Глава XII

Всякий, рожденный из плотского сожитель-
ства, есть плоть греховодная.

В супружестве Марии и Иосифа не было только
лишь плотского сожительства, потому что в плоти Сын
не мог бы родиться без вожделения, а это постыдное
плотское вожделение невозможно без греха. Но тот,
кто намеревался быть без греха, желал быть зачатым
не в плоти греховной, но только лишь в подобии плоти
греховной (Рим. 7:3). Здесь же сказано, как он учил,
что всякий, рожденный от плотского сожительства,
есть плоть греховная, поскольку не является плотью
греховной только одна-единственная плоть, которая
рождена не из низменного сожительства. Тем не менее
плотское сожительство в браке, имеющее целью про-
должение рода, не является грехом, потому что благая
воля духа побуждает повинующееся тело, а не сама
повинуется возбуждающей похоти плоти; и в супруже-
стве воля человека не порабощается грехом плотского
соития, так как справедливо, что потребностью продол-
жения рода уменьшается урон, наносимый грехом.

Плотское вожделение, наносящее этот урон, господ-
ствует в мерзостях прелюбодеяния и разврата, а также
в каком угодно другом бесчестии и мрази; это же
самое вожделение в супружестве находится в полном
подчинении у необходимости продолжения рода.

Плотское соитие является господином там, то есть
в осуждаемом за безнравственность прелюбодеянии,
но оно же является слугой здесь, то есть в стыдящемся
его добродетельном браке.

Итак, это вожделение является не благом супру-
жества, а необходимостью для продолжения рода,
позорным пятном брака, непристойностью грешащих,
огнем распутства.

Вследствие этого разве не останутся супругами те,
кто по взаимному соглашению прекращает плотское
сожительство; ведь являлись супругами Иосиф и Мария,
которые и не вступали в плотскую связь?

Перевод £. В. Антоновой

August inus Aurelius. De nuptiis
et concupiscetia. Liber I

M. Монтень

ОПЫТЫ

Привязанность, которую мы питаем к нашим женам,
вполне законна; теология, однако, всячески обуздывает
и ограничивает ее. Я когда-то нашел у святого Фомы
в том месте, где он осуждает браки между близкими
родственниками, среди других доводов также и сле-
дующий: есть опасность, что чувство, питаемое к жене-
родственнице, может стать неумеренным; ведь если
муж в должной мере испытывает к жене подлинную и
совершенную супружескую привязанность и к ней еще
добавляется та привязанность, которую мы должны
испытывать к родственникам, то нет никакого сомне-
ния, что этот излишек заставит его выйти за пределы
разумного.

Науки, определяющие поведение и нравы людей —
как философия и теология — вмешиваются во все:
нет среди наших дел и занятий такого — сколь бы
оно ни было личным и сокровенным,— которое могло
бы укрыться от их назойливых взглядов и их суда.
Избегать их умеют лишь те, кто ревниво оберегает
свою свободу. Таковы женщины, предоставляющие свои
прелести всякому, кто пожелает: однако стыд не велит
им показываться врачу. Итак, я хочу от имени этих
наук наставить мужей (если еще найдутся такие, кото-

рые и в браке сохраняют неистовство страсти), что
даже те наслаждения, которые они вкушают от близости
с женами, заслуживают осуждения, если при этом они
забывают о должной мере, и что в законном супру-
жестве можно так же впасть в распущенность и раз-
врат, как и в прелюбодейной связи. Эти бесстыдные
ласки, на которые толкает нас первый пыл страсти,
не только исполнены непристойности, но и несут в себе
пагубу нашим женам. Пусть лучше их учит бесстыд-
ству кто-нибудь другой. Они и без того всегда готовы
пойти нам навстречу. Что до меня, то я следовал лишь
естественным и простым влечениям, внушаемым нам
самой природой.

Брак — священный и благочестивый союз; вот по-
чему наслаждения, которые он нам приносит, должны
быть сдержанными, серьезными, даже в некоторой мере
строгими. Это должна быть страсть совестливая и бла-
городная. И поскольку основная цель такого союза —
деторождение, некоторые сомневаются, дозволительна
ли близость с женой в тех случаях, когда мы не можем
надеяться на естественные плоды, например когда жен-
щина беременна или когда она вышла уже из возраста.
По мнению Платона, это то же, что убийство. Неко-
торые народы и, между прочим, магометане гнуша-
ются сношений с беременными женщинами; другие —
когда у женщины месячные. Зенобия допускала к себе
мужа один только раз, а затем в течение всего периода
беременности не разрешала прикасаться к ней; и только
тогда, когда наступало время вновь зачать, он снова
приходил к ней. Вот похвальный и благородный при-
мер супружества.

У какого-то истомившегося и жадного до этой утехи
поэта Платон позаимствовал такой рассказ. Однажды
Юпитер до того возгорелся желанием насладиться со
своей женой, что, не имея терпения подождать, пока
она ляжет на ложе, повалил ее на пол. От полноты

испытанного им удовольствия он начисто забыл о реше-
ниях, только что принятых им совместно с богами на
его небесном придворном совете. Он похвалялся затем,
что ему на этот раз было так же хорошо, как тогда,
когда он лишил свою жену девственности тайком от ее
и своих родителей.

Цари Персии хотя и приглашали своих жен на пиры,
но, когда желания их от выпитого вина распалялись
и им начинало казаться, что еще немного, и придется
снять узду со страстей, они отправляли их на женскую
половину, дабы не сделать их соучастницами своей без-
удержной похоти, и звали вместо них других женщин,
к которым не обязаны были относиться с таким ува-
жением.

Не всякие удовольствия и не всякие милости в оди-
наковой мере приличествуют людям разного положе-
ния. Эпаминонд велел посадить в темницу одного рас-
путного юношу; Пелопид попросил его выпустить ради
него узника на свободу; Эпаминонд ответил отказом,
но уступил ходатайству одной из своих подруг, которая
также об этом просила. Он следующим образом объяс-
нил свое поведение: это была милость, оказанная при-
ятельнице, но недостойная по отношению к военачаль-
нику. <...>

Когда жена императора Элия Вера стала жаловать-
ся, что он ищет любовных утех с другими женщинами,
тот ей ответил, что делает это со спокойной совестью,
так как брак есть исполненный достоинства, честный
союз, а не легкомысленная и сладострастная связь.
И наши старинные церковные авторы с похвалой вспо-
минают о женщине, которая дала развод своему мужу,
потому что не пожелала терпеть его чрезмерно сладо-
страстные и бесстыдные ласки. И, вообще говоря, нет
такого дозволенного и законного наслаждения, в кото-
ром излишества и неумеренность не заслуживали бы
нашего порицания.

Но, говоря по совести, до чего же несчастное живот-
ное — человек! Самой природой он устроен так, что
ему доступно лишь одно полное и цельное наслажде-
ние, и однако же он сам старается урезать его своими
нелепыми умствованиями...

...Любовь не терпит, чтобы руководствовались чем-
либо, кроме нее, и она с большой неохотой примеши-
вается к союзам, которые установлены и поддержива-
ются в других видах и под другим наименованием;
именно таков брак: при его заключении родственные
связи и богатство оказывают влияние — и вполне пра-
вильно,— нисколько не меньшее, если не большее, чем
привлекательность и красота. Что бы ни говорили, же-
нятся не для себя, женятся нисколько не меньше, если
не больше, ради потомства, ради семьи. От полезности
и выгодности нашего брака будет зависеть благоден-
ствие наших потомков долгое время после того, как
нас больше не станет. Потому-то мне нравится, что
браки устраиваются скорее чужими руками, чем соб-
ственными, и скорее разумением третьих лиц, чем сво-
им. До чего же все это далеко от любовного сговора!
Вот и выходит, что допускать, состоя в этом почтенном
и священном родстве, безумства и крайности ненасыт-
ных любовных восторгов — своего рода кровосмеше-
ние, о чем я, кажется, уже где-то говорил. Нужно,
учит Аристотель, сближаться с женой осторожно и
сдержанно и постоянно помнить о том, что, если мы
станем чрезмерно распалять в ней желание, наслаж-
дение может заставить ее потерять голову и забыть
о границах дозволенного. И то, что он говорит, имея
в виду нравственные устои, подтверждается и врачами,
толкующими о телесном здоровье, а они говорят сле-
дующее: слишком бурное наслаждение, жгучее и по-
стоянно возобновляемое, портит мужское семя и тем
самым затрудняет зачатие; с другой стороны, они ука-
зывают также на то, что при сближении, полном ласки

и нежности — а только такое и отвечает природе жен-
щины,— чтобы вызвать в ней подлинную и плодонос-
ную пылкость, нужно посещать ее редко и с изряд-
ными перерывами.

Quo rapiat sitiens venerem interiusque recondat '.

Мне неведомы браки, которые распадались, бы с боль-
шей легкостью или были бы сопряжены с большими
трудностями, нежели заключенные из-за увлечения
красотой или по причине влюбленности. В этом деле
требуются более устойчивые и прочные основания, и
действовать тут нужно с неизменною осторожностью,
горячность и поспешность здесь ни к чему.

Считающие, что вкладывать в брак любовь — зна-
чит оказывать ему честь, поступают, по-моему, не ина-
че, чем те, кто, желая похвалить добродетель, твердят,
будто благородное происхождение не что иное, как
добродетель...

Удачный брак, если он вообще существует, отвергает
любовь и все ей сопутствующее; он старается возмес-
тить ее дружбой. Это не что иное, как приятное сов-
местное проживание в течение всей жизни, полное
устойчивости, доверия и бесконечного множества весь-
ма осязательных взаимных услуг и обязанностей. Ни
одна женщина, которой брак пришелся по вкусу,

optato quam iunxit lumine taeda ²,

не пожелала бы поменяться местами с любовницей
или подругою своего мужа. Если он привязан к ней
как к жене, то чувство это и гораздо почетнее, и гораздо
прочнее. Когда ему случится пылать и настойчиво уви-
ваться возле какой-нибудь другой женщины, пусть тог-

да его спросят, предпочел бы он, чтобы позор пал на
его жену или же на любовницу, чье несчастье опеча-
лило бы его сильнее, кому он больше желает высокого
положения; ответы, если его брак покоится на здоровой
основе, не вызывают ни малейших сомнений. А то, что
мы видим так мало удачных браков, как раз свиде-
тельствует о ценности и важности брака. Если вступать
в него обдуманно и соответственно относиться к нему,
то в нашем обществе не найдется, пожалуй, лучшего
установления. Мы не можем обойтись без него, и вме-
сте с тем мы его принижаем. Здесь происходит то же,
что наблюдается возле клеток: птицы, находящиеся на
воле, отчаянно стремятся проникнуть в них; те же,
которые сидят взаперти, так же отчаянно стремятся
выйти наружу. Сократ на вопрос, что, по его мнению,
лучше — взять ли жену, или вовсе не брать ее,— отве-
тил следующим образом: «Чтобы ты ни избрал, все
равно придется раскаиваться». Это — сговор, к кото-
рому точка в точку подходит известное изречение:
homo homini или deus, или lupus '. Для прочного брака
необходимо сочетание многих качеств. В наши дни он
приносит больше отрады людям простым и обыкно-
венным, которых меньше, чем нас, волнуют удоволь-
ствия, любопытство и праздность. Вольнолюбивые души,
вроде моей, ненавидящие всякого рода путы и обяза-
тельства, мало пригодны для жизни в браке:

Et mihi dulce magis resoluto vivere collo '^l.

Руководствуйся я своей волей, я бы отказался же-
ниться даже на самой мудрости, если бы она меня
пожелала. Но мы можем сколько угодно твердить свое,
а обычай и общепринятые житейские правила тащат
нас за собой. Большинство совершаемых мною поступ-

¹ Чтобы, испытывая желание, она пылко отдавалась любовному
наслаждению и оно пронизывало ее насквозь (лат.)·

² — которую брачный факел соединил с любимым (лат.).

¹ Человек человеку или бог, или волк (лат.).

² И мне много сладостнее жить без ярма на шее (лат.).

ков вызваны примером со стороны и не вытекают из
моего выбора. Я никоим образом не жаждал этого
шага: меня взяли и повели, и я был подхвачен случай-
ными и посторонними обстоятельствами. Ибо не только
вещи, сами по себе стеснительные, но и любая вещь,
какой бы отвратительной, мерзкой и отнюдь не неиз-
бежной для нас она ни была, не может не стать в
конце концов приемлемой в силу известных случай-
ностей и условий,— вот до чего шатки человеческие
устои! И, разумеется, я был подготовлен к браку гораздо
хуже и менее пригоден к нему, чем теперь, когда
испытал его на себе. И сколь бы развращенным меня
ни считали, я в действительности соблюдал законы
супружества много строже, чем обещал или надеялся
в свое время. Поздно брыкаться, раз дал стреножить
себя. Свою свободу следует ревниво оберегать, но,
связав себя обязательствами, нужно подчиняться зако-
нам долга, общим для всех, или, во всяком случае,
прилагать усилия к этому. Кто заключает подобную
сделку с тем, чтобы привнести в нее ненависть и
презрение, тот поступает несправедливо и недостойно.
И пресловутое правило, которое, как я вижу, переходит
из рук в руки от одних женщин к другим, словно
некий священный девиз:

О муже, как рабыня, пекись
И, как врага, его берегись,

означает: оказывай ему, вопреки своей воле, почтение,
однако враждебное и полное недоверия,— правило,
похожее на боевой клич и вызов на поединок,— рав-
ным образом и оскорбительно и прискорбно.

Я слишком ленив, чтобы вынашивать в себе столь
злостные умыслы. По правде говоря, я все еще не
достиг той поистине совершенной ловкости и изворот-
ливости ума, которая позволяет наводить тень на правое
и неправое и насмехаться над любыми порядками и

правилами, если они мне не по нраву. Какую бы нена-
висть ни возбуждали во мне суеверия, я не впадаю
из-за этого тотчас в безверие. Если не всегда выпол-
няешь свой долг, то нужно, по крайней мере, всегда
помнить о нем и стремиться блюсти его. Женить-
ся, ничем не связывая себя,— предательство. Од-
нако продолжим.

Наш поэт изображает супружество, полное согласия
и взаимной привязанности, в котором, впрочем, не
очень-то много обоюдного уважения. Хотел ли он этим
сказать, что вполне возможно предаваться неистовым
утехам любви и, несмотря на это, сохранять должное
почтение к браку и что можно наносить ему некоторый
ущерб и все же не разрушить его? Иной слуга обкра-
дывает своего господина, хоть и не питает к нему ни
малейшей ненависти. Красота, стечение обстоятельств,
судьба (ибо и судьба прикладывает здесь руку)

Fatum est in partibus illis

Qua: sinus abscondit: nam, si tibi sidere cessent,

Nil faciet longi mensura incognita nervi '.

сблизили женщину с посторонним мужчиной, быть мо-
жет, и не так прочно, чтобы в ней не оставалось кое-
какой привязанности к законному мужу, которая и удер-
живает ее подле него. Это два совершенно различ-
ных чувства, пути которых расходятся и нигде не сов-
падают. Женщина может отдаться мужчине, за которого
она не пожелала бы выйти замуж, и притом не в силу
соображений, связанных с имущественной стороной
дела, а просто потому, что он не вполне пришелся
ей по душе. Лишь немногие из женившихся на своих
прежних подругах не раскаивались в содеянном ими.

' Судьба властвует над теми частями нашего тела, что сокрыты
одеждой, ибо если светила небесные откажут тебе в своей благо-
склонности, то сколь бы грозным на вид ни было твое мужское
оружие, оно окажется ни на что неспособным (лат.).

И то же можно сказать об обитателях надзвездного
мира. До чего же скверная пара вышла из Юпитера
и его жены, которую он соблазнил до брака и кото-
рой досыта насладился, забавляясь с нею любовными
шалостями!

Это, согласно пословице, не что иное, как сперва
нагадить в корзину, а вслед за тем водрузить ее себе
на голову.

В свое время я видел — и, надо сказать, среди вы-
сокопоставленных лиц,— как бесстыднейшим и бесчест-
нейшим образом прибегали к браку ради исцеления
от любви; однако сущность их слишком разная. Мы
можем любить, не испытывая от этого никаких не-
удобств, две различные и друг другу противополож-
ные вещи. Исократ говорил, что город Афины нра-
вился посещавшим его подобно тому, как нравятся
женщины, с готовностью расточающие свою любовь;
всякий приезжал сюда, чтобы прогуливаться по этому
городу и проводить здесь с приятностью время, но
никто не любил его настолько, чтобы сочетаться с ним
браком, то есть обосноваться в нем и избрать его
местом своего жительства. Я с чувством досады смот-
рел на мужей, которые ненавидят жен только лишь
потому, что сами грешны перед ними; а их, по-моему,
не следует меньше любить из-за нашей вины; хотя бы
вследствие нашего раскаяния и сострадания они должны
сделаться нам дороже, чем были.

Цели, преследуемые любовью и браком, различны,
и все же, как говорит Исократ, они некоторым обра-
зом совместимы друг с другом. За браком остаются
его полезность, оправданность, почтенность и устойчи-
вость; наслаждение в браке вялое, но более всеохва-
тывающее. Что до любви, то она зиждется исключи-
тельно на одном наслаждении, и в ее лоне оно и
впрямь более возбуждающее, более пылкое и более
острое—наслаждение, распаляемое стоящими перед

ним преградами. А в наслаждении и нужна пряность
и жгучесть. И в чем нет ранящих стрел и огня, то
совсем не любовь. Щедрость женщин в замужестве
чересчур расточительна, и она притупляет жало вле-
чения и желаний...

Любой из нас гораздо богаче, чем ему кажется,
но мы приучены жить займами или подаянием, мы
воспитаны так, чтобы охотнее брать у других, чем извле-
кать нечто из самих себя. Ни в чем не умеет человек
ограничиться лишь тем, что ему необходимо. Любов-
ных утех, богатства, власти — всего этого он хочет по-
лучить больше, чем в состоянии насладиться ими. Алч-
ность его не знает удержу. Я полагаю, что то же самое
налицо и в стремлении к знанию. Человек притязает
на то, чтобы сделать больше, чем ему по силам и чем
это вообще нужно, считая в науке полезным для себя
все без исключения, что она охватывает. Ut omnium
rerum sic litterarum quoque intemperantia laboramus '.

И Тацит прав, когда хвалит мать Агриколы за то,
что она обуздывала у своего сына чрезмерно кипучую
жажду знания. Если к последней отнестись трезво, то
убедишься, что к ней, как и к прочим благим устрем-
лениям, примешивается немало тщеславия, а также
свойственной всем нам естественной слабости и что
обходится она порою весьма дорого.

Питаться ею гораздо более рискованно, чем каким-
либо другим яством или питьем. Ибо то, что нами
куплено, мы относим к себе домой в каком-нибудь
сосуде и там обязательно разбираемся в ценности при-
обретенного, в том, какое количество этой пищи мы
примем и когда именно. Но что касается наук, их-то
мы не можем заключить с самого начала в сосуд иной,

' В изучении наук мы отличаемся такою же невоздержанно-
стью, как и во всем остальном (лат.).

чем наша душа: мы поглощаем эти яства, как только
приобрели их, и из рынка выходим уже или отрав-
ленными, или насыщенными как должно. А среди них
есть такие, которые не питают нас, а лишь отягощают
нам желудок и препятствуют пищеварению, и такие,
которые отравляют нас под видом излечения.

Опыты: В 3 кн. М., 1979. Кн. 1 —

2. С. 240—241, 184—186, 62—63,

64—67