Тема 35. Дворянская империя во второй половине XVIII В. Начало правления Екатерины II. Просвещенный абсолютизм

(4 часа)

1. Дворцовый переворот и воцарение Екатерины II.

2. «Просвещенный» абсолютизм Екатерины II.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

ОСНОВНАЯ

1. Белявский М.Т. Крестьянский вопрос в России накануне восстания Е.И.Пугачева. – М., 1965.
2. Брикнер А. история Екатерины II.- М., 1991.
3. Каменский А.Б. Под сенью Екатерины. – М., 1992.
4. Милюков П.Н. Очерки истории русской культуры. – М., 1995.
5. Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины II. – М., 1993.
6. Павленко Н.И. Екатерина Великая. – М.. 1999.

1. Первые два-три года царствования Екатерины II заслуживают специального рассмотрения по двум причинам: в эти годы импе­ратрица разбирала «завалы», оставленные предшествующими цар­ствованиями, а с другой стороны, в эти же годы выявились зачатки новой политики, получившей название просвещенного абсолютизма.

Спустя семь лет после переворота, когда положение Екатерины на троне стало достаточно прочным и, казалось, ничто ей не грозило, она мрачными красками обрисовала положение страны в год, когда заняла престол: финансы находились в запущенном состоянии, отсутствовали даже сметы доходов и расходов, армия не получала жалованье, флот гнил, крепости разрушались, повсюду народ стонал от произвола и лихоимства приказных служителей, повсюду царил неправый суд, тюрьмы были переполнены ко­лодниками, в неповиновении находились 49 тыс. приписных к уральским заводам крестьян, а помещичьих и монастырских кресть­ян в Европейской России —150 тыс.

Рисуя столь безотрадную картину, императрица, конечно же, сгустила краски, но во многом она соответствовала действитель­ности. Более того, Екатерина умолчала о двух главных своих бедах, несколько лет лишавших ее покоя: первая состояла в насильствен­ном овладении престолом, права на который у нее отсутствовали совершенно; вторая беда — это наличие трех законных претенден­тов на престол в лице двух свергнутых императоров и наследника — сына Павла Петровича.

От свергнутого супруга удалось избавиться — через восемь дней после переворота его лишили жизни гвардейцы, приставленные для охраны. Сын Павел серьезной угрозы не представлял, поскольку он не имел опоры ни в гвардии, ни при дворе, ни среди вельмож. Самым опасным претендентом Екатерина справедливо считала томившегося в Шлиссельбургской крепости 22-летнего Иоанна Антоновича. Не случайно императрица вскоре после воцарения пожелала на него взглянуть. Он выглядел физически здоровым, но многолетняя жизнь в полной изоляции нанесла невосполнимый урон — он оказался умственно неразвитым и косноязычным моло­дым человеком. Екатерина несколько успокоилась, но полной уверенности, что имя Иоанна Антоновича не станет знаменем борьбы против нее, не обрела и, как показали последующие события, была совершенно права.

Екатерина, кроме того, не упомянула о внешнеполитическом наследии, полученном от супруга: разрыв с союзниками по Семилетней войне, заключение союза со вчерашним неприятелем Фридрихом II, передача в его распоряжение корпуса Чернышева и подготовка к войне с Данией.

Проще и выгоднее всего для Екатерины было дезавуировать внешнеполитические акции Петра III — они были крайне непопу­лярны как в обществе, так и в действующей армии и особенно в гвардейских полках, по повелению императора готовившихся к походу против Дании. Однако отказ от внешнеполитического курса супруга был неполным: Екатерина не пожелала пребывать в лагере союзников, чтобы продолжать Семилетнюю войну, но к радости изнеженных гвардейцев отменила датский поход и отозвала корпус Захара Чернышева. Не разорвала она и союза с Фридрихом II, поскольку имела виды на благожелательное отношение прусского короля к судьбам трона Речи Посполитой, где ожидали скорой смерти Августа III, а также Курляндии, где императрица намерева­лась вернуть герцогскую корону Бирону.

Сложнее обстояло дело с решением внутриполитических задач. Именно в этой сфере от императрицы требовалось проявить максимум осторожности, предусмотрительности, умения лави­ровать и даже действовать вопреки своим убеждениям. Этими качествами она обладала в полной мере. Начнем с того, что переворот Екатерины в отличие от переворота Елизаветы Петровны не- сопровождался сменой вельмож: сохранили свои посты канцлер МИ. Воронцов, генерал-прокурор А.И. Глебов, обласкан был Мчпих, находившийся в свите Петра III и дававший ему советы, как эффективнее бороться с супругой, а также генерал П.А. Румян­цев, назначенный императором главнокомандующим русскими вой­сками в войне с Данией, и др.

Двух заслуженных вельмож — Якова Петровича Шаховского, отравленного в отставку Петром III с поста генерал-прокурора, и канцлера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, лишенного чинов и таний и отправленного в ссылку в деревню Елизаветой Петров­ной,— Екатерина велела вернуть ко двору. Тем самым Екатерина демонстрировала намерение осуществлять внутреннюю политику кадрами, унаследованными от супруга.

Преемственность политики в отношении дворян императрица подтвердила указом 3 июля 1762 г., повелевавшим крестьянам находиться в таком же беспрекословном повиновении помещикам, как и прежде. Заметим, личные воззрения Екатерины на крепостное Прано вступали в вопиющее противоречие с ее законодательством, И с практическими мерами, не ослаблявшими, а усиливавшими крепостной гнет. Преемственность политики проявилась и в под-i нерждении Екатериной нормативных актов предшествующего цар-ii нонания: она оставила в силе указ Петра III о запрещении ни.тельцам мануфактур покупать крестьян и его же указ об упраз-II иг пи и Тайной розыскных дел канцелярии.

()ба указа затрагивали интересы немногочисленной прослойки мл. (-пения. Первый указ ущемлял мануфактуристов, но их в стране насчитывалось несколько сотен и их протест можно было игнорировать. Что касается Тайной розыскных дел канцелярии, то ни Петр III, ни Екатерина не уничтожали орган политического сыска, а всего лишь изменили его наименование — отныне политическими преступлениями стали ведать Тайные экспедиции при Сенате и при Сенатской конторе в Москве. Полная преемст­венность карательных учреждений подтверждается тем, что штат Тайной экспедиции был укомплектован сотрудниками Тайной розыскных дел канцелярий во главе с кнутобойцем Шешковским.

Едва ли не самые неприятные заботы о наследии, полученном от предшественников, были связаны с подавлением крестьянских волнений на Урале. Они начались еще во второй половине 50-х годов, отличались упорством и вооруженным сопротивлением воинским командам, пытавшимся принудить приписных к заводам крестьян выполнять работы по рубке дров и заготовке угля.

Во главе отправленной на Урал экспедиции был поставлен генерал-квартирмейстер А.А. Вяземский. 6 декабря 1762 г. импе­ратрица утвердила ему инструкцию, предписывавшую сначала привести крестьян «в должное рабское послушание и усмирить», т. е. принудить их выполнять возложенные на них работы, и только после этого выяснять причины, вызвавшие волнения.

Зачитываемый крестьянам манифест убеждал их беспрекословно повиноваться властям, поскольку «собственное сопротивление, хотя бы и правильными причинами понуждаемо было, есть грех, не­простительный противу Божьей заповеди». Если крестьяне будут продолжать сопротивляться, то их надлежало усмирять «огнем и мечом и всем тем, что только от вооруженной руки произойти может».

Вяземский и сменивший его в начале 1764 г. А.И. Бибиков действовали неумолимо жестоко и подавили волнения. В общей сложности ими было наказано плетьми и батогами свыше 400 крестьян. В некоторых случаях были наказаны и приказчики, отличившиеся в истязании крестьян и вымогательстве взяток. Им­ператрица высоко оценила деятельность Вяземского, назначив его генерал-прокурором вместо корыстолюбивого А.И. Глебова.

Наконец, Екатерине II довелось «расчищать» еще один завал, оставленный ей в наследие Елизаветой Петровной, опубликовавшей в 1752 г. манифест о проведении в стране межевания земель.

Манифестом 1765 г. Екатерина отказалась от проверки владель­ческих прав на землю и руководствовалась принципом оставления за помещиками земель, которыми они владели к 1765 г. Таким образом, все земли, ранее захваченные у казны, однодворцев и соседей, передавались помещикам в безвозмездное пользование. Мемуарист А.Т. Болотов назвал его «славным манифестом», вы­звавшим «великое потрясение умов». Только в XVIII в. в руках помещиков оказалось около 50 млн. десятин земли, на владение которой они юридических прав не имели. Манифест 1765 г. положил новый этап межеванию, значительно ускорив его проведение.

Главная цель Екатерины II состояла, однако, не в подтверждении или развитии законодательных инициатив своих предшест­венников и в особенности супруга, а, напротив, в доказательстве никчемности законотворчества Петра III: надлежало опорочить его царствование, убедить подданных, что страна в его правление катилась в пропасть и единственное ее спасение состояло в низло­жении опасного для судеб нации монарха. В частности, надлежало определить будущее двух важнейших нормативных актов шестиме­сячного царствования Петра III: манифестов о вольности дворян­ства и о секуляризации церковных имений. В обоих случаях Екатерина действовала вопреки личным убеждениям.

Ученице Вольтера, конечно же, импонировала секуляризация, но она, зная недовольство церковников манифестом Петра III, поспешила обвинить бывшего супруга, что он «начал помышлять о разорении церквей», и объявила секуляризацию мерой «непорядоч­ной и бесполезной», заверила церковников, что у нее нет желания «присвоить себе церковные имения». 12 августа 1762 г. императрица л и квидировала Коллегию экономии и вернула вотчины духовенству. Это была тактическая мера. В конце того же года она поручила рассмотреть судьбу церковных имений специальной комиссии. Укомплектованная сторонниками секуляризации комиссия сочинила угодный императрице доклад, и она 26 февраля 1764 г. утвердила его — недвижимые и движимые имения черного и белого духовенства подлежали секуляризации. В спор светской и духовной иласти за право владения церковным имуществом вмешались мо­настырские крестьяне, отказавшиеся повиноваться монастырским властям. Это укрепило Екатерину в намерении осуществить секу­ляризацию.

Императрица полагала, что освобождение дворян от обязатель­ной службы усилит их независимость от трона, что противоречило сен редставлениям о роли в обществе абсолютной монархии. Однако отменить манифест Петра III она не отважилась, как не отважилась и подтвердить его. Она решила спрятаться за спину специально учрежденной комиссии, которой дала два исключающих друг друга поручения. С одной стороны, она осудила манифест Петра III, ибо он, по ее мнению, «в некоторых пунктах еще более стесняет ту сноСюду, нежели общая отечеству польза и наша служба теперь требовать могут». Из этого повеления следует, что императрица намеревалась расширить дворянские привилегии.

С другой стороны, этой же комиссии было поручено изобрести способы, как заинтересовать дворян в продолжении службы. Комиссия сочинила доклад, расширявший дворянские привилегии (освобождение от телесных наказаний, от внесудебных репрессий и др.), но не изыскала мер, вынуждавших дворян служить.

Реакции императрицы на доклад комиссии не последовало, все останалось без изменений: манифест Петра III хотя и не был подтвержден, но им дворяне широко пользовались два с лишним десятилетия.

В годы, когда императрица разбиралась с наследием супруга, она стала претворять в жизнь и меры, положившие начало новому этапу в истории России. Расположив их в хронологической после­довательности, мы обнаружим, что они в совокупности создают целостное представление о намерении императрицы руководство­ваться идеями просвещенного абсолютизма.

В течение 1762—1764 гг. были отменены монополии на торговлю смолой, а также на производство обоев, сусального золота и серебра, кроме того, объявлена свобода рыбных, тюленьих и табачных промыслов и свобода открывать сахарные заводы.

В 1764 г. состоялось открытие Смольного института благород­ных девиц. Это был новый тип учебных заведений.

К этим же годам относятся две акции Екатерины, внесшие существенные изменения в структуру административных органов. Одна из них связана с проектом Н.И. Панина об учреждении Императорского совета и реформой Сената. Создание Император­ского совета Панин мотивировал необходимостью устранить влияние на управление страной «припадочных» людей, как он называл фаворитов, людей своекорыстных и властных, но чуждых интересам государства. Фаворитизм порождал угодничество, произвол, казнокрадство, безнравственность. «Государь,—рассуж­дал Панин,—сколь бы он ни был талантлив, трудолюбив и проницателен, не в состоянии охватить все стороны управления страной». Ему должно было помочь постоянно действующее учреж­дение — Императорский совет из шести — восьми членов, среди которых четыре статс-секретаря, ведавших внешней, внутренней политикой, военными и морскими делами.

Екатерина поначалу согласилась с проектом, назначила даже членов совета, подписала манифест о его учреждении, но в пос­ледний момент надорвала лист со своей подписью. Некоторые историки, опираясь на мнение генералфельдцейхмейстера Вильбуа об этом проекте (он обнаружил в нем олигархические тенденции), считали возможным сравнить его с кондициями верховников, ограничивавших власть Анны Иоанновны. В действительности ограничение власти предполагалось только в отношении фаворитов. Этого, однако, оказалось достаточно, чтобы отклонить проект.

Зато реформа Сената прошла безболезненно. Рациональное зерно разделения Сената на шесть департаментов с пятью сенато­рами в каждом состояло в том, что его громоздкий состав позволял многим сенаторам бездельничать, считать своей главной обязан­ностью не работу, а присутствие в учреждении. В департаментах сокращалась возможность прятаться за спины других, повышалась в 6 раз эффективность работы Сената.

Столь же безболезненно произошла и ликвидация гетманства на Украине. Восстановление гетманского правления, упраздненного еще при Петре Великом, являлось плодом фаворитизма, когда Елизавета Петровна в 1750 г. назначила гетманом 22-летнего брата фаворита К.Г. Разумовского.

Самодержавному строю присуща унификация органов власти, му противопоказаны автономии и учет специфики в управлении окраинами, населенными нерусскими народами. Сохранение осо­бенностей в управлении Екатерина называла «глупостью».

Разумовский под влиянием беседы с императрицей сам попросился в отставку, тут же удовлетворенную. 10 ноября 1764 г. последовал указ об упразднении гетманского правления и учреж­дении Малороссийской коллегии во главе с П.А. Румянцевым.

В 1765 г. были введены еще два крупных новшества. Первое из Них — открытие Вольного экономического общества. Оно должно f)i.uio помочь помещикам рационально организовать хозяйство, приспособить его к рыночным отношениям. В издаваемых Вольным экономическим обществом «Трудах» печатались агротехнические со-Ьеты, образцовые инструкции приказчикам, наставления, как содер­жать скот, рекомендации по переработке сельскохозяйственного сырья, сведения о новых орудиях труда. Помещики, добившиеся успехов в организации хозяйства, делились своим опытом.

Впрочем, далеко не всегда помещики могли воспользоваться рмзумными рекомендациями «Трудов», ибо крепостнический режим, с одной стороны, обусловливал потребительский характер Хозяйства и исключал вложение средств в производство, а с другой — Подневольный труд крепостного крестьянина отличался низкой про и пюдительностью и ему была противопоказана интенсивная

игротехника.

Другое новшество было связано с объявлением Вольным эко-Номическим обществом конкурса на лучший ответ на вопрос: «Что Полешее для общества,— чтоб крестьянин имел в собственности им но или токмо движимое имение, и сколь далеко его права на то инн другое имение простираться должны?» В течение двух лет Экономическое общество получило 162 конкурсные работы, в том ЦИ< не 129 прислали немцы, 21—французы, 7—русские. Конкурс­ные работы прислали Вольтер и Мармонтель, Граслен и Эйлер. Они Подвергли резкой критике крепостничество, считали его противо­речащим природе и человеческому разуму, писали о неминуемом Нике общества, в котором господствует рабство, об угрозе выступ-■енпп парода, доведенного до отчаяния, о паразитизме дворянства.

Конкурсное сочинение, выполненное представителем дворянско-либерального лагеря А.Я. Поленовым, тоже содержало «неприличные выражения» в адрес крепостничества. Но, раскритиковав крепостное право, Поленов не предлагал его отменить. Он всего лишь считал возможным предоставить крепостному крестьянину право наследственного владения движимым имением» и право собственности на свое движимое имущество

Первую премию получил член Дижонской академии Беарде де Лабей за сочинение под девизом, отражавшим взгляды автора: «В пользу свободы вопиют все права, но есть мера всему. Могущество государства основано на свободе и благосостоянии крестьян. Но наделение их землей должно было последовать за освобождением от крепостного права». Автор рекомендовал не спешить ни с освобождением крестьян, ни с наделением их землей, ибо опасно спустить с цепи медведя, не приручив его. Надлежит сначала подготовить крестьян к восприятию свободы, а потом уже приступить к наделению их землей.

Взгляды Беарде де Лабея вполне соответствовали умеренно-просветительским воззрениям императрицы, по инициативе кото­рой проводился конкурс. Путь крепостных крестьян к свободе, намеченный французским автором, вполне устраивал императрицу — в годы, когда проводился конкурс, Екатерина усиленно штудирова­ла «Дух законов»Монтескье и сочиняла свой знаменитый наказ. Конкурс являлся своего рода пробным шагом, проверкой испове­дуемых ею идей относительно судеб крепостных крестьян в России.

Перечисленные проявления политики просвещенного абсо­лютизма еще не приобрели всеобъемлющего характера и касались частных сторон жизни общества. Эта политика наиболее яркое воплощение приобрела в созыве в 1767 г. Уложенной комиссии.

2. ПРОСВЕЩЕННЫЙ АБСОЛЮТИЗМ. УЛОЖЕННАЯ КОМИССИЯ 1767—1768 гг.

Просвещенный абсолютизм — политика, порожденная време­нем разложения феодальной системы и вызреванием в ее недрах капиталистических отношений, нацеленная на устранение мирными средствами устаревших феодальных порядков. Просве­щенный абсолютизм отличался от обычного деспотизма дек­ларированием соблюдения законов, одинаковых для всех подданных. Теоретические основы просвещенного абсолютизма были разработаны выдающимися деятелями французского просве­щения Монтескье, Вольтером, Д'Аламбером, Дидро и др. Эти просветители умеренного крыла призывали к эволюционной, без потрясений, смене общественно-экономических отношений, что устраивало монархов Европы и способствовало возникновению союза королей и философов, способного, как полагали короли, предотвратить угрозу их тронам. Идеи просвещения разделяли прусский король Фридрих II, шведский король Густав III, австрийский император Иосиф II и др. Но самые близкие отно­шения просветители установили с Екатериной II. Тому способст­вовали два обстоятельства: благодаря крепостническому режиму, низкой грамотности населения и общей отсталости Россия предс­тавлялась просветителям страной, где реализация их идей должна была принести самые ощутимые плоды; кроме того, Екатерин;! оказалась прилежной ученицей просветителей, намереванпкп. энергично претворять их идеи в жизнь. Гримму императрица писала: «Я люблю нераспаханные земли —поверьте, это лучшие земли... Я годна только для России».

Подобно тому как на родине Просвещения, во Франции, Воль­тер, Д'Аламбер, Дидро не могли найти общего языка с Людовиками, так в России не получился диалог между Екатериной и Новиковым. Зато императрице удалось пленить умы просветителей из Франции, с которыми она вела оживленную переписку. К хору домашних Л1.стецов присоединились панегиристы из-за рубежа. Если учесть, что эти почитатели императрицы были властителями дум передовых людей Европы, то станет очевидным, что употребляемые ими эпитеты «Северная Семирамида», «Северная звезда», «Великая Ека­терина» создавали вокруг ее имени ореол славы и добродетели. Вольтер, признанный патриарх французского Просвещения, писал ей: «Мытрое —Дидро, Д'Аламбер и я —мы воздвигаем вам алтари; им делаете из меня, государыня, язычника».

Ученица просветителей хотела быть достойной восхваления. Она не упускала случая, чтобы напомнить своим корреспондентам, что «у короля обязанность — желать блага своим подданным», что вся моя наука заключается именно в том, что все люди братья, и Всю мою жизнь я проведу в изучении искусства поступать согласно ному правилу». Не скупилась императрица и на комплименты. Она И1са л а Вольтеру: «Ваши сочинения приучили меня размышлять»; •прошу вас быть уверенным, что Екатерина II всегда будет иметь Особливое уважение и почтение к знаменитому фернейскому пус­тыннику». Сочинение Монтескье «Дух законов» Екатерина назы­вала «молитвенником государей».

Особый восторг просветителей вызвала материальная помощь шшемуся Дидро: императрица купила у него библиотеку за 15 тыс. франков, предоставив ему право держать ее у себя до смерти; более Тою, Екатерина назначила Дидро хранителем его библиотеки, определив жалованье в 1000 франков в год с выплатой его на 50 лет in 11 fa. Д'Аламбер писал Екатерине в связи с этой акцией: «Вся лин ратурная Европа рукоплескала...», а Вольтер: «Все писатели Европы должны пасть к стопам ее величества».

Уложенная комиссия, созванная Екатериной, отличалась от пред­шествующих по крайней мере тремя особенностями: более широким представительством — право избирать депутатов было предоставлено дворянам (по одному депутату от уезда), горожанам (по одному депутату от города), государственным и экономическим крестьянам (по одному депутату от провинции при трехступенчатых выборах: погост — уезд — провинция), оседлым «инородцам» (тоже по одному депутату). Кроме того, каждое центральное учреждение посылало в Комиссию по одному своему представителю. Таким образом, права избирать депутатов были лишены крепостные крестьяне, состав­лявшие большинство населения страны, а также духовенство.

В итоге в Уложенную комиссию было избрано около 450 депутатов, из коих 33% составляли выборные от дворянства, 36% — выборные от горожан, около 20% — выборные от сельского насе­ления, 5% —правительственные чиновники. Если учесть, что чиновники являлись дворянами, а некоторые города и государст­венные крестьяне избирали депутатами дворян, то удельный вес дворянства в Уложенной комиссии, составлявшего 0,6% населения страны, значительно повысится.

Депутатам предоставлялись существенные льготы и привилегии: помимо жалованья, выдававшегося сверх получаемого на службе, депутаты до конца дней своих освобождались от смертной казни, пыток и телесных наказаний; имения депутатов не подлежали конфискации за исключением случаев, когда надлежало расп­латиться за долги; решение суда относительно депутатов не приводилось в исполнение без благословения императрицы; за оскорбление депутата взыскивался двойной штраф; депутатам вы­давался особый знак с девизом: «Блаженство каждого и всех».

Вторая особенность екатерининской комиссии состояла в нов­шестве, неведомом предшествовавшим комиссиям: императрица составила «Наказ» с изложением своих взглядов на задачи Уложен­ной комиссии, которыми должны руководствоваться депутаты. Расхожее мнение о «Наказе» как компилятивном сочинении нуж­дается в уточнении. Основанием для подобной оценки явились слова самой императрицы, писавшей Д'Аламберу: вы «увидите, как там я на пользу моей империи обобрала президента Монтескье, не называя его».

Основной текст «Наказа» включал 20 глав, поделенных на 526 статей, из которых 245 восходят к «Духу законов» Монтескье, 106— К книге итальянского ученого-юриста Ч. Беккариа «О преступ­лениях и наказаниях». Кроме того, Екатерина использовала труды немецких авторов Бильфельда и Юста, а также французскую мщиклопедию и русское законодательство. «Наказ», однако, являл­ся продуктом творческого переосмысления идей Монтескье, брав­шего за образец английский парламентаризм, и был приспособлен к русской действительности.

Екатерине, однако, не всегда удавалось приспособить идеи просветителей к русской действительности и преодолеть противоречия между реалиями феодальной структуры общества и по сути буржуазными догмами, исповедовавшимися деятелями Просвещения. Так, «Наказ» постулировал девиз «Блаженство каж­дого и всех», а также провозглашал, что «равенство фаждан всех состоит в том, чтобы все подвержены были тем же законам», в то Время как эти постулаты противоречили сословному строю. Равен­ству всех перед законом противопоказаны сословные права и оби чанности, зарегистрированные в том же «Наказе». «Земледельцы жинут в селах и деревнях... и сей есть их жребий», в то время как дворяне находятся на службе и вершат правосудие. Равенству всех перед законом противоречит и статья «Наказа», осуждающая ситуацию, «когда всяк захочет быть равным тому, который законом учрежден быть над ним начальником».

Заслуживают положительной оценки статьи, предохранявшие общество от деспотизма, произвола монарха. Учреждениям дано р;ию обращать внимание государя на то, «что такой-то указ фотивен Уложению, что он вреден, темен, что нельзя по оному iиолнять». Профессивное значение имели статьи, определившие коиомическую политику правительства, включавшую заботу о строительстве новых городов, развитии торговли и промышлен-ости и особенно земледелия как важнейшей отрасли хозяйства.

«Наказ» предусмафивал реформу судоусфойства и судоп-нгшодства. Автор руководствовался принципом: «Гораздо лучше редупреждать преступления, нежели наказывать». «Наказ» протес-Эвал против норм Уложения 1649 г., предусмафивавшего одина-овое наказание за умысел и действие: «Слова не вменяются никогда о преступление, разве оные приуготовляют или последуют ствию беззаконному». Запрещались пытки в качестве способа бного доказательства, содержание под сфажей подозреваемого, вина которого не доказана. «Наказ» провозглашал веротерпимость, «ибо гонения человеческие умы раздражали».

Самым уязвимым местом «Наказа» считается решение им крестьянского вопроса. В первоначальном варианте «Наказа», ко­торый императрица давала читать вельможам для критики, кресть­янскому вопросу было уделено больше внимания и решался он более радикально, чем в опубликованном тексте. «Я зачеркнула, разорвала и сожгла,— писала Екатерина,— больше половины, и Бог весть что станется с остальным». Из сохранившихся черновиков видно, что в «Наказе» говорилось о желательности освободить рабов от личной зависимости, оставив помещикам право на часть их труда Императрица считала возможным разрешить крестьянам обретать свободу за выкуп. Сколь решительно были настроены «разномыс­лящие персоны», как называла Екатерина своих критиков, на сохранение незыблемым крепостнического режима, явствует из отзыва на «Наказ» просвещенного поэта и драматурга А.П. Сума­рокова: «Сделать крепостных людей вольными нельзя, скудные люди ни повара, ни лакея иметь не будут, и будут ласкать слуг своих, пропуская им многие бездельства, вотчины превратятся в опас­нейшие жилища, ибо они (помещики.— Н.П.) будут зависеть от крестьян, а не крестьяне от них».

В опубликованном «Наказе» императрица излагала свое отно­шение к крестьянскому вопросу в духе секретного письма АА Вязем­скому: «Надо относиться к крестьянам так, чтобы челове­колюбивыми поступками предупредить грядущую беду» —выступ­ления доведенных до отчаяния крепостных. Екатерина не предла­гала регламентировать повинности крестьян в пользу помещика, а всего лишь рекомендовала помещикам, чтобы те «с большим рас­смотрением располагали свои поборы».

Противоречивость «Наказа», сочетавшего просветительские идеи буржуазного плана с консервативными взглядами, уходив­шими корнями в феодальные порядки, не помешала фернейскому мудрецу назвать его «самым прекрасным памятником нашего века».

Третья особенность Уложенной комиссии 1767—1769 гг. состо­яла в наличии наказов депутатам, составленных участниками их выборов,— в наказах отражены сословные требования избирателей. Дворянские наказы требовали принятия строгих мер против побегов крестьян, в них были жалобы на обременительность рекрутской и постойной повинностей, разорявших крестьян и тем самым наносивших ущерб благополучию помещиков. Депутаты-аристок­раты осуждали введенную при Петре I Табель о рангах, открывав­шую доступ в ряды дворянства представителям «подлых людей». Лица, добывшие дворянство шпагой и пером, т. е. на военной и гражданской службе, должны были подтвердить свои права бумагой от государя, единственного человека, который присваивал дво­рянский чин.

Многие наказы содержали жалобы на мздоимство канцелярских служителей, волокиту в правительственных учреждениях, предла-тли вместо назначаемых правительством чиновников заполнять Административные должности дворянами, избранными на уездных И провинциальных собраниях.

Важнейшая особенность городских наказов состояла в отсутствии требований отменить крепостнический режим или иименить самодержавный строй более демократическим: напротив, Горожане претендовали на дворянские привилегии — освобож­ден ие от телесных наказаний, предоставление права владеть кре­постными, восстановление указа, разрешавшего промышленникам покупать крестьян к мануфактурам. Городские наказы требовали Монополии горожан на занятия торговлей и лишения или ограничения этих прав для дворян и крестьян. Наказы горожан, как милим, не выходили за рамки существовавших социальных и политических порядков.

Содержание наказов государственных крестьян зависело от того, В каких групп комплектовался этот разряд: наказы бывших однод->рнев отличались от наказов черносошных крестьян и пашенных крестьян Сибири, а последние — от наказов приписных крестьян к ia ходам и ясашных людей Среднего Поволжья. Общими у них Мыли жалобы на обременительность подушной подати. В то время ШК бывшие однодворцы домогались дворянских привилегий и жаловались на захват их земель помещиками, приписные крестьяне гребохали освобождения от заводских работ, а пашенных людей Сибири не волновали работы по заготовке угля и руды—обре­менительной для них была ямская гоньба.

Выступления депутатов от сословий ограничивались аргумен-Ццией требований наказов и лишь изредка вносили дополнения к ним Манифест о созыве Уложенной комиссии был обнародован |6 декабря 1766 г., а торжественное открытие ее состоялось через Полгода, 30 июля 1767 г. Оно сопровождалось молебном в Успенс­ком соборе в присутствии императрицы, после чего депутаты дали при. ягу «проявить чистосердечное старание в столь великом деле».

В октябре 1768 г. Османская империя начала войну с Россией, |Н пекабря маршал Уложенной комиссии А.И. Бибиков объявил о Прекращении работы Большого собрания комиссии на том осно-ринпп. что начавшаяся война требовала присутствия депутатов либо ни гсатре военных действий, либо в учреждениях, обслуживавших поенные нужды. Депутаты Большой комиссии распускались, «до­пинг от нас паки созваны будут», но, закончив войну победным Миром и подавив движение под предводительством Е.Й. Пугачева, ^Вгрипа так и не возобновила работу Уложенной комиссии.

Действительно, Уложенная комиссия не выполнила главной задачи, ради которой была созвана: Уложение не было составлено. Оно и не могло родиться в стенах столь громоздкого учреждения, уж больно не компетентными (в смысле юридической подготовки) были люди, избранные в комиссию. Историки и поныне не могут ответить, почему императрица доверила составление Уложения выборным депутатам, а не компетентным чиновникам, как это сделал Николай I. Такое решение Екатерины представляется тем более странным, что она многократно подчеркивала огромную роль законотворчества и законодательства как в личной жизни, так и в жизни страны.

Надо отметить три позитивных результата деятельности Уло­женной комиссии. Одна из задач Уложенной комиссии, обозначен­ная в Манифесте 16 декабря, состояла в том, «дабы лучше нам узнать быть можно нужды и чувствительные недостатки нашего народа». Наказы депутатам, а также прения в Уложенной комиссии дали на этот счет достаточный материал —они выполнили такую же роль во внутренней политике Екатерины II, какая выпала на долю шляхетских проектов в 1730 г., ставших программой действий правительства Анны Иоанновны. «Комиссия уложения,— писала Екатерина,—быв в собрании подали мне свет и сведения о всей империи, с кем дело имеем и о ком пещись должно». Много лет спустя Екатерина возвратилась к оценке деятельности Уложенной комиссии: «Теперь вы выскажите свои жалобы: где башмак жмет вашу ногу? Мы постараемся поправить это». Действительно, в дальнейшем законодательстве были учтены претензии, высказан­ные дворянством и горожанами в Уложенной комиссии.

Деятельность Уложенной комиссии способствовала распрост­ранению в России идей французского Просвещения. Роль распрос­транителя этих идей, хотела того императрица или нет, выпала на долю ее «Наказа»: с 1767 по 1796 г. он издавался не менее семи раз общим тиражом до пяти тысяч экземпляров. Указ требовал, чтобы «Наказ» читали в правительственных учреждениях наравне с «Зер­цалом правосудия» петровского времени.

Третий итог деятельности Уложенной комиссии состоял в ук-|и-нлснии положения Екатерины на троне —она остро нуждалась п опровержении репутации узурпатора престола.

Постановление о поднесении императрице титула Матери Оте­чества, подписанное всеми депутатами Уложенной комиссии, имело огромное политическое значение. Это был своего рода акт коро-мнции императрицы, совершенный не кучкой заговорщиков, воз­ведших ее на трон, а представителями всех сословий страны. Эта акция подняла престиж императрицы как внутри страны, так и за •е пределами.