double arrow

ВСЕОБЩАЯ ИСТОРИЯ 3 страница

И последователи, и критики исторической школы, обратившись к специальным историко-юридическим исследованиям, в кратчайшее время завершили превращение всеобщей истории права в специаль­ную научную дисциплину.

Развитие научной истории государства и права в XIX в.

С оживлением внимания к национальным историям правового развития, к историческому изучению права древ­них народов, прежде всего Древнего Рима, в науке Европы развер­нулась специальная работа по критическому исследованию памят­ников древнего права. В первой половине XIX в. начинаются фунда­ментальные издания исторических источников, вначале главным об­разом памятников древнего права: «Памятники германской истории» (с 1826 г., свыше 100 томов), «Неизданные документы об исто­рии Франции» (с 1835 г., более 400 томов), итальянские «Памятни­ки истории отечества» (с 1836 г.), «Государственные документы Америки» (в 38 томах, 1832 — 1861) — некоторые из них продол­жаются и доныне. Германские историки Б. Нибур и К. Г. Брунс осуществили первые научные издания памятников классического римского права, в том числе знаменитых Законов XII Таблиц. Тру­ды французского археолога и языковеда Ж. Шампольона открыли историкам и правоведам путь в совершенно новый мир — египет­ской культуры и египетского права, до тех пор известных только по сведениям Библии и античных авторов. История государства и пра­ва удлинилась более чем на 2 тысячи лет. Еще в 1776 г. английские ученые опубликовали древнеиндийские Законы Ману. Теперь всеоб­щая история государства и права расширялась и географически: Персия, Индия, древний и новый Китай. Первым подлинно науч­ным по приемам исследования опытом всеобщей истории государст­ва и права в духе новых концепций и требований, пожалуй, стал многотомный труд французского историка и государственного деяте­ля К. Э. Пасторе «История законодательства» (в 11 тт. 1817 — 1837). Исследование было неокончено и доведено только до начала римской эпохи, но в нем впервые по-новому освещалась история права древних народов, даже его отдельных отраслей. Другим, более протяженным по исследованному времени трудом стал «Трактат о законодательстве» (в 4 т. 1827) французского литератора-правоведа Ш. Ф. Конта. Специальные работы появились по истории наследст­венного права, по истории брачно-семейного права.

История права в то время была обособлена от изучения истори­ческих форм государственной организации. Второму большее вни­мание уделяли юристы-государствоведы. Под влиянием социальной философии Гегеля и его школы, где государство ставилось на первое место среди причин эволюции юридических институтов, в трудах государствоведов исторический элемент изучения становился все бо­лее важным: именно в истории постепенно проявляется значение го­сударственной власти в обществе. Правда, иногда история форм го­сударства не отделялась от истории воззрений на государство — все это традиционно называлось историческим государственным правом. В русле такой школы возникли историко-государственные труды Ф. Виелькера и Р. Моля в Германии, К. Блюнчли в Швейцарии. Со­гласно концепции Р. Моля, например, новейшему государству, «ос­нованному на идее права», предшествуют исторически: (1) патриар­хальное, (2) теократическое, (3) патримониальное, или феодально-ленное, (4) классическое античное, (5) деспотическое государство; причем форма осуществления власти (монархия, демократия) несу­щественна — главное, насколько государство воспринимает свои за­дачи по обеспечению прав своих граждан.

Социологическое направление историографии

В первой половине XIX в. под влиянием общей исторической науки и быстро развивающейся тогда политической экономии в историографии государства и права сформировался но­вый подход к оценке закономерностей изменений историко-юридических явлений. Согласно ему, формы государства и права живут не самостоятельной жизнью — они всецело подчинены другим, более масштабным переменам в социальной жизни народов в отношениях собственности и экономическом строе. Такой подход, зародившийся еще в английской правовой науке XVIII в., быстро развился в целое социологическое направление, с середины XIX в. за­хватившее историографию государства и права и доныне оказываю­щее большое влияние на ее оценки и выводы; так правоведы и исто­рики желали найти быстрые ответы на глубинные вопросы истории права.

Начало направления связано с французской историографией первой половины XIX в. — главным образом с трудами знаменитых историков и политиков Ф. Гизо, О. Тьерри, Ж. Мишле. В своих ис­следованиях по истории становления национальных государств в Европе, по истории Французской революции XVIII в. они стреми­лись показать влияние классовой борьбы буржуазии («третьего со­словия») с дворянством на изменения форм государства, на право­вую политику власти, а в конце концов и на вообще крушение ста­рого и формирование нового правопорядка в Европе. Это была уже вполне отчетливая идея классовой борьбы в истории как определяющего фактора развития права и государственной органи­зации.

Эта идея классовой борьбы стала основополагающей для соци­альной философии и историко-юридической концепции марксизма, сложившегося в 1840-е г. под мощным воздействием социалистиче­ской идеологии. В трудах основателей школы — немецкого эконо­миста и философа К. Маркса, публициста и общественного деятеля Ф. Энгельса, — а также их ближайших научных последователей Ф. Лассаля, Ф. Меринга, П. Лафарга, К. Каутского и других роль классовой борьбы была представлена уже как главный фактор всех перемен в мировой истории, включая изменения государственных форм, правовых институтов, культуры и даже идеологии. В работе «Немецкая идеология» (1843) Маркс и Энгельс впервые в закончен­ном виде обосновали свой вывод о том, что государство есть лишь форма организации экономически господствующего в данный мо­мент в обществе класса. Позднее так же будет расценено и право: как возведенная в закон воля господствующего класса. Само проис­хождение государства и права, как попытается обосновать Ф. Эн­гельс в специальной работе «Происхождение семьи, частной собст­венности и государства» (1884), написанной по очень условным дан­ным американского этнографа Г, Моргана, связано с образованием классов в обществе и необходимостью политически оформить господство одной части общества над другой; право станет инструмен­том этого господства. Согласно марксистской концепции, государст­венная организация и правовые институты в истории не самостоя­тельны, они следуют изменениям в отношениях собственности и в экономическом строе, образуя вместе с ними целенаправленный ряд общественно-экономических формаций; итогом этого общественно-исторического процесса должно стать наступле­ние коммунизма с отмиранием государства и права.

Марксизм был лишь крайним воплощением социологического подхода к истории государства и права. Однако и другие исследова­тели стали рассматривать юридические явления только как продол­жение экономического строя. Так, английский историк права Ф. В. Мэтланд полагал, что экономические отношения — «основа, из ко­торой развиваются все государственные учреждения, правовые воз­зрения, искусство и даже религиозные представления».

Сравнительно-историческая школа

Развитие в середине XIX в. науки социологии, а затем появление сравнительно-исторического метода (см. § 1) изменили исследовательские задачи историографии всеобщей исто­рии права. Правоведы и историки стали искать общие пути разви­тия правовых и государственных систем разных народов и таким пу­тем устанавливать общие закономерности перемен историко-юридических институтов. Всеобщая история государства и права стала по­ниматься только как сравнительная история: то, что одинаково у разных народов, — это предмет всеобщей истории права, то, что различно, — узконациональной.

Из всеобщей истории права стали выделять особую историче­скую, сравнительную этнологию, которая должна была установить происхождение государства и права у всех народов земли. Это про­исхождение должно быть единым, потому что, как замечал один из основателей этого направления немецкий историк и правовед А. Г. Пост в «Очерках по всеобщей сравнительной истории государства и права» (1878), в самые различные эпохи у разных народов проявля­ется замечательное согласие в юридических обычаях и институтах и по новым данным истории и этнографии «становится возможным от­крыть общую историю развития человеческого права». Сравнитель­ная история сделала важные наблюдения не только о тождестве юридических институтов у разных народов в разное время, но и о влиянии развития государства и права одних народов на другие, о возможном существовании когда-то единого права и общего государ­ственного строя у многих индоевропейских народов, позднее распав­шихся на отдельные системы. Примеры такого исследования всеоб­щей истории государства и права дали работы известного английско­го правоведа и историка Г. Мэна, посвященные праву древних наро­дов и древнейшим формам государственности.

Большой вклад в сравнительно-исторические исследования права внесли также работы французского правоведа Р. Дарреста. В его ис­следовании всеобщая история права включила в себя правовые сис­темы древней Скандинавии, славянских народов даже до XIX в., кавказских народов, Венгрии, Персии. По его инициативе было на­чато издание общеевропейского по значению «Журнала истории французского и зарубежного права», выходившего десятилетия.

Сравнительно-историческая школа, конечно, не исчерпывала всех направлений историко-правового изучения во второй половине XIX — начале XX в., но она была определяющей в Европе. Класси­ческая юридическая школа исследования истории права также озна­меновалась важными новыми трудами и концепциями. Знаменитый немецкий историк Т. Моммзен, помимо известной «Истории Рима» (в 4 т.), опубликовал обширные собрания памятников римской исто­рии, в том числе надписей, которые вводили ученых в многовеко­вую, не только литературную, но реально правовую жизнь древнего римского общества. Его перу также принадлежат доныне классиче­ские труды по римскому государственному и римскому уголовному праву. Своеобразием концепционного взгляда на историю государст­венных и правовых институтов отличался труд О. Гирке по право­вой истории германских народов. Согласно общей идее, вся история права есть установление и развитие традиций «товарищественности», в которой находят согласие и идея свободы личности, и инте­ресы государства и общества. В трудах европейски знаменитого гер­манского правоведа Р. Иеринга на основе исследований тысячелет­него взаимодействия римского права с правовыми системами других народов была раскритикована позиция исторической школы права на развитие права как тихий и безмятежный процесс: за утвержде­ние новых правовых принципов, выделял Иеринг, идет настоящая политическая и идейная борьба. О влиянии на развитие форм госу­дарства международных отношений, военного давления на страну в истории писал в своих исследованиях О. Хинтце.

Изучение истории государства и права в России

В дореволюционной России всеобщая историография государства и права существовала по преимуществу в виде двух параллельных дисциплин: сравнительного (или сравнительно-исторического) государствоведения и всеобщей истории права. Кроме этого, в курсах по специальным юридическим дисциплинам большое место занимали исторические сведения о законодательстве разных стран и отдельных юридических институтах. Первым обстоятельным обзором всеобщей истории законодательства в связи с философией права стал 2-й том «Энциклопедии законоведения» К. А. Неволима (1840). История законов от древности до XIX в. была представлена в духе философии Гегеля, как раскрытие духа правды.

Всеобщая история государственных учреждений не рассматрива­лась как предмет с самостоятельными познавательными задачами: в истории государственного строя важнейших государств следовало видеть не более чем предпосылки современного конституционного правопорядка. Исторически значимым представлялось только то, что содействовало поступательному движению конституционных уч­реждений. Такую цель, например, ставил в обширном историческом очерке к «Государственному праву важнейших европейских держав» (1886) один из самых известных государствоведов А. Д. Градовский.

Одной из самых первых попыток создать специальный сводный курс всеобщей истории права был труд М. Н. Капустина «История права» (1872). В нем, однако, был дан обзор преимущественно древ­него законодательства, хотя и под влиянием сравнительно-истори­ческого метода. Активным сторонником сравнительно-исторических исследований государства и права выступил знаменитый русский ученый, социолог и правовед, академик М. М. Ковалевский. Им был создан целый ряд трудов не только по истории государственных учреждений и политических институтов отдельных стран Европы, но и комплексные работы по истории всего современного государст­венного порядка. Для трудов Ковалевского, как и других ученых на­чала XX в., было характерно то, что историю государственных и правовых институтов они не разделяли с историей идеологии, счи­тая ее важным фактором изменений и реформ в праве. Поэтому, на­пример, «Всеобщая история права» (в 4 вып., 1907) В. Г. Щеглова стала в большей степени историей философско-правовых концеп­ций, чем историей юридических институтов и учреждений.

В послереволюционное советское время систематическое изуче­ние и исследование всеобщей истории государства и права возобно­вилось только в конце 30 — начале 40-х гг. в связи с восстановлени­ем нормального юридического и исторического образования. В 1940 г. вышли первая программа и лекции нового учебного курса, состав­ленные П. Н. Галанзой. В 1944 — 1947 гг. коллективом авторов был опубликован первый в России (и в СССР) курс всеобщей истории государства и права в 4 томах. Советская историография государст­ва и права, как и вся историческая и юридическая наука той поры, находилась под полным влиянием идеологии марксизма, в освеще­нии и оценке явлений истории права определяющим был социологи­ческий классовый подход, больше места в трудах отдавалось вопро­сам общественного строя, чем развитию юридических институтов. Стремлением к сравнительному изучению государства и права был отмечен учебный курс 3. М. Черниловского «Всеобщая история го­сударства и права» (1970, 4-е изд., с изм. — 1995).

Современное состояние историографии

В современной, прежде всего западной историографии государства и права трудно выделить какие-либо внутрен­ние направления; невозможны из-за обширности накопленного за два века исторического материала стали и труды в полном смысле слова по всеобщей истории. В теоретическом плане на правовую ис­ториографию более всего в XX в. повлияли концепции немецкого социолога и историка М. Вебера, которому удалось показать исклю­чительность всей западной модели права и ее институтов и несводимость всеобщей истории права к ценностям только европейской юс­тиции, и английского историка А. Тойнби, предпринявшего беспри­мерный авторский труд по всемирной истории цивилизаций («Опыт исследования истории» в 10 т. 1934 — 1957). Согласно взгляду Той­нби и его последователей, мировая история не составляет единого поступательного процесса, а есть совокупность самостоятельных в своих основах цивилизаций (их насчитана 21); исторические формы каждой — и государственные институты — присущи только ей и не переходят во времени. Важным новым приобретением, вместо соц­иологического детерминизма, стало в науке признание права само­стоятельным фактором истории «как одной из причин, а не только одного из результатов целого ряда общественных, экономических, политических, моральных и религиозных явлений»[5].

В содержательном отношении — ив научных трудах, и в препо­давании права — история государственных институтов разделена с собственно историей права (которую в свою очередь объединяют с проблемами истории юриспруденции и правовых воззрений). Ис­тория институтов охватывает, однако, и эволюцию форм государственной организации, и правового положения классов насе­ления, и памятники законодательства (например, выдающийся по охвату материала и скрупулезности курс французского правоведа Ж. Эллюля «История институтов» в 5 т. 1969). История п р а -в а стала по преимуществу историей развития так называемого частного права (гражданского) и распространения правовых учений в законодательстве разных народов. Европейскую извест­ность здесь получили труды немецких историков X. Тиеме о влия­нии идей естественного права в Новое время, Ф. Виаккера по исто­рии правовых систем Нового времени. С 1967 г. во Франкфурте (Германия) работает специальный исследовательский институт по сравнительной истории права Нового времени, издающий несколько серий трудов: «Общее право» («Jus commune»). Примечательным опытом действительно общеевропейской истории государства и пра­ва, включая Россию, стал обширный учебный курс шведского право­веда Э. Аннерса «История европейского права» (в 2 тт. 1974 — 1980; есть сокр. рус. пер.). В целом же история права несколько ус­тупила свое значение в общей юридической науке сравнительному правоведению, которое в силу особенностей развития большинства западных систем права становилось историческим.

Проблемное исследование всеобщей истории государства и права возобладало и в современной российской историографии. История формирования современного государственного строя в связи с исто­рией политических идей представлена в многотомной, написанной коллективом ученых Института государства и права «Истории бур­жуазного конституционализма» (1983 — 1986). Опытом сравнитель­но-исторического исследования одного важного элемента политиче­ской системы общества стал труд «Институты самоуправления» (1995). Специальные исследования посвящались также истории го­сударства и права отдельных стран и исторических периодов, кото­рые шли в русле своих научных традиций.

§ 3. Становление государственной организации и права

Проблема возникновения государства и права

Происхождение государства и права в обществе вопрос более философский, чем исторический. Научные от­веты на него зависят от того, какое в целом социальное значение приписывают праву и государственной организации, от того, какое из явлений считают определяющим — государство или право. Пер­венство философского подхода определяется и двумя объективными (заключающимися в самой природе явления и путей его познания) обстоятельствами. Во-первых, формирование государства и права исторически пришлось на время самой ранней культурной жизни человечества. Как заметил английский философ Д. Локк, «государ­ственный строй повсюду предшествует летописям, и литература ре­дко появляется у народа прежде, нежели длительное существование гражданского общества при помощи других более необходимых ис­кусств не обеспечит безопасность, удобства и изобилие для народа, и люди только тогда начинают интересоваться историей основа­телей своего государства и ищут его источник, когда в их памяти уже изгладилось воспоминание о нем». Развитие государственной организации реально проявляется в возникновении или исчезнове­нии каких-то учреждений, в деятельности определенных лиц, в уси­лении или умалении их прав или обязанностей — т. е. в полити­ческом по своей исторической форме процессе. Политическая история не может не быть событийной, т. е. связанной с конкретны­ми историческими происшествиями: изданием закона или назначе­нием должностного лица. И вот об этой-то стороне жизни народов того времени, когда у них формировалось государство и право, практически не сохранилось никаких исторических известий, а в большей мере и не могло сохраниться из-за отсутствия письменной истории. Богатейшие данные современной археологии (занимаю­щейся изучением добытых в ходе раскопок древних культур матери­альных остатков прошлой жизни) могут здесь помочь очень мало.

Во-вторых, самый процесс формирования государственной ор­ганизации и, в особенности, права — это процесс, исторически неу­ловимый, растянутый на длительное время. Ни об одном известном обществе прошлого нельзя сказать, что вот, до такого-то года или числа государства у народа не было, а с такого-то числа оно существует. В еще большей мере это относится к праву. Когда и как начи­нается выделение права из обычаев первобытного общества, когда из области внешне расплывчатых дозволений или осуждений мо­рального и религиозного характера формируются нормы пра­ва, да и чем вообще отличается право от обычаев до эпохи появ­ления письменных законов — ответы на эти вопросы, наверное, ни­когда не приобретут желаемой конкретности и определенности. Все, что известно сегодня о становлении (появления из малого и наполнения по мере роста новым содержанием) государства и права из данных общей историографии, письменных памятников наибли­жайших к тем временам эпох, из, главное, данных этнографии (изучающей быт и культуру народов) с использованием сравнитель­но-исторического метода — все это не более чем историче­ская реконструкция этого процесса. Степень ее точности, вероятно, никогда нельзя будет проверить. Правильнее было бы го­ворить о наиболее типических условиях, в которых происхо­дит формирование государства и права в то время, когда первобыт­ная историческая общность людей, насчитывая несколько сот тысяч лет биологической и социальной эволюции, вступает в эпоху резко­го ускорения своего культурного развития через неолитиче­скую революцию. С этого времени можно насчитать не ме­нее шести условных стадий социальных и культурных перемен, со­провождающихся шагами по пути становления государственной ор­ганизации и права. У разных народов эти стадии приходятся на раз­ное хронологическое время истории, но содержание стадий и их по­следовательность можно считать закономерностью станов­ления государства и права.

Формирование политико-правового сообщества

Упрощенно исходной основой формирования государства и права следует считать человеческий кол­лектив с устоявшимися социально-культурными связями в нем; коллектив этот должен быть исторически длительным, т. е. история его в данной среде обитания и в сложившемся культурном облике должна насчитывать более десятка поколений, а также са­мовоспроизводящимся, не вымирающим, и в этом смысле прогрессирующим. Из того, что известно о первобытных коллекти­вах, развивавшихся в направлении государственной их организа­ции, следует, что такой коллектив должен составлять этниче­скую общность ив этом отношении быть в значительной сте­пени обособленным от других соседских коллективов. Этническая общность создавалась кровнородственными связями безусловно всех ее членов и выражалась — к началу эпохи неолита (VIII — V тыс. до н. э.) — в том, что у членов коллектива был общий язык, единый религиозный культ и связанные с ним обряды, единые приемы куль­турного обихода. Это был род — основная ячейка первобытного че­ловеческого общества.

Под влиянием неолитической революции (перехода к обработке металлов, гончарному производству, выделке тканей и в целом к со­вершенно новому уровню материальной, а затем и духовной куль­туры) род меняется в своей внутренней организации значительно более быстрыми темпами, чем это было предусмотрено его социаль­но-биологической природой. Биологическое самосохранение требует совершенно новых организационных форм жизни коллектива — та­кие формы может дать только обособление функции управления и разрешения конфликтов в коллективе. Из-за того, что люди в зна­чительно большей степени разнообразны и не равны друг другу, чем это допускается в примитивных коллективах животного мира, это обособление перерастает в традиционное наделение разных индиви­дов разными полномочиями. Они закрепляются самыми разными обстоятельствами, начиная с общего психологического признания полезности этого до самых своекорыстных личных интересов, дале­ко не чуждых и самому что ни на есть первобытному человеку.

1-я стадия эволюции этнической общности (с какой и начина­ется род как социальный коллектив) — это оформление социаль­но-биологической иерархии. На основе естественного размежева­ния в роде по поколениям в нем складываются и воспроизводятся разные как бы уровни-группы индивидов, каждый из которых вы­полняет равно важные для жизни рода дела, но влияние которых на эти общие дела и выгоду с них различно. Биологической эту иерархию можно считать потому, что старшинство возраста (связанных с ним силы, опыта, случайных обстоятельств) создано природой человека. Социальной — потому что она имеет и культурное значение и даже происхождение. Существенную роль в культурном закреплении этой иерархии, превращении ее в обще­признанный институт, покушение на стабильность которого стало рассматриваться как враждебный вызов всему роду, сыграла рели­гия: отправлением культа, безразлично, в женской или мужской вариациях, традиционно занимались старейшие и долгоживущие. На этой стадии все члены рода, этнической общности, безусловно равны друг другу в правах и обязанностях по выполнению общих дел рода (ни в коем случае нельзя применять к этому порядку тер­мин развитой политической культуры — демократия). Но в этой общности уже существуют устойчивые культурные лидеры. Роль лидера именно культурная: она может исполняться объ­ективно по качествам индивида (знахарство, военное предводитель­ство, охотничье мастерство), но может и играться, поскольку главное в восприятии лидера общностью, чтобы он умел что-то особенное и выделяющее его и был щедрым в раздаче членам рода коллективно добытого продукта.

Закрепление в коллективной жизни этой иерархии и ролевых функций лидеров (что бесповоротно происходит через два-три де­сятка поколений) характерно для 2-й стадии развития этнической общности — формирования социально-культурной иерархии. Био­логические основания разделения на старших и младших забыты, они подразумеваются, но заменены разделением на высших и низших. Правда, это разделение еще не носит имущественного характера, оно только принадлежность культуры и поэтому может уже несколько различаться у разных, даже этнически близких ро­дов. Высшие пользуются привилегиями в отправлении общих дел рода, их распределительные, религиозные или военные полномочия несомненны. В этом смысле эта стадия характеризуется устой­чивым неравенством. Попытки недовольных членов рода сгладить неравенство, устранить грани иерархии вызывают обще­ственную неприязнь и осуждение (высмеивание, организация состя­заний, особые обряды, известные у северных народов, например). Лидерство превращается в общественную функцию, существующую уже независимо от желаний отдельных своих членов, причем роль лидера вынужденно играется в род даже тогда, когда нет вполне подходящего на нее члена общности — например, женщинами.

На этой стадии в общности создается устойчивая основа для со­циально-культурных (а не чисто биологических — из-за еды и т. п.) конфликтов. По-видимому, создаются предпосылки для появления обычаев, правила которых призваны охранять целостность рода в брачной сфере и сфере межличностных отношений (столкнове­ний) — зародыш права[6]. Незыблемость иерархии охраняется глав­ным образом религией и религиозными полномочиями лидеров, а также общественным мнением. Это уже вполне общественная власть, способная принудить отдельных своих членов поступать в интересах общности вопреки личным желаниям. (Немецкий соци­олог и историк М. Вебер именно так и определил власть как воз­можность для субъекта власти осуществить свою волю даже воп­реки сопротивлению других — неважно, путем ли открытого наси­лия или использования культурного фона деятельности власти.) Но цель этой власти должна еще с абсолютностью разделяться и под­держиваться большинством, потому что никаких серьезных рычагов для узурпации, для насилия еще не существует.

И первая, и вторая стадии полностью проходят в условиях нео­лита — примерно VIII — IV тыс. до н. э. у разных народов Востока (или до I тыс. до н. э. у северных народов).

3-я стадия развития этнической общности — формирование экономически социальной иерархии. Неравенство, ставшее устойчи­вым, приводит к устойчиво неравному распределению продуктов по­требления внутри общности. На этой стадии в особенности стано­вится очевидной главная функция власти в коллективе — перераспределение продуктов, произведенных или иначе приобретенных всем коллективом. Если раньше лидер общности, присваивая все добытое родом, тут же раздавал это обратно на пиру или главам отдельных семей, то теперь общественная власть отчуж­дает часть добытого продукта, раздает его по случаям родовых праз­днеств (или чрезвычайных событий) с обещанием возвратного дара, которого требуют обычай и общественное мнение. Присвоение уже индивидуально, и это способствует началу отчуждения тех, кто от­правляет общественную власть, от коллектива. В их руках впервые отныне реальное орудие власти: накопленный продукт — то ли в чистом виде, то ли в превращенном (набор орудий, оружия, укра­шений и т. п.). На этой стадии помимо распределительно-организа­ционной возникает и вторая древнейшая функция власти: охрана установленного порядка и общих принципов. В этой стадии этниче­ская общность выступает, как правило, на этапе укрупнения в пле­мя (до этого общность могла существовать только в малом коллек­тиве: до 40 — 50 членов). Допустимы и более широкие объедине­ния. Возможность их тем больше, чем радикальнее люди группы пе­решли от собирательных видов обеспечения к оседлому земледелию или регулярному скотоводству. Ускоряет процесс накопления про­дукта в общности и тем самым отчуждение высшего эшелона иерар­хии, например, отделение ремесла, случайные обстоятельства досту­па к каким-то ценным предметам. На этой стадии уже достаточно отчетливы и грани будущего права: правила изгнания и приема чу­жаков, восстановления конфликтов поколений, соблюдения требова­ний общины, брачно-семейное право.

При благоприятных условиях переход общности в 4-ю стадию — становления надобщинных властных структур — осуществляется довольно быстро. Особая благоприятность обстоятельств играет важ­ную роль. Только при устойчивом, прогрессирующем производстве продуктов, перераспределяемом властью, при нормальном уровне демографического развития (упрощенно: только при достижении об­щностью определенного количественного показателя — в несколько тысяч членов 3-4 поколений), при соответствующих экологических условиях возможно объединение в большую племенную общность. Объединение усиливает соподчинение малых общностей-родов, вы­нуждает сделать это соподчинение организационным (в особенно­сти, соподчиняя культы отдельных родов). Лидеры-старейшины на­делены устойчивыми и конкретными функциями. Их определяют либо выборным путем, либо состязанием, но уже становится воз­можной и узурпация. Орудием этой узурпации часто становятся от­ряды юношей, которые для прохождения процедуры совершенноле­тия на время отдаются во власть религиозному или военному вож­дю. В прямом смысле слова богатство еще не влияет на доступ к власти, и стремление к власти еще не есть стремление к богатству, главное — престиж. Но участие в распределении уже важно и для самого лидера, и для тех, кто выражает ему в этом поддержку. На исходе стадии оформляются отчетливые родовые-клановые (племен­ные) структуры во главе с иерархией вождей, с религиозными сим­волами, с едиными культурными правилами и обрядами. Обще­ственная власть институализировалась (превратилась в постоянно существующее, не зависящее в принципе от воли отдель­ных членов общности установление, стабильно подчиняя всех своей воле). В это время можно говорить уже о народе, о политико-правовой его общности, из которой неминуемо выраста­ют ранние государственные формы.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: