И, во-вторых, правопре­емство как переход прав и обязанностей от одного государ­ства к другому в результате этого изменения

Однако среди юристов не было выработано единого подхода к проблеме двой­ственности концепции ни в отношении обязательного наличия двух элементов, ни в отношении их содержания.

В этой связи, представляется необъяснимой современная тенденция в запад­ноевропейской доктрине, характеризующаяся отказом от ка­кого бы то ни было определения правопреемства государств и ограничивающаяся непосредственным описанием практических случаев.

Относительно первого компонента, так называемого «фак­тического правопреемства», следует подчеркнуть, что терри­ториальные изменения являются основным объектом юриди­ческого анализа. До середины XX в. международное право до­пускало завоевание «цивилизованными народами» иных наро­дов и соответствующих территорий. Как следствие, аннексия выступала в качестве наиболее распространенной предпосыл­ки правопреемства государств.

После Второй мировой войны международное право пре­терпело коренные изменения. С одной стороны, аннексия была запрещена в силу п. 4 ст. 2 Устава ООН. С другой стороны, борьба против колониальной зависимости, охватившая Азию, Африку и Латинскую Америку, способствовала выделению иной доминирующей предпосылки правопреемства - образование нового независимого государства. В этом контексте вновь воз­ник спор о том, может ли социальная революция выступать основанием правопреемства государства.

Большинство западных ученых и представителей советской школы международного права придерживаются мнения, что подобные события не затрагивают правосубъектность государ­ства и не влекут правопреемства.

Тем не менее в советской и российской доктрине существовал и противоположный под­ход. Утверждалось, что внутренние изменения способны выз­вать прекращение юридической личности государства. В част­ности, концепция правопреемства рассматривалась в связи с преобразованием общественно-политических укладов России в 1917 г., Китая в 1949 г., Кубы в 1959 г. В этих случаях необходимость правопреемства обосновывается сменой обще­ственно-экономической формации.

Важность экономического фактора подчеркивается не только применительно к Российской революции 1917 г. и к процессу деколонизации, но и к процессу правопреемства вообще. Экономическое положение государства играет важную роль при правовой оценке террито­риальных изменений и их последствий: экономический фак­тор моделирует последующие практические результаты в обла­сти правопреемства.

Конец XX в. был отмечен новыми изменениями в полити­ческой ситуации: крахом системы Варшавского договора и обострением борьбы за национальную независимость народов отдельных стран бывшего социалистического лагеря. Возник­новение независимых государств в Западной и Восточной Ев­ропе (разделение Советского Союза, Чехословакии и Югосла­вии, объединение Германии) потребовало выработки нового под­хода к проблеме территориальных преобразований как пред­посылке правопреемства государств.

Еще более противоречивым является толкование второго компонента правопреемства, связанного с переходом прав и обязанностей от одного государства к другому. В период господства классического международного права общее призна­ние получила теория универсального правопреемства.

Ее со­здатель Г. Гроций отмечал: «Личность наследника в силу пре­емства как публичной, так и частной собственности мыслится как то же лицо, что и умерший предшественник». Неизмен­ность юридической личности подвергшейся модификации тер­ритории предопределяла автоматический переход прав и обя­занностей предшественника к преемнику. Заслуга этой докт­рины заключается в том, что она послужила отправным пунк­том для выработки принципа правопреемства в отношении прав и обязанностей государств с некоторыми исключениями.