Европа разделенная и нераздельная, 1945-1991 839

сказал Вилли Брандт, — теперь объединяется». Но когда бывшая ГДР стала частью ФРГ, она автоматически вошла и в Европейское сообщество, и вопреки советам Бундесбанка восточную марку меняли на западную по курсу одна к одной. В то время мало думали, чего это будет стоить в экономическом и политическом плане Германии и ее соседям. Боннское правительство считало само собой разумеющимся, что немцы Восточной Германии, поскольку они немцы, с радостью согласятся на институты Федеративной республики, и что немцы Западной Германии, поскольку они немцы, с радостью за это заплатят. Замаячила перспектива, что объединенная Германия не так сильно будет заинтересована в Европе, как была заинтересована разъединенная Германия. По мере того как общественное мнение становилось все озабоченнее и эгоцентричнее, федеральное правительство посчитало необходимым подтвердить свою приверженность интеграции Европы. «Произошло исключительно важное и символичное событие: тогда в статью 23 Основного закона (Конституции), согласно которой произошло объединение Германии, была внесена поправка... согласно которой Федеративная Республика, вместо открытости «другим частям Германии», теперь обязывалась участвовать в «проведении в жизнь объединения

Европы»46.

Декоммунизация оказалась трудной проблемой во всех посткоммунистических странах. Нельзя было сразу отменить основные законы, хотя они и перестали быть вполне законными. Коммунистическую номенклатуру, теперь провозглашавшую свою вечную приверженность демократии, не удалось уволить en masse (в массовом порядке). Нелегко было разоблачить всех бывших тайных агентов. Германию потрясло разоблачение тысяч и тысяч информаторов штази; в Польше возобновились процессы по политическим убийствам; в Румынии новый режим открыто противился декоммунизации. И только в одной Чехословакии удалось провести Закон о люстрации, который должен был устранить из политической жизни все коррумпированные и запятнанные преступлениями кадры.

Страшным было наследие советского типа экономики. Несмотря на первые успехи, такие, как денежная реформа и обуздание гиперинфляции по польскому плану Бальцеровича (1990-1991),

становилось до боли понятно, что быстродействующего лекарства под рукой нет. Перед всеми бывшими членами блока маячили долгие десятилетия тяжелейшего труда по реорганизации на пути к жизнеспособной рыночной экономике47. В то же время проблемы этих стран можно было использовать как причину их недопущения в Европейское сообщество.

Повсюду еще оставались живучими порожденные коммунизмом общественные воззрения. Только зарождавшееся гражданское общество не могло заполнить

образовавшихся пустот. Царила политическая апатия; процветали мелкие ссоры; симпатии к коммунизму как гарантии против безработицы были гораздо сильнее, чем многие предполагали. Десятилетия, прожитые «под водой» привели к тому, что массы не верили никаким обещаниям и ждали только худшего. Невозможно было избавиться от циничной мысли, что если кто-то теряет, то кто-то, наверное, в это время находит. Никто не мог и догадаться об истинных размерах опустошения.

Тот факт, что коммунизм умер без борьбы, не ослаблял боли, которая после него осталась; катарсиса не было. Один из участников этого процесса жаловался, что «в мирное время невозможно Богоявление». Другой заметил: «Я счастлив, что дожил до конца этого несчастья; но я бы хотел умереть до начала следующего»48.

Следующий этап схода лавины начался в Советском Союзе в 1991 г. К тому времени экономические реформы не принесли заметного улучшения; материальные условия неуклонно ухудшались. Зимой Горбачев сблизился с партийным аппаратом. Некоторые его коллеги ушли в отставку в знак протеста против укрепляющейся диктатуры. Но самое страшное — это то, что национальные республики одна за другой намеревались последовать примеру прибалтийских государств, где действовали параллельные органы власти: национальные и советские. В самой Москве городской Совет избрал демократического мэра, а правительство РСФСР — демократического президента Бориса Ельцина. Ельцин начал отделять Россию от советского Кремля Горбачева. Армения воевала с Азербайджаном за Нагорный Карабах. В Грузии, где Горбачев распорядился прибегнуть к силе, дело завершилось пe-