Divisa et indivisa. Но, эти программы не могли покончить с бедностью, которая в этих богатых обществах выглядела особенно горькой

но, эти программы не могли покончить с бедностью, которая в этих богатых обществах выглядела особенно горькой. С повышением зарплаты массы превращались в потребителей, которые под постоянным прессом агрессивной рекламы и престижного подражания тратили все больше и больше. Потребительство, конечно, подстегивало экономику, но оно превратило материальные приобретения в цель, а не средство; оно грозило и политику превратить в споры о поставке товаров, оно учило молодежь, что одного обладания вещами достаточно для чувства удовлетворения. Поскольку же потребительское общество все время выставляло перед глазами людей умопомрачительный выбор желанных товаров, то оно стало более эффективной формой пропаганды материализма, чем та, которая бытовала на Востоке.

Сексуальная революция 1960-х гг., которую подстегивала общедоступность контрацептивов, быстро покончила с традиционной моралью. В результате перестали быть позорными в глазах общества внебрачные связи, незаконнорожденные дети, гомосексуализм, развод и сожительство. В большинстве стран у этой революции были побочные продукты: начали выставлять напоказ свой образ жизни гомосексуалисты, содомия по согласию перестала считаться преступлением, были ослаблены законы, запрещающие порнографию и непристойности, и во многих местах были легализованы аборты. Впрочем, темпы этих перемен различались но странам: Дания шла впереди всех, а Ирландия была в этом ряду последней. Все это вызвало сильнейшую реакцию, особенно в католических странах, где под угрозой оказались основные ценности: брак, семья и настоящая человеческая любовь.

Серьезный спад переживала религиозная жизнь. Ужасы войны и материализм послевоенного времени разрушили веру многих людей. Посещение церкви перестало быть общественной условностью и стало частным выбором семьи или индивидов. Полупустые церкви, где не было не только прихода, но и постоянного клира, встречались теперь не только в городах и промышленных пригородах, но и в сельских районах. Тяжелый удар был нанесен и по протестантской Англии, и по католической Франции. Впервые за 1500 лет христианство стало верованием меньшинства.

Одним из ответов стал экуменизм. С 1948 г. Всемирный совет церквей со штаб- квартирой в Женеве объединил главные протестантские и православные церкви с целью их добровольного взаимодействия. Но ВСЦ подчас соединял высокие идеалы с приземленной политикой.

Поначалу католическая церковь стояла в стороне. В 1950-е гг. небольшой эксперимент французов с рабочими-священниками, действовавшими на промышленных предприятиях, был остановлен Ватиканом. Но с возвышением кардинала Ронкалли, человека исключительных достоинств, ставшего папой Иоанном XXIII (1958-1963), Ватикан вступил на путь всесторонних реформ. Ero энциклика Pacem in Terris была обращена вопреки обычаю к людям всех верований. В Mater et Magistra папа выразил заботу о социальном благе во всем мире. Затем папа созывает вселенский собор католической церкви, известный как II Ватиканский собор, положивший начало самым радикальным (со времени Тридентского собора) переменам.

II Ватиканский собор, четыре сессии которого проходили с октября 1962 г. до декабря 1965 г., назвали «концом Контрреформации». В битве между консерваторами и либералами многие предложенные реформы были разбавлены или отвергнуты: декларация, освобождавшая евреев от обвинения в Богоубийстве, прошла в измененной форме; предложения в пользу современных методов контроля рождаемости были блокированы. Но власть Курии была ограничена; обязательная тридентская латинская месса теперь заменялась мессой на местных национальных языках; функции мирян выросли; были сокращены условия, запрещающие смешанные браки; экуменизм получил официальное одобрение. Но самое важное то, что появилась новая атмосфера открытости и гибкости.

Среди нескольких новых католических институтов все большее внимание привлекал Опус Деи. Основанный в 1928 г. испанским священником Хосе-Мария Эскрива де Балагером (1902-1975), Опус Деи особо занимался новой ролью мирян, какую им определил II Ватиканский собор. Когда же очень вскоре основателя Опус Деи захотели в рекордно короткое время канонизировать, то критики увидели в нем грозную и иррациональную силу внутри Церкви. Но приверженцы движения