2015-03-20
413
Личность связана с любовью. Личность есть существо
любящее и существо ненавидящее, испытывающее Эрос
и антиэрос, существо агонистическое. Личности нет без
страсти, как без страсти нет гения. Любовь есть путь
реализации личности. И есть два типа любви — любовь
восходящая и любовь нисходящая, любовь эротическая
и любовь агапическая. Личности присуща и любовь вос-
ходящая, и любовь нисходящая. В восхождении и нис-
хождении осуществляет себя личность. Платон учил лишь
о любви восходящей, которая и есть Эрос. Платонов-
ский эрос, рожденный от богатства и бедности, есть
восхождение от множественного чувственного мира к
единому миру идей. Эрос не есть любовь к конкретному
живому существу, существу смешанному (смесь мира
идейного и мира чувственного), это есть любовь к кра-
соте, к верховному благу, к божественному совершен-
ству. Любовь эротическая есть притяжение высоты, дви-
жение вверх, восхищение, восполнение существа ущерб-
ного, обогащение существа бедного. Этот элемент опре-
деляет любовь мужчины и женщины, но смешивается
с другими элементами. Пол есть ущербность, и он порож-
дает тоску по восполнению, движение к полноте, кото-
рая никогда не достигается. Трагедия любви связана
с конфликтом любви к конкретному существу чувст-
венного мира и любви к красоте мира идейного. Ни
одно конкретное существо не соответствует красоте
идейного мира в платоновском смысле. Поэтому любовь-
эрос, любовь-восхождение, любовь-восхищение должна
соединяться с любовью-нисхождением, с любовью-жа-
лостью и состраданием. Любовь-эрос есть в каждой
избирающей любви, она есть в любви-дружбе, в любви
к родине, даже в любви к идеальным ценностям фило-
софии и искусства, она есть и в религиозной жизни.
Любовь каритативная есть нисхождение, она не ищет
для себя, для своего обогащения, она отдает, жертву-
ет, она погружена в мир страдающий, мир агонизиру-
ющий во тьме. Любовь-эрос требует взаимности, лю-
бовь-жалость во взаимности не нуждается, в этом ее
сила и богатство. Любовь-эрос видит образ другого,
любимого в Боге, идею Бога о человеке, видит красоту
любимого. Любовь-жалость видит другого в богоостав-
ленности, в погруженности в тьму мира, в страдании,
уродстве. У М. Шелера были интересные мысли о раз-
личии любви христианской и любви платонистической,
любви, направленной на конкретную личность, и любви,
направленной на идею. Но платонизм глубоко вошел
в христианство. Для платонизма и платоновского Эро-
са не ставилось проблемы личности. Христианство ста-
вит эту проблему, но христианская мысль и христиан-
ская практика затемнили проблему личности безлич-
ным пониманием любви, и любви эротической, и любви
каритативной. Безличность платоновского Эроса как бы
перешла в безличное понимание христианской. Но
раскрытие существа любви должно привести к ее по-
ниманию как движения, направленного от личности к
личности. Безличный Эрос направлен на красоту и со-
вершенство вместо конкретного существа, неповтори-
мой личности; безличная агапическая и каритативная
любовь направлена на безличного ближнего, страдаю-
щего и нуждающегося в помощи. Это есть преломле-
ние любви в безличном высшем и низшем мире, в без-
личном мире идей и безличном мире страдания и тьмы.
Но любовь, возвышающаяся над миром «общего», без-
личного, есть любовь, направленная на образ лично-
сти, утверждение этого образа на вечность и утвержде-
ние на вечность своего общения с этим образом. И это
одинаково и тогда, когда это отношение к другой лич-
ности есть восхищение и движение вверх, и тогда,
когда это отношение есть, может быть, исключительно
эротически-восходящее и исключительно-нисходящее,
необходимо соединение одного и другого. Исключи-
тельно эротическая любовь заключает в себе элемент
демониакальный и разрушительный, исключительно ка-
ритативная, нисходящая любовь заключает в себе
элемент унизительный для достоинства другого чело-
века. В этом сложность проблемы любви в ее отноше-
нии к личности. Христианская любовь, которая так
легко принимает формы риторические и унижающие
человека, превращаясь в аскетическое упражнение для
спасения души и в «добрые дела», в благотворитель-
ность, христианская любовь в своей высоте духовна, а
не виталистична. Но она не может быть отвлеченно
духовной, она конкретно-духовна, духовно-душевна, свя-
зана с целостной личностью. Любовь-эрос не может
быть направлена на всех, к ней нельзя себя принудить,
она есть выбор, любовь же жалость, любовь нисходя-
щая может быть направлена на весь страдающий мир,
в этом ее преображающая сила... Но для проблемы
личности очень важно, что она есть существо, способное
любить, восхищаться и жалеть, сострадать.
...Прельщение эротическое есть наиболее распростра-
ненное прельщение, и рабство у пола есть один из
самых глубоких источников рабства человека. Физиоло-
гическая половая потребность редко является у человека
в чистом виде; она всегда сопровождается психологи-
ческими усложнениями, эротическими иллюзиями. Чело-
век является существом половым, то есть половинчатым,
ущербным и стремящимся к восполнению, не только в
своей физиологии, но и в своей психологии. Пол не есть
только специальная функция в человеке, связанная с
половыми органами; он разлит по всему организму
человека. Это вполне показал Фрейд. Замечательно,
что пол был скрытой стороной человеческой жизни,
в нем всегда было что-то стыдное, его не решались
обнажать. Человек стыдился своего рабства у пола. Тут
мы стоим перед поражающим парадоксом: то, что яв-
ляется источником жизни и самым большим напряжением
жизни, считается стыдным и подлежит сокрытию. Может
быть, один лишь В. Розанов поставил эту проблему во
всей остроте. Отношение к полу настолько странно и
настолько не походит на все остальное, что наводит
на мысли об особенной связи пола с падением человека.
Пол есть как бы печать падшести человека, утери целост-
ности человеческой природы. Только в конце XIX и
начале XX в. мысль, наука и литература пошли на боль-
шие разоблачения тайны пола и половой жизни. Доста-
точно назвать имена Розанова, Вейнингера, Фрейда, Лав-
ренса. За научные разоблачения бессознательной поло-
вой жизни Фрейда вначале называли порнографическим
писателем. Но все-таки XX век обозначал радикальное
изменение человеческого сознания в отношении к полу.
Если сравнить роман XX в. с романом XIX в. и веков
предыдущих, то видна огромная разница. Литература
всегда изображала любовь, это была излюбленная тема,
но жизнь пола оставалась скрытой. Только в XX в.
по-настоящему решились изображать уже не прикрытый,
а обнаженный пол. От Диккенса до Лавренса, от Бальзака
до Монтерлана путь огромный. Человек как бы вступил
на путь разоблачения, он не захотел или не мог оста-
ваться в иллюзиях сознания. Разоблачение человеческой
природы началось уже у Маркса и Ницше, по-иному,
более глубоко у Достоевского и Киркегардта, хотя это
и не касалось специально пола. Христианство прикрыло
пол идеей греха, но оставило какую-то двусмыслен-
ность, которую разоблачил Розанов. Меня будет интере-
совать эта проблема в перспективе верховной ценности
личности и свободы и их подавления рабством пола.
Мы увидим, что тут есть две разные проблемы —
сексуальная и эротическая, пол и любовь. Даже три
проблемы — пол, семья и любовь. Есть физическая связь
между половым соединением и деторождением, но нет
духовной связи, как нет обязательной связи между по-
ловым соединением и любовью. Не подлежит никакому
спору тот факт, что половое влечение и половой акт
совершенно безличны и не заключают в себе ничего
специфически человеческого, объединяя человека со
всем животным миром. Пол, означая ущербность и
неполноту человека, есть власть рода над личностью,
власть общего над индивидуальным. Отдаваясь власти
половой жизни, человек теряет власть над самим собой.
В неиндивидуализированном половом влечении человек
как бы перестает быть личностью, превращаясь в функ-
цию безличного родового процесса. Сексуальность но-
сит безличный характер, эротика же носит личный харак-
тер, в этом огромность разницы. Никакой прямой и
обязательной связи между половым влечением и влюб-
ленностью нет, возможно даже умаление полового вле-
чения от влюбленности. Влюбленность направлена на
неповторимо индивидуальное существо, на личность, и
в ней невозможна замена. Половое влечение допускает
замену и не означает непременно отношения к личности.
И в том случае, когда половое влечение индивидуали-
зируется, что нередко происходит, оно не означает
отношения к целостной личности, оно проходит через
безличную родовую стихию. Пол есть один из источников
рабства человека, и источников самых глубоких, свя-
занных с самой возможностью жизни человеческого
рода. Рабство это может носить очень грубые формы,
но может принимать формы утонченного прельщения.
Жизнь пола обладает способностью порождать эроти-
ческие иллюзии. Шопенгауэр был прав, когда говорил,
что человек делается игралищем стихии рода, внушаю-
щего ему иллюзии. Влюбленному Ивану Марья пред-
ставляется красавицей, в то время как все видят, что
она уродлива. Но не всякая любовь-влюбленность есть
эротическая иллюзия, она может быть прорывом за
стихию безличного рода к личности, к неповторимому
человеческому лицу. Тогда это будет означать победу
над рабством пола и эротической иллюзии. Любовь оп-
ределяет и опознает личность, все незаменимо индиви-
дуальное, утверждает на вечность, в этом ее смысл. Но
климат мира неблагоприятен для настоящей любви,
он слишком часто бывает для нее смертелен. Любовь
есть всемерное явление, она возникает вне мира объ-
ективации, есть прорыв в этом мире детерминации и
потому встречает с его стороны сопротивление. Поэто-
му существует глубокая связь между любовью и смер-
тью. Это одна из центральных тем мировой культуры.
Но прежде всего нужно различать два типа любви.
Возможны классификации типов любви по разным
признакам. Но самым важным представляется мне раз-
личение любви восходящей и любви нисходящей. Об
этом есть очень тонкие мысли у М. Шелера, хотя, мо-
жет быть, и не идущие в саму глубину. Любовь-влюб-
ленность, эрос, который шире любви между мужчиной
и женщиной, есть любовь восходящая. Влюбленность
есть притяжение вверх, восхищение, она доходит до
творческого экстаза. Любовь эротическая всегда пред-
полагает ущербность, неполноту, тоску по восполнению,
притяжение к тому, что может обогатить Эрос — де-
мон, и человек бывает одержим им. Крылатые души,
о которых говорит Платон в «Федре», растут от влюб-
ленности. У Платона Эрос имеет два источника: бо-
гатство и бедность. Эрос есть путь восхождения. Но у
самого Платона этот путь восхождения есть переход
от чувственного мира к конкретному живому сущест-
ву, к личности. Это любовь к идее, к красоте, к боже-
ственной высоте. Эрос антиперсоналистичен, он не уз-
нает неповторимой личности и не утверждает ее. В
этом граница платонизма. И в этом трагедия эротики,
связанной с платонизмом. Такой была эротика в жизни
Вл. Соловьева. Он был влюблен не в конкретную жен-
щину, а в вечную женственность Божью. Конкретные
же женщины, с которыми это связывается, приносят
лишь разочарование. На этом пути эротические иллю-
зии непреодолимы. Не иллюзией оказывается лишь
божественная красота. Но любовь-влюбленность не не-
пременно носит этот платонистический характер, она
может быть связана с отношением личности к личности.
Есть другой тип любви — любовь нисходящая, лю-
бовь дающая, а не требующая, любовь-жалость, лю-
бовь-сострадание, caritas. Любовь каритативная ничего
не ищет для себя, она от избытка дает другим. Лю-
бовь каритативная есть соединение с другим в богоос-
тавленности, во тьме мира. Нельзя всех любить, если
употреблять это слово не в смысле caritas, любовь есть
выбор. Нельзя принудить себя к любви. Но caritas, ми-
лосердие, жалость возможны ко всем людям и не связа-
ны с выбором. В то время как любовь-эрос требует
взаимности, любовь-милосердие взаимности не требует,
в этом ее богатство и ее сила. И настоящая любовь-
эрос заключает в себе любовь-caritas, любовь-жалость.
Эротическая любовь, не знающая жалости и милосердия,
приобретает демониакальный характер и терзает чело-
века. Эрос в чистом виде есть рабство, рабство любя-
щего и рабство любимого. Эротическая любовь может
быть безжалостной и жестокой, она совершает величай-
шие насилия. Христианская любовь не есть Эрос, хри-
стианская любовь есть агапэ. Греческий язык богат для
выражения оттенков любви: эрос, агапэ, филия. Любовь
есть сложное состояние человека, и в ней могут соче-
таться разные оттенки любви: любовь восходящая, лю-
бовь-восхищение может сочетаться с любовью нисхо-
дящей, с любовью-жалостью. Но совершенно отделять
христианскую любовь от элементов жалости, сострада-
ния, каритативности и признать ее исключительно эро-
тической, как это любили делать в начале XX в., есть
глубокое извращение христианства и прельщение. Недо-
пустимо относить жалость и сострадание исключительно
к буддизму, они глубоко присущи христианству. Но также
есть извращение христианства утверждать исключитель-
но духовную любовь, отделяя ее от любви душевной,
от привязанности к твари как к конкретному существу.
Это есть антиперсонализм, отрицание личности. Настоя-
щая любовь идет от личности к личности, и она ущерблена
и извращена в отвлеченно-духовной любви, и в идеаль-
ной любви-эросе, и в исключительной жалости, направ-
ленной на безликую тварь. Любовь всегда персонифи-
цирует предмет любви. Но это может быть персонифи-
кацией, направленной не на конкретное существо, а
персонификацией, направленной на идеальное отвле-
ченное существо. Возможен реальный Эрос. Но возмож-
на и эротическая иллюзия. Какова же судьба в мире
подлинного эроса влюбленности? Меня сейчас интере-
суют не все формы любви и не специфическая христи-
анская любовь, а любовь, связанная с полом.
...Прудон, у которого нет особенных углублений,
говорит: любовь есть смерть. Эта тема о связи любви
и смерти всегда мучила тех, которые всматривались
в глубину жизни. На вершинах экстаза любви есть со-
прикосновение с экстазом смерти. Экстаз, в сущности,
значит трансцендирование, выход за пределы обыден-
ного мира. Любовь и смерть — самые значительные
явления человеческой жизни, и все люди, не наделен-
ные особенными дарами и неспособные к творческим
подъемам, имеют опыт любви и будут иметь опыт смер-
ти. Да и опыт смерти есть и внутри самой жизни,
есть касание тайны смерти. С любовью и смертью свя-
зана самая большая напряженность человеческой жизни,
выход из принуждающей власти обыденности. Любовь
побеждает смерть, она сильнее смерти и вместе с тем
она ведет к смерти, ставит человека на грань смерти.
Это парадокс человеческого существования: любовь есть
стремление к полноте — ив ней есть смертное жало,
любовь есть борьба за бессмертие — и эрос смертоно-
сен. Обыденность объективированного мира притупляет
остроту темы о связи любви и смерти. Любовь, любовь
персоналистическая, обращенная к личному бессмертию,
не вмещается в обыденности объективированного мира,
она им извергается, и этим становится на границу смерти,
понимая смерть в более широком смысле, чем смерть
физическая. Любовь Тристана и Изольды, Ромео и Джуль-
етты влечет к гибели. Любовь платоническая оказывается
трагически безысходной. Социальная обыденность при-
тягивает любовь вниз, обезвреживает ее, создает соци-
альный институт брака и семьи и, в сущности, отрицает
право любви как жизненной напряженности и экстатич-
ности, негодной для социального устроения. Нет ничего
нелепее споров о свободе любви. Социальная обыден-
ность отрицает свободу любви и признает ее безнрав-
ственной. И, поскольку религия отрицает свободу любви,
она находится во власти социальной обыденности и
исполняет ее заказы. Сама постановка вопроса не верна
и поверхностна. Никакой другой любви, кроме свобод-
ной, не может быть, принудительная, извне детермини-
рованная любовь есть нелепое словосочетание. Отри-
цать нужно не свободу любви, а рабство любви. Любовь
может быть величайшим рабством. Это рабство порож-
дается эротической иллюзией. Но это не имеет никакого
отношения к социальным ограничениям свободы любви,
хотя бы эти ограничения носили религиозный характер.
Невозможно и не должно отказаться от любви во имя
долга, социального и религиозного, это рабье требова-
ние, отказаться можно только во имя свободы или во
имя жалости, то есть другой любви же. В теме о любви
общество не имеет никакого суждения, оно не способно
даже заметить явление любви и всегда говорит о чем-то
другом. Тема любви должна быть совершенно и ради-
кально десоциализирована, она в существе своем изна-
чально десоциализирована. Социализирована семья, а не
любовь. Глубокая связь любви и смерти не может быть
замечена обществом и теми, кто говорит от лица обще-
ства, то есть говорит не о том и невпопад. Общество
замечает лишь грубые реальности. И то, что христиан-
ские теологи, учители Церкви, официальные представи-
тели христианства, никогда не могли ничего сказать
о любви, кроме пошлостей, и даже не замечали ее,
свидетельствует о том, насколько христианство было
социализировано в обыденном объективированном мире
и приспособлено к его требованиям. Говорили о поле,
половом влечении и половом акте, о браке, семье и
деторождении, но не о любви; видели исключительно
биологическое или социологическое явление. Тема о
любви считалась гораздо более неприличной, чем тема
о половом акте или о коммерческой стороне брака
и семьи. Существует таинственная связь пола и семьи
с деньгами, с мистерией денег, но любовь находится
вне этого плана. Такой человек, как блаж. Августин,
написал трактат о браке, очень напоминающий систему
скотоводства; он даже не подозревает о существовании
любви и ничего не может об этом сказать, как и все
христианские учителя, которые, по моему глубокому
убеждению, всегда высказывали безнравственные мысли
в своем морализме, то есть мысли, глубоко противные
истине персонализма, рассматривали личность как сред-
ство родовой жизни. Может быть, впервые в истории
христианской Европы тема о любви была поставлена
провансальскими трубадурами, которым принадлежит
огромное место в эмоциональной культуре. Брак и семья
принадлежат объективации человеческого существова-
ния, любовь же принадлежит бесконечной субъектив-
ности.
Тремя русскими мыслителями, Вл. Соловьевым,
В. Розановым и Н. Федоровым, была глубоко постав-
лена тема о любви и смерти и очень по-разному раз-
решена. Вл. Соловьев был платоник, и его собственный
эротический опыт связан с платонизмом. Таково его
учение о Софии, сталкивающееся с учением о личности.
Но в своей статье «Смысл любви», может быть, самой
замечательной из всего, им написанного, он преодоле-
вает границы безличного платонизма и впервые в ис-
тории христианской мысли связывает любовь-эрос не
с родом, а с личностью. Любовь для него связана не с
деторождением и не с бессмертием рода, а с реализа-
цией полноты жизни личности и с личным бессмерти-
ем. Вл. Соловьев устанавливает противоположность меж-
ду любовью и деторождением, в отличие от всех
традиционных учений о смысле брачной любви. Смысл
любви — личный, а не родовой. В деторождении проис-
ходит распадение личности и раскрывается перспекти-
ва дурной бесконечности родовой жизни. Через любовь
восстанавливается андрогинная целостность личности,
человек перестает быть раздробленным, ущербным су-
ществом. Любовь имеет в том смысле связь со смертью,
что она есть победа над смертью и достижение бессмер-
тия. Но остается вопрос, в какой мере соловьевский
смысл любви реализуем. Его собственный опыт был в
этом смысле трагическим. В. Розанов — полюс, проти-
воположный Вл. Соловьеву. Учение о любви Вл. Со-
ловьева персоналистично. Смерть побеждается личной
любовью. Учение о любви Розанова родовое, безлич-
ное, смерть побеждается деторождением. В. Розанов
имеет огромное значение как критик христианского от-
ношения к полу. Розанов обоготворяет рождающий пол.
Он видит в поле не знак грехопадения, а благословение
жизни; он исповедует религию рождения и противопо-
ставляет ее христианству как религии смерти. Он требует
освящения и благословения полового акта как источника
жизни. Источник смерти для него не в поле; в поле
источник победы над смертью. Вл. Соловьев чувствовал
грех ветхого пола. В. Розанов не чувствовал совсем
этого греха. Он хочет вернуться к древнему язычеству, к
юдаизму, благословляющему рождение. Христианство
создало конфликт между личностью и рождающим
полом, и Розанов делается врагом христианства. Для
него как будто не существует проблемы личности. Обо-
стренное сознание личности вызывает вражду к рож-
дающему полу. Главной проблемой делается не про-
блема рождения, а проблема смерти. Но нужно помнить,
что учителя исторического христианства всегда оправ-
дывали брачную любовь исключительно деторождением.
Пол, половой акт проклинался как concupiscencia, но
последствия полового акта — деторождение благослов-
лялось. Розанов справедливо видел в этом лицемерие,
которое он и обличал. Во всяком случае, традиционное
христианское учение о любви, если только это можно
называть любовью, было исключительно учением о ро-
довой, рождающей любви. Любовь не только не имеет
личного смысла, но личный смысл любви объявляется
безнравственным. Тут есть соприкосновение с Розано-
вым, но Розанов требует последовательности и искрен-
ности: если благословляется деторождение, то должен
благословляться и источник деторождения. Н. Федоров
прежде всего печалится о смерти, не может примирить-
ся со смертью, хотя бы и единого существа, он призывает
к титанической борьбе со смертью. В этом ему нет
равного. Он хочет победить смерть не личным эросом
и не личным бессмертием, как Вл. Соловьев, а воскре-
шением умерших, не пассивным ожиданием воскресе-
ния, а активным воскрешением. Он хочет превратить
энергию эротическую в энергию воскрешающую, хочет
переключения эротической энергии. Он верит в возмож-
ность обращения времени, верит во власть человека не
над будущим только, но и над прошлым. Воскрешение
есть активное изменение прошлого. Н. Федоров не был
эротическим философом, какими по-разному были Вл.
Соловьев и В. Розанов, он проникнут любовью-жало-
стью к умершим. Он призывает не к родовому, кол-
лективному рождению, а к родовому, коллективному
воскрешению. Но все трое глубоко задумывались над
любовью и смертью, над рабством пола и рабством
смерти.
Со стихией пола связаны глубокие противоречия
человеческой природы. Человек испытывает унизитель-
ное рабство пола. Пол терзает человека и порождает
многие несчастья человеческой жизни. Но вместе с тем
с полом связана напряженность жизни, энергия пола
есть энергия жизни и может быть источником творче-
ского жизненного подъема. Бесполое существо есть су-
щество пониженной жизненной энергии. Половая энер-
гия может быть источником творчества. С полом, кото-
рый есть знак ущербности человека, связана особенная
тоска. И тоска эта всего сильнее в юности. Вместе с
тем пол поддается ужасной профанации, через него
профанируется вся человеческая жизнь. Величайшая
пошлость может быть связана с полом. Профанируется
не только физическая, но и психическая сторона пола,
профанируется эротика, сами слова любви становятся
невыносимыми, их уже трудно произносить. Тут рабство
пола принимает формы жуткой легкости и поверхности.
Пол ужасен в царстве обыденности, он ужасен в буржу-
азном мире и связан с властью денег над человеческой
жизнью. Рабство пола связано с властью женского на-
чала над человеческой жизнью. Женщина необыкновенно
склонна к рабству и вместе с тем склонна порабощать.
Пол в мужской природе частичен, пол в женской природе
целостен. Поэтому рабство пола в женской не означает
отрицания или ослабления самой творческой жизненной
энергии пола, но означает победу над рабством пола,
сублимацию и трансформацию пола. Совершенная же
и окончательная победа над этим рабством означает
достижение андрогинной целостности, которая совсем не
означает бесполости. Эротика играет огромную роль
у творческих натур. Но универсализация эротики, окон-
чательная подмена этики /эротикой неблагоприятна для
принципа личности, для достоинства личности, для сво-
боды духа и может быть утонченным рабством. Защита
личности и свободы предполагает этическое начало,
активность духа. Эротика не может быть пассивностью
духа, господством душевно-телесного начала над духов-
ным. Но в чем смысл пола, в чем смысл брачного
соединения?
...Вся эротическая жизнь человека состоит из кон-
фликтов, которые в объективированном мире не могут
быть окончательно преодолены. Фрейд совершенно прав,
утверждая дисгармоничность, конфликтность половой
жизни. Человек испытывает травмы, связанные с полом.
Он испытывает мучительные конфликты между бессо-
знательной половой жизнью и цензурой общества, со-
циальной обыденностью. Это конфликты и сексуальные,
связанные с полом, и эротические, связанные с любовью.
Но для Фрейда проблема любви-эроса остается закры-
той, что связано с ограниченностью его миросозер-
цания. Конфликты идут в глубину, метафизическую глу-
бину человеческого существования. Пол в земном чело-
веческом существовании означает уже выброшенность
вовне, объективацию, экстериоризацию и раздроблен-
ность вовне, объективацию, экстериоризацию и раздроб-
ленность целостного существа человека. Пол через мо-
гущественное бессознательное влечение приковывает
человека' к объективированному миру, в котором цар-
ствуют детерминизм, необходимость, определяемость
не изнутри, а извне, от человеческой природы, изошед-
шей в объект. В этом тайна пола. Освобождение человека
есть вместе с тем освобождение от рабства пола как
принуждающей объективности. Принудительной может
быть только объективность, а пол принуждает. Иллю-
зия, которой подвергается человек, заключается в том,
что он готов видеть свою свободу в удовлетворении
полового влечения, в то время как он находится в со-
стоянии принуждения. Пол есть безличное в человеке,
власть общего, родового; личной может быть только
любовь. Личное не сексуальность, а эротика. Это пони-
мали Вл. Соловьев и Вейнингер. Родовое, безличное
в половом смысле имеет глубокую связь с родовым,
безличным в логическом и метафизическом смысле.
Человек изживает конфликт между своим полом и своей
личностью. Пол в своих проявлениях посягает на досто-
инство личности, он делает ее игралищем безличных
сил и унижает человека. Отсюда стыд, связанный с полом.
Этот стыд возрастает с ростом личности и личного созна-
ния. Родовая жизнь пола делает личность средством
для рождения других личностей, и личное удовлетво-
рение оказывается иллюзией, необходимой для жизни
рода, а не самой личности. Когда же пол находит себе
выход вне порождения других людей, грядущих поко-
лений, то он легко сбивается на разврат и болезненно
поражает целость личности. Частичные функции направ-
ляются против целостного организма человека. Это кон-
фликты сексуальные, они возникают до конфликтов эро-
тических, которые относятся к более высокой сфере
человеческого существования. Явление любви-эроса на-
ходится внизу — в конфликте с безликой жизнью семьи
как социального института. Существует рабство человека
у пола и рабство человека у семьи; и то и другое
рабство есть порождения объективации, объективации
пола и объективации любви в мире социальной обы-
денности. Человек оказывается подавленным и иногда
раздавленным сложной сетью конфликтов. Человека по-
рабощает природа и порабощает общество. И нельзя
искать освобождения в переходе от природы к обществу
и от общества к природе. Дезорганизованный пол, от-
данный во власть природных влечений, может оказать-
ся разложением человека, гибелью личности. Социально
же организованный пол, подчиненный ограничениям и
цензуре, создает новые формы рабства. В мире объек-
тивации, в мире социальной обыденности неизбежной
оказывается организация прла в социальном институте
семьи, формы которой, конечно, невечны, могут очень
меняться и очень зависят от экономического строя обще-
ства. Это аналогично организации общества в государ-
ство. Семья часто порабощает личность, и только при-
ближение семьи к типу братства может довести до
минимума это порабощение. Но вместе с тем семья
способствовала выработке человеческого типа и защи-
щала человека от безраздельной власти государства.
Ни жизнь пола в биологическом смысле слова, ни жизнь
семьи в социологическом смысле не имеют прямой
связи с темой любви-эроса и даже не ставят этой темы.
Любовь, как было уже сказано, не принадлежит миру
объективации, объективированной природы и объекти-
вированному обществу; она приходит как бы из другого
мира и есть прорыв в этом мире, она принадлежит
бесконечной субъективности, миру свободы. И потому
возможен глубокий конфликт между любовью и семьей,
который есть лишь проявление конфликта между лич-
ностью и обществом, между свободой и детерминацией.
Смысл любви может быть лишь личным, он не может
быть социальным, и он остается скрытым для общества.
С формами семьи связана была тирания еще более
страшная, чем тирания, связанная с формами государ-
ства. Иерархически организованная, авторитарная семья
истязает и калечит человеческую личность. И эманси-
пационное движение, направленное против таких форм
семьи, имеет глубокий персоналистический смысл, есть
борьба за достоинство человеческой личности. Мировая
литература имеет огромное значение в борьбе за сво-
боду человеческих чувств, а не половых страстей, как
клеветали на нее. Это была борьба за личность, за
свободу против детерминации. Свобода же всегда ду-
ховна. В мире социальной объективации нужно отстаи-
вать более свободные формы семьи, менее авторитар-
ные и менее иерархические. Христианской же семья
так же не может быть, как не может быть христианским
государство, как не может быть ничего священного в
мире социальной объективации. Евангелие как раз тре-
бует свободы от рабства у семьи.
Ужас окружает любовь в истории мира. Этот ужас —
двойной: ужас отношения мира к любви, истязания,
которым она подвергается со стороны общества; и ужас,
который она вносит в мир, ее внутренний ужас. Соци-
альный ужас любви, связанный с деспотизмом иерархи-
ческой организации общества, может быть если не совсем
преодолен, то доведен до минимума. Но метафизиче-
ский ужас любви в этом мире непреодолим. В любви
есть что-то смертоносное. Любовь-эрос имеет тенденцию
превратиться в универсальное начало жизни, подчинить
себе или вытеснить все остальное. И потому любовь-
эрос не есть только искание полноты и напряженности
жизни, но также сужение и умаление богатства жизни.
В любви есть деспотизм и рабство. И наиболее деспо-
тична любовь женская, требующая себе всего. Поэтому
она сталкивается с принципом личности. Связь любви
с ревностью придает ей демониакальный характер, и это
сильнее всего у женщин, которые могут превращаться
в фурий. Метафизический ужас любви не только в том,
что так много любви, которая не может быть разделена
(это гораздо мучительнее): он внутри самой взаимно
разделенной, так называемой счастливой любви. Это
связано с тайной личности, с глубоким различием жен-
ской и мужской природы, с несоответствием между
начальным восхищением любви и ее реализацией в обы-
денной жизни, с ее таинственной связью со смертью.
Но ужас и трагизм любви притупляются рационализа-
цией жизни, внедрением человеческого существования
в социальную обыденность, то есть победой объект-
ности над субъективностью. Настоящая любовь, всегда
бывшая редким цветком, агонизирует и исчезает из
мира, мир стал слишком низок для нее. Драма любви
достигала напряженности вследствие возникающих пре-
пятствий. Сейчас все стало легким, но и менее напря-
женным и значительным. Это парадокс любви в мире,
одно из проявлений парадоксальности свободы в мире.
Свобода предполагает препятствия и борьбу. Без духов-
ных усилий она легко делается плотской и бессодержа-
тельной. Брак в своей социальной проекции всегда был
очень связан с экономикой и нередко носил принуди-
тельно коммерческий характер. Брак был очень далек
от того, чтобы быть таинством. Теперь брак приобретает
не принудительно коммерческий, а свободно коммер-
ческий характер. Это есть рационализация жизни, ко-
торая происходит во всех сферах.
Очень запутанно и противоречиво отношение любви
к полу в узком смысле слова, к половому соединению.
На половом соединении явно лежит печать падшести
человека; это видно во всем, и это стесняет и беспокоит
человека. Но человек пытается осмыслить, оправдать
половое соединение. Простое удовлетворение физиоло-
гической потребности, подобное процессу питания, не
относится специально к человеческой жизни и не ста-
вит вопроса о смысле, это относится к животной жизни
человека и ставит вопрос об ограничении и преодоле-
нии животной природы. Человек выдумал три способа
осмысления для себя полового соединения. Смысл по-
лового соединения есть деторождение, продолжение
рода. Это есть самая распространенная и самая добро-
детельная точка зрения в царстве социальной обыден-
ности. Перед персоналистической установкой ценностей
эта точка зрения безнравственна и лицемерна, несмот-
ря на кажущуюся добродетельность. Добродетель ча-
сто бывает безнравственной. Безнравственно рассматри-
вать личность исключительно как средство для рода и
эксплуатировать личные влечения и чувства ради родо-
вых целей. Тоталитарные государства дошли до пре-
дельного бесстыдства, они хотят организовать половую
жизнь людей для интересов родовых и государствен-
ных, как организуют скотоводство. Лицемерно утверж-
дать, что человек влечется к половому соединению для
деторождения, в то время как подобная цель может
быть лишь результатом рефлексии, половое соедине-
ние имеет значение само по себе. Этому противостоит
точка зрения, что смысл полового соединения в непо-
средственном удовлетворении, наслаждении, которое
оно доставляет. Эта точка зрения также безнравствен-
на (хотя и не лицемерна), потому что она делает чело-
века рабом своей низшей природы и сталкивается с
достоинством личности как свободного духа. Есть тре-
тья точка зрения: смысл полового соединения в со-
единении с любимым, в достижении полноты от этого
соединения. Это смысл личный и единственно допусти-
мый, морально и духовно оправданный, и он предполага-
ет одухотворение пола. Можно было бы парадоксально
сказать, что оправдано только такое половое соеди-
нение, которое означает стремление к «личному сча-
стью» любящих, хотя нельзя верить ни в какое «сча-
стье». Смысл и оправдание брака лишь в любви. Брак
без любви безнравствен. Вопрос же о должном отно-
шении к детям ничего общего с этим не имеет, это совсем
другой вопрос. Два процесса необходимы, когда ставит-
ся тема пола и любви-эроса: внешнее освобождение от
гнета и рабства общества и авторитарного понимания
семьи и внутренняя аскеза, без которой человек делает-
ся рабом самого себя и своей низшей породы. Все типы
любви могут стать рабством и пленом человека — и
любовь-эрос, и любовь-жалость (например, князь Мыш-
кин у Достоевского). Но любовь-эрос должна быть со-
единена с любовью-жалостью, иначе она делается пора-
ботителем. Ценность любви только тогда не порабоща-
ет, если она соединена с ценностью свободы. Смысл
любви всегда в персонификации и идеализации, даже
когда она относится к началам и идеям, а не к сущест-
вам. Например, любовь к родине есть персонификация.
И, конечно, любовь к Богу предполагает персонифика-
цию. На своей вершине любовь всегда есть видение
лица любимого в Боге.
