Роман 30-х годов

Что же происходит с романом, когда ведущим образом советской риторики стала "великая семья" Авторы перестали писать о "маленьких людях" и переключились на воспевание больших людей и их выдающиеся достижения, а роман воспринял из риторики условную модель "отцов и детей". Миф о "великой семье" придал роману социалистического реализма его окончательный вид и определил основной сюжет.

В середине 1930-х годов авторитетные критики начали требовать, чтобы роман имел четкую структуру. Это требование заставило авторов использовать единую основополагающую фабулу. В противном случае критика могла оказывать давление. Проблемы такого рода возникли в отношении романа П. Павленко "На Востоке" (1936). Казалось бы, что этот роман во всех отношениях отвечал духу 1930-х годов (и критики отметили это)53. Его тема - защита советской границы на Дальнем Востоке от японских войск и белогвардейцев. На первый взгляд в нем есть все необходимое для официального признания: ряд героев Гражданской войны, испытывающих родственную привязанность друг к другу; "наставник" (Шлегель); официальный представитель карательных органов; молодая и энергичная героиня (Ольга), которая жаждет великих свершений, но сначала должна достичь большей политической зрелости (после смерти отца Ольги его боевые товарищи опекают девушку, заменяя ей семью), а также тайга, природа, авиация, строительство, битвы, прыжки с парашютом, пограничники, эпизод, где Ольга смотрит на Сталина

Однако все критики сходятся на том" что роман* губит одна особенность у него фрагментарная композиция - качество, которое раньше было присуще многим произведениям, однако не считалось неуместным. Проблема романа "На Востоке", как отмечал Фадеев, состояла в том что он неудачно составлен и многие характеры не выдержаны. Выражение "неудачно составлен" в данном случае имеет особый смысл - не соответствует образцу. Молодая героиня Ольга не изменилась под влиянием учителей; Павленко не создал необходимых "пар" среди своих героев, которые представляли бы оппозицию Стихийность/сознательность. Более Того, а отношениях между Шлегелем и Ольгой есть даже элементы сексуального влечения (со стороны Шлегеля), что, безусловно, Недопустимо в его ритуальной роли. В другой статье этого периода Фадеев писал: "Пора, Наконец, понять, что в художественном творчестве Не звучат и не могут звучать правдиво даже самые на первый взгляд "правильные" политические высказывания, если они не находят соответственного живого, образного, художественного воплощения". В результате в середине 1930-х годов, для того чтобы Произведение могло считаться идеологически выдержанным, оказалось недостаточным занимать политически верную позицию и использовать соответствующие ей темы; требовалось также, чтобы роман был "правильно* организован" и политические установки получили в нем "жизнеподобное" воплощение. Другими словами, роман превращался в ритуализированную биографию.

Однако необходимость использования основополагающей фабулы не означала, что образцы, взятые из риторики, в неизменном виде переносятся в литературу. Существовала комплексная Модель, связывающая эти два культурных пласта. Миф о "великой семье" содержится в нескольких значительных романах социалистического реализма, опубликованных еще до того, Как он стал достоянием партийной риторики (то есть До 1930-х годов). Выдающимся примером может служить классическое произведение социалистического реализма "Как закалялась сталь" Н. Островского

Роман Островского был написан в 1930-х годах, и его Сюжет следовал традиционным для тех лет Образцам "незначительной" Литературы. Литературные журналы отказывались печатать роман с несознательными персонажами, но один из старых членов партийного руководства, работавший в комсомольском журнале "Молодая гвардия", отстоял роман и способствовал его публикации там (ч. 1, 1932; 41 2, 1934). Тем не менее ни один Журнал не уделил роману большого внимания. В 1934 году ситуация радикально изменилась после того, как биография Островского была опубликована в "Правде". Но еще до этого роман был взят на вооружение в армии и изучался в кружках; вскоре его стали читать и в гражданских организациях. Роман сделался очень популярным, хотя невозможно сказать наверняка, предшествовала эта популярность общественному признанию или нет. Когда Островский умирал от костного туберкулеза, он был награжден орденом Ленина, его последние месяцы были отмечены необычайным вниманием публики: радио и пресса ежедневно давали бюллетени о состоянии его здоровья" тысячи людей совершали паломничество на выделенную ему государственную дачу в Сочиз0. При этом роман Островского, не имевшего абсолютно никакого писательского опыта, вызывал насмешки литературных "классиков". Литературная судьба этого произведения может служить еще одним примером кардинального изменения ритуального статуса в данный период.

Как закалялась сталь" столь превозносилась в середине 1930-х годов вовсе не из-за личности автора. Дело в том, что роман по иронии судьбы оказался полностью соответствующим "социальному заказу" этого времени. Почти каждый штрих романа и личной биографии Островского отвечает определенному аспекту политической культуры сталинской эпохи. Роман воспевает героику Гражданской войны: самоотверженную борьбу, "большевистскую волю" и, что самое важное, представляет столь актуальную героическую биографию, призванную быть примером для Других.

В некоторых важнейших аспектах жизненный путь и характер Островского и Павла Корчагина, героя его автобиографического романа, соответствуют иконическим атрибутам символического героя 1930-х годов. Корчагин (Островский) был родом из бедной семьи, не имел возможности получить хорошее образование; в его детстве и ранней молодости окружающие только головами качали, глядя на шалости и отчаянные поступки Павии, его анархические устремления и полное отсутствие дисциплины62. Даже когда он стал достаточно "зрелым" для того чтобы вступить в партию, у него не было интереса к партийной учебе и стремления выполнять директивы партии63. Но при этом Павел показал себя человеком неистощимой энергии, воли, выносливости и самоотдачи. Он пережил - в основном благодаря сильной воле - ряд столкновений со смертью. Этот умирающий и оживающий герой проходит через множество битв, чтобы найти свое "я", и под конец становится жертвой недуга. Даже в последние свои месяцы Павел не предался отчаянию или горечи; он боялся только, что "выйдет из строя" раньше, чем будет выиграна решающая битва. Павел Корчагин, подобно другим героям этого времени, наряду со скромностью и готовностью к самопожертвованию отличается "положительной" детской непосредственностью. Символический герой 1930-х годов становился сознательным благодаря кратковременному свиданию со Сталиным, но в данном случае великий вождь не сыграл этой решающей роли. Однако, как будто соблюдая каноны литературы эпохи Сталина, автор дал своему герою учителя, по функциональной роли равного Сталину, но соответствующего масштабам того "маленького" мира, где происходит действие.

В большинстве романов 30-х годов имеется единственный учитель для главного положительного героя. "Как закалялась сталь" написана в жанре авантюрного романа, и потому учителя меняются с каждым новым "микрокосмом", в котором оказывается Павел Корчагин. Однако роман явно демонстрирует тенденцию к изображению "сыновей" более несостоятельными политически по сравнению с "учителями". Парадоксально при этом, что, несмотря на наличие безусловно положительных героев-учителей, особенно по сравнению с Павлом, именно последний является главным героем романа. Итак, с середины 30-х годов в глазах советской критики Корчагин становится типом положительного героя советской литературы, образцом, которому следует подражать.

Причина того, что положительный герой с политической точки зрения менее совершенен, чем другие протагонисты (его учителя), заключается в том, что его роль состоит в символическом примирении диалектического противоречия между силами стихийности и сознательности. Как и его двойник в реальном мире, символический герой, подобно стахановцам, летчикам и т. д., является актером в ритуальном действе политического противостояния (народ против вождей). В мифе воплотились реальное противостояние и несоответствие между марксистско-ленинско-сталинской теорией и практикой.

В литературных произведениях вопрос о законном преемнике Ленина освещался также в соответствии с моделью "отцы - дети". В большинстве романов эта проблема не обсуждалась прямо, а только в образной манере (через включение в набор признаков, отличающих "учителя", тех из них, которые определенным образом ассоциируются с Лениным). Не считая эпизодов с кратковременным появлением Сталина, главным героем глава государства становится преимущественно в сочинениях на исторические темы, ближайшей из которых была Гражданская война. Однако даже в такого рода произведениях было принято, чтобы автор проводил своего героя через ранние периоды детской безудержности и импульсивности, прежде чем дело величайшей ответственности потребует от него выдержанности и аскетизма.

В историческом романе А. Толстого "Петр Первый" (публиковавшемся в отдельных выпусках с 1929 по 1945 г.) автор все-таки пытается разрешить вопрос о преемнике Ленина через символический ряд, знаменующий движение поколений от "отца" к "сыну". Наиболее важная в этом отношении часть была опубликована до середины 1930-х годов. Во второй части, которая появилась в печати в 1933 году (и была признана литературными авторитетами значительно усовершенствованной по сравнению с пер-' вой частью)67, А. Толстой обратился к теме смерти наставника Петра, Лефорта, писатель дает понять читателю истинный смысл 1 фрагмента, ассоциирующегося с переломным моментом в советской истории, когда умирает Ленин и Сталин становится как бы единственным законным продолжателем его дела,

Лефорт был главным советником Петра в его планах обновления России. Он также (согласно А. Толстому) учил Петра быть осторожней и жестче по отношению к политическим врагам. Когда Лефорт неожиданно заболел и умер, Москва радовалась потихоньку, но все придворные изображали печаль возле его гроба. Один Петр был по-настоящему сражен горем. Он говорит последнее "прости" своему учителю, касаясь края его гроба (символический жест передачи эстафетной палочки от учителя к ученику), и восклицает: "Другого такого друга не будет. Радость - вместе и заботы - вместе. Думали одним умом". Затем неожиданно Петр рванулся от гроба, глаза его высохли, и он принял величественную позу, как бы отстраняясь от окружающего мира. С этого времени он изменился, стал тверже в своих устремлениях (горячий, импульсивный царь становится более сознательным). Показательно заключение, которое он делает, глядя на суетящихся вокруг него придворных лицемеров: "Не с Азова надо было начинать, - с Москвы!" (оправдание "чисток"). Только своей возлюбленной, Анне Монс, он может излить свое горе. Ей он говорит: "Осиротели мы... Не того смерть унесла..."

Символическая модель, отражающая смену поколений, в романе сталинского времени редко была прямо связана с историческим моментом, когда Сталин сделался преемником Ленина. Но смерть Ленина и "клятва", произнесенная Сталиным, как бы задали роли во всех многочисленных сценах сложившегося позже романа социалистического реализма, когда герой стоит у смертного одра или гроба своего учителя.

Подчеркивание А. Толстым мотива сиротства представляет особый интерес как один из существенных элементов мифов об "отцах и сыновьях". Безусловно, не случайным является то обстоятельство, что в большинстве своем герои 1930-х годов, литературные или реальные, росли без отца с самого рождения либо потеряли его в раннем детстве. Эпитет "сирота" использовался даже в отношении ребенка, имеющего одного из родителей69. Список "сирот" включает политических вождей, к примеру Кирова, авторитетных деятелей культуры - Горького и Марра, героев Гражданской войны (Щорс), Алексея Стаханова и великое множество литературных героев. Нельзя забыть и о беспризорниках, и о детях улицы, которым в те годы уделялось огромное внимание.

Эту тенденцию можно объяснить, вспомнив, что оба вождя, и Ленин и Сталин, довольно рано потеряли отцов, или же просто отнести на счет высокой смертности в низших слоях общества в тяжелые времена старого режима. Но такое объяснение некорректно и упрощает дело. Здесь нужно вспомнить, что по крайней мере от царя Эдипа до Дэвида Копперфилда, да и позже, в литературе существовала отчетливая тенденция к изображению сирот в качестве главных героев. Она связана с тем, что сироте особенно трудно обрести свою индивидуальность. И в большой сказке о советском обществе, рассказывалась ли она в сфере литературы или вне ее, каждый человек был сиротой, покуда "великая семья" не помогала ему стать личностью.