Глава 2. О Нём

— Карен, ты же должен понять... Он может быть сейчас рядом, в соседнем доме... А я запрещаю себе его видеть...

Наташа сидела на полу на мягком ковре в комнате Карена. Были летние каникулы, и Наташа не знала, хорошо это или плохо. С одной стороны, в школу ходить не надо, а, значит, ничто не будет напоминать ей о тех днях, когда Он там работал. Но с другой стороны, ей совсем не на что отвлечься. Что бы она ни делала – загорала на пляже, болтала с Кареном, гуляла по городу – мысли вновь и вновь возвращались к Нему. Она читала заданную на лето литературу и совсем не вникала в смысл: некоторые страницы приходилось перечитывать по несколько раз. Карен терпеливо пытался ее развеселить, но она упрямее: все время переводит разговор на единственную волнующую ее тему. Карен опять советовал ей:

— Если ты влюбилась в него, пойми – тебе лучше не дразнить себя, а попытаться забыть его.

Наташа задумалась.

— Нет, я не люблю его... Я просто хочу быть рядом... — и новый приступ рыданий.

Карен снова уже в который раз за сегодня обнял свою подругу.

— Детка, — он был старше на целых два года и с удовольствием называл ее деткой, это уже стало вторым Наташиным именем, ее прозвищем, — пере­стань себя мучить, да и меня тоже...

Наташа посмотрела на него и тут же вспомнила, что ее друг влюблен в нее. Она прижалась к нему еще сильнее и прошептала:

— Господи, родной мой, извини меня, пожалуйста. Просто ты единственный во всём мире, с кем я могу поговорить...

Он промолчал.

— Я... Просто... — Наташа хотела что-нибудь сказать ему, но не находила слов.

— Детка, всё в порядке, — пришел на помощь парень. — Тебе не стоит искать встречи с ним. Это некрасиво: ты сидишь целыми днями в его дворе, караулишь его дом!

— Ты так говоришь из ревности. Просто не хочешь, чтобы я увиделась с любимым человеком.

— Он старше тебя ровно в два раза! На что ты рассчитываешь?

Наташа не дала ему договорить. Она злилась оттого, что ее друг с ней не соглашался.

— Причем тут возраст?! Я люблю его! А это от возраста не зависит.

— Ты уж определись, любишь или нет, — раздраженно попросил парень.

Наташа чувствовала какое-то интуитивное притяжение к дому любимого человека. Вот именно в эту минуту ее сердце так рвалось туда, на ту дорогу, где они встречались и шли в школу!

— Карен, ты ведь всегда со мной соглашался, — попыталась девушка немного защититься, не замечая, что в ее словах отсутствует логика, — почему сейчас ты говоришь, что я не права?

— Потому что ты никогда не была так глупа! — грубо оборвал ее друг. Похоже, ему уже надоели эти причитания. — Он взрослый человек! Ему наплевать на тебя, малолетку!

— Не звони мне больше, — резко обиженным тоном потребо­вала Наташа и очень четко добавила: — никогда!

Трудно с этими подростками, вздохнул Карен. Все говорят, что трудно.

— Хорошо, не буду звонить! — рявкнул он, просто чтобы отомстить.

Это был вполне подходящий повод сбежать на улицу. Наташа строила из себя оскорбленную, совсем не задумываясь о том, что это заставляет ее друга переживать.

Карен не стал останавливать любимую девушку, когда она вышла из его квартиры, громко хлопнув входной дверью. Он и сам понимал, что не стоило так с ней разговаривать, и оттого, что сам сделал что-то не так, чувствовал себя просто отвратительно.

Убежав от правды из дома своего друга, Наташа медленно плелась к соседней пятиэтажке, где был шанс случайно встретиться с учителем…

— Привет, котенок! Рад тебя видеть! — услышала она позади себя любимый голос.

Вот оно! То, о чем она мечтала! Это судьба, неведомая сила заставила ее уйти от друга и прибежать сюда именно в этот момент! Сердце забилось так сильно, что радость против ее воли превращалась в слезы.

— Здравствуйте, Максим Викторович, — она, не отрываясь, смотрела ему в глаза, словно не веря своему внезапному счастью.

— Что-то случилось? — учитель как будто видел ее на­сквозь. — Может, расскажешь?

И она с быстротой калькулятора посвятила молодого чело­века в историю их ссоры с Кареном, стараясь в своем искреннем монологе заменять Максима Викторовича абстрактным «парнем». Но дипломированному педагогу разве нужны откровенные признания, чтобы понять, кого любит школьница на самом деле? Посоветовал ей:

— Обязательно помирись с другом. Он тебе все правильно говорил...

— Алло?

— Карен, это я. Извини меня, ты был прав. Как всегда. Он старше, и у меня нет никаких шансов. Он абсолютно точно дал мне это понять.

— Это ты прости, я нагрубил тебе. Как ты?

Как все-таки приятно слышать его дружелюбный голос! Не стоит с ним ссориться!

— Мне очень плохо, я проплакала весь вечер.

— Поднимайся ко мне, мама испекла вкусный торт!

Хорошо, когда есть такой друг! Он не упрекал ее словами типа «я же говорил». Он успокаивал ее, сочувствовал ей, и становилось легче.

— Я так тебе благодарна! Без тебя я просто не смогу жить. Кто же еще стал бы меня вытаскивать из бездны всех проблем?

— Эй, детка, ведь так будет не всегда.

— Конечно, не всегда. Только до тех пор, пока я не стану такой же умной и сильной, как ты.

***

Наташа понимала, что жизнь не кончена, но каждую ночь, стоя у окна, вытирала слезы со щек, те слезы, которые были о Нём.

Она обожала вид из своего окна. Слева – синеватые горы с вечными ледниками на самых вершинах, справа – нежно-голубое море, в шторм даже были видны «барашки» на волнах, а напротив – новые застройки белоснежных домов, чуть дальше на холме вырисовывались силуэтики ма­леньких старых одноэтажных зданий... Она так любила эти «остатки преж­ней жизни»! Было в них что-то свое, родное... И вокруг зе­лень, сплошная пышная зелень: стройные кипарисы, высокие тополя, огромные многолетние платаны... А ночью всё опускается в таинственно-обыденную темноту. Наташа смотрела на маленькие желтые квадратики окон и по­нимала, что сейчас за каждой занавеской течет своя, никому не ведомая жизнь. И она, эта жизнь, наверное, кому-то очень дорога... Наташа попыталась проглотить комок в горле. Больше ничего не вернешь, он не будет работать в их школе, она не будет учиться в седьмом классе, у него своя жизнь, которая никогда не пройдет рядом, это больше не повторится! Он пытался показать ей мир в более ярких красках, а в итоге ей хочется задернуть шторы поплотней и раствориться в бесчисленном множестве одеял. По ее щекам потекли слезы. Она старалась быть сильной, как обещала Карену, но не могла.

Вернулась в постель, но долго не спала. Уткнувшись в подушку, тихо, вполголоса, сквозь слезы убеждала себя:

— Я не люблю его, не люблю, не люблю, мне еще рано лю­бить...

***

Осенью, когда снова начались занятия в школе, по-прежнему искала Его повсюду глазами, словно он не увольнялся. Память вдруг преподносила сюрпризы: Наташа вспоминала такие мелочи, на которые не обращала внимания, когда они происходили.

Однажды Максим Викторович попросил ее учебник на пару минут…

Однажды поручил ей раздать тетради…

Однажды закрыл окно возле ее парты и объяснил им с Таней: «Вы простудитесь»…

Однажды за один урок четыре раза сделал им замечание по поводу громкой болтовни и строго предупредил, что на пятый раз выгонит их из класса… Нет, это уже не лестное воспоминание, это лучше забыть…

В Новогоднюю ночь загадала желание – встретиться с Максимом… Вообще при любом случае, на любую примету загадывала именно это!

Максим снился ей, и поначалу Наташа записывала эти сны в своем дневнике. Так, ничего особенного: что Максим вернулся в ее школу, что Максим снова ведет физику, что Максим живет в соседнем доме… Однажды приснилось, как Максим поцеловал ее в губы прямо в холле школы! Больше бы таких прекрасных снов!

***

Март нового года. Полдень. Наташа была дома одна – родители на работе. Обедать совсем не хотелось. Она по­дошла к окну. Ливень, серое небо, серо-мокрые крыши со­седних домов, серая зелень вдалеке... Капли на стекле угнетали. Дождь, этот знакомый каждому глухой, бьющий по асфальту и по сердцу шум. Наташа почему-то вспомнила детство, свое далекое, невозвратимое... Как после дождя любила гулять на улице, во дворе дома. Там никого не было, только изредка кто-то, поддавшись обстоя­тельствам, шел в магазин или еще куда-нибудь. Она до сих пор помнит ту сырость, тот запах, запах тумана... И вся пятиэтажка была мрачной, тяжелой, только тогда, будучи ребенком, она не чувствовала этой тяжести. Маленькая Наташенька всегда в такие дни «дрессировала» местных котов и кошек, играла с ними в «детский садик». Воль­нолюбивые животные, привыкшие гулять на свободе, ее сов­сем не слушались, их приходилось то и дело пригонять на место, собирать у какого-нибудь подъезда. Она уже не пом­нит, сколько времени так проводила, она не считала ни ми­нуты, ни часы, ведь забот тогда совсем не было. А сейчас?

Наташа очень скучает по человеку, которого видела в последний раз аж летом, восемь месяцев назад; думает о том, кого следовало бы забыть, о чело­веке, который в два раза старше нее...

«Пишу тебе это письмо, потому что знаю, ты его никогда не прочтешь.

Я помню каждый твой взгляд, ведь их было не так уж и много. Я боялась смотреть тебе в глаза. Боя­лась, а теперь жалею... Уже прошло так много времени... Год и два месяца я люблю тебя. Мне еще не надоело меч­тать о нас с тобой, но тебя всё так же нет в моей жизни. Сглупила: когда ты был рядом, даже не пыталась кокетничать с тобой. Надо было хотя бы попробовать влюбить тебя в себя. Даже если бы ничего не получилось! Если бы у меня был еще хоть один шанс, я бы его ни за что не упустила!..

А вдруг ты забыл меня?!

Когда ты спрашивал, нет ли у меня к тебе чувств, говорила, что нет. Я сомневалась. Прости меня за эту ложь. Теперь уверена: люблю. И пусть моя любовь, пока она жива, хранит тебя везде, где бы ты ни был и с кем...»

«Я изменюсь. Я стану другой. Я буду контролировать свой почерк, свою речь, свое поведение. Буду улыбаться и смело смотреть в глаза каждому парню. Надеюсь, кто-то из них сможет выкинуть тебя из моего сердца.

Одежда... Юбки, конечно, короткие. По утрам – спорт.

Новая жизнь. Еще два месяца, и я окончу восьмой класс, мне исполнится четырнадцать лет. Макияж... Ну, с этим проблем не будет. Естественность – мое оружие.

Да, и еще одна проблема. Мне жизненно необходим один-единственный человек! Как мне разыскать моего физика?!»

***

Год и три месяца назад она впервые влюбилась. Сегодня шестнадцатое апреля. Целых пятнадцать месяцев... И год назад она его потеряла, хотя он никогда и не принадлежал ей. Наташа не верила, что это любовь, но как еще назвать самое сильное чувство из всех, которые она когда-либо испытывала?

Как трудно: уже год физику вместо Максима Викторовича ведет директор… Директор прикольный, но строгий. Он интересно ведет урок, но требования свои выполнять требует неукоснительно. А Максим мог даже не ставить двойку за невыполненное домашнее задание – правда, только впервые. А на второй раз говорил ученику: «Ты не уважаешь меня, так почему я должен идти тебе навстречу?» А когда ученик начинал придумывать разные отговорки, мол, плохо себя чувствовал, поэтому не выучил, или мама плохо себя чувствовала, и надо было за ней ухаживать, или случилось важное непредвиденное событие (тут фантазия школьников выдавала неподражаемые опусы), Максим повторял: «Желание – тысяча возможностей. Нежелание – тысяча причин!» Наташа сразу записала эту фразу, чтобы при случае сказать кому-нибудь еще… Максим… Трудно, больно вспоминать о нем каждый раз, глядя на директора. Небо и земля. Максим молодой, с ним было очень легко…

Максим… Наташа чертила это имя везде – в купленных учебниках чуть ли не на каждой странице, в тетрадях, на чистых, случайно попавших под руку кусочках бумаги… В своем личном дневнике время от времени посвящала целую страничку его имени, расписанному на разные лады и разными фломастерами…

Школьный субботник. Ребята убирали на стадионе за школой опавшие листья, сухие ветки деревьев.

Наташа зачем-то повернулась. Зачем-то сделала несколько шагов в сторону забора и, сама не зная почему, остановилась. Через несколько секунд там, за забором, по дорожке, ведущей к школе, прошел Он. Сквозь ветки вечнозеленых деревьев бывшего учителя было плохо видно, но Наташа узнала бы его и в полной темноте!

Он ее не заметил. Она стояла, окаменевшая, как статуя, не видя ничего перед глазами и снова, как в седьмом классе, перестав обращать внимание на все, кроме своих мыслей о нем. Жалела, что не окликнула его. Она уже чуть старше, чем тогда. Она уже чуть умнее, правда! Она уже любит дорогу прямо в Солнце!!! Он научил ее быть более творческой, чем банальная отличница, и она должна сказать ему «спасибо» за это…

— Наташ, зачем ты забрала веник? Сама не подметаешь и другим не даешь! Давай, чем быстрее закончим, тем быстрее пойдем домой…

— Наташ, где совок?

— Наташ, сходи за секатором к завхозу.

— Наташ, пойдешь со мной отнести мусор?

Про мусор сердцу понравилось: Наташа ясно ощутила пульс от радости, что эти пакеты с мусором надо отнести в баки с другой стороны здания.

Наташа и Надя уже шли назад с пустыми руками, когда бывший учитель вышел из школы, на крыльце попрощался за руку с толстым охранником, и прошел по дворику в сантиметре от девочек.

— Здравствуйте! — сказали они.

— Добрый день, — ответил Максим Викторович. И ушел...

Он ее не узнал? Он забыл о том, что где-то существует девочка, с которой они вместе шли по утрам в школу? Она значит для него ровно столько же, сколько и остальные ученики этой и других школ…

***

25 мая. Наташа сидела в кресле в своей комнате и любова­лась грамотой, которую только что получила на Последнем звонке. Она окончила восьмой класс, как обычно, с одними пятерками. Через стол от нее в соседнем кресле пребывал Карен.

Комната Наташи представляла собой нечто среднее между фотоальбомом и Третьяковской галереей. Вся стена над ее письменным столом была увешана фотокарточками совер­шенно разного формата. Светлая мебель у противоположной стены казалась пестрой: на стеклянных дверцах серванта и книжного шкафа можно было ознакомиться с историей «Б» класса: 1«Б», 2«Б», 3«Б» и т.д. Над кроватью «висели» ее друзья, друзья ее друзей и просто природа. На входной двери, как с внутренней, так и с внешней стороны - путе­шествия в картинках: Москва, Санкт-Петербург и Париж, где она была со знакомым своего папы и его дочерью. На телевизоре тоже стояли фотографии – восход и заход солнца, снег, дождь и сочинская радуга. Мама уже устала ругать дочку за то, что она портит еще свежие обои и мажет клеем совсем новую мебель.

Зато это все создавало неповторимый уют, особенно та стена, у которой сейчас сидели они с Кареном: здесь находи­лись Наташи – от рождения до 13 лет. Карену очень нрави­лись черно-белые снимки, где Наташе еще не было трех лет. Он часто сравнивал ту кар­точку, где изображена восьмимесячная Наташка с дедовой капитанской фуражкой на головке, и эту девушку, сидящую сейчас перед ним. Парень иногда просто не мог глаз от нее отвести. Темно-каштановые волосы длиной до середины спины, удиви­тельно выразительные каре-зеленые глаза в обрамлении черных густых ресниц, четкий прямой носик, чувственные и, наверное, сладкие губы (у Карена что-то заныло в груди) – все это составляло ее неотразимый облик. Она маленького роста, но худенькая – а значит, пропорции соблюдены. В свои недавно исполнившиеся четырнадцать девушка выглядела лет на шестнадцать-семнадцать – никакой небрежности во внешнем виде, только идеал. Столько девчонок за ним бегают, а эта – нет!

Наташа отвлекла его от этих мыслей:

— Карен, я хотела показать тебе один стих... Точнее, вчера это была песня. Я хотела бы, чтобы ты оценил...

Наташа встала, подошла к «стенке», к центральному шкафу, открыла дверцы.

— У тебя везде такой порядок? — иронично прокомментиро­вал ее друг, намекая на груду книг и тетрадей, сложенных Мамаевым курганом в «комбинированном шкафчике».

Наташа протянула ему двойной тетрадный лист в клеточку.

— Только не смейся. Я жду от тебя серьезного, искрен­него отзыва.

Карен с недоумением взял бумагу в руки. Его подруга ни­когда не писала в стихах серьезных вещей.

Я помню каждый твой взгляд,

Ведь их и было не много.

Не знаю, кто виноват,

Но только жизни дорога,

Едва дойдя до тебя,

Свернула вспять и подальше...

И я попала в тот мир,

Где есть места только фальши.

Так мы расстались с тобой,

И, видно, очень надолго.

Тебя заменит другой,

Чья будет ближе дорога.

Мы оба знаем, что мир

Лишь для поэтов так тесен.

С тобой вдвоем будем мы

Лишь до конца этой песни...

Карен отвел глаза от бумаги и несколько секунд смотрел на пол. Наташа даже слегка забеспокоилась.

— Ну, как?

— Ну... Юмористические тебе удаются гораздо лучше.

— Правда? — Наташа разочарованно и наивно, совсем как ребенок, смотрела ему в глаза.

Карен несколько мгновений помолчал и признался:

— Нет, детка. Не правда. Просто я подумал, что знаю, о ком это написано... Об учителе, да?

— Нет, не о нем, — конечно же, он правильно понял, но теперь Наташа не позволяла себе говорить с ним о Максиме Викторовиче. — Просто так, в голову пришло.

Он не поверил, она это понимала.

— Не оправдывайся. Ты его любишь и пишешь о нем стихи. Ведь этот, наверняка, не единственный?

— Карен, давай не будем об этом.

Но парня невозможно было остановить.

— Может, дашь мне прочитать остальные? — настаивал он на своем.

— Карен, родной, перестань, не стоит...

— Ты жалеешь мои нервы? Не надо, детка! — и неожиданно спросил: — Где он живет?

— Зачем тебе? — испугалась Наташа.

— Хочу понять, чем же он лучше меня. Ты нарисовала себе образ какого-то супермена, а я хочу увидеть его настоящее лицо.

— Он ничем не лучше.

— Тогда почему ты в него влюбилась, а не в меня? — Карен встал, по­дошел к Наташе, стоящей возле письменного стола, обнял ее за талию и довольно крепко прижал к себе. — Ты для меня – всё!

И так же крепко, как обнимал, поцеловал ее прямо в губы. Наташа хотела что-то возразить, но не решилась. Да, впро­чем, уже не хотела...

***

Иногда делаешь что-то в полной уверенности, что так будет лучше. Но почему-то потом оказывается, что это была огромная ошибка. Максим Викторович говорил, что не надо ничего делать необдуманно, чтобы не жалеть потом об этом. Но выходит, что и поступив обдуманно и хладнокровно, тоже жалеешь. Эти синяки остаются не только на теле…

— Господи, детка, нельзя же быть такой пассивной! Огля­нись – на дворе август месяц. Лето! Опять ты принялась за свое. Мы же с тобой уже говорили об этом.

— Карен, не притворяйся, у тебя нет желания помочь, ты думаешь только о себе! Неужели ты не понимаешь? Я нена­вижу себя за то, что люблю одного, а целуюсь с другим.

Наташа уже несколько дней не выходила из дома, и за эти несколько дней оценила всю свою жизнь. Как все быстро изменилось… Когда она упустила тот момент, когда можно было их хорошие дружеские отношения направить по другому пути? Когда она совершила ошибку, за которую теперь расплачивается? Когда позволила себя поцеловать? Когда не отказала и в следующий раз? Когда с его помощью попыталась забыть любимого?

— Благодаря тебе, друг, — Наташа сделала сильный упор на слове «друг», как будто хотела выразить этим что-то противоположное, — я жила эти два месяца, как в аду. Я не хочу быть твоей игрушкой и прибегать к тебе как девочка по вызову! Слышишь? Не хочу и не буду!

Карен прищурил глаза.

— Ты хочешь, чтобы всплыла ТА история?

Этот шантаж казался Наташе возмутительным. Он постоянно твердил: «Я твой друг!», а сам, между делом, напоминал ей, что до сих пор хранит одну ее ДАВНЮЮ ТАЙНУ и может рассказать ее в любой момент. Девушка ки­пела в душе, но внешне оставалась хладнокровной – этому она научилась у самого Карена. Карен кинул взгляд на нее и всерьез начал сомневаться, боится ли она его еще? Та ли это девчонка, над которой еще совсем недавно у него была такая власть?!

— Рассказывай! — заявила Наташа и посмотрела на него с какой-то странной ненавистью. — Ты потеряешь меня навсегда! Неужели ты не заме­чаешь – я повзрослела, милый, за эти два месяца на два года. Я же вижу тебя насквозь! Прикидываешься моим другом для удовлетворения своих низких похотей. Не буду я с тобой спать, слышишь, не буду! Ты можешь расска­зать все, причем, кому захочешь – мне все равно, но девственность я потеряю только с человеком, которого полюблю!

Ей хотелось плакать, вылить в слезах всю свою боль, всю обиду. Даже не плакать, а кричать, драть глотку. Она собрала всю свою волю в кулак – он не должен видеть, как она слаба сейчас...

— Я разочаровалась в тебе. Я больше не хочу с тобой общаться. Но я предлагаю тебе по-хорошему снова стать для меня «просто другом». Если ты не согласен, значит, мы теперь враги.

— Хорошо, — ледяным голосом согласился парень. — Это был твой выбор.

Он вышел и вскоре за ним громыхнула входная дверь. Наташа прижалась спиной к прохладной стене, и из ее губ вырвался слабый, идущий изнутри, вопль. Почему самый идеальный человек вдруг превращается в монстра? Почему он так издевается над ней, хотя говорит, что любит? Почему она так верила ему? Наташа вдруг почувствовала, как у нее болят ноги. Почему они болят, она же не выходила из дома уже черт знает сколько времени? Наташа прижалась к стене еще сильнее. Ей так хотелось вдавиться в этот бетон, стать стеной, такой же свидетельницей, но не участ­ницей. Она жалела, что родилась человеком, по­тому что только человек способен на безумно мучительные чувства. Безответная, но такая прочная любовь к учителю. Проблемные отношения с родителями. За что ей это в четырнадцать лет? Почему рядом нет друга, такого, как Карен? Точнее, такого, каким был он несколько месяцев назад... Попыталась поделиться своими переживаниями с мамой, но услышала в ответ: «Тише ты, дай фильм посмотреть»…