Divisa et indivisa. Зависит от «решимости миллионов избрать верный путь, отвергнув неверный»

зависит от «решимости миллионов избрать верный путь, отвергнув неверный». Так что этот призыв был не экономическим и не политическим, а нравственным. Таймс шипела на это «возмутительное предложение». «Даже в Западной Европе, — писала газета, — мало что указывает на близость этого союза, о котором так много говорят». Основатель довоенного движения за объединение Европы граф Коуденхоув-Калерги одним из первых поздравил Черчилля. «Теперь, когда вы подняли европейский вопрос, — писал он, — правительства больше не могут его игнорировать»13.

В тот период стратегическое видение позволило Черчиллю предложить «братский союз» трех связанных друг с другом кругов: Британского содружества, Европейского союза и Соединенных Штатов. Британия должна была обеспечить «жизненно важную связь между ними всеми». Он правильно выделил конкурирующие интересы, которым предстояло вызвать громадное напряжение в последующие десятилетия, увлекая внешнюю политику Британии в трех разных направлениях одновременно.

Взгляды Черчилля естественно сделали его председателем Конгресса Европы, который был проведен частным образом в Гааге 7-10 мая 1948 г. Около 800 выдающихся людей собрались подумать о проблемах разобщенности в Европе. Германию представляла сильная делегация с Конрадом Аденауэром во главе. Комиссию по культуре возглавил высланный из Испании министр и писатель Сальвадор де Мадариага. Во время дебатов был выдвинут принцип наднационального: необходимо государствам поступиться частью суверенитета в интересах общих институтов. Черчилль в своем заявлении исходил из высочайших идеалов:

«Мы должны провозгласить своей целью устройство объединенной Европы, моральная концепция которой завоюет себе уважение и благодарность человечества. Она будет обладать такой силой, что никто не посмеет досаждать ее спокойной власти... Я надеюсь увидеть такую Европу, где мужчины и женщины в каждой стране будут думать, что быть европейцем — значит принадлежать своей родной земле, и куда бы они ни отправились в этой большой вотчине, они действительно почувствуют: здесь я дома».

Так же красноречив был и де Мадариага: «Эта Европа должна родиться. И она родится, когда

испанцы скажут: «Наш Шартр», англичане — «Наш Краков», итальянцы — «Наш Копенгаген», а немцы — «Наш Брюгге»... Тогда Европа заживет. Потому что тогда дух, который ведет Европу, произнесет слова творения: FIAT14EUROPA»15. Без сомнения, конгресс проявил чрезмерный энтузиазм, но окончательное коммюнике призывало к таким практическим действиям, как создание Европейской ассамблеи и Европейского суда по правам человека. Был также учрежден Координационный комитет для поддержки целей конгресса. Этому институту предстояло в дальнейшем принять имя «европейского движения», прародителем которого он в действительности стал. ПОМИМО Черчилля ero почетными президентами были Шуман (Франция), де Гаспери (Италия) и Спаак (Бельгия). Им предстояло теперь увидеть, примет ли их идеи какое-нибудь ныне действующее правительство. А при воинственности СССР было ясно, что рассчитывать на поддержку можно только со стороны правительств Запада (см. ниже).

К концу 1947 г. железный занавес, о котором говорил Черчилль, стал реальностью. Три события покончили co всякими сомнениями: создание Коминформа, февральский переворот в Праге и блокада Берлина.

Собравшись в Польше на горном курорте Шклярска-Поремба в октябре 1947 г., делегаты-коммунисты из СССР, Восточной Европы, Франции и Италии основали Коммунистическое информационное бюро. Оно должно было координировать стратегию братских партий. Мир отнесся к этому с подозрением, как к возрождению Коминтерна, инструмента ниспровержения буржуазного строя, и как к предвестнику нового идеологического наступления.

Коммунистический переворот в Праге произошел 25 феврале 1948 г. Чешские коммунисты делили власть с социалистами в течение двух лет; но их пугало, что количество голосующих за социалистов растет, а следовательно, их собственное влияние может вскоре уменьшиться. Участие коммунистов в по-настоящему демократической системе означало, что они не смогли добиться превосходства сомнительными манипуляциями, как в соседней Польше. Тогда они прибегли к силе. На улицах появились вооруженные рабочие и ополченцы. Распространились слухи, что гарни-