимали места в огромном количестве на книжных полках[204].

Поклонение трудам очередных генеральных секретарей ЦК КПСС не снимало с историков обязанности петь осанну произведениям Маркса, Энгельса, Ленина. Это напоминало не просто соблюдение правил хорошего тона, а больше священный ритуал. «Цитатные бои» набирали силу на идеологическом фронте, но стопорили дальнейшее развитие советской исторической науки в ее качественном измерении. Свобода дискуссий приглушилась всесилием партийного аппарата. Цензура, гласная и негласная, все чаще накладывала вето на свежие мысли, оригинальные идеи, толкая на прямой путь фальсификаций.

Сложилась ситуация, хорошо охарактеризованная В.В. Маяковским. Он говорил, что книги пишут для того, чтобы случилось новое, редактируют их для того, «как бы чего не вышло»[205]. В историографии утвердилась тенденция, которую в свое время крупный отечественный историк А.С.Лаппо-Данилевский считал губительной для исторической науки: стали доминировать оценки и мнения, но не факты [206]. Если же кто из историков и осмеливался бороться за историческую правду, то незамедлительно следовали оргвыводы (А. Некрич, М.Геллер, П. Волобуев и др.[207]).

Правда, продолжали публиковаться сборники документов, дававшие некоторое приращение новизны к вошедшим в научный оборот документам и материалам[208]. Но документы публиковались, как правило, в купюрном изложении. Одновременно стал все более затрудняться доступ к архивным документам. Монополия на право введения их в научный оборот была отдана Институту марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Масса документов осталась недоступной для специалистов, что не могло не сказаться отрицательным образом на качестве научных исследований. Также избирательно публиковались и воспоминания участников Гражданской войны[209].

Значительное большинство исследований по проблемам истории революции и Гражданской войны в России, по сравнению с хрущевской оттепелью, стало выполняться в историко-партийном аспекте. Следовательно, предмет исследования резко сузился — борьба КПСС с контрреволюцией. Более того, проблемы исследования контрреволюции, в том числе и Белого движения, были взяты под особый идеологический диктат ЦК КПСС. Культивировалось мнение диаметрально противоположное, имевшему место в первом периоде: заслуживает всемерной критики «чрезмерное освещение политики контрреволюции»[210].

Вместе с тем, несмотря на столь неблагоприятные условия развития советской исторической науки в то время, она окончательно не застопорилась. Имелся ряд условий, способствовавших тому, чтобы тема Гражданской войны, а в ее рамках и исследуемая в монографии проблема получила дальнейшую, пусть не столь глубокую, но все же научную разработку:.

Во-первых, некоторая компенсация в источниковой базе все-таки достигалась за счет продолжения публикаций сборников документов по Гражданской войне[211], а также и мемуаров[212]. Разумеется, здесь снова надо вводить своего рода коэффициент корреляции, который учитывал бы давление официальной цензуры. Даже с такой оговоркой следует все-таки отметить следующее: в интересах темы монографии из мемуаров можно почерпнуть, главным образом в опосредованной форме и в ключе фактографии, небезынтересный материал.

Во-вторых, издавалась научно-справочная литература, появились публикации археографического и библиографического характера, служившие историкам добротными ориентирами в исследовательской работе[213]. Особенно следует отметить появление диссертаций источниковедческого характера, где содержалось немало ценного материала, помогавшего историкам более глубоко осмыслить многие аспекты истории Гражданской войны[214].

В-третьих, несмотря на критику фетишизации ленинского теоретического, высказанную выше, нельзя не отметить, что в той конкретно-исторической обстановке принесло определенную пользу всемерное развитие ленинианы. Много внимания, в частности, уделялось изучению роли и места Ленина как военного руководителя Гражданской войны[215]. Стиль изложения материалов в них был точно такой же, как и в работах, вышедших во второй половине 50 – первой половине 60-х гг. минувшего века. Только апологетические акценты выражены значительно сильнее. Разумеется, ни о каких критических аспектах в трудах о Ленине в то время речи быть не могло.

Между тем, детальный разбор ленинских подходов и оценок Гражданской войны, российской контрреволюции, в том числе и Белого движения, приведенный авторами работ, указанных в примечании, сыграл своеобразную роль методологического ключа для историков.

В-четвертых, продолжалось исследование истории изучения истории Гражданской войны[216], в том числе и на уровне диссертаций[217]. Появилась серия трудов, авторы которых в системе координат методологических ценностей того времени пытаются дать историографическое осмысление достижений советских ученых, исследовавших проблемы истории Гражданской войны. Характерны в данном отношении работы Н.Н.Азовцева, Н.Ф.Варгина, П.А.Жилина, М.Захарова, Ю.И.Кораблева, И.И.Ростунова, В.Д.Поликарпова, Ю.А.Полякова, Д.К.Шелестова, М.В.Рыбакова[218] и др. Большинство из них и в дальнейшем остаются верными данной теме[219]. Однако в трудах названных историков нет всестороннего историографического анализа темы, которой посвящена моя монография.

В-пятых, несмотря на особый идеологический контроль, официального запрета на исследования проблем контрреволюции не было. Ее стали рассматривать в рамках не очень крупной проблематики — истории мелкобуржуазных партий в России в 1917 – 1920 гг. На первый взгляд, здесь можно было отойти от традиционных подходов и заданных оценок. Появилась возможность реидеологизировать, в какой-то степени, исследования. Но этого не случилось. История мелкобуржуазных партий, то есть контрреволюции, вскоре стала изучаться исключительно как история краха мелкобуржуазных партий.

Однако по данной проблематике с 1963 по 1974 гг. опубликовали 16 коллективных и индивидуальных монографий и один сборник[220]. Небольшая научная проблема трансформировалась в самостоятельное научное направление советской историографии. Именно здесь получили освещение некоторые аспекты проблемы укрепления морального духа белых, главным образом в опосредованной форме.

Рассматриваемая тема становится заметной в обобщающих трудах по истории КПСС и отечественной истории на страницах, отведенных авторами периоду Гражданской войны[221]. Здесь утверждается, например, что правящая партия большевиков делала ставку на воспитание высокой сознательности у бойцов и командиров Красной армии. И подобное являлось основой, в частности, и укрепления морального духа войск. Правда, не стоит искать здесь синтезированных обобщений о конкретных путях повышения эффективности и качества деятельности командования по укреплению морального духа бойцов и командиров РККА в годы Гражданской войны.

Намного подробнее, чем в вышепроанализированных фундаментальных обобщающих трудах по истории КПСС и отечественной истории, данная тема представлена в крупной двухтомной работе «Гражданская война в СССР»[222]. Данный труд менее политизирован. Подобное стало возможным потому, что авторский коллектив двухтомника сосредоточил главное внимание на скрупулезном и достаточно удачном анализе операций, сражений, боев красных против белых. Тема укрепления морального духа красных дается, как правило, в постановочном плане, в тесном сопряжении с темой воинской дисциплины. Не смогли авторы фундаментального двухтомника показать негативные моменты, связанные с разложением отдельных частей и соединений Красной армии (если, конечно, не считать некоторых робких констатаций).

Представляет научный интерес и монография С.В. Липицкого «Военная деятельность ЦК РКП (б) 1917 – 1920», изданная в 1973 г. Ее автор смог подробно осветить весь спектр многоаспектной военной деятельности ЦК РКП (б). Конечно, в духе времени написания книги, Липицкий не счел необходимым показать, что ЦК РКП (б) фактически подменил органы государственной власти молодой Советской республики. Между тем, он смог акцентировать внимание на анализе деятельности государственных органов по укреплению морального духа красных войск. Однако Липицкий недостаточно уделил внимания данной теме, так как сместил акценты, главным образом на анализ организационно-партийной работы[223].

Исследуемая тема нашла то или иное освещение в ряде специальных книг, монографий, очерков, брошюр, статей, воспоминаний, в которых рассматриваются различные аспекты истории Гражданской войны, в том числе и в трудах военно-исторического плана[224].

Появились и диссертации, где исследовались различные аспекты истории Гражданской войны. В данном контексте затрагивалась и моя проблема[225]. Подобное следует расценивать как небольшое приращение научной новизны. Правда, с введением обязательного своего рода коэффициента корреляции, ибо диссертационные исследования выполнялись на той же методологической основе, что и печатные научные труды. Да и политическая конъюнктура, по моему суждению, при выполнении научных квалификационных работ перманентно довлела над их авторами и была более жесткой по форме. Ведь решался вопрос: будет ли защищена диссертация (а может и вообще не будет принята к защите), если возникнут хоть малейшие даже намеки на отклонение от официальных установок, выработанных идеологами ЦК КПСС.