2015-01-07
323
Шум поднялся на весь город. Все говорили об убийстве, и никто не сомневался, что Джим в сговоре с Сынами Свободы, и что бандиты ему заплатили за убийство работорговца, и что убийства еще будут: каждый, у кого есть негры, должен опасаться за свою жизнь, и что, мол, это только начало, и теперь, вот увидите, город потопят в крови. Так они говорили. Все, что болтали про Джима, ‑ это, конечно, вздор. Он всегда был хорошим негром, и все это знали. Но его уже больше года как отпустили на волю, поэтому на него, известное дело, злились, а о доброте его и думать забыли. Так всегда бывает. А о Кроте Брэдише так горевали, будто он был ангел. Все о нем печалились и без конца рассказывали друг другу о его маленьких добрых делах, про которые раньше никто не вспоминал. А чего вспоминать ‑ ведь их никогда и не было. Еще вчера никто бы слова доброго о Кроте не сказал, всем было на него наплевать ‑ ведь работорговцев все презирают. А сегодня горюют о нем, ах какая потеря. Такие уж они, люди ‑ большинство совсем бестолковые.
Джима, конечно, собирались линчевать, все так говорили. На улицах возле тюрьмы собралась толпа ‑ все кричат наперебой и ждут не дождутся, когда начинать. Но за дверью сидел капитан Бен Хаскинс, шериф, и, если бы толпа вломилась без спросу, никому бы, понятное дело, не поздоровилось. А у входа стоял полковник Элдер ‑ при нем толпе тоже не развернуться. Так что мы с Томом шли себе спокойно дальше и о Джиме не тревожились. Том пустил слух о мотиве, чтобы он дошел до окружного прокурора. Потом мы зашли с черного хода к тете Полли перекусить. Поесть раздобыли без труда, ведь тетя Полли ушла набираться впечатлений и искать Тома. Оттуда мы пошли на гору ‑ вздремнуть в лесу, где никто не мешает, и Том выложил мне свой план.
Сегодня, говорит, пойдем на дознание, а завтра нас допросят на совете присяжных, только наши показания против капитана Хейнса и Бака Фишера никто и слушать не станет, так что Джима обвинят в убийстве как пить дать. Где‑то через месяц будет суд. Как раз за это время нога у того парня заживет, он уже сможет ходить. Значит, нам нужно устроить так: только в суде дело против Джима повернется, мы как раз схватим тех двух жуликов и приведем в зал ‑ то‑то будет шуму! ‑ и Джим станет героем, и мы вместе с ним.
Мне этот план не понравился, очень уж он страшный и риск большой: а вдруг что‑нибудь случится? Ведь если хоть что‑то не заладится, Джима уже не спасти. Он ведь негр, а значит, дело гиблое. Я и говорю: давай скажем шерифу, пусть поймает тех двоих прямо сейчас и посадит в тюрьму. Тогда они будут в наших руках.
Но Том меня и слушать не хотел. Если мы так сделаем, разве в этом будет что‑то особенное? Нет, нужно их схватить, когда они ничего не подозревают, и привести в суд, а там устроить настоящий спектакль, как тогда в Арканзасе. Видно, Тому после Арканзаса слава в голову ударила ‑ ничего больше не мог делать по‑простому.
Тут у нас глаза стали слипаться, и решили мы: вздремнем часок, а потом пойдем на дознание. И, знамо дело, проспали. Пришли ‑ а все уже кончилось, никого нет, и труп тоже унесли. Ну, ничего страшного ‑ завтра пойдем на совет присяжных.
Оказалось, мы проспали чуть ли не до вечера, и время шло к закату. Пора домой ужинать, а Том говорит: нет, нужно убедиться, что те двое на месте. Надо подождать до темноты, а там он еще разок зайдет в дом с привидениями и послушает. Я обрадовался ‑ так спокойнее. Спустились мы вдоль ручья, прокрались к реке, прошагали вниз по течению еще четверть мили под обрывом, вошли в воду и стали там ждать. А через час после того, как стемнело, вернулись, Том пробрался через бурьян к дому, а я остался.
Жду‑жду, кругом темно, и тихо, и одиноко, и дом с привидениями близко‑близко ‑ просто мурашки по спине бегают от ужаса! Времени‑то на самом деле не так уж много прошло, а казалось, целый век ждал. Наконец Том продирается через бурьян и говорит:
‑ Бедный Джим, бедный Джим, его повесят ‑ их там нет!
Я едва не рухнул на месте. У меня все плыло перед глазами, казалось, еще чуть‑чуть и в обморок упаду. Тут я не выдержал и расплакался ‑ что толку терпеть? Смотрю, а Том тоже плачет и говорит:
‑ Зачем я это сделал? Ну зачем, Гек? Они уже были в моих руках, и не будь я таким ослом, я мог бы спасти Джима! Говорил ты мне, Гек, чтоб я рассказал шерифу, а я, дурак, не послушал, и вот теперь они сбежали, и мы их больше никогда не увидим, и Джима теперь не спасти ‑ и все из‑за меня, лучше бы я умер!
Том готов был сквозь землю провалиться и много злых слов наговорил про себя ‑ я и сам собирался все это ему сказать, да у меня духу не хватило, хоть слова и вертелись на языке. Я стал было его утешать, а он и слушать не хочет: говорит, лучше ругай меня, обзывай самыми страшными словами, какие знаешь, только от них мне сейчас будет польза. И сам как начал себя ругать: мол, с чего это он сразу решил, что у того парня сломана нога? Может, это всего‑навсего растяжение, теперь‑то уже ясно, что так оно и есть! И вдруг он что‑то придумал, да и говорит:
‑ Пошли!
И мы помчались по дороге. А что, сказал Том, если они отправились в ближайший город ниже по течению? Тогда мы успеем на пароход и опередим их. Когда прошли Холодный ручей, увидели пароход. Добрались до пристани, а он уже отходил, но мы успели запрыгнуть на борт. Нам кричат: да знаете ли вы, куда пароход идет? А нам хоть бы что ‑ забрались на штормовой навес, отошли подальше к корме, уселись среди искр и стали высматривать челнок. О совете присяжных мы и думать забыли, и Том сказал, что это не важно, главное сейчас ‑ найти убийц, только так мы можем спасти Джима.
Том совсем голову потерял, оттого что дал им уйти и на Джима такая беда свалилась. Он даже говорить не мог ясно и понятно. Скоро и до Тома дошло, что у него в голове все перепуталось:
‑ Гек, мне так плохо, что я с горя соображать перестал. Понимаешь, нам сейчас на этом пароходе делать нечего!
‑ Почему, Том?
‑ Потому что пароход нам бы пригодился, если бы у парня была сломана нога ‑ а она не сломана. Значит, ему не нужен доктор и он может идти на все четыре стороны. Они ушли в Иллинойс, там леса без конца и края, лучше и безопаснее места для них не придумаешь. Гек, они ушли, как только стемнело. Поплыви мы тогда от устья ручья, а не на четверть мили выше по течению, мы бы их увидели. Вот бы сейчас оказаться в городе ‑ все бы за это отдал! Мы бы вышли на след, отыскали их лагерь и загнали бы их в угол ‑ это пара пустяков, ведь у парня болит нога, и он ни шагу не может ступить без помощи. Гек, нам нужно вернуться, и чем скорее, тем лучше. Какой же я осел, что забыл про ногу и кинулся бежать на этот пароход!
Теперь я и сам понял ‑ сначала мне просто в голову не пришло. Но Тома ругать не стал. Ведь если подумать, он не виноват, что просчитался. На его месте кто угодно бы соображать перестал. Я хотел было его подбодрить, а он обозлился, разобиделся и говорит:
‑ Удача изменила нам, и против этого ничего не поделаешь ‑ вот, смотри!
Гляжу ‑ и правда: дождь начался. Мне так жаль стало Тома, что я чуть не заплакал.
‑ Теперь следы смоет. ‑ Том совсем отчаялся и сказал, что если с Джимом что‑нибудь случится, то он сам с собой рассчитается как следует ‑ вышибет себе мозги и уж точно не промахнется!
Я смотреть не мог, как он мучается, и стал его утешать. Говорю, еще неизвестно, куда они пошли. Мы ведь даже не знаем, кто они, тогда откуда нам знать, что они будут делать? Что, если они из банды Беррела?
‑ Может быть. Ну и что из этого?
‑ Значит, им, наверное, безопаснее вместе с остальной бандой.
‑ Разумеется. Продолжай.
‑ Где у них притон ‑ на Лисьем острове?
‑ Ну да.
‑ Далеко отсюда?
‑ Сто семьдесят миль.
‑ В челноке они доберутся за четыре ночи, если днем будут прятаться. Может быть, они как раз на пути туда!
‑ Дай я тебя обниму, Гек! Хоть один здравомыслящий человек у нас остался! Гек, если мы задержим их на пути туда, а с нами будет шериф… Гек, если они впереди нас, то и часа не пройдет, как мы с ними поравняемся, а потом устроим погоню на этом же самом пароходе! Держу пари, Гек, мы на правильном пути! А теперь быстро на полубак ‑ и гляди в оба. А я пойду в рубку и тоже буду смотреть. Если их увидишь, гаркни три раза со всей мочи, а я тем временем подготовлю рулевого, так что он тоже будет рваться в бой! Бежим!
И мы припустили во все лопатки. Том опять повеселел, приободрился, а я рад был, что мне в голову пришла эта мысль, хоть я в нее не особо верил. Скорей уж они ушли в Иллинойс, как Том сказал. Он и сам поймет, как только придет в себя, и тогда мы вернемся домой. А если тот парень и вправду сильно ушиб ногу, то через денек‑другой появятся новые следы ‑ и не так уж далеко в лесу.
На полубаке было темно хоть глаз выколи, и я споткнулся о кого‑то, а он как заорет:
‑ Что ты, черт побери, тут делаешь? ‑ Да как схватит меня за ногу!
Я был ни жив ни мертв от страха и начал хныкать ‑ ведь я узнал голос Короля! А еще один голос отвечает:
‑ Да это же просто мальчишка, старый ты боров! Он не нарочно! Нет у тебя жалости к людям и никогда не было!
Господи помилуй, да это же Герцог!
Ну, думаю, вот я и попался!
Тут Король и говорит:
‑ Выходит, ты мальчик? Так бы сразу и сказал! А я уж подумал, корова. Что ты здесь делаешь? Откуда ты? Как тебя зовут?
Я, разумеется, отвечать не хочу, но чую, что придется. Постарался изменить голос:
‑ Билл Парсонс, сэр.
‑ Боже праведный! ‑ Герцог привстал и заглянул мне в лицо. ‑ Ты‑то как здесь очутился, Гек Финн?
Язык у него заплетался ‑ наверное, Герцог был пьяный. Но это как раз к лучшему, пьяный Герцог куда добрее трезвого. Ну, думаю, теперь никак не отвертишься: придется им все рассказать. И раз уж меня застали врасплох, стал рассказывать очень осторожно и, ясное дело, наврал с три короба. А когда закончил, они только фыркнули, и Герцог говорит:
‑ А теперь для разнообразия расскажи нам хоть чуточку правды.
Я опять начал заливать, но Герцог меня оборвал и говорит:
‑ Подожди, Гекльберри, лучше я тебе помогу.
Ну, думаю, теперь мне несдобровать! Герцог ‑ он хитрый, сейчас начнет расспрашивать и вытянет из меня всю правду. Я, конечно, знал все его штуки и очень боялся. Тогда, в Арканзасе, когда я дал Джиму сбежать, Королю с Герцогом пришлось здорово раскошелиться, а теперь я у них в руках. Они от меня не отстанут, пока не узнают, где Джим, ‑ это уж точно. Герцог начал, а вслед за ним и Король стал соваться с вопросами, а Герцог ему: замолчи, ты ни черта не соображаешь и только все портишь! Король рассердился.
Ну и пришлось выложить им всю правду: Джим в тюрьме, здесь у нас в городе.
‑ За что?
Как только Герцог спросил, мне сразу стало ясно, что делать. Если есть надежда, что Джима оправдают, они принесут свои фальшивые бумаги, увезут его на Юг, а там продадут. Но если я им дам понять, что Джима повесят и от петли ему не уйти, то они не станут с ним возиться и мы от них избавимся. Я рад был, что до такого додумался, и решил: свалю‑ка я убийство на Джима, да так, чтоб они не сомневались.
‑ За что? ‑ спрашивает Герцог.
‑ За убийство, ‑ говорю как ни в чем не бывало.
‑ Тысяча чертей!
‑ Да, ‑ говорю, ‑ он убил, и было за что. Это точно он, как пить дать.
‑ Вот жалость‑то какая ‑ он ведь на самом деле вовсе не плохой негр. Но откуда ты знаешь, что это он?
‑ Потому что старый капитан Хейнс с Баком Фишером его поймали прямо на месте преступления. Он ударил работорговца по голове его же собственным мушкетом, споткнулся о тело, упал и только стал подниматься ‑ а они тут как тут. Было темно, но они были неподалеку и услыхали шум. Уж лучше бы они были где‑нибудь еще. Если бы Джим не упал, он бы, наверно, сумел удрать.
‑ Вот беда‑то какая. Так что, работорговец и вправду умер?
‑ Мертвее не бывает, сегодня после обеда похоронили.
‑ Жуть! А Джим сознался?
‑ Нет. Только говорит, что негру бесполезно оправдываться, если против него двое белых.
‑ Это верно, не так ли, ваше величество?
‑ Да, так и есть ‑ негру выше головы не прыгнуть.
‑ А может, это не он убил? Не было ли вокруг подозрительных личностей?
‑ Нет, никого.
‑ Точно?
‑ Точно. А если б даже и были, где у них мотив? Не станут же они убивать человека просто так, от нечего делать?
‑ Не станут. Но может, и у Джима мотива не было?
‑ Был, ваша светлость, в том‑то вся и штука, что был. Все знают, как этот работорговец однажды поступил с Джимом, а двое слышали, что Джим обещал отомстить ему когда‑нибудь. Я‑то знаю, что это одни слухи, да что толку? Ведь распускали‑то их белые, а Джим ‑ всего‑навсего негр.
‑ Да, плохи у Джима дела.
‑ Бедняга Джим, он и сам знает. Все говорят, что его повесят, и на его стороне никого нет ‑ ведь он же вольный негр.
Все молчали. Значит, думаю, я им хорошо объяснил ‑ теперь‑то они оставят Джима в покое, и нам с Томом никто не будет мешать, и мы найдем тех двоих и выручим Джима из беды. На душе у меня стало хорошо, спокойно. Немного погодя Герцог говорит:
‑ Я кое‑что придумал. Мне нужно с вами переговорить, ваше величество.
Они с Королем отошли в сторонку и стали о чем‑то шептаться, а когда вернулись, Герцог говорит:
‑ Вижу, ты любишь Джима и тебе жаль его. Как, по‑твоему, что лучше ‑ если его продадут на Юг или если его повесят?
