Философия общего дела. Если человек может быть определен словом «любы» (желание, воля), то дитя есть также «любы», но любовь не половая

...Если человек может быть определен словом
«любы» (желание, воля), то дитя есть также «любы»,
но любовь не половая, не корыстная и не родитель-
ская, а сыновняя. Признавая же сыновнюю любовь за
сущность дитяти, принимаемого за критерий, мы не мо-
жем и не должны отделять его (дитяти) от отца; и та-
кое отделение, оставление должны считать злом, а вся-
кую замену отцелюбия вещелюбием, женолюбием и
т. п. — пороком.

Итак, тот, кто первый по чувству любви до конца
не оставлял своих родителей, не оставлял их при жизни,
хотя и мог жить отдельно по своему совершеннолетию,
по своей способности к самостоятельной жизни, не
оставлял и после смерти, этот-то человек и был, можно
сказать, первым сыном человеческим, положившим
начало родовому быту, родовой религии (культ пред-
ков) и вообще человеческому обществу.

...Этот первый сын человеческий, составивший со
своими родителями первое человеческое общество,
основанное на чистой взаимности, которая между роди-
телями была результатом не полового уже влечения,
а между родителями и сыном не была следствием ко-
рыстного чувства, на взаимности, которая не кончалась
ни с прекращением полового влечения между родите-
лями, ни с прекращением нужды в родительской под-
держке для сына, этот первый сын человеческий, со-
ставивший со своими родителями как бы одно неразде-
лимое существо, или, вернее, эта первая нравственная
единица и была нашим праотцом.

...Скорбь сына над смертью отца есть истинно миро-
вая, потому что эта смерть, как закон (или, вернее,

как неизбежная случайность) слепой природы, не могла
не отозваться сильною болью в существе, пришедшем
в сознание, в существе, чрез которое может и должен
осуществиться переход от мира слепой природы к миру,
в котором царствует сознание и в котором потому и
не должно быть места смерти. Эта истинно мировая
скорбь есть и объективно мировая, насколько всеобща
смерть, и субъективно мировая, насколько всеобща пе-
чаль о смерти отцов. Истинно мировая скорбь есть
сокрушение о недостатке любви к отцам и об излишке
любви к себе самим; эта скорбь об извращении мира,
о падении его, об удалении сына от отца, следствия
от причины. Скорбь же не о том, что отцы наши умерли,
а мы пережили своих отцов, следовательно, не имели
к ним достаточной любви, а о том лишь, что сами
умрем, не может быть истинно мировою, это скорбь
лишь мнимо мировая.

...В понятии сына и дочери выражается отношение
к родителям; всякие другие отношения между сынами
и дочерьми, кроме соединения их в любви к роди-
телям, уменьшают сыновние и дочерние свойства;
истинный же прогресс состоит именно в уменьшении
всех других свойств и в расширении и усилении свойств
сыновних и дочерних. Отношения сынов и дочерей, или
вообще потомства (двойственного, состоящего из сы-
нов и дочерей), к родителям, отцам и матерям (состав-
ляющим для детей одно, а не два начала) должны
заменить все другие отношения и не могут, не должны
ограничиваться одним воспоминанием, то есть пред-
ставлением, мыслью или знанием, как бы обширно и
глубоко ни было последнее, потому что в основе этих
отношений лежит чувство, которое, если оно действи-
тельно, не может остановиться не только на отвлечен-
ной мысли, но и на представлении. Если задача чело-
веческого рода состоит в знании жизни отцов и в восста-

новлении ее, то и превосходство каждого последую-
щего поколения над предыдущими будет заключаться
в наибольшем знании и служении отцам, а не в пре-
возношении над ними; то есть каждое последующее
поколение будет выше предыдущего, но это превос-
ходство будет заключаться в том, что оно будет больше
любить, почитать, служить своим предшественникам,
будет жить для них больше, чем они жили для своих
отцов, большей же любви последующее поколение не
может иметь к предыдущему, как воскрешая его.

...Почти всех женщин можно подвести под два типа;
в первом типе преобладает, можно сказать, исключи-
тельно властвует чадолюбие, способное воздоить и
воскормить не людей, а деспотов; тип этот очевидно
низший, чувственный, нетерпимый, которого весь мир
ограничивается детской; женщины этого рода способны
и к самоотвержению (которого не лишены, впрочем,
и животные), может быть, и к другим добродетелям.

Ко второму типу принадлежат Антигоны, отчасти Кор-
делии и т. п., тип, отличающийся преобладанием души,
способностью к глубокому состраданию. В противо-
положность первому типу добродетель, свойственную
женщинам второго рода, следовало бы назвать отце-
любием. Недостаток слова для выражения этой добро-
детели (если только нет такого слова) доказывает, ка-
жется, что класс этот немногочислен. Есть, конечно,
женщины, соединяющие в себе добродетели того и
другого типа, как есть, впрочем, и такие, которые не
имеют ни одного из добрых свойств обоих этих типов.
Просвещение имеет задачею во всех женщинах развить
свойства второго типа... (Мы не желаем унизить этим
принадлежащих к первому типу, ибо отсутствие чадо-
любия в женщине есть страшный порок, ставящий ее
ниже животного, но потому-то, впрочем, чадолюбие
и не добродетель еще.)

...Еще есть разновидность женщин — это женщины,
которые желают казаться мужчинами; быть мужчи-
ною, быть подобными, во всем равными, равноправ-
ными мужчинам — идеал таких женщин. В основе
этого стремления, конечно, лежит глубокое презрение
к женской природе; между тем этим ревнительницам
кажется, что они возвышают женщину. Причина этого
анормального, тератологического явления лежит в го-
родской жизни. Такой тип отличается искусственностью
и вызван необходимостью иметь занятия вне семейной
жизни. Конечно, пока достоинство человека, его само-
стоятельность будут зависеть от денег, женщина будет
стремиться к приобретению прав на участие во всей
этой юридической и экономической жизни, доставляю-
щей денежную самостоятельность; а между тем эта
жизнь является как нечто временное, допускаемое
лишь в силу необходимости, можно сказать, как необ-
ходимое зло. До сих пор женщина была избавлена от
участия в этой жизни, которая никак уже не может быть
настоящею, действительною жизнью (в смысле, которою
должно жить). Освобождение от этой жизни составляет
идеал даже мужчины, потому и нечего закабалять ею
женщину, которая должна беречь свои силы, развивать
их в целях иной жизни, в видах жизни, основанной на
долге воскрешения. Если бы и женщина сделалась участ-
ницею жизни юридико-экономической, тогда можно
было бы сказать, что конец близок.

Соч. М., 1982. С. 135— 136, 137,
148, 4)2—413

МО ЦЗЫ
(III — II вв. до н. э.)

Любить людей не значит исключать себя. [Любовь
к] себе также включает любовь к людям. [Тот, кто питает
любовь к людям], также входит в объект любви, поэтому

любовь к людям распространяется и на самого любя-
щего людей, [ибо и он тоже человек]. Нужно одинаково
любить себя и других людей.

Любовь [к людям] есть только большая, нет малень-
кой [любви]. Нужно всей Поднебесной одинаково при-
носить пользу и это считать пользой для себя.

Раб Цзан любит себя, но я не считаю, что он этим
вредит людям, [потому что] большая любовь [к людям]
не исключает [любви] к самому себе. Любовь [к людям]
не [имеет разделения] на большую и маленькую. Чтобы
[заниматься] восхвалением самого себя, не требуется
большой мудрости. Справедливость приносит пользу,
несправедливость — зло. Определение различия между
намерением и результатом [должно быть сделано]
путем рассуждения...

Древнекитайская философия. Собр.
текстов: β 2 т. М., 1973. С. 87, 88