2015-03-20
526
SINGULARIS [ЕДИНСТВЕННОЕ ЧИСЛО]
Индивидуализм всеми рассматривается как отличительная черта западной цивилизации, а Мишеля де Монтеня почитают его родоначальником. «Величайшее благо на земле — знать, как принадлежать себе самому. Все смотрят перед собой. Но я смотрю внутрь себя. Ничто меня не касается, кроме моего собственного. Я постоянно раздумываю о себе; я контролирую себя; я пробую себя на вкус. Кое-чем мы обязаны обществу, но по большей части мы обязаны себе. Можно давать себя в долг другим, но отдаваться только себе самому».
Основы индивидуализма усматривают в платонизме, в христианской теологии души, в номинализме средневековой философии. Но в основном он развился с наступлением Ренессанса, который Буркхард описывает через замечательные личности того времени. Культура с ее интересом к человеческим существам, религия с ее интересом к совести каждого, экономика с ее интересом к частному предпринимательству — во всех этих системах индивидуум занимает
центральное положение. Эту тему детально разработало Просвещение (начиная с Локка и Спинозы), и наконец положения о личной свободе и правах человека стали общим достоянием европейцев.
В XIX в. развитие теории индивидуализма шло по нескольким расходящимся направлениям. Кант считал, что безудержное преследование только личных интересов аморально; и только Джон Стюарт Милль в своей книге О свободе (1850 г.) примирил противоположные интересы индивидуумов и общества.
Жан Жорес в Социализме и свободе (1898 г.) сделал то же в социалистических терминах. Но всегда были люди, готовые на крайности. В книге Единственный и его собственность (1844 г.) Макс Штирнер осудил все формы коллективизма, будь то «нация», «государство» или «общество». Оскар Уайльд в Душе человека при социализме (1891 г.) защищал абсолютные права творческой личности, художника: «Искусство — это самое энергичное проявление индивидуализма, какое когда-либо знал мир».
В XX в. фашизм и коммунизм относились к личности с презрением. Но и в демократических государствах раздутый правительственный аппарат бюрократов часто подавляет тех, кому они призваны служить. Ответом стало неолиберальное движение, набравшее силы в Венской школе 1920-х годов. Все лидеры этого движения — Карл Поппер (род. 1902 г.), Людвиг фон Мизес (1881-1973 гг.) и Фридрих фон Хайек (род. 1899 г.) — эмигрировали. На трудах Хайека Дорога к рабству (1944 г.) и Индивидуализм и экономический порядок (1949 г.) воспиталось поколение послевоенных неоконсерваторов. Одна горячая последовательница этого направления однажды сказала: «Такой вещи, как общество, вообще не существует».
Эти экстремистские направления представляли гражданина как простого потребителя товаров, услуг и прав, и была опасность, что политика превратится со временем всего лишь в «культуру жалоб». Со временем развилась контртенденция, которой предстояло превратиться в столь же уязвимую традицию Долга.
тинском языке. Из неолатинской поэзии можно упомянуть немца Конрада Пикеля, известного как Celtis (1459-1508 гг.), первого поэта-лауреата13Священной Римской империи, венгра Яноша Паннония (1434-1472 гг.), итальянцев Фракасторо (1483-1553 гг.) и Альчиати (1492-1550 гг.), и поляков Дантишка (1485-1548 гг.) и Клеменса Яницкого (1516- 1543 гг.)
Очевидно, что у Ренессанса было нечто общее с более старым движением за реформу Церкви. И гуманисты, и будущие реформаторы выступали против окаменелого клерикализма; и те и другие были под подозрением у церковных иерархов.
Больше того, поощряя критическое изучение Нового Завета, и те и другие растили поколения, мечтавшие об утраченных ценностях первоначального христианства, как другие мечтали о прошедшем времени классической античности. Именно поэтому возникла не очень-то удачная метафора: «Эразм снес яйцо, а Лютер его высидел».
Реформация. И тем не менее нельзя рассматривать Реформацию просто как продолжение Ренессанса. В отличие от гуманизма, Реформация была обращена к глубочайшим религиозным традициям Средних веков и взросла на волне рели-
гиозного возрождения, которое охватило не только ученых, но и народные массы. Начало этому возрождению веры положили люди, целью которых было сохранить в целости католическую церковь, и когда началось отпадение первой ветви реформаторского течения, люди эти с удвоенной энергией бросились в борьбу за очищенную и единую религию. В этой сфере совершенно отсутствовал дух гуманистической терпимости. Так что
наличие общих истоков у Ренессанса и Реформации не должно заслонять от нас того факта, что в своем движении они устремились в разных направлениях. Похожее разделение произошло и внутри движения за реформу Церкви. Широкое в своем начале религиозное возрождение затем распалось на два отдельных и враждебных друг другу движения, позднее получивших наименование католической Реформации [известной еще как Контрреформация} и протестантской Реформации.
Религиозное возрождение, ясно различимое уже в конце XV века, воодушевлялось в основном народным недовольством, в связи с вырождением духовенства. Церковь, заявлявшая о своем намерении созывать Собор каждые десять лет, на самом деле не созывала соборов с 1430-х годов. Канонизация множества святых, от св. Винченцио Феррера (1455 г.) и св. Бернардина Сиенского (1450 г.) до св. Казимира Польского (l458— 1484 гг.), не могла скрыть того факта, что в Церкви в целом святость истощилась. Европа была полна рассказов о епископах, предававшихся симонии, о папах, погрязших в кумовстве, о развратных священниках и негодных монахах, но главное — о мирском богатстве Церкви.
И снова предвестники перемен появились во Флоренции. Грозящие адским пламенем проповеди фанатичного монаха Фра Джироламо Савонаролы (1452-1498 гг.) возбудили народ в 1490-е гг. на бунт, в результате которого были временно изгнаны Медичи, но который закончился, однако, сожжением самого проповедника. В Испании при кардинале Гарсии Чиснеросе, религиозной дисциплине сопутствовала энергичная ученость. В новой школе теологии при Университете Алкалы, основанной в 1498 г., родилась Библия Полиглота (1510-1520 гг.). В Италии при кардинале Джанпьетро Карафе (1476-1559 гг.), будущем папе Павле IV и соучредителе (ок. 1511 г.) Ча-
совни Божественной любви, сложился кружок влиятельных церковных деятелей Рима, которые предавались усиленным духовным упражнениям и делам благочестия. От них затем пошли некоторые новые католические (белые — не монашеские и не священнические) конгрегации и среди них театинцы (1523 г.), барнабиты (1528 г.), иезуиты (1540 г.) и ораторианцы (1575 г.).
Признаки религиозного возрождения отмечаются именно тогда, когда репутация Церкви пала особенно низко, а именно: при папах Родриго де Борджиа (Александре VI, 1492-1503 гг.) и Джулиано делла Ровере (Юлий II, 1503-1513 гг.). Александр был одержим страстями: к золоту, к женщинам, к устройству своих незаконнорожденных детей. Юлий питал от рождения ненасытную «любовь к войне и победам»: этот папа запомнился выступающим на поле брани в полном вооружении; он перестроил собор Св. Петра, восстановил папское государство. В 1509 г., когда он планировал оплатить войны и перестройку собора продажей в Германии индульгенций — папский документ, гарантирующий освобождение от наказания в Чистилище, — в Рим прибыл молодой монах-августинец из Виттенберга в Саксонии. Мартин Лютер был потрясен увиденным до глубины души. «Даже
испорченность, — писал Ранке, — может быть совершенной»14.
Уже через десять лет Лютер (1483-1546 гг.) оказался во главе первого протестантского восстания. Его лекции в качестве профессора теологии в Виттенберге показали, что учение об «оправдании одной лишь верой» вынашивалось им уже несколько лет, и, как человек, пребывавший в борьбе с собственными внутренними убеждениями, он не обнаруживал никакой терпимости по отношению к изнеженным гуманистам своего времени. Он был исключительно груб и имел несносный характер. Его язык подчас просто невосироизводим. Рим был для него гнездом содомского разврата, апокалиптическим зверем.
Гнев Лютера достиг предела, когда в Германии появился монах Иоанн Тетцель, продававший индульгенции. Тетцель был изгнан с территории курфюрста Саксонского, которому вовсе не хотелось, чтобы его подданные перекладывали большие суммы в папские сундуки. Так что, подвергая сомнению, так сказать, «богословскую аккредитацию» Тетцеля, Лютер тем самым поддерживал
