Источники 4 страница

Намного больше материала по рассматриваемой теме (в комплексе с другими проблемами) имеется в крупных монографиях и книгах, посвященных партийно-политической работе в советских Вооруженных силах[226]. В данных литературных артефактах есть солидный запас академической прочности, особенно просматривается жесткая детерминация раскрытия предмета исследования официальными идеологическими установками ЦК КПСС. Введены в научный оборот некоторые новые архивные документы, используемые, главным образом, иллюстративным методом, для доказательств тезисов исследователей, подогнанных под априорные схемы. Четко просматривается и тенденция рассматривать тему укрепления морального духа красных войск в тесном диалектическом единстве с проблемами политического, воинского, нравственного воспитания, личного состава РККА, повышения уровня воинской дисциплины, правопорядка и организованности[227]. Отдельных рассуждений заслуживают монографии В.Г. Колычева и Ю.П. Петрова[228].

Первый автор, Колычев, применяет комплексный анализ основных аспектов столь сложной и многогранной проблемы, коей является партийно-политическая работа в Красной армии в годы Гражданской войны. Он синтезирует теоретические обобщения на базе богатого эмпирического материала, во многом взятого из архивных источников. В то же время Колычев, в силу упомянутых выше цензурных ограничений, использовал только те архивные документы, что были разрешены для введения в научный оборот высшими партийными идеологическими инстанциями. Причем, исследователь использовал архивные документы, в основном иллюстративным методом. Они зачастую подгонялись под концептуальную схему, априорно заданную.

Между тем, несмотря на вышеизложенное, приходится констатировать, что автору монографии удалось довольно четко наметить контуры системы деятельности командиров, политорганов, партийных организаций по дальнейшему укреплению морального духа в красноармейских частях и соединениях.

Конечно, сегодня монографическое исследование Колычева во многом устарело, особенно в контексте критического осмысления недостатков в деятельности командиров и военных комиссаров всех степеней, политорганов, партийных организаций именно в сфере воспитательной работы среди бойцов и командиров РККА. Однако нельзя не отметить, что монография Колычева представляет, несомненно, большой интерес.

Второй автор, Петров, монографию посвятил довольно объемной теме — строительству политорганов, партийных, комсомольских организаций армии и флота в 1918 – 1968 гг. Много внимания историк уделил периоду Гражданской войны. Это объяснимо, так как армейские политорганы созданы именно в годы Гражданской войны[229]. Петров, подобно Колычеву, использовал в исследовании большой пласт архивных документов. Принцип работы с ними аналогичен освещенному выше. Однако Петров, исходя из предмета исследования, акцентирует большое внимание на проблемах партийного строительства в Красной армии в годы Гражданской войны. Именно сквозь данную призму рассматривается, в частности, и тема, исследуемая в монографии.

В качестве обобщения замечу: позиция о значимости труда Колычева для современной исторической науки приемлема и для исследования Петрова.

Особенно стоит отметить, что в анализируемый период в историографии Гражданской войны не было места исследованию исторических персоналий вождей российской контрреволюции, Белого движения. Их имена всемерно умалчивались.

Воистину, nomina sunt odiosa[230]…

Зато в почете у историков — околонаучные категории, пропагандистские штампы типа «корниловщина», «деникинщина», «врангелевщина». В научно-справочных изданиях, например, их толкованию посвящались отдельные статьи[231]. Данные псевдонаучные категории разбирались в трудах собственно историографического характера[232].

Таким образом, изложенное выше дает основания для выделения следующих принципиальных характерных черт историографии проблемы:

— она анализируется преимущественно в историко-партийном ключе; на нее сильнейший отпечаток наложил политический ангажемент, одним из следствий которого стало отсутствие критического аспекта в анализе деятельности правящей коммунистической партии, и особенно ее лидеров (за исключением официально разрешенной критики деятельности и деятелей всевозможных партийных оппозиций, которые складывались в ходе внутрипартийной борьбы в 1920-е – 1930-е гг.);

— тема нашла рассмотрение не только в обобщающих работах по истории КПСС, СССР, Гражданской войны, но и в специальных трудах, исследующих проблемы партийно-политической работы в Вооруженных силах молодой Советской республики в годы Гражданской войны. Причем, она рассматривалась, как правило, в комплексе с вопросами деятельности государственных органов по дальнейшему укреплению воинской дисциплины и правопорядка в частях и соединениях Красной армии;

— проблема не стала предметом комплексных исследований: не было издано ни одной крупной монографии, не защищено диссертации, хотя бы на уровне кандидатской, не говоря уже о докторской.

Третий период — вторая половина 80-х – 1991 гг. В условиях углубления кризиса в СССР, с утверждением ЦК КПСС курса на расширение гласности, подразумевавшего пересмотр истории Советского государства, деятельности правящей коммунистической партии по многим ключевым проблемам, произошли серьезные перемены в исторической науке. Ее дальнейшее развитие стало обусловливаться рядом существенных обстоятельств.

Во-первых, нарушилось монопольное единство взглядов на основные проблемы истории, появился плюрализм мнений. Вначале все это происходило в рамках марксизма-ленинизма, но постепенно процесс стал выходить за них. Сформировалась устойчивая тенденция пересмотра концепции развития Советского государства в 1920 – 1980-е гг. В эпицентре оказались проблемы переосмысления не только культа личности Сталина, но и того, как преодолевались его последствия, какие здесь имелись откаты назад и почему[233].

Во-вторых, в условиях гласности ученые получили доступ к уникальным рассекреченным архивным документам[234]. Однако в данных публикациях непререкаем оставался и политический облик Ленина, других руководителей партии большевиков. Да и сам процесс рассекречивания архивных документов происходил медленно. В частности, медленно наращивалась источниковая база, которая позволяла бы критиковать некоторые позиции ленинизма, а также и практику ЦК РКП (б) в годы Гражданской войны в качестве правящей партии не с позиций политграмоты, подобно отдельным публицистам тех лет, а с научных подходов.

Правда, в 1989 г. в «Известиях ЦК КПСС» опубликовали циркулярное секретное письмо в форме постановления Оргбюро ЦК РКП (б) о политике по отношению к казачеству[235]. Тот самый теперь широко печально известный документ, давший толчок античеловечной политике «расказачивания» в годы Гражданской войны. Он заставил непредвзятых историков взглянуть на деяния РКП (б) как правящей партии в годы Гражданской войны под более критичным углом зрения. Но в основе своей, образ Ленина как человека и политического деятеля, а также и большинства его соратников был непререкаем. Следовательно, и публикации документов, связанных с именем основателя Советского государства, не претерпели особых изменений.

Причем, здесь наблюдался оригинальный парадокс: предмет публикаций документов являлся принципиально новым для советской науки, а позиции Ленина трактовались почти без изменений, в ключе, утвердившимся в советской науке ранее. Так, в 1989 – 1990 гг. в журнале «Вопросы истории КПСС» были опубликованы изъятые из архива пометки Ленина на первом томе книги Деникина «Очерки Русской Смуты»[236].

Уже сам интерес к личности генерала Деникина, крупного деятеля Белого движения, для периода перестройки симптоматичен. Однако редакция журнала «Вопросы истории КПСС» не захотела сделать достаточно критического разбора ленинского документа, коим являются его пометки на знаменитой, но тогда в СССР изрядно подзабытой книге вождя Белого движения. Подзабытой, кстати, благодаря стараниям официальных идеологов ЦК КПСС, которые поместили неординарный труд генерала Деникина на многие годы в печально известный спецхран библиотеки им. В.И. Ленина[237].

И, наконец, нельзя не отметить, что в годы перестройки не было издано ни одного специализированного сборника документов по Гражданской войне.

В-третьих, к концу периода появились публикации ярко выраженной антикоммунистической направленности. На уровне, главным образом, публицистическом и научно-популярном, развернулась антиленинская компания. Объективность, безусловная точность в передаче фактов, опора на доказательство через факты, честность и профессионализм авторов присутствовали здесь не всегда.

В-четвертых, правящая коммунистическая партия, пусть в несколько смягченных формах, но по-прежнему пыталась задавать историкам, специализирующимся на проблемах Гражданской войны, априорные схемы исследования. Наглядная иллюстрация тому — доклад генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева на торжественном заседании по случаю 70-летия Великой Октябрьской социалистической революции. В нем, хотя и по-новому, но формулировались оценки периода Гражданской войны[238], на которые историкам следовало ориентироваться в исследованиях. Не случайно, во многих диссертациях, защищенных в период перестройки, ссылки на данный труд Горбачева, выполненный им в качестве все еще имевшего неограниченную власть генерального секретаря ЦК КПСС, являлись обязательными [239].

В-пятых, в годы перестройки не было достаточного количества археографических публикаций, а также работ, в которых бы проводилось источниковедческое осмысление материалов, имеющих отношение к рассматриваемой теме. Документы времен Гражданской войны, пусть даже ранее и неизвестные широким кругам общественности, эпизодически появлявшиеся в советской периодике, слабо обрабатывались археографически. Не отличались глубиной анализа и отдельные научные статьи источниковедческого плана, в которых авторы предпринимали попытку осветить, оставаясь, в основном, на старых методологических позициях, новые документы периода Гражданской войны[240].

В-шестых, в общем массиве научных трудов по проблемам Гражданской войны пока что большую долю занимали работы, выполненные в историко-партийном ключе[241]. Но наметилась тенденция вытеснения их трудами в ключе исследования проблем отечественной истории[242].

В-седьмых, рассматриваемая тема не находит подробного историографического осмысления. Правда, вышла в свет монография В.В. Рыбникова[243], в которой рассматриваемая тема анализируется (в историко-партийном ключе) с позиций историографического анализа в комплексе с другими проблемами истории Гражданской войны.

В-восьмых, несмотря на появление и укрепление тенденции повышенного интереса исследователей к проблемам Белого движения, публикацию в данной связи ряда трудов[244], издания некоторых мемуарных произведений белых[245], нет достаточно серьезных оснований утверждать, что тема укрепления морального духа Белой армии получила научную разработку. Объектом исследования по-прежнему являлась Красная армия.

В-девятых, в рамках трудов по партийно-политической работе сузилась проблематика освещения опыта Гражданской войны. Следовательно, и рассматриваемая тема тоже не получила достаточной научной разработки.

Проблема монографии в историографии периода перестройки нашла опосредованное и достаточно краткое выражение в ряде работ по общим проблемам Гражданской войны[246]. Причем, одни авторы осветили тему в комплексе с показом борьбы органов военного управления за повышение уровня морально-психологического состояния личного состава в период оборонительных и наступательных операции Красной армии[247]. Другие же авторы показывают силу чувства советского патриотизма и пролетарского интернационализма бойцов и командиров РККА, которые, в отличие от белых, знают, за какие идеалы борются[248]. Однако подробный анализ состояния морального духа бойцов и командиров в таких трудах отсутствует.

Заслуживает внимания и работа В.П. Бокарева, посвященная выявлению роли и места VIII съезда РКП (б) в истории нашей страны, ее Вооруженных сил. Труд военного историка примечателен тем, что в нем показан, какой силы импульс дал VIII съезд РКП (б) борьбе с партизанщиной в Красной армии. Автор, однако, робко в своем исследовании внедряет новые подходы, которые тогда обозначились в исторической науке. Это стало возможным еще и потому, что Бокарев сковал себя в выполнении работы форматом традиционного историко-партийного исследования[249].

Примечательное явление — диссертационные исследования лагеря контрреволюции, в которых нашла под новым углом зрения отражение, правда довольно фрагментарное, и рассматриваемая в монографии применительно к Белой армии тема[250]. Но по-прежнему приоритетной оставалась тема исторического опыта Советского государства в годы Гражданской войны[251].

Между тем, поистине новым моментом стала защита диссертаций, в которых исследовались исторические персоналии крупных советских политических и военных деятелей времен Гражданской войны. Причем, диссертации были очищены от сталинских и постсталинских оценок крупных фигурантов отечественной истории из лагеря большевиков в 1917 – 1920 гг.[252]. Да и сам Сталин, как военно-политический деятель того времени, исследовался под новым углом зрения[253]. Впервые в советской историографии была защищена кандидатская диссертация по исторической персоналии Троцкого изучаемого мною периода[254].

Контент-анализ и факторный анализ диссертаций по историческим персоналиям, указанным в подстрочном примечании, привел к следующему заключению. Более чем в 80% текста соискатели заостряют свое внимание на деятельности крупных большевистских военно-политических деятелей именно в сфере воинской дисциплины и правопорядка[255]. А в этих 80% около 40% текста несут семантические единицы, показывающие значимость патриотического воспитания бойцов и командиров РККА для укрепления морального духа войск. Но в анализируемых диссертациях нет в прямой постановке проблем, связанных с темой данной монографии.

Таким образом, давая общую оценку литературы и защищенных научных квалификационных работ периода перестройки, приходится констатировать: в это время не выполнялось ни одного комплексного исследования на уровне монографии или хотя бы кандидатской диссертации (не говоря уж о докторской), где бы анализировалось состояние морального духа красных и белых комбатантов в 1917 – 1920 гг.

В то же время, появились новые подходы к изучению темы. Их суть сводится к тому, что историки стали более критично оценивать деятельность правящей партии большевиков в годы Гражданской войны по укреплению морального духа войск, воспитательной работы с личным составом частей и подразделений.

Следовательно, предпринимались попытки под критическим углом зрения осветить и проблему, которой посвящена настоящая научная работа. Тем более, все это осуществлялось на уровне выполнения и защиты диссертаций, что свидетельствует об определенном качественном скачке в советской исторической науке.

Примечательная тенденция — постепенное вытеснение из исследовательского поля трудов, выполненных в сугубо историко-партийном ключе.

В целом, историография рассматриваемой проблемы — историография зачаточных тенденций, нереализованных планов. Впрочем, как и вся горбачевская перестройка.

Анализ степени разработки научной проблемы на третьем историографическом этапе — вторая половина 1950-х — 1991 гг. советской историографии, позволил выявить основные историографические тенденции развития.

1. «Синусоидальное» развитие историографии:

— попытки приближения к исторической правде в годы хрущевской «оттепели» (вторая половина 50-х — первая половина 60-х гг. XX);

— серьезный откат назад на фоне реанимации сталинских подходов, пусть и несколько модернизированных, в руководстве исторической наукой (вторая половина 1960-х — первая половина 1980-х гг.);

— новый поворот к максимальному приближению к исторической правде, детерминированный позитивными тенденциями горбачевской перестройки.

Поистине, «то взлет, то посадка»….

2. Гибкая реакция выпускаемой в свет литературы, вводимых в научный оборот источников, защищаемых диссертаций на изменения политической конъюнктуры. При этом остается неизменным сущностный стержень содержания указанных выше трудов — чрезмерная идеологизация, политизация, подгонка фактографии и фактологии под априорные схемы, в рамках которых выполняется социальный заказ правящего политического режима. Причем, попытки вырваться из такой схемы, предпринимаемые на протяжении более тридцати лет, оказались, в конечном итоге, неудачными.

3. Невозможность использования огромного массива архивных документов, проходивших по разряду секретных или совершенно секретных материалов (даже в период горбачевской перестройки). Такое не позволяло реконструировать события в максимальном приближении к исторической правде. Использование же архивных документов, разрешенных к введению в научный оборот официальными идеологами ЦК КПСС, проводилось, как правило, иллюстративным методом либо методом цитирования с последующим комментированием в соответствии с априорными оценками и идеологическими установками, выработанными в недрах центральных идеологических учреждений правящей коммунистической партии.

4. Критический аспект рассматриваемой проблемы выражен крайне слабо.

5. Изучение темы не в рамках предмета самостоятельного научного осмысления, а в рамках крупных обобщающих трудов по истории Гражданской войны (правда, в основном, в постановочном, декларативном плане). Особенно много внимания изучаемой теме уделено (в комплексе с проблемами политического воспитания, укрепления морального духа красных войск, воинской дисциплины и правопорядка) в трудах о партийно-политической работе в Красной армии в годы Гражданской войны. Внутри же проблематики рассматриваемая тема нашла большее отражение в публикациях об идеологической, политико-воспитательной работе с красноармейцами, нежели в трудах об организационно-партийной работе.

6. Отсутствие специального комплексного исследования изучаемой проблемы на уровне монографии, докторской и даже кандидатской диссертации.

7. Недостаточно глубокое проникновение в историю изучения темы. Она не нашла отражения ни в крупных обобщающих статьях историографического плана, ни в монографиях, ни в кандидатских диссертациях.

Постсоветская историография проблемы (с 1992 г.) носит, в силу ее молодости, неустойчивый и динамичный характер. На нее влияют, самым непосредственным образом, радикальные изменения в конкретно-исторической обстановке, в которой развивается наше Отечество с начало 90-х гг. XX в. Сегодня, с дистанции времени (более чем десять лет), можно утверждать: в постсоветской исторической науке в сфере изучения истории Гражданской войны появились качественно новые явления.

Во-первых, примерно к 1992 г. завершился, в основном, процесс разрушения старых концепций. Разрыв с прошлым стал историографическим фактом. Утверждаются (причем в жестокой борьбе старого и нового) принципы объективности, историзма, компаративизма. Благодаря этому, из научного оборота вытесняются агитационно-пропагандистские публикации, лживые работы о Сталине, его произведениях, слащавые книги о Ленине и об отдельных ленинских работах, различные подобного рода научно-популярные издания. В них, как правило, история толковалась упрощенно на базе не оригинальных фактов, а извлеченных из других книг. Данные труды не имеют научной ценности.

Во-вторых, качественно изменилась источниковая база исследований, главным образом после рассекречивания громадного количества документов, отложенных в архивах. Архивные документы, кроме всемерного облегчения допуска к ним исследователей, вводились в научный оборот и путем публикации в научных изданиях.

Причем, они публиковались без цензурных купюр по идеологическим и политическим мотивам[256]. Вновь введенные в научный оборот источники стали в исторической науке предметом источниковедческого исследования[257]. Но, с точки зрения археографии, нельзя не констатировать и того, что в периодике (особенно ненаучной) публикуются документы, слабо обработанные в археографическом отношении. В публикациях присутствуют элементы эклектики, когда, например, выдержки из мемуаров помещаются рядом с архивными документами.

В-третьих, в 90-е гг. прошлого века издавались мемуары участников Белого движения. Это, главным образом, советские публикации 1920-х гг. Есть и переиздания оригиналов из литературы русского зарубежья[258]. Но в них отсутствует редакционный комментарий, научно-справочный аппарат. Не все публикации отличаются и полнотой. Так, в постсоветский период знаменитое произведение Р.Гуля «Ледяной поход» печаталось не менее пяти раз, и его тираж составил не менее 550 тыс. экз. Однако в них воспроизведен текст, идентичный советскому изданию данной работы 20-х гг. ушедшего века, несмотря на то, что есть более полный текст, обнародованный самим автором в 1980-е гг. в нью-йоркском «Новом журнале»[259].

В-четвертых, стали возможны тесные контакты отечественных и зарубежных ученых, что уже сказалось положительно на состоянии научной разработки моей проблемы. Итоги таких рабочих контактов нашли отражение в ряде небезынтересных публикаций[260]. Например, вышел в свет сборник «Гражданская война: перекресток мнений»[261], на страницах которого российские и зарубежные историки впервые открыто дискутировали по наиболее сложным проблемам истории Гражданской войны в России, а не вели жестокую заочную полемику, как в советское время, в том числе и по проблемам Белого движения. Подобное можно расценивать как повод для осторожного оптимизма в оценке перспектив дальнейшего международного сотрудничества историков.

В-пятых, наряду с творческим поиском, наблюдаются и поверхностные подходы. В отдельных работах, где внешне соблюдается новизна проблемы[262], но, в то же время, под общее и очевидное подгоняются факты. В таких трудах проводится слабый анализ, появляются обобщения, которые сводятся к подведению суммы фактов к общеизвестному постулату. Погоня за ложной актуальностью приводит к появлению откровенно слабых статей.

Появились и работы, которые иначе как дилетантскими не назовешь. Особенно в публицистике, где огульно очерняются Вооруженные силы нашей страны. Вышли в свет и работы, которые иначе как дилетантскими не назовешь. Так, в одной статье серьезно, но без серьезных доказательств, утверждается, что в годы Гражданской войны погибло 38 (!) млн. человек[263]. Хотя известно, что население России уменьшилось за 1917 – 1922 гг. примерно на 13 млн человек[264]. Все это, по моему разумению, обратная сторона творческой свободы, появившейся у историков сегодня.

В-шестых, в исследовании истории Гражданской войны произошла существенная смена приоритетов: предметом пристального изучения стало Белое движение, а противники, в первую очередь, красные, отошли на второй план. В 1990-х гг. в России издано не менее 30 монографий и учебных пособий, несколько журналов и альманахов, десятки сборников документов и материалов, а также значительное число иных документальных публикаций, защищено около 10 докторских и 30 кандидатских диссертаций, посвященных истории антибольшевистского и Белого движения[265].

Исходя из такой статистики, думается, можно согласиться с современным историком В.И. Голдиным, подвергшим критике утверждение И.В. Михайлова о том, что «белое движение сегодня больше обсуждают, чем изучают»[266]. Здесь есть объяснение:

— рухнул советский политический режим, к власти пришли антикоммунистические силы; российская контрреволюция, сведенная, несмотря на свое «многоцветие», сведенная, в конечном итоге, к Белому движению и иностранной интервенции, долгие годы являлась в советской исторической науке предметом, по образному выражению В.И.Голдина, «не изучения, а главным образом обличения»[267];

— источниковедческий фактор — появление реальной возможности использовать богатый и огромный пласт ранее недоступных архивных документов и материалов.

В-седьмых, тема Гражданской войны стала предметом для научных трудов историографического характера[268]. Отдельно стоит отметить работу В.И.Голдина, на которую я уже не раз ссылался.

Ученый сумел охватить большинство сколько-нибудь значимых работ последнего периода, изложить и прокомментировать их проблематику, основные подходы и выводы. Ему удалось охарактеризивать основные тенденции новейшей отечественной, а во многом и зарубежной историографии, выделить основные причины Гражданской войны, показать новые концеп­ции и современные подходы к проблеме движущих сил, социальных групп, интервенции, антибольшевистскому движению, итогам и последствиям войны.

Особенно следует отметить, что Голдин подчеркнул отличия новейшей отечественной историографии от советской. Если последняя трактовала Гражданскую войну с позиций героизма защитников советской власти, то уже с конца 1980-х гг. стали имитироваться ее трагизм, братоубийственный характер. От апологии классового подхода и «ленинской концепции» исследователи перешли к идеологическому и методологическому плюрализму, от истории преимущественно советской, «красной» — к истории противников большевиков[269].

В целом, книга Голдина очень полезна не только для любого исследователя, но и просто интеллигентного человека, интере­сующегося периодом Гражданской войны. Она не только знакомит с массивом новейшей ли­тературы, но фиксирует современный уровень разработки соответствующих проблем, дает представление об основных подходах и выво­дах, обозначает ряд дискуссионных вопросов и неисследованных сюжетов.

Однако проблема, которой посвящено настоящее монографическое сочинение, не нашла пока что достаточно полного историографического осмысления. Относительно того, как она решалась в Красной армии, следует подчеркнуть: исследователи пытаются рассматривать ее в компаративном ключе, сквозь призму противостояния красных и белых[270]. В частности, данная тенденция нашла рельефное отражение в ряде постсоветских учебных изданий[271]. Будучи автором или соавтором учебных пособий, я также придерживался компаративного ключа в их написании. Разумеется, исходя из норм элементарной научной этики, не даю своим публикациям оценку, ограничиваясь ссылкой на них в качестве историографического факта[272].

Но в учебных изданиях тема раскрывается исключительно обобщенно, что вполне естественно. Поэтому отдельного анализа заслуживают некоторые научные публикации.

Санкт-Петербургский ученый С.Н. Полторак посвятил монографию и докторскую диссертацию довольно сложной проблеме: воины-интернационалисты в рядах Красной армии[273]. Труды отличаются уникальностью. Они выполнены в самом начале периода смены парадигм в отечественной исторической науке.

И удивительно, как смог автор литературных артефактов, упомянутых выше, предугадать некоторые подходы уже тогда, в 1992 году. Ведь сегодня, более чем десять лет спустя, подобные подходы фактически утвердились в научных исторических исследованиях. Характерно, что в период ожесточенной полемики о дальнейших путях развития отечественной исторической науки в 1992 г., Сергей Николаевич Полторак не позволил резких оценок с элементами нигилизма по отношению к наработкам предшественников, творивших в советское время. Оценочные суждения ученого взвешенны, но критичны (не надо путать с критиканством — Г.И.).

В своих трудах Полторак использовал документы 56(!) центральных и местных архивов России, Украины и Беларуси. Данное обстоятельство, естественно, значительно повысило научную значимость его научных работ.

Поистине украшением монографии и диссертации Сергея Николаевича стали фрагменты о концепции мировой революции, которую разработали Ленин и Троцкий. Много внимания автор уделяет анализу морального духа интернациональных формирований в составе РККА. Именно здесь можно почерпнуть и материал, в основном, опосредованный, и о моральном духе бойцов и командиров РККА.

Д.А. Волкогонов через политические портреты Троцкого и Ленина, нарисованные ученым на базе уникального архивного материала, впервые тогда введенного им в научный оборот (правда, зачастую в упаковке из политизированных эмоций, с обличительным тоном)[274], ярко раскрывает ту вакханалию репрессий в Красной армии, идеологами и организаторами которых явились два признанных большевистских вождя. Однако историк не показал, какие положительные аспекты имелись в деле укрепления морального духа Красной армии. Ученый упустил из виду, что данный процесс строился не только на репрессиях.

В целом, материал носит у Волкогонова эпизодический характер, а многие фрагменты страдают односторонностью, почти отсутствует взвешенный (без эмоций) анализ. Тем не менее, данные научные сочинения и сегодня представляют повышенный интерес.

М. А. Молодцыгин в своей монографии[275] сосредоточил исследовательские усилия на очерке истории начального периода советского военного строительства. Раскрыт процесс большевизации старой армии как путь к созданию новой. Отдельные фрагменты книги отличаются не только дискуссионным, но и полемическим стилем изложения материала, особенно, при анализе деятельности Троцкого в качестве наркомвоена. Однако в монографии иногда проскальзывает излишняя категоричность автора в оценках.

Подобного недостатка М.А. Молодцыгин избежал в другой своей статье, размещенной в Интернете[276]. В ней дан глубокий анализ социального и национального состава Красной армии в годы Гражданской войны. Именно здесь имеются некоторые отрывочные опосредованные фрагменты, из которых можно понять, что национальный и социальный состав Красной армии имел прямое отношение, в том числе и к состоянию морального духа бойцов и командиров РККА.