Часть 1 Возрождение 1 страница

Книга 2

Глава I

Голоса, чьи-то назойливые голоса звучат в голове. В виски настойчиво стучит какая-то мысль, но мечущийся в бреду человек не в состоянии уловить её сути. Кто он? Как его имя? И почему вокруг так темно?

В мозгу теснятся образы один страшнее другого: падают ряды скошенных автоматной очередью людей в белых, длинных балахонах, свистит топор, отделяя конечности и голову от распластанного на деревянном помосте тела…. Мужчина стонет, м у чимый этими видениями, и вдруг у лица его разверзается смердящая, усаженная несколькими рядами зубов пасть отвратительного монстра.

Человек хочет закричать, убежать, но не может двинуться с места: челюсти его сжаты так, что он не в состоянии произнести ни слова, а конечности скованы невидимыми цепями.

– Я умер, – думает он, – умер и лежу в гробу. А это чудовище – вестник ада, который я заслужил. Но чем? Что я натворил при жизни? И как могу размышлять, если уже мёртв?

Повязка, стягивающая голову, исчезает, руки освобождаются тоже. Несчастный с воплями машет ими, отбиваясь от живого, зубастого кошмара, но тот неожиданно мягко прихватывает зубами его кисти, и из глотки доносится:

– Отец, успокойся. Всё хорошо, ты жив. Это я – Тиалонай.

Тиалонай? Кто такой Тиалонай? Ах, да, ведь это его сын – гениальный учёный. Как он мог забыть?

Внезапно память пробуждается, и беспомощно жужжавшая в голове мысль изливается в словах:

– Я Дитрих Штригель, – хриплым от долгого неупотребления голосом говорит мужчина, – писатель и бывший Верховный правитель свободного мира.

– Верно.

Дитрих открывает глаза. Над ним склоняется человек, чье лицо знакомо до малейшей чёрточки.

– Толя, – шепчет Штригель, – что со мной случилось?

Сын садится на край кровати и гладит отца по плечу.

– Тебе стало плохо, когда мы гостили у Прокудиных. Точнее, вам.

– Кому, нам?

– Твоему двойнику и тебе. Он был потрясён открывшейся ему истиной и умер на месте от инфаркта. Видимо, вы оказались некоторым образом связаны, потому что вскоре ты последовал за ним.

– Ах, да, – произносит Штригель, – я помню. Вспоминаю ещё, что Ниада очень сердилась.

– Она кидалась на тебя, как кошка, – хмыкнул Тиалонай.

– Странно, – задумчиво сказал Дитрих, – что клон не знал о двойнике. Ведь, как писатель, я не пользовался псевдонимом. Видимо, они с женой не читали беллетристику [1]. Его возродили?

Сын покачал головой.

– Нет. Решили, что одного Штригеля свободному обществу вполне достаточно. Ниада не осушает глаз…

– И я её понимаю, – печально отозвался Дитрих, садясь и разминая конечности. – Как себя чувствует Грета?

– Очень нервничает. Я позову её?

– Да. Только сначала скажи, сколько мне лет, не хочу сюрпризов.

– Пятьдесят. Чтобы вы с женой соответствовали друг другу, я не стал останавливать развитие клона раньше.

– Ты, как всегда, всё продумал, – улыбнулся Штригель. – Для меня это не имело бы особого значения, Генриетта будет желанна мне в любом возрасте, но молодой мужчина рядом с далеко уже не юной женой со стороны выглядел бы странно.

– Именно этот нюанс я и учёл, – с улыбкой ответил Тиалонай.

И крикнул:

– Грета, входи.

Вбежавшая в палату женщина кинулась к мужу.

Через некоторое время, когда все трое сидели и разговаривали, в дверь постучали, и в комнату заглянула встревоженная лаборантка – жена Тиалоная.

– Толя, – испуганно сказала она, – к Дитриху правительственная делегация. Пустить?

Мужчина вопросительно посмотрел на отца.

– Справишься? – спросил он.

Тот рассмеялся.

– Конечно. Я же не после болезни очнулся, а вернулся к жизни и чувствую себя полным сил.

Учёный кивнул, и вскоре в комнате появились пятеро человек, возглавляемых одряхлевшим Евлапом. Тиалонай с женщинами собирались уйти, но чиновник остановил их жестом.

– Вы, как представители семьи гражданина Штригеля, можете присутствовать при переговорах, – сказал он.

– Как официально, – нарочито весело произнёс Дитрих, глядя другу в глаза.

Евлап нервно улыбнулся.

– Сейчас я – официальное лицо. Правительство уполномочило нас сделать предложение, которое, как мне кажется, тебя заинтересует.

Он представил остальных. Дитрих опустил веки, готовясь слушать, а Тиалонай с женой и Генриетта, сидя в стороне, напряжённо внимали словам посла.

– Последнее время, – начал тот, – в свободном обществе творятся страшные вещи. Периодически из ниоткуда появляются странные, уродливые существа, несколько похожие на людей, убийственные машины, уничтожающие всё на своём пути, и исчезают потом так же внезапно, как и возникли. Жители округов, где происходили эти события, напуганы, боятся выходить из домов, жизнь их пошла наперекосяк…

– А почему ты не рассказывал об этом раньше? – прервал Штригель.

– Не имел права, – развёл руками Евлап. – Но сейчас, когда нападения участились, и положение стало угрожающим, правительство, точнее, его часть, пришло к выводу, что во главе государства должен встать человек, для которого война – привычное дело. И мы решили обратиться именно к тебе.

Воцарилось молчание. Мужчина размышлял, а его родные изумлённо смотрели на чиновника. Тот же после паузы продолжил:

– Дитрих, я понимаю, что это неожиданно и невовремя, но… тебя ждут сегодня в Берлине.

Глаза Штригеля опасно сверкнули.

– Это приказ? – вопросил он тихо.

– Можешь считать, что да, – виновато ответил Евлап.

– Подчиняться приказам я не намерен, – выпрямляясь во весь рост, сурово сказал Дитрих. – Ваша правящая верхушка, видимо, запамятовала, кто создал этот мир. И хотя я не люблю об этом напоминать, но, увы, иногда приходится. Так вот, сначала я обсужу всё с семьёй, а потом приму решение.

Друг глядел на Штригеля почти с ужасом.

– Я не узнаю тебя, – произнёс он. – Твоё детище в опасности, а ты…

– Моё детище, – прервал его экс-правитель, – несмотря на все старания Менгера и Шефера, не совсем здор о во, и небольшое кровопускание ему не повредит. Йарден объяснил бы тебе это популярно.

Евлап вздрогнул.

– Удар ниже пояса, Дитрих, – пробормотал он.

Тот и сам понял, что перегнул палку, и примирительно сказал:

– Прости. В любом случае, за пару дней катастрофы не произойдёт, а послезавтра я дам ответ.

Чиновники вздохнули с облегчением.

– Не радуйтесь раньше времени, – предупредил их Штригель, – скорее всего, я откажусь. Поэтому советую подумать об альтернативе.

Люди переглянулись и понуро направились к двери. Евлап задержался.

– Знаешь, – сказал он с оттенком презрения в голосе, – все годы нашего знакомства я считал тебя очень цельным человеком. Теперь я начинаю в этом сомневаться.

Когда товарищ уже шагнул за порог, его остановили слова Штригеля:

– Почему правительство не передало мне бразды правления, когда в государстве царило спокойствие? – спросил тот. – Как оно могло допустить, чтобы человек, за которого вступился сам Бог, дав ему возможность реабилитировать себя через многие столетия, погибал в глуши от нереализованности? И ты, ты тоже ничего не сделал, чтобы изменить ситуацию. Если бы с помощью Греты и Толи я не справился бы со сплином и не начал писать…. Да что тут говорить! Подумай об этом, прежде чем меня осуждать.

Евлап застыл, как громом поражённый, а Штригель, обняв жену и сына, вышел, аккуратно притворив дверь. Постояв немного в задумчивости, чиновник промолвил, обращаясь к ближайшей стене:

– А ведь он прав. Мы все бросили Дитриха на произвол судьбы, понадеявшись на его душевную крепость. Но я-то прекрасно знал, с каким трудом он адаптируется к этому миру.

И воскликнул, с размаха ударив собеседницу кулаком:

– И всё же Штригеля необходимо уговорить, чего бы это ни стоило. Иначе свободное общество прекратит своё существование.

Недоумевающе посмотрев на разбитую в кровь руку, Евлап вздохнул и, замотав кисть платком, покинул палату.

Когда Дитрих со спутниками шёл по длинному коридору Центра клонирования, Тиалонай спросил:

– Я не совсем понял тебя, отец. Ты, действительно, хочешь отказаться от поста, принадлежащего тебе по праву?

Не глядя на сына, Штригель ответил:

– Да. Я не себялюбец, но меня оскорбило, как быстро свободное общество забыло обо мне. Ведь если бы моё имя не мелькало на обложках книг, нынешнее и последующие поколения, как и до возникновения времяворота, понятия не имели бы, кто я такой.

– Ты преувеличиваешь… – неуверенно начал сын.

– Нет. Память людей коротка, а особенно тех, кто живёт именно в этом до отвращения спокойном мире. Какое им дело до какого-то Штригеля, когда основной их заботой было и остаётся добывание лаблов. Я ничем не обязан этим…

Тиалонай резко остановился и развернул отца лицом к себе, прижимая к стене. В глазах мужчины плескался гнев.

– Как ты смеешь?! Именно ты и твои последователи, прекрасно знавшие о твоих планах и разделявшие твои идеи, довели б о льшую часть человечества до состояния амёб. Сейчас у тебя появился шанс всё изменить, но ты хочешь позволить обществу деградировать дальше. И это потому, что неблагодарный народ не вспоминает о тебе каждую минуту, не упоминает имени на каждом углу и не восторгается великими деяниями?

Дитрих побледнел.

– Ты, действительно, думаешь, что мне нужны слава и поклонение? – тихо спросил он сына. – Ты презираешь меня?

Тот покачал головой.

– Нет. И никогда не смогу. Но… отец, исправить ошибки тех, кто шёл за тобой, должен именно ты.

Молчавшая до сих пор Генриетта вмешалась в разговор.

– Я считаю, – сказала она, – что правы вы оба. Пренебрежение, выказанное Дитриху и впрямь оскорбительно. Ты сам видел, Тиалонай, что с ним творилось, и знаешь, что мучился он не один год. Но, с другой стороны, нельзя столетиями жить с обидой на весь человеческий род, наблюдая, как рушится то, что тобой же и создано. К тому же люди в опасности, а разве это не повод, чтобы забыть о личных счётах.

– Встав сейчас во главе государства, – подхватил Тиалонай, – ты останешься у власти навсегда и сумеешь, пусть не сразу, пусть через века, изменить мир.

– А мы пойдём с тобой до конца, – подытожила жена.

И, улыбнувшись, добавила:

– Благодаря дарованному Толей бессмертию.

Дитрих стоял, опустив глаза. Когда же он, наконец, поднял голову, во взгляде его читалась решимость.

– Вы правы, – произнёс мужчина, – это мой долг. Кроме того, я всё же более политик, чем писатель, а отказываться от своего призвания неразумно. Я дам согласие, как только повидаю Зольди с внуками и поговорю с Ниадой…

– Не боишься, что она выцарапает тебе глаза? – с усмешкой спросил сын.

– Придётся рискнуть, – ответил отец, улыбаясь.

Но тут же посерьёзнел.

– Это очень важно, – продолжил он. – Одним из условий моего возврата к власти станет возрождение Штригеля-двойника.

– А зачем? – удивилась Генриетта.

– Ну, во-первых, чтобы искупить свою вину перед ним и его женой, а во-вторых, кому же можно полностью довериться в сложном деле управления государством, как не самому себе.

– Ты хочешь сделать его соправителем? – спросил Тиалонай.

– Нет. Всего лишь правой рукой. Клон, в отличие от меня, жившего воспоминаниями и с головой нырнувшего в мемуары, выбрал профессию военного, что может очень пригодиться. Сам я мало что знаю о современной армии и её вооружении.

– Ай, да отец!

Тиалонай восхищённо смотрел на Штригеля, а Генриетта тихонько зааплодировала.

Они уже направлялись к дверям, когда учёный вдруг остановился.

– Простите, мне придётся задержаться, я совсем упустил из вида…. Арлиса идём.

– Что случилось?

– Недавно в криобанке [2] мы нашли безымянный материал. За несколько часов до твоей смерти его взяли в обработку, но за всеми треволнениями я позабыл, что в лаборатории растёт клон. Есть опасность, что он перезреет.

И Тиалонай, ещё раз извинившись, быстрым шагом удалился. Жена последовала за ним, а Генриетта рассмеялась.

– Толя говорит о человеке, как о фрукте.

– Лексикон учёных специфичен, – улыбнулся в ответ Штригель.

И, взяв жену под руку, двинулся к выходу из Центра.

Похоронившая мужа постаревшая Ниада сидела в кресле перед компьютером, но то, что отображалось на дисплее, не трогало её. Узнав о чудовищном обмане, она потеряла волю к жизни, и ничто более её не интересовало.

Ниада любила умершего клона Штригеля, но сейчас уже не могла понять, кто ей был более дорог: он ли, лишившийся части воспоминаний и отдавший ей всего себя, или тот, который сохранил в памяти незабываемые мгновения их недолгого, трудного счастья.

Как он посмел? Женщина то и дело задавала себе этот вопрос и не могла на него ответить. Человек, которого она когда-то полюбила, прожил долгую и, наверное, счастливую жизнь с другой, а потом, явившись в недобрый час, отнял у нее мужчину, отвечавшего ей взаимностью в чувствах.

Ниада пыталась заплакать, но не могла. Тихонько подвывая, несчастная опустила голову на руки, и тут услышала, как кто-то негромко окликает её по имени. Вместе с креслом она повернулась на звук и увидела… Дитриха, выглядевшего намного моложе, чем в запомнившийся ей страшный вечер. Он стоял, опершись о дверной косяк, и с состраданием глядел на поникшую женщину.

– Пришёл полюбоваться на моё горе? – безжизненным голосом спросила та. – Тебе удалось отомстить, радуйся. Я страдаю сейчас так же, как и ты когда-то.

– Я не думал о мести, – произнёс Дитрих, шагнув через порог. – Всё вышло случайно, кто же знал, что так произойдёт…

Ниада не слушала.

– Мало того, – продолжала она, – что ты отнял у меня мужа, – я даже не имею права возродить его, как это делают другие, потому что он – второй …

– Об этом я и хочу поговорить, Ниада, – тихо сказал Дитрих, садясь напротив. – Мне предложили занять высший пост в государстве, вернуться к истокам. Я готов согласиться, и одним из требований, которые я намерен предъявить Совету, будет воскрешение второго Штригеля.

Осознав услышанное, Ниада изумлённо уставилась на мужчину.

– Но как? – прошептала она. – Ведь его сожгли три дня назад.

– Когда он в последний раз проходил медицинское обследование?

Женщина задумалась.

– За неделю до смерти, – неуверенно ответила она. – В армии с этим строго.

– Значит, в криобанке наверняка хранится его свежий материал. Твой муж забудет только несколько последних дней. Кроме того, есть ещё я, мои клетки.

– Ты понимаешь, что говоришь?! – гневно возразила Ниада. – Мне шестьдесят два, и вряд ли я буду ему нужна, если он вернётся молодым, не помня о нашей совместной жизни.

– Это не проблема, Тиалонай дорастит его до нужного возраста. И, как известно, в клон можно внедрить любые воспоминания.

– Ах, да, – задумчиво проговорила Ниада. – верно. Хорошо, допустим, что всё получится. Но тебе-то какая в этом корысть?

– Ты думаешь, я делаю это из личной выгоды? – возмутился Штригель. – Корысть есть, но я настоял бы на возрождении двойника даже в том случае, если бы это было не так. Из чувства долга перед вами обоими.

Все сомнения Ниады рассеялись, и она почувствовала неимоверное облегчение: глаза её загорелись, щёки порозовели.

– Даже не знаю, благодарить тебя или проклинать, – промолвила она, глядя сияющим взглядом на своего друга-врага.

– Благодарить не за что, я всего лишь даю взятку совести, но проклятья сейчас могут только повредить, ведь слова, как говорят, материальны. Передо мной стоит сложная задача: привести мир к гармонии и защитить его от неведомых пришельцев. И в этом, я надеюсь, мне поможет твой муж.

Ниада поднявшись, подошла к Дитриху и обняла его.

– Я знаю, что ты справишься. Вы справитесь, – уверила она.

А растроганный Штригель припал губами к её руке.

Глава II

Человек пришёл в себя и, не открывая глаз, попытался понять, где находится. Внезапно оживший мозг начал щедро делиться с хозяином воспоминаниями: Берлин, подземный ход, дворец, бункер…. Монстры!

Ладонь беспомощно сжалась в попытке схватить оружие. Куда же делся нож? Что произошло? Чудовище навалилось сверху, когда отказал автомат, и… он ещё жив. Странно, неужели ему удалось справиться с мутантом?

Вдруг шею пронзила дикая боль. Захрипев, мужчина схватился за горло, откуда, как ему показалось, хлестнула струя крови, и разлепил веки, желая видеть своего убийцу. Но в белом мешке, похожем на кокон, никого не было, кроме него самого. Взглянув вниз, он увидел, что руки его свободны, ноги же стягивают эластичные ленты. Такая же ткань обвивалась и вокруг головы, не позволяя разомкнуть челюсти. Он в бешенстве сорвал её…

– Тише, тише, друг мой, – прозвучал смутно знакомый голос, – не повреди себе. Всё в порядке, ты дома.

И, обращаясь к кому-то другому, человек продолжил:

– Потрясающе, Арлиса! Я понятия не имел, что у нас есть этот материал, и не поверил глазам, увидев, кого мы воскресили. Как же хорошо, что нам пришло в голову сделать ревизию.

– А ведь он мог возродиться ещё в том году, в котором погиб. Если бы мы знали, что в криобанке есть его клетки, – откликнулась невидимая женщина.

– Кто вы? – закричал мужчина, пытаясь сдержать кашель. – Где я? И куда исчезли монстры?

– Их давно уже нет.

Завеса с треском порвалась, и перед потерявшим дар речи, изумлённым человеком предстал Тиалонай. Он возмужал, повзрослел, но был узнаваем. Протягивая руку, учёный сказал:

– Добро пожаловать! С возвращением, Йарден!

Немного позже они сидели в светлом кабинете Тиалоная и пили душистый чай. Учёный со вниманием слушал рассказ друга о его ощущениях при пробуждении, но когда тот заговорил о чудовище и вырванном горле, вдруг побледнел.

– Что с тобой? – с тревогой спросила Арлиса.

– Я неожиданно осознал, – ответил муж, вскакивая и стирая пот со лба, – что Йарден не может помнить эти подробности, ведь клетки его поместили в банк гораздо раньше, чем мы попали в вымерший Берлин и встретились с биороботами. А это значит…

Он остановился и посмотрел на замерших в ожидании людей.

– Это значит, что при возрождении т е ла в него вселяется душа, жившая в прежнем. И у меня возник вопрос, а прав ли я, отрицая её существование.

Йарден тоже удивился, но следующие слова мужчины показали, что его недоумение вызвало отнюдь не присутствие в человеке мистической внутренней составляющей.

– А я никогда и не сомневался, – заявил он, – что умираем мы не полностью. Но ты-то почему в это не верил?

– Я прагматик [3] и привык доверять лишь фактам, – садясь, ответил Тиалонай.

– Напрасно…

Учёный наклонился к Йардену.

– Ты помнишь, что происходило с тобой в промежутке между смертью и воскрешением?

– Нет. И, думаю, не должен. Я читал о реинкарнации и, как мне кажется, душа в новом теле не хранит воспоминаний о прежней жизни.

– Допустим. Но ведь у тебя они остались. А это означает, что мозг всё же доминирует над призрачной субстанцией. Хотя, пока не будут проведены эксперименты, я не могу ничего утверждать. Поэтому предлагаю оставить эту тему и поговорить о твоих планах на будущее.

– Я вернусь в агентство, – пожимая плечами, ответил мужчина, – а после решу, что сумею сделать для этого мира.

– Это неплохо, но… недавно возникли новые обстоятельства, которые могут в корне изменить твою жизнь. Отцу предложили вернуться на пост Верховного правителя свободного общества…

– О!

Изумлённое, подвижное лицо Йардена выглядело так забавно, что Тиалонай и Арлиса, не удержавшись, расхохотались.

– И я уверен, – всё ещё смеясь, продолжил учёный, – что он с радостью возьмёт тебя в свою команду.

Чиновник посуровел, и веселье мгновенно прекратилось.

– За Дитрихом я пойду на край света, – торжественно произнёс он – Этот человек – прирождённый воин, и меня удивляет, что он до сих пор ещё не у власти.

И кашлянул, плаксиво добавив:

– Горло болит.

Такой резкий переход от выспренной речи государственного мужа к детской жалобе вновь рассмешил собеседников, и улыбающийся Тиалонай, взяв друга под руку, повёл его на процедуры.

* * *

– Вы, конечно, понимаете, какую ответственность налагает на вас эта должность, – кривя губы, цедил немолодой, обрюзгший чиновник, сидящий напротив Штригеля.

Тот, не отрывая взгляда от своих пальцев, стиснувших край стола, кивнул.

– Не сомневайтесь, понимаю.

В голосе Дитриха прозвучала насмешка. Около получаса он слушал эту бессмысленную болтовню, и терпение его подходило к концу. Брови собеседника взлетели вверх.

– Вам смешно?

– Да, – резко ответил Штригель и, подняв, наконец, глаза, гневно посмотрел на опешившего человека. – Я никак не могу понять, вы, действительно, настолько глупы или это маска, надетая для того, чтобы у меня возникло неуёмное желание поскорее отобрать у вас государство.

Евлап, присутствующий при разговоре, услышав слова друга, подавился воздухом, тщетно пытаясь сдержать смех, а визави Дитриха надулся.

– Что? Как вы смеете?!

– Смею. И если вы сами не понимаете, почему, я объясню. Свободное общество создано мной, оно выросло на трупах, на крови, я ответственен за его становление, развитие и все перекосы, в которых виноваты мои преемники. Всё это я знаю. Вы же, бесцельно тратя своё и моё время, стараетесь вдолбить мне то же самое.

Чиновник, вскочив, зашипел:

– Я с самого начала был против вашего прихода к власти, меня принудили…

– Как, вы сказали, ваша фамилия? – бесцеремонно прервал его Штригель. – Капп? Какое отношение к вам имеет некий Вольф Капп, некогда активно пытавшийся разрушить то, что я с огромным трудом возводил на обломках гитлеровской Империи?

Мужчина замер и рухнул обратно в кресло, со страхом глядя на Дитриха. А тот, не обращая более внимания на побагровевшего старика, обратился к Евлапу.

– Как вы могли допустить, чтобы это правило государством?

– Капп не имел детей, – возразил Евлап, – и Норберт лишь седьмая вода на киселе. Какое значение имеет их родство, раз прошло так много времени…

– Огромное, как же ты не понимаешь, – попенял Штригель. – Семьи Каппов, Геббельсов, Крюгеров несколько веков назад стремились к безраздельному господству, и то, что не досталось им, получили их последыши, которых, как и преступных предков, не волнуют людские беды. Они не будут радеть о государстве и рано или поздно разрушат его: даже не из злого умысла, а по глупости, ведь деградация коснулась и их умов. Но что это меняет?

Прежде чем идти сюда, я хорошо подготовился. Недавно, собирая материал для исторической повести, я нашёл заинтересовавшие меня сведения. Ты знаешь, что тот, кто носит русскую фамилию Котлов, на самом деле прямой потомок Эрика Геббельса?

Евлап ошеломлённо покачал головой.

– Воот! Этот…

Штригель кивнул на застывшего чиновника.

– Этот даже не скрывает, что он Капп. А Верховный правитель Кригер выходец из семейки Крюгеров. И не вздумай сказать, что для тебя это новость.

Евлап, сжавшись под полным ярости взглядом друга, прошептал:

– Увы, я, действительно, этого не знал. Но Йарден наверняка был в курсе, он нередко намекал на то, что наше общество возглавляют недостойные...

– И вы ничего не предприняли?

– Но что мы могли сделать?

– В первую очередь, сказать об этом мне, а я бы принял меры либо здесь, либо в прошлом. Прадеды этих людей в буквальном смысле слова подрывали экономику молодого государства, а их выблядки [4] спокойно этим государством правят. Тебе не кажется, что это слишком?!

Евлап кивнул и выпрямился. Он принял решение.

– Я собираю Совет, – сказал он. – Депутаты достаточно умны, и, опираясь на них, мы уберём лишних и отдадим власть тебе. На твоих условиях.

Штригель кивнул.

– Я хотел просить об этом, но ты меня опередил.

Запищал видеофон, и на дисплее возникло лицо Тиалоная. Пока Евлап приводил в чувство и выпроваживал перепуганного Каппа, Дитрих разговаривал с сыном. Когда он повернулся к чиновнику, лицо его сияло.

– Евлап, – дрожащим голосом сказал Штригель, – Йарден снова с нами.

Старик растерянно взглянул на экран, и Дитрих едва успел подхватить падающего человека.

* * *

Радостные и возбуждённые Виктор и Ортвик не отходили от Йардена. Тот счастливо улыбался, то и дело обнимая друзей, но при этом не мог не печалиться, глядя на страшно изменившуюся с годами чету Пинкдроу. Одряхлевший, ссутулившийся Ортвик напоминал гнома, сошедшего с рисунка детской книжки, да и Аирин выглядела не лучшим образом.

Прокудиным повезло больше, если можно назвать везением катастрофу, произошедшую с капсулой, в которой они летели на море. Обоих возродили, и сейчас им можно было дать не более двадцати пяти.

Сам Йарден, несмотря на то, что из-за забывчивости Тиалоная перешагнул возраст, в котором погиб, чувствовал себя прекрасно. Болело горло, но друг пообещал, что через месяц-другой неприятные ощущения исчезнут, и мужчина старался не обращать на них внимания.

– Я тоже помню то, чего, казалось бы, не должен, – сказал Виктор, выслушав рассказ Йардена. – У меня побаливают лёгкие, пробитые сломанными рёбрами. И само падение тоже сохранилось в памяти.

– А у меня не осталось никаких воспоминаний о крушении, – удивлённо взглянув на мужа, произнесла Ирина. – Надеюсь это не свидетельство того, что я бездушна.

Тиалонай покачал головой.

– Непонятный механизм, – ответил он. – Вряд ли наличие души осложнит мою работу, но всё же я начинаю задумываться, а не слишком ли это – подменять собой бога.

– Скажешь тоже, – воскликнул Ортвик, – Бог, в которого я, честно говоря, не очень верю, наверняка мудр. Он мог предполагать, что люди рано или поздно научатся воспроизводить себя не только привычным способом. Для новых открытий нам и дан разум. И я считаю глупцами американских религиозных фанатиков, добившихся запрета клонирования у себя в стране.

– Тупое стадо, – осуждающе качнув головой, промолвила Аирин. – Как их можно назвать верующими, если они не доверяют господу, ставя под сомнение его дальновидность. Ведь, позволив своему творению изобрести множество способов отнимать жизнь, он наверняка одобряет тот, что даёт возможность её сохранить.

– Похоже, вы уже не раз обсуждали этот вопрос, – улыбнулся Йарден. – И я полностью с вами согласен. А где сейчас тролли и эльфы?

– Они ушли, – грустно ответила Ирина, – создали общины и расселились по всему миру. Но наши нередко нас навещают, мы крепко связаны минувшими радостями и горестями.

– Они работают?

– Да. По-прежнему в паноптикумах.

– Я сделал ошибку, клонировав троллей, – сообщил Тиалонай. – Эти существа слишком велики для нашей планеты. И вот результат: правительство запретило им размножаться, каждая семья имеет право только на одного ребёнка.

– А если рождается двойня, – заинтересовался Йарден, – что происходит со вторым? Надеюсь, малыша не уничтожают?

– Нет, – ответил Ортвик, – до этого власти ещё не докатились. Его отдают бездетной паре.

– Видя это, я передумал ставить эксперименты над снежным человеком, – добавил Тиалонай. – Если потомки Шиды и Диши умны и добры, хотя и шаловливы, то это существо безмозгло, агрессивно и очень опасно. И когда…

Он не договорил, потому что в переднюю вошли Дитрих с Евлапом, и Йарден едва не задохнулся в крепких объятиях друзей.

После они сидели за накрытым столом и говорили о грядущих переменах.

– Я не политик, – пожимая плечами, говорил Виктор, – но если возникнет необходимость, готов встать под твои знамёна.

– Об этом ещё рано думать, – отвечал Дитрих. – Мне понадобится время, чтобы понять, что же натворили мои последователи, а особенно нынешнее правительство. На это уйдёт не один месяц.

– Времени нет, – возразила присоединившаяся к друзьям Генриетта, – нападения учащаются, и воевать надо уже сейчас.

Штригель задумался.

– Ты права, Грета, – наконец, сказал он. – Сначала надо разобраться с пришельцами, кем бы они ни были.

Тиалонай вдруг скрипнул зубами, побледнел и откинулся на спинку стула.

– Опять, сынок? – испуганно спросил Дитрих.

Йарден тоже встревожился.

– Что с ним? – испуганно спросил он.

– Сердце отказывает, – ответил Штригель, склоняясь над Тиалонаем. – За его спиной полное переживаний детство, а в настоящем нервная работа с большой ответственностью. И меня беспокоит, что приступы стали повторяться слишком часто.

– Ничего, – пытаясь улыбнуться, выдавил мужчина, – мотор у моего сменщика будет получше, мы приняли меры.

– Я ничего не хочу слышать о твоём клоне, – сердито пробормотал Дитрих.

И, вводя лекарство, пояснил:

– Несмотря на то, что все мы стали практически бессмертными, я очень боюсь увидеть близких мёртвыми. Всегда есть опасность, что произойдёт сбой, и они не воскреснут. Я чуть не умер от страха, увидев изломанные тела Вити и Иры, но, слава богу, всё закончилось благополучно, и мы снова вместе.

– Я даже присутствовал на собственных похоронах, – засмеялся Прокудин.

– Не знаю, как у тебя хватило смелости, – промолвила Генриетта. – Я бы не смогла.

– Хотел проверить себя на вшивость, – усмехнулся Виктор.

Пришедший в чувство Тиалонай задумчиво посмотрел на друзей.