Направленность и способности личности

Мы узнали, что такое личность, каковы ее взаимоотношения с обществом, как общаются люди в группах и коллективах. Перейдем далее к анализу внутренней психологической структуры личности. «Изучение психического облика личности,— писал С. Л. Ру­бинштейн, — включает три основных вопроса. Первый вопрос, на который мы стремимся получить ответ, когда хотим узнать, что представляет собой тот или иной человек, гласит: чего хочет человек, что для него привлекательно, к чему он стремится? Это вопрос об его направленности, об его установках и тенденциях, потребностях, интересах и идеалах. Но вслед за вопросом о том, чего хочет человек, естественно встает второй: а что он может? Это вопрос о способнос­тях, о дарованиях человека, о его одаренности. Однако способности это сперва только возможности; для того чтобы знать, как реализует и использует их человек, нам нужно еще знать, что он есть, что... закрепилось в качестве стержневых особенностей его личности. Это вопрос о характере человека».

Эти три вопроса — не только программа научного изучения личности, но и ориентир для само- и взаимопознания. Задумываясь над особенностями своего внутреннего мира, мы вольно или неволь­но стремимся осознать свои потребности и желания, свои способ­ности и характер. Вглядываясь в другого человека, стараясь понять его, мы также как бы спрашиваем: «Чего ты хочешь?», «Что ты можешь?» и «Что ты есть?»

Вопрос о направленности личности, ее потребностях, мотивах и интересах недаром ставится на первое место. Не случайно и мы уже не раз упоминали о направленности почти во всех главах книги. Мы не могли обойтись без анализа потребности в новых впечатле­ниях и общении, когда рассматривали историю развития психики ребенка; с потребностями и интересами личности мы связывали избирательность восприятия человеком окружающего мира; далее, мы выясняли зависимость нашей памяти от направленности лич­ности: что именно запоминается, как и на какой срок опять-таки связано с потребностями, интересами, с отношением субъекта запоминания к целям и задачам деятельности. Без направленности мы не смогли обойтись при анализе мыслительной деятельности и внимания.

Потребности. В основе направленности личности лежат потреб­ности — этот главный источник активности человека. Для того чтобы жить и действовать в окружающем мире, человек нуждается в пище, воде, воздухе, движениях, он нуждается в предметах ма­териальной и духовной культуры, в других людях. Потребности — это осознание и переживание человеком нужды в том, что необхо­димо для поддержания жизни его организма и развития его лич­ности.

В психологии различают нужду и потребность. Нужда — это объективная необходимость, которую сам человек может не пере­живать и не осознавать. Например, только что родившийся ребенок объективно нуждается во взрослом человеке (без него погибнет!), но сам он, субъективно, этого не только не осознает, но и не чувст­вует, не переживает. И только на третьем месяце жизни объектив­ная нужда во взрослом преобразуется в субъективное психичес­кое состояние — потребность в общении: ребенок при виде матери бурно радуется, тянется к ней ручками и ножками, улыбается, про­износит различные звуки, возникает комплекс оживления, о кото­ром мы уже говорили. Эта потребность в дальнейшем распростра­няется и на других людей, развивается в любовь к близким, дружбу и т. д. Подрастающий человек начинает осознавать свое отношение к другим людям — потребность в общении отражается уже не толь­ко в переживаниях, но и в мыслях.

Для того чтобы понять различие нужды и потребности, доста­точно проанализировать некоторые простые факты повседневной жизни. Организм человека постоянно нуждается в кислороде, ко­торый поступает в кровь благодаря дыханию. Но потребностью эта нужда становится только тогда, когда возникает какой-либо дефицит: заболевают органы дыхания, снижается содержание кис­лорода в атмосфере. В этом случае человек страдает от нехватки кислорода, предпринимает какие-то действия, чтобы ее устранить, радуется, когда может вздохнуть полной грудью. Объективное состояние — нужда — преобразовалось в психологическое состоя­ние — потребность.

Возникшие потребности побуждают личность к активному поис­ку путей ее удовлетворения, становятся внутренними побудителя­ми его деятельности — мотивами.

Потребности, которые отражают нужды нашего организма, на­зывают органическими; потребности, связанные с нуждами раз­вития личности,— духовными или социогенными (порожденными обществом). Органические потребности (в пище, кислороде, воде, продолжении рода, самосохранении) есть и у человека, и у живот­ных. Но даже эти потребности человека на протяжении истории значительно изменились, преобразовались, так сказать, очеловечи­лись. Историческое развитие потребностей в данном случае выра­жается в том, что меняются предметы и способы удовлетворения потребности. В отличие от животных человек сам производит про­дукты, удовлетворяющие его потребности. Об этих отличиях очень точно и образно писал К- Маркс: «Голод есть голод, однако голод, который утоляется вареным мясом, поедаемым с помощью ножа и вилки, это иной голод, чем тот, при котором проглатывают сырое мясо с помощью рук, ногтей и зубов»¹⁸.

Характерная особенность человеческих потребностей — их фак­тическая ненасыщаемость. Нельзя удовлетворить какую-либо пот­ребность раз и навсегда. Будучи удовлетворенной, она возникает вновь, развивается и при этом побуждает человека создавать все

новые и новые предметы материальной и духовной культуры. В развитии личности особую роль играют духовные потреб­ности: стремление к знаниям, творчеству, восприятию произве­дений искусства. Жизнь человека в обществе, коллективе породи­ла такие могучие потребности, как потребность в общении, потреб­ность в признании со стороны других людей, потребность занять достойное место в коллективе. Эти и многие другие потребности присущи в той или иной мере всем людям, но уровень их развития, соотношение их друг с другом неодинаково. Каждого человека ха­рактеризует неповторимое сочетание потребностей. Общественная ценность личности во многом определяется тем, какие потребности у нее преобладают. По-разному ценится человек, который стремит­ся только к личному обогащению, человек, для которого самое важ­ное в жизни — удовлетворение потребности в модной одежде или изысканных блюдах, и человек, для которого главная потребность — творческий труд на благо своего народа. «Нравственно оправдан­ная потребность,— писал А. С. Макаренко,— это есть потребность коллективиста, т. е. человека, связанного со своим коллективом единой целью движения, единством борьбы, живым и несомнен­ным ощущением своего долга перед обществом. Потребность у нас есть родная сестра долга, обязанностей, способностей, это прояв­ление интересов не потребителя общественных благ, а деятеля со­циалистического общества, создателя этих благ».

Интересы. Потребности лежат в основе интересов. Мы интере­суемся теми предметами и явлениями, которые способны удовлет­ворить ту или иную потребность. Эти предметы и явления привле­кают к себе наше внимание, мы думаем о них, стремимся к ним. Интерес нередко заставляет нас действовать в определенном направлении, выступает в качестве мотива деятельности. При этом одна и та же деятельность у разных людей может быть мотивиро­вана разными интересами и может удовлетворять различные пот­ребности. Так, один ученик стремится хорошо учиться потому, что у него высоко развиты познавательные интересы, жажда зна­ний, для другого хорошая учеба — средство завоевать уважение окружающих, третий не хочет огорчать родителей, четвертый на­мерен поступить в вуз и готовит себе аттестат с высоким баллом, пятому нравится та интеллектуальная деятельность, которая необ­ходима для достижения высоких результатов, и т. д. и т. п. Впрочем, учение, как и все остальные сложные виды деятельности, мотивиро­вано многими потребностями и интересами.

Различают непосредственные и опосредованные интересы. Пер­вые прямо связаны с какой-либо потребностью. Например, юноша, который любит математику, с удовольствием решает задачи, чи­тает биографии великих ученых-математиков, посещает соответст­вующий факультатив. Его занятия математикой вызваны непосред­ственным интересом к этой области знания. Может случиться, что литература как учебный предмет, особенно такой вид работы, как классные и домашние сочинения, ему не нравится, сама по себе

не интересна. В то же время юноша знает, что и выпускные экза­мены в школе, и вступительные экзамены в вуз, куда он стремится, включают сочинение. Осознание жизненной значимости заставляет старшеклассника тщательно готовиться к сочинениям, работать над собой и в этой области. В этом случае интерес к литературе

опосредованный.

Очень важно научиться вызывать такой интерес у себя. и у других. Ж-Ж- Руссо в романе «Эмиль, или О воспита­нии» рассказал, как воспитатель пробуждает у мальчика интерес к чтению, не прибегая ни к советам, ни к прось­бам, ни к принуждению. Он стремился сделать для маль­чика чтение жизненно важным делом, превратить это скучное, как ребенку казалось, занятие в средство удов­летворения его потребностей. Эмиль часто получал письма от отца, матери, друзей, пригласительные билеты на обед, экскурсию, лодочную прогулку, посещение праздников. Эти письма и би­леты написаны коротко, четко и ясно. Но Эмиль еще не умел читать, и должен был найтись кто-то, способный ему их прочесть. Этот некто всегда или опаздывал, или не проявлял желания читать. Таким образом, момент упущен. Мальчик с опозда­нием узнавал об ожидавших его радостях. Как. было бы хорошо, если бы он умел читать! Возникает желание учиться...

Учение, объективная значимость которого Эмилю еще не была ясна, приобрело для него субъективный, личностный смысл.

Эту зависимость психологического' строения деятельности от ее отношения к потребностям человека, к его интересам прекрас­но показал М. Твен в знаменитой книге «Приключения Тома Сойера». Напомним, видимо, хорошо известную вам ситуацию. Том прови­нился, и тетушка Полли в наказание заставляет его в выходной день белить огромный забор. (Заметим: эта «педагогическая» мера доказывает, что тетя Полли была очень плохим педагогом: пре­вращать труд в наказание — верный способ вызвать к нему отвра­щение. А. С. Макаренко поступал прямо противоположным обра­зом: в его воспитательных учреждениях наказывали как раз тем, что провинившегося отстраняли от участия в труде... Впрочем, Том благодаря педагогической ошибке тетушки совершил психологи­ческое открытие... Но обо всем по порядку.)

Том принялся за дело без всякого энтузиазма. «Жизнь показалась ему бес­смыслицей, существование — тяжелою ношею. Со вздохом обмакнул он кисть в известку, провел ею по верхней доске, потом проделал то же самое снова и оста­новился: как ничтожна белая полоска по сравнению с огромным пространством некра­шеного забора! В отчаянии он опустился на землю под деревом». Перед Томом возникла проблемная ситуация, на первый взгляд совершенно неразрешимая,— выполнить задание и при этом не прикасаться к пугающему забору. Решение воз­никшей задачи протекало точно по уже известным вам из главы о мыслительной • деятельности законам: сначала несколько бесплодных попыток, и потом уже знако­мое: «И вдруг в эту черную минуту отчаяния на Тома снизошло вдохновение! Именно а вдохновение, не меньше — блестящая, гениальная мысль».

Первой жертвой гениального открытия Тома был Бен Роджерс, «тот самый мальчишка, насмешек которого он боялся больше всего». Том разыграл перед ним сцену работы с увлечением. Всем своим видом он демонстрировал, что белить за­бор — удовольствие, что это приятное занятие и очень к тому же необычное: «Разве мальчикам каждый день достается белить заборы?»

И вот уже Бен умоляет Тома разрешить и ему побелить немножко и отдает за эту честь свое почти целое яблоко! С этого момента все мальчишки, которые про­ходили мимо, покупали у Тома право на работу; которую они в другой психологи­ческой ситуации ни за что бы не стали выполнять. В чем же дело? «Сам того не ведая,— замечал М. Твен,— он открыл великий закон, управляющий поступками людей, а именно: для того, чтобы человек или мальчик страстно захотел обладать какой-нибудь вещью, пусть эта вещь достанется ему возможно труднее. Если бы он был таким же великим мудрецом, как и автор этой книги, он понял бы, что работа есть то, что мы обязаны делать, а игра есть то, что мы не обязаны делать!»

Автор «Приключений Тома Сойера» был, конечно, великим мудрецом, замечательным писателем и..., сыном своего буржуаз­ного времени, как, впрочем, и его герои, которые не представляли себе, что можно с удовольствием выполнять свои обязанности, что радость человеку приносит не только игра, но и труд.

Для советских людей именно потребность в труде — одна из основных духовных потребностей.

Психологические ситуации, которые показывают ход возник­новения опосредованных интересов (сам по себе объект не инте­ресен, но он является средством удовлетворения какой-либо потреб­ности личности и поэтому привлекает к себе внимание), поучитель­ны не только с точки зрения стратегии и тактики воспитания. Эти закономерности с успехом можно применить и для самовоспита­ния. То, что на первый взгляд представляется неинтересным и даже не очень нужным, при более внимательном анализе может оказать­ся совершенно необходимым для достижения желанной цели.

Интерес возникает и в том случае, когда личность связывает свои дела и поступки с интересами коллектива, интересами общества. Коллективист интересуется не только тем, что удовлетворяет его личные потребности, но тем, что жизненно важно для других, ближ­них и дальних людей.

Подчеркивая значение жизненной перспективы в воспитании и самовоспитании личности, А. С. Макаренко писал: «Человек, определяющий свое поведение самой близкой перспективой, есть человек самый слабый. Если он удовлетворяется только перспек­тивой своей собственной, хотя бы и далекой, он может представ­ляться сильным, но он не вызывает у нас ощущения красаты лич­ности и ее настоящей ценности. Чем шире коллектив, перспективы которого являются для человека перспективами личными, тем че­ловек красивее и выше».

Склонности. Если интересы выражают потребность в опреде­ленных знаниях, «жажду знаний», то другая сторона направлен­ности — склонность. Это стремление заниматься определенной дея­тельностью, жажда деятельности. Между интересом и склонностью, конечно, много общего, но есть и различия. Я могу, например, про­являть интерес к кинематографу: буду с удовольствием посещать кинотеатр, читать книги по киноискусству и биографии выдающих­ся режиссеров и артистов, коллекционировать их фотографии и т. д. И в то же время я совершенно не стремлюсь к деятельности в области кино: не собираюсь стать режиссером или оператором, сценарис-

том или киноартистом. Мы знаем много любителей спорта, которые ходят на стадионы, активно «болеют» за любимые команды или любимых спортсменов, читают спортивные газеты и журналы, но сами... не делают даже утренней физзарядки. Есть интерес, но нет

склонности.

Настоящая склонность обычно сочетает в себе устойчивый ин­терес к тем или иным явлениям действительности и устойчивое стремление самому действовать в этом направлении. Нередко склон­ность, особенно если она проявляется еще в детстве, может свиде­тельствовать о таком свойстве личности, как способности, к анали­зу которых мы переходим.

Способности. Если интересы и склонности характеризуют лич­ность со стороны ее устремленности в том или ином направлении, со стороны той деятельности, которой она охотнее всего занимается, «отвечают» за то, что делает человек, то от способностей зависит качество выполнения деятельности, ее успешность и уровень дос­тижений, зависит то, как эта деятельность выполняется. Б. М. Теп­лое выделял следующие три основных признака понятия «способ­ность»:

«Во-первых, под способностями понимаются индивидуально-психологические особенности, отличающие одного человека от дру­гого; никто не станет говорить о способностях там, где дело идет о свойствах, в отношении которых все люди равны.

Во-вторых, способностями называют не всякие вообще индиви­дуальные особенности, а лишь такие, которые имеют отношение к успешности выполнения какой-либо деятельности или многих деятельностей.

В третьих, понятие «способность» не сводится к тем знаниям, навыкам или умениям, которые уже выработаны у данного человека» Таким образом, можно сказать, что способности — это инди­видуально-психологические особенности личности, которые являют­ся условиями успешного осуществления данной деятельности и динамики овладения знаниями, умениями и навыками.

Между способностями, с одной стороны, и знаниями, умения­ми и навыками — с другой, существуют сложные отношения взаим­ной зависимости. Так,* учитель может быть недоволен ответом уче­ника А. по литературе, а ученика Б. за такой же ответ похвалить. Интересно, что одноклассников чаще всего не удивляет подобная «несправедливость»: они понимают, что способный к литературе А. ответил ниже своих возможностей, тогда как Б. достиг высокого результата в области, где он особых способностей не проявляет. Школьная отметка обычно измеряет не столько способности, сколько уровень знаний, умений, навыков.

Благодаря способностям в той или иной сфере ученик может быстро и сравнительно легко овладеть необходимыми знаниями. Разумеется, если способный к математике ученик невниматель­но слушал объяснение учителя на уроке и не заглянул в учебник дома, он совершенно заслуженно получит двойку с соответствую-

щим комментарием: «Вы, видимо, понадеялись на свои способности». Советский психолог А. В. Петровский образно сравнивает спо­собности с зерном, которому еще только предстоит развиться: по­добно тому как брошенное в почву зерно является лишь возмож­ностью по отношению к колосу, который может вырасти из этого зерна, но лишь при условии, что структура и влажность почвы, погода и т. д. и т. п. окажутся благоприятными, способности чело­века являются лишь возможностью для приобретения знаний и умений.

Эти возможности превращаются в действительность в результате упорного труда. Впрочем, точнее было бы сказать, что трудолюбие, склонность к труду, связанному с той областью, в которой у чело­века имеются способности, входит в само содержание, структуру способностей. Советский психолог Н. С. Лейтес, специально изу­чавший детей с большими умственными способностями, отмечает, что все они прежде всего великие труженики. Тот факт, полагает ученый, что способному ученику многое дается легко и быстро, не снижает значения склонности к труду. Недостаточная тяга к деятельности является недостатком самой одаренности — при тех же умственных данных, но при более устойчивой и могуществен­ной потребности в занятиях, очевидно, его способности развились бы гораздо полнее и ему были бы доступны достижения более вы­сокого порядка.

Теперь становится понятной психологическая неточность таких довольно распространенных высказываний взрослых о детях, а по­рой тех и других о самих себе: «Способный, но лентяй!»; «Если бы я только захотел, я бы всех за пояс заткнул!»; «Ему только усид­чивости не хватает..» и т. д.

— Нет, уважаемые,— молено ответить таким «неудачникам»,— раз вам не хотелось заниматься, если вы не увлеклись, не зажглись, значит, и способностей полноценных не было.

Здесь опять-таки сказывается целостность и единство личности, о которых мы уже не раз упоминали: никакое изолированное ка­чество психики не обеспечивает настоящих общественно ценных успехов в деятельности. Вспомним в этой связи, как по-разному вписались в структуру личности феноменальная память у двух описанных нами людей — Ш. и Соллертинского. Не бывает способ­ностей, оторванных от человеческого труда, от деятельности лич­ности. Способности, как и другие свойства личности, не только про­являются в деятельности, но и формируются в ней.

Почему же люди, даже затрачивая одинаковые усилия в той или иной области, все-таки достигают различных результатов? Иначе говоря, в чем причина неравенства способностей? В главе «Раз­витие психики ребенка» мы специально рассматривали роль нас­ледственности, среды и воспитания в развитии личности человека. Вспомним, что различия в способностях нельзя объяснить тем, что те или иные качества передаются от поколения к поколению, от отца к сыну, от сына к внуку, как эстафетная палочка. Правда,

некоторые факты как будто свидетельствуют в пользу наследствен­ной передачи способностей. Особенно впечатляет история семьи немецких музыкантов Бахов. Впервые большие музыкальные спо­собности здесь проявились в 1550 г. Родоначальником семьи был булочник В. Бах, который, как отмечал Т. Рибо в I книге «Наследственность душевных свойств», отводил душу после своей работы музыкой и пением. У него было два сына, с них-то и начинается непрерывный ряд музыкантов Бахов, которые были известны в Германии на протяжении более двух веков. В семье Бахов было около шестидесяти музы­кантов, из них более двадцати — выдающиеся. Но всемир­ную славу этой фамилии принес гениальный композитор Иоганн

Себастьян Бах.

В семье Моцарта насчитывалось пять видных музыкантов, Гайд­на — два, у Иоганна Штрауса, автора замечательных венских валь­сов, отец был тоже известным композитором.

Известны династии артистов, художников, моряков, врачей, педагогов... Неужели во всех подобных случаях способности пе­редаются по наследству, так же как цвет глаз или форма носа? Ко­нечно, нет. На каждый такой случай можно привести сотни дру­гих, когда способности отцов и детей не совпадают. Скорее всего, здесь действует не биологическая, а, так сказать, социальная нас­ледственность. Сын врача становится врачом, дочь учительницы поступает в педагогический институт не из-за врожденной предо­пределенности, а потому, что с детства они узнали и полюбили про­фессии своих родителей.

Ребенок рождается не с готовыми способностями, а с задатками, т. е. такими особенностями строения мозга, органов чувств и движения, которые выступают в качестве природных предпосылок развития способностей. Задатки многозначны. Это означает, что на базе одних и тех же задатков могут возникнуть различные способности в за­висимости от требований соответствующей деятельности. Так, острая наблюдательность и хорошая зрительная память может войти в струк­туру способностей художника, следователя, геолога. Не повредят эти качества и специалистам в десятках других областей.

Разовьются ли задатки в способности, зависит не только от инди­видуальных особенностей личности, но и от исторических условий, от потребностей общества. Те или иные способности развиваются тогда, когда в них появляется общественная необходимость. По этому поводу в работе «Немецкая идеология» К- Маркс и Ф. Энгельс писали, имея в виду величайшего итальянского художника эпохи Возрождения Рафаэля: «Удастся ли индивиду вроде Рафаэля раз­вить свой талант,— это целиком зависит от спроса, который, в свою очередь, зависит от разделения труда и от порожденных им усло­вий просвещения людей»¹⁹.

Рассмотрим с этой точки зрения такую воображаемую ситуацию. Где-то на далеком острове в Тихом океане родился мальчик с вы­дающимися музыкальными задатками. Кем может он стать, если учесть,

Что люди его племени не знают никакой иной музыки, кроме одно­голосного пения, и никакого другого.музыкального инструмента, кроме барабана? В лучшем случае этот, мальчик войдет в историю острова как самый замечательный барабанщик. Иными словами, он достигнет такого уровня развития своего музыкального таланта, который возможен в определенных социальных условиях. Совсем иначе сложилась бы его судьба, если бы он оказался в стране с вы­сокоразвитой музыкальной культурой и попал там к хорошим пе­дагогам.

Способности и выбор профессии. А если нет? Тогда мир лишил­ся бы, может быть, нового Моцарта, а несостоявшийся Моцарт, мо­жет быть, стал бы посредственным врачом или инженером. Впро­чем, для того чтобы понять всю важность проблемы своевремен­ного выявления задатков и развития способностей, проблемы вы­бора жизненного пути в соответствии с возможностями личности, не обязательно конструировать столь экзотические ситуации. Проб­лема профессионального самоопределения стоит сегодня перед каждым старшеклассником. И не только современным. В 1835 г. семнадцатилетний выпускник гимназии Карл Маркс написал со­чинение на тему: «Размышления юноши при выборе профессии». «Возможность такого выбора,— писал Маркс,— является огромным преимуществом человека перед другими существами мира, но вместе с тем выбор этот является таким действием, которое может унич­тожить всю жизнь человека, расстроить все его планы и сделать его несчастным. Серьезно взвесить этот выбор — такова, следова­тельно, первая обязанность юноши, начинающего свой жизненный путь и не желающего предоставить случаю самые важные свои дела»²⁰.

И дальше необычайно точно определяются основные условия правильного выбора профессии: «...главным руководителем, который должен нас направить при выборе профессии, является благо че­ловечества, наше собственное совершенствование,..

Если мы избрали профессию, в рамках которой мы больше всего можем трудиться для человечества, то мы не согнемся под ее бре­менем, потому что это —- жертва во имя всех, тогда мы испытаем не жалкую, ограниченную, эгоистическую радость, а наше счастье будет принадлежать миллионам...»

Следовательно, чтобы найти себя и правильно определить свое место в жизни, необходимо ответить на главные вопросы: в чем больше всего нуждается сегодня моя страна, что она ждет от меня, на что я способен, в какой области деятельности я могу полнее всего раскрыть себя. Эти вопросы неразрывно связаны: ты принесешь Родине наибольшую пользу, если сможешь точно «вписать» свои мечты, склонности и способности в то дело, которому собираешься посвятить свою жизнь, если дело, которому ты собираешься слу­жить, и особенности твоей личности гармонически сочетаются. Недаром в статье 40 нашей Конституции записано, что «граждане СССР имеют право на труд... включая право на выбор профессии,

рода занятий и работы в соответствии с призванием, способностями, профессиональной подготовкой, образованием и с учетом обществен­ных потребностей».

Но как оказаться «человеком на своем месте», как правильно выбрать профессию, если их тысячи, а ты один?

Хороший компас в мире профессий предлагает со­ветский психолог Я. А. Климов. В книге «Путь в про­фессию» он выделяет пять основных типов профессий по принципу отношения человека к различным объек­там окружающего мира.

Профессии первого типа — «человек — природа» объединяют полеводов, животноводов, пчеловодов, лесо­водов, агрономов, ветеринаров и т. д. Профессии второго типа — «человек — техника» — это слесари, швеи, шоферы, инженеры...

Те, кто имеют дело с разного рода условными знаками, шиф­рами, кодами, формулами, языками и пр., относятся к третьему типу профессий — «человек — знаковая система».

Маляры, копировщики рисунков, художники-оформители, жи­вописцы и т. д.— представители четвертого типа — «человек — художественный образ».

Наконец пятый тип профессий — «человек — человек» — вклю­чает продавцов, медсестер, воспитателей, преподавателей.

Е. А. Климов разработал специальную тестовую таблицу, ко­торая поможет сориентироваться в собственных интересах и склон­ностях, сделает разговор с самим собой на тему «кем быть?» более содержательным и конкретным. Приводим эту таблицу.

Пользоваться таблицей надо так. Читайте по порядку пункты таблицы и либо соглашайтесь с ними («да»), либо не соглашай­тесь («нет»).

Если вы отвечаете «да», то ставьте карандашом знак «+» перед соответствующей цифрой, стоящей в данном пункте в одном из вер­тикальных столбцов. Ответ «нет» можно иметь двоякое значение: либо просто отсутствие утверждения, либо активное отрицание. Во втором случае перед соответствующей цифрой ставьте «—», в первом — никакого знака. Пройдя таким образом все тридцать пунк­тов, подсчитайте алгебраические суммы отмеченных чисел в каж­дом из столбцов (цифры без знаков учитывать не нужно).

Наибольшие положительные суммы будут в столбцах, соответ­ствующих наиболее подходящим для вас типам профессий, малые суммы, а тем более отрицательные — неподходящим.

Разумеется, человек по склонностям и способностям может иметь предпосылки не к одной, а к нескольким профессиям. Что же, тогда надо выбирать между ними. Значительно труднее принять решение, когда выясняется, что к профессии, которая вам очень нравится, у вас данных маловато. В этом случае одно из двух: либо переклю­читься на что-то другое, более или' менее близкое, либо... Здесь, ребята, надо вспомнить об одном замечательном свойстве нашей

Таблица для ориентировочного определения предпочтительного типа будущей специальности на основе самооценки

п/п	Тип специальности (по признаку предмета труда). Программа самооценки	п (природа)	т (техника)	(знаковая^ система)	X (художест. образы)	ч (человек — человек)
	Легко (без ' скованности) знакомлюсь с новыми людь-
	ми
	Охотно и подолгу могу что-
	нибудь мастерить (или
	шить, чинить, вязать)
	С охотой хожу вмузеи, театры, на концерты и
	художественные выставки
	Охотно и постоянно слежу
	и ухаживаю за растениями
	(или животными)
	Охотно и подолгу могу что-
	нибудь подсчитывать, вы-
	числять или чертить			I
	Охотно провожу время со сверстниками или младши­ми, когда их нужно чем-то занять, увлечь делом или
	помочь им в чем-то
	Охотно и часто помогаю старшим по уходу за живот-
	ными (или растениями)
	Обычно я делаю мало оши-
	бок в письменных работах
	Мои изделия (то, что я де-
	лаю своими руками в сво­бодное от учебы время) обычно вызывает интерес у
	товарищей, старших
	Старшие считают, что у ме­ня есть способности к оп­ределенной области искусст-
	ва					о
	Охотно читаю о раститель-
	ном (или животном) мире					о
	Активно участвую вхудо­жественной самодеятель-
	ности
	Охотно читаю об устрой-
	стве механизмов, машин,
	приборов
	Охотно и подолгу могу раз-
	гадывать головоломки или сидеть над трудными зада­чами, кроссвордами, ребу-
	сами					о
	Легко улаживаю разногла­сия между сверстниками
	или младшими

20 21

Старшие считают, что у меня есть способности к ра-ббте с техникой Результаты моего худо­жественного творчества одобряют и совершенно незнакомые люди Старшие считают, что у меня есть способности к работе с растениями или животными

Обычно, как считают, мне удается подробно и ясно для других излагать мысли в письменной форме Я почти никогда не ссорюсь Вещи, сделанные мною, одобряют незнакомые люди Без особого труда усваиваю ранее незнакомые или ино­странные слова Мне часто случается помо­гать незнакомым людям Подолгу, не уставая, могу заниматься любимой ху­дожественной работой (му­зыкой, рисованием и т. п.) С большим интересом читаю об охране окружающей сре­ды, леса, животных Люблю разбираться в устройстве механизмов, ма­шин, приборов Мне обычно удается убе­дить, сверстников или млад­ших в том, что нужно делать так, а не иначе Охотно наблюдаю за живот­ными или рассматриваю растения

Охотно читаю научно-по­пулярную, литературно-кри­тическую литературу, пуб­лицистику

Пробую свои силы в живо писи, музыке, поэзии и т. д. Без особых усилий и охотно разбираюсь в географиче­ских картах, схемах, графи­ках, чертежах, таблицах

О

О 1 0

0 1

0 0

0 0

О о

О ' 0

о

О

О о о

О

1 0

0 0

О о

о

психики — компенсации. О ней шла речь в главе об ощущениях и восприятиях.

Заметиь, что при очень большом желании и сильной воле че­ловек может преодолеть даже недостаточное развитие некоторых способностей... Выводы, как говорится, напрашиваются сами собой.

Итак, мы ответили на два главных вопроса о личности: «чего хочет личность» и «что она может». Вы, наверное, заметили глу­бокую внутреннюю связь между ними: очень часто мы можем тогда, когда хотим, и хотим —• когда можем. Это единство раскрывается при ответе на третий вопрос о личности: «что она есть»— о харак­тере, воле, темпераменте, к которому мы перейдем после того, как расскажем о мире человеческих эмоций и чувств.

Глава 11 ЭМОЦИОНАЛЬНЫЙ МИР ЛИЧНОСТИ

Ничто — ни слова, ни мысли, ни даже по­ступки наши, не выражают так ясно и верно нас самих, как наши чувствования; в них слышен характер не отдельной мысли, не от­дельного решения, а всего содерокания души нашей...

К- Д. У шин с кий

О, если бы я только мог

Хотя отчасти,

Я написал бы восемь строк

О свойствах страсти.

Я вывел бы ее закон.

Ее начало,

И повторял ее имен

Инициалы.

Б. Пастернак

Понятие об эмоциях и чувствах. Разговор об эмоциях и чувствах мы начнем с вопроса, который кажется странным и не­ожиданным на первый взгляд: зачем нужны чувства, зачем нужны эмоции? На самом деле, мы уже знаем, что благодаря познаватель­ным процессам осуществляется отражение окружающей действи­тельности. При этом каждый из изученных процессов вносит свой вклад: ощущения доставляют информацию об отдельных свойствах и признаках предметов и явлений, восприятия дают их целостные образы, память хранит воспринятое, мышление и фантазия перерабатывают этот материал в мысли и новые образы. Благодаря воле и активной деятельности, человек осуществляет свои планы и т. д. Может, легко было бы обойтись без радости и страда­ния, удовольствия и досады, наконец, без любви и ненави­сти?

В то же время из собственного опыта мы знаем, что вся наша познавательная и предметная деятельность, вообще, вся наша жизнь немыслима без эмоций, без чувств. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно представить себе человека, лишенного эмоциональ­ной жизни... В. Солоухин предложил на основе этого фантастическо­го предположения оригинальный тест для решения задачи А. Тьюрин­га на различение кибернетического устройства и человека.

Представим себе,- что двое ведут беседу, не видя друг друга. Если человек не может распознать в своем собеседнике робота, значит, у человека перед компьютером нет, в сущности, никаких преимуществ.

Может быть,— замечал В. Солоухин,— и правда нельзя распознать живого собеседника от кибернетического, если обсуждать математические закономерности или литературные произведения, несущие в себе только информационную функцию)

Для того, чтобы, так сказать, вывести замаскированного робота на чистую воду, надо задать таинственному собеседнику следующие вопросы: «Когда он последний раз плакал или смеялся? По какому случаю? Жалко ли ему Грушницкого, Каренину? Симпатизирует ли он Раскольникову? За какой идеал он способен

пожертвовать собой? На что он готов ради любви? Ради матери? Болит ли за что-нибудь у него душа?»

— Мне кажется,— справедливо замечает автор,— при таком разговоре изобли­чить механического собеседника не так уж трудно.

Недаром издавна возникло представление о трехчленной струк­туре психической жизни: ум, воля и чувство; о противополож­ности ума и сердца — «ум с сердцем не в ладу» и т. д. При этом, как отмечали историки психологии, наибольшее внимание всегда уделялось изучению познавательных и волевых процессов, тогда как исследование эмоциональной жизни оставалось уделом поэзии и музыки. Однако в наши дни проблемой эмоций и чувств занимаются многие ученые и целые научные коллективы. И одним из главных вопросов остается тот, с которого мы на­чали наш разговор: зачем нужны чувства? Иными словами, каковы их функции, какую роль играют они в психической жизни чело­века?

Оказалось, что ответить на этот вопрос односложно нельзя. Дело в том, что эмоции и чувства имеют не одну определенную функцию, а несколько. Прежде всего, эмоции и чувства, как и все остальные психические процессы, представляют собой отражение реальной действительности, но только в форме переживания. При этом понятия «эмоции» и «чувства», которые мы до сих пор использовали как равноценные, на самом деле обозначают различные психи­ческие явления, которые, конечно, самым тесным образом связаны между собой. И в эмоциях и в чувствах отражаются потреб­ности человека, вернее, то, как эти потребности удовлетворя­ются.

В эмоциональных переживаниях отражается жизнен­ная значимость действующих на человека явлений и си­туаций. Иначе говоря, эмоции — это отражение в форме пристрастного переживания жизненного смысла явлений и ситуаций. В общем, можно сказать, что все способствую­щее или облегчающее удовлетворение потребностей вы­зывает положительные эмоциональные переживания, и, наоборот, все, что этому препятствует,— отрицательные. «Особен­ность эмоций,-— отмечал в своей книге «Деятельность. Сознание. Личность» замечательный советский психолог А. Н. Леонтьев,— состоит в том, что они отражают отношения между мотивами (пот­ребностями) и успехом или возможностью успешной реализации от­вечающей им деятельности субъекта». Здесь нам полезно вспомнить три основных вопроса, на которые, по словам С. Л. Рубинштейна, мы стремимся получить ответ, когда хотим узнать, что представляет со­бой тот или иной человек: чего хочет человек? что он может? и что он есть? На первые два из них мы уже ответили, когда речь шла о направленности и способностях. Наверное, в эмоциях и чувствах как раз и отражается соотношение между тем, «чего хочет» человек, и тем, «что он может». А в результате во многом возникает то, «что он есть»...

Важное отличие чувств от эмоций заключается в том, что чувства обладают относительной устойчивостью и постоянством, а эмоции возникают в ответ на конкретную ситуацию. Глубокая связь чувства с эмоциями проявляется прежде всего в том, что чувство переживается и обнаруживается именно в конкретных эмоциях. Так, чувство любви к близкому человеку может переживаться в за­висимости от ситуации как эмоция радости за него, удовольствия от общения, тревоги в случае, если ему что-либо угрожает, досады, если он не оправдал наших надежд, гордости за его успехи, стыда в случае, если он совершил что-либо недостойное, и т. д. В структуру чувства входит не только эмоция, непосредственное переживание, но и более обобщенное отношение, связанное со знани­ем, пониманием, понятием. Так, наша любовь к Родине включает не только непосредственное удовольствие, связанное с восприятием родной природы, общением с соотечественниками и т. д., но и гордость за нее, основанную на знании истории, на глубоком понимании всемирно-исторического значения коммунистического строительства в нашей стране и т. д.

Одна из главных функций эмоций состоит в том, что они помогают ориентироваться в окружающей действительности, оценить предметы и явления с точки зрения их желательности или нежелательности, полезности или вредности. Об этой информационной, можно было бы даже сказать, прединформационной, роли эмоций у нас фак­тически уже шла речь, когда мы анализировали эмоциональный

тон ощущений.

По мнению советского психофизиолога П. В. Симонова, эмо­ция возникает тогда, когда появляется рассогласование между тем, что необходимо знать и для того, чтобы удовлетворить потребность (необходимая информация), и тем, что на самом деле известно. На этой основе создана своеобразная формула эмоций: Э=П (Н—С), где Э — эмоция, П — потребность (в формуле она берется с отрицательным знаком «—»), Н — информация, необходимая для удовлетворения потребности, С — информация, которую можно ис­пользовать, то, что известно.

Из этой формулы вытекают четыре следствия: 1) Если П = О, т. е. если нет потребности, Э также равно 0. 2) Э = 0, т. е. эмоция не возникает и тогда, когда Н=С. Это тот случай, когда человек, испытывающий потребность, обладает полной возможностью для ее реализации. 3) Э максимальна, если С = 0. Это значит, что наибольшей силы эмоция достигает тогда, когда потребность су­ществует, но совершенно нет информации о том, как ее удовлетво­рить. Здесь эмоция как бы компенсирует информационный дефицит. Недаром говорят, что пугает не само событие, а неизвестность. 4) Наконец, согласно формуле, в случае, когда С>Н, должна возникнуть положительная эмоция.

П. В. Симонов в книге «Что такое эмоция?» приводит такую си­туацию: «Томимый жаждой путник движется по раскаленным пескам. Он знает, что только через три дня пути может встретиться с источником. Удастся ли пройти

этот путь? Не занесло ли ручей песками? И вдруг, завернув За выступ скалы, человек видит колодец, не отмеченный на картах. Бурная радость охватывает усталого путника. В тот момент, когда перед ним блеснуло зеркало колодца, путник стал обладателем исчерпы­вающих сведений о возможности утолить жажду. И это в ситуации, когда прогноз в лучшем случае предсказывал три дня тяжелейших скитаний».

Полезно было бы поработать с «формулой эмоций» самостоятель­но. Подставляя различные житейские ситуации, вы сможете объяснить и радостную реакцию на сюрприз (не в этом ли психо­логическая разгадка всяких приятных неожиданностей?), и тревож­ность и опасение перед уроком (спросят — не спросят?) или экзаменом (какой билет попадется?) и многое другое. В то же время обнаружится, что многие явления эмоциональной жизни никак в формулу не укладываются. И это не удивительно: жизнь всегда богаче формул. Тем более эмоциональная!

Велико значение эмоций и для регуляции поведения в тех случаях, когда требуется мгновенная мобилизация всех сил и возможностей организма. Не здесь ли следует искать разгадку удиви­тельных на первый взгляд явлений, когда под влиянием сильной эмоции человек совершает невозможное? При этом иногда говорят: действовал в состоянии стресса. Но что это такое?

Стресс и фрустрация. Вы, наверное, слышали это корот­кое и даже по своему звучанию какое-то волнующее слово: стресс. Как многие другие научные понятия из психологии и фи­зиологии, оно давно перешло со страниц специальных изда­ний и дискуссий специалистов в живую речь. Правда, ис­пользуются такие, в прошлом только научные, понятия не слишком строго. В психологии, как мы уже говорили, таких понятий особенно много. Теперь я могу открыть одну тайную мысль, которая была у меня, когда я писал эту книгу: вернуть психоло­гическим понятиям, уже живущим в сознании читателей, их на­учный смысл.

Сегодня многим кажется, что знать слово — это зна­чит владеть содержанием понятия, которое этим сло­вом обозначается. Именно об этом писал знаменитый ка­надский ученый Ганс Сельб, основатель теории стресса в своей книге «Стресс без дистресса», вышедшей в 1979 го­ду на русском языке: «Каждый человек испытывал его, все говорят о нем, но почти никто не берет на себя труд выяс­нить, что же такое стресс. Многие слова становятся модны­ми, когда научное исследование приводит к возникновению но­вого понятия, влияющего на повседневное поведение или на образ наших мыслей по коренным жизненным вопросам».

В переводе с английского стресс — это давление, нажим, напря­жение, а дистресс — горе, несчастье, недомогание, нужда. По сло­вам Г. Селье, стресс есть неспецифический (т. е. один и тот же на

различные воздействия) ответ организма на любое предъявленное ему требование, который помогает ему приспособиться к возник­шей трудности, справиться с ней. Всякая неожиданность, которая нарушает привычное течение жизни, может быть причиной стресса. При этом, как отмечает Г. Селье, не имеет значения, приятна или неприятна ситуация, с которой мы столкнулись. Имеет значение лишь интенсивность потребности в перестройке или в адаптации. В качестве примера ученый приводит волнующую ситуацию: мать, которой сообщили о гибели в бою ее единственного сына, испы­тывает страшное душевное потрясение. Если много лет спустя ока­жется, что сообщение было ложным и сын неожиданно войдет в комнату целым и невредимым, она почувствует сильнейшую радость. Специфические результаты двух событий — горе и радость — совершенно различны, даже противоположны, но их стрессовое действие — неспецифическое требование приспособления к новой ситуации — может быть одинаковым... Так, «разные домаш­ние предметы — обогреватель, холодильник, звонок и лампа, даю­щие соответственно тепло, холод, звук и свет, — зависят от общего фактора — электроэнергии. Первобытному человеку, никогда не слышавшему об электричестве, трудно было бы поверить, что эти столь непохожие явления нуждаются в одном источнике энергии» —

пишет Селье.

Деятельность, связанная со стрессом, может быть приятной или неприятной. Любое событие, факт или сообщение может вызвать стресс, т. е. стать стрессором. При этом, говоря житейским языком, взволнует человека та или иная ситуация или оставит равнодушным, иными словами, выступит причиной стресса или нет, зависит не только от самой ситуации, но и от личности, ее опыта, ожиданий, уверенности в себе и т. д. Особенно большое значение имеет, ко­нечно, оценка угрозы, ожидание опасных последствий, которую содержит в себе ситуация.

Это влияние проверялось в специальных экспериментах. Испытуемым демон­стрировался один и тот же кинофильм, показывающий несчастные случаи на ле­сопильне. В первом варианте опытов будущим кинозрителям говорили только то, что в фильме будут показаны несчастные случаи на лесопильне, во втором — что события не являются реальными. Наконец, в третьем случае экспериментаторы стремились отвлечь внимание испытуемых от тяжелых эпизодов: зрителей про­сили беспристрастно проследить, например, насколько ясно и убедительно, мастер излагает правила техники безопасности рабочим.

На основе полученных данных были сделаны выводы о том, что в первом случае у большинства зрителей наблюдались ясно выраженные стрессовые реакции. Запомним: стресс может воз­никнуть не только тогда, когда опасность угрожает тебе лично, но и тогда, когда ты видишь, что плохо другому. Во втором слу-_ъ чае, когда события в фильме воспринимались зрителями как неопас­ные, стресс у них не возникал. Что касается третьего варианта, то здесь стрессовое состояние возникало в тех случаях, когда зри­тели-испытуемые все же воспринимали ситуацию как опасную.

Одни и те же ситуации могут по-разному воздействовать на человека и в силу его психологических особенностей. Это можно проиллюстрировать результатами одного жестокого эксперимен­та, который проводился американскими психологами.

Исследование проводилось с солдатами-новобранцами. Имитировались ситуа­ции «крушения» и вынужденной посадки самолета. Перед подъемом на борт каждому участнику эксперимента была вручена для десятиминутного изучения бро­шюра с инструкцией о необходимых действиях при возможной катастрофе. Каж­дый участник полета под контролем командира самолета надел спасательный пояс и парашют. Неожиданности начались где-то на высоте пяти тысяч футов: самолет, набирая высоту, стал крениться. Все испытуемые увидели, что один из пропеллеров перестал вращаться, а через наушники узнали и о других неполадках в самолете. Затем им прямо сообщили, что сложилась критическая ситуация. При этом до­стоверность всего происходящего для испытуемых увеличивалась тем, что они как бы случайно слышали через наушники тревожный разговор пилота с назем­ным наблюдательным пунктом. Поскольку самолет летел вблизи аэродрома, то испытуемые могли видеть, как на взлетную полосу съезжаются грузовики и сани­тарные машины, т. е. что на земле явно предполагают крушение самолета и гото­вятся к оказанию помощи. Сомнений в реальности грозящей опасности как будто не оставалось. Через несколько минут последовал приказ приготовиться к приводнению в открытом океане, поскольку посадочное устройство отказало... Спустя некоторое время самолет благополучно приземлился на аэродроме. Как же реагировали испы­туемые на катастрофическую ситуацию? У многих возникли сильные эмоциональ­ные переживания, связанные со страхом смерти или увечий, некоторые «онемели от ужаса». Но этого, как говорится, и следовало ожидать. Удивительно другое: у части испытуемых этих явлений не отмечалось — одни из них имели большой лет­ный опыт и смогли разгадать инсценировку, другие были уверены в своей спо­собности выжить.

Значит, само возникновение и переживание стресса зависит не столько от объективных, сколько от субъективных факторов, от особенностей самого человека: оценки им ситуации, сопоставления своих сил и способностей с тем, что от него требуется, и т. д.

К понятию и состоянию стресса близко и понятие фрустрация. Сам термин в переводе с латинского означает — обман, тщетное ожидание. Фрустрация переживается как напряжение, тревога, отчаяние, гнев, которые охватывают человека, когда на пути к достижению цели он встречается с неожиданными помехами, ко­торые мешают удовлетворению потребности. О том, как по-разному реагируют люди на помехи, можно судить по такому, казалось бы, несложному опыту. Мы можем осуществить его прямо здесь и

Представьте себе следующую ситуацию: мимо вас по проезжей части улицы проезжает машина, брызги из-под ее колес забрызгали ваш костюм. Водитель выходит из машины и говорит: «Мне очень жаль, что мы забрызгали ваш костюм, хотя так старались объехать лужу...» Что бы вы ему ответили? А что сказали бы в такой ситуации неко­торые ваши знакомые?

Оказывается, все многообразие реакций можно будет условно раз­делить на несколько типов. Наверное, найдутся такие, которые встре­тят водителя в штыки и скажут примерно следующее: «А к чему мне теперь ваши извинения. Не умеете ездить, не садитесь за руль. Оплатите химчист­ку!» Другие отреагируют примерно так: «Что ж теперь делать... Дорога скользкая, полно луж. Случается». Третьи скажут: «Да ведь я сам виноват — слишком близко

сейчас.

к проезжей части подошел». А возможно, найдутся и такие: «А знаете, даже хо­рошо, что костюм мой окончательно испачкан. Я давно собираюсь сдать его в хим­чистку, да все не соберусь. Теперь уж придется обязательно».

Если по своему характеру человек всегда или почти всегда реа­гирует на препятствие одинаково, то можно говорить о том, что он относится к определенному типу. Первые — активно обвиняют других людей, требуют, возмущаются и т. д. Не встречались ли среди ваших знакомых люди, склонные в своих промахах и неуда­чах обвинять окружающих? Не кажется ли вам, что у них обнару­живаются черты этого типа? Вторые склонны видеть причину своих неприятностей в неудачном стечении обстоятельств: «Никто не ви­новат. Так уж получилось». Третьи принимают вину на себя, счи­тают, что сами виноваты во всех своих неудачах и промахах. А чет­вертые даже пытаются усмотреть нечто положительное в явно неприятной ситуации: делают «хорошую мину при плохой игре». Эмоция как ценность. Когда заходит речь о типологических различиях людей, неизбежно возникает вопрос: а что лучше? Если попытаться как-то оценить поведение четырех наших знакомых во фрустрирующей ситуации, то придется учесть очень много об­стоятельств. Прежде всего, надо будет выяснить — а для кого, собственно говоря, лучше? Для окружающих или самого чело­века? Далее, придется проанализировать, какая потребность ока­залась неудовлетворенной вследствие того или иного препят­ствия — нравственно оправданная или эгоистическая. И т. д. Итак, отвечая на вопрос: «Зачем нужны эмоции?», мы отметили целый ряд их важных функций в психической жизни: информационную, регулятивную и т. д. Но если бы мы этим и ограничились, могло бы возникнуть мнение о том, что эмоции только сопровождают другие психические явления, представляют собой как бы фон или аккомпане­мент. На самом деле эмоции и чувства обладают са­мостоятельной ценностью для личности, они важны для человека сами по себе. Недаром советский психолог Б. И. До-донов назвал свою Книгу «Эмоция как ценность». Оказывается, у нас есть самостоятельная потребность в эмоциональных пережи­ваниях, в эмоциональном насыщении. Мы уже частично затронули этот вопрос, когда говорили о сенсорной депривации, которая всегда в то же время и эмоциональная депривация.

При этом следует подчеркнуть одно важное обстоятельство: для эмоционального насыщения нужны не только положительные эмоции, но и эмоции, связанные со страданием, неудовлетворением. Немало подтверждений этого на первый взгляд странного положения можно найти в художественной литературе.

-О господи, дай жгучего страданья Пошли мне бури и ненастья,

И мертвенность души моей рассей... Даруй мучительные дни,—

ф д Тютчев Но от преступного бесстрастья,

Но от покоя сохрани!

И. А. Аксаков

При этом в нас действует как бы «эмоциональ­ный маятник»: не испытав горечи, не ощутишь и сладости. Случается, что в одном переживании сливаются воедино приятные и неприятные эмоции, положительные и отрицательные (такие пережива­ния называются амбивалентными). Для примера вспомните хотя бы ваши отношения с товарищами, родителями, учителями. Ведь бывает, что ваш любимый друг или подруга вызывает у вас гнев, досаду, стыд, но это не просто гнев и т. д., а переживание, которое сочетается с любовью. Более того, именно любовью, которая диктует стремление гордиться любимым человеком, объясняет­ся та душевная боль, которая возникает в случае, когда любимый человек оказался не «на высоте». Точно такое же поведение человека, к которому вы этого чувства не испытываете, вызывает совсем другие переживания или вообще оставляет равнодушным. •

Физиологические основы эмоций. Нигде, пожалуй, так ярко не обнаруживается взаимосвязь физиологических и психических яв­лений, тела и души, как в психологии эмоций. Эмоциональ­ные переживания всегда сопровождаются более или менее глубокими изменениями деятельности нервной системы, сердца, дыхания, желез внутренней секреции, мышечной системы и т. д. Под влиянием эмоций меняется голос, выражение глаз, окраска кожи. Эмоции способны охватывать своим влиянием весь орга­низм человека, дезорганизовать или, напротив, улучшать его дея­тельность.

Как же связаны между собой психологические эмоциональные состояния и соответствующие физиологические изменения? Что от чего зависит? На первый взгляд здесь все ясно: у человека под влиянием какого-либо внешнего воздействия возникает определенная эмоция, которая и вызывает те или иные физиологи­ческие изменения. Однако здесь все обстоит не так просто. В конце XIX века американский психолог У. Джемс и независимо от него голландский физиолог К- Ланге выдвинули теорию эмоций, которая получила название теории Джемса — Ланге. «...Принято думать,— писал У. Джемс,— что восприятие неко­торого факта вызывает душевное волнение, называемое эмоцией, и что это психическое состояние приводит к изменениям в организме. Мой тезис, напротив, состоит в том, что телесные изменения следуют непосредственно за восприятием волнующего факта и что наше переживание этих изменений, по мере того как они происходят, и является эмоцией». Следовательно, по мнению Джемса, причиной эмоционального переживания является не то или иное волнующее событие, а определенная система физиологи­ческих, телесных изменений, которые и воспринимаются, пережива­ются и осознаются как эмоция. По словам Джемса, «мы огорчены, потому что плачем, разгневаны, потому что наносим удар, испуганы, потому что дрожим». Традиционное описание типа: «Я увидел медведя, испугался и побежал», с точки зрения Джемса, неправильно отражает последовательность событий. Попробуйте

. 189

перестроить эту формулу «по Джемсу»... Получится: «Я увидел медведя, побежал, испугался».

Экспериментальной проверке теории Джемса — Ланге были посвящены опыты многих ученых. Часто в основе этих опытов лежит следующее предположение. Известно, что при эмоциональ­ном возбуждении в кровь выделяется адреналин, под влиянием ко­торого происходят различные телесные изменения: появляется дрожь, меняется ритм работы сердца и т. д. А что, если вызвать искусственно эту внешнюю картину эмоций и выяснить, будет ли человек переживать соответствующее психологическое состояние? Если да, то Джемс был прав и именно эти состояния и переживаются как эмоция. Если нет, то... впрочем, воздер­жимся от окончательных выводов. Давайте вместе с экспери­ментатором понаблюдаем за поведением испытуемых в одном из та­ких исследований.

Испытуемым сообщалось, что опыт заключается в изучении влияния раствора одного из витаминов на зрение. После инъекции испытуемые должны были пятнад­цать — двадцать минут подождать, пока витамин усвоится. Вместе с настоящими испытуемыми в комнате «ожидал» специально подготовленный помощник экспери­ментатора. При этом для одной половины испытуемых помощник демонстрировал все нарастающее состояние гнева, для другой — все нарастающее состояние эйфо­рии — неудержимой веселости и беспричинной радости. Экспериментатор незаметно ₍наблюдал за поведением испытуемых, которые затем заполняли опросник для оценки \ своего эмоционального состояния. Зрение, конечно, так и не проверялось.

На самом деле вместо витамина испытуемые получали два совершенно раз- < личных типа инъекций: две из трех групп получали дозу адреналина, возбу- ' ждающего симпатический отдел вегетативной нервной системы, третья — дозу абсолютно нейтрального раствора. Через некоторое время после инъекции адре­налина испытуемые начинали ощущать специфические изменения состояния: у них учащалось сердцебиение, начали дрожать руки и т. д. Естественно, что испы­туемые, которым вводился нейтральный раствор, никаких симптомов не ощущали. Половине «адреналиновых» испытуемых сообщалось, что после инъекции у них возникнет соответствующее состояние. Другой половине ничего не сообщалось. Таким образом, возникло шесть групп испытуемых, которые отличались, во-первых, по характеру инъекций (адреналин или нейтральный раствор); во-вторых, по характеру информированности (одни знали о том, как должен на них воздейст­вовать адреналин, другие — нет); в-третьих, по характеру эмоционального воздействия («гневного» или «веселого» соседа).

Что же выяснилось? Оказалось, что и в группах испытуемых, которым вводился нейтральный раствор, и у испытуемых, которые знали о том, как должен подействовать андреналин, эмоциональное возбуждение, которого добивался «гневный» и «веселый» сосед, так и не возникло. И это, несмотря на то что все физиоло­гические признаки у тех, кому ввели андреналин, было налицо. Эмоциональные состояния возникли только у тех «адреналиновых» испытуемых, которые не знали, чем вызваны изменения в их организ­ме. При этом у тех, кто находился в обществе «гневн