Культура любви

Если природное чудо случилось и любовь вошла
в нашу жизнь, то главное свершилось, независимо
от нас, нашей воли, нашего разума. Примем же этот
чистый дар природы с благоговением и благодарно-
стью: она «воздвигла» для нас фундамент любви, чутко
уловила нашу «изначальную симпатию» друг к другу, би-
ологическую и духовную созвучность двух существ, на-
шедших друг друга в бесконечных «просторах жизни».
Теперь — за работу, не лениться трудиться ради любви!
Отныне многое, если не все,— в нашей власти. Можно
возвести на этом фундаменте прекрасный «храм любви»,
высокий и светлый, устремленный к Солнцу и Звездам,
источник радости и счастья. Но можно своими руками
создать и мрачную тюрьму, на которую похожи иные
браки. Или же можно построить жалкую и ветхую
лачугу, подвластную всем ветрам и непогодам, разру-
шающуюся день ото дня и, наконец, гибнущую
от очередного порыва ветра.

Это и есть «культура любви», ее возделанность,
воспитанность, сотворенность, развитость, «вочеловеч-
ность». Как основа жизни любовь первична, все осталь-
ное вторично. Если «храм любви» созидается двоими
в согласии, дружбе и радости, то труд этот свободный,
а значит, и творческий. Прежде всего «труд души»
потому что человеческая любовь изначально духовна и
только потом телесна. Вот почему она не спешит
с обладанием, а сначала насыщается духовно, любуясь
и наслаждаясь душой другого, ее гармонией с нашей
собственной. «Лик любви» первозданно хрупок и про-
зрачен, как аромат ранней весны, чист, как первый снег,
и свят, как лица мадонн Рафаэля. Само ощущение
тела напоено этим благоуханием весны. Это утро люб-
ви— самый возвышенный ее праздник. Вся романтика
любви, ее магическая сила, жизненный нерв и творче-
ский импульс — в этом высоком начале и его продолже-
нии. Здесь начинается полет на крыльях любви, от ко-
торого зависит ее будущее: полнота и содержатель-
ность, радость и счастье, устойчивость и длительность.

Как твой лик высок и светел!
Как я долго ждал тебя!
Прежде чем тебя я встретил,
Я предчувствовал тебя.

Так писал Фридрих Гельдерлин о своей единствен-
ной и вечной возлюбленной Сюзетте Гонтар, которую
он называл Диотимой, по имени «жрицы любви» из
диалога Платона «Пир». Если в душе человека вызре-
вает светлый образ любви, такой человек не будет
«всеядным», не разменяет свою мечту по мелочам и не
пустит по ветру все силы своей нерастраченной души.
Он будет беречь себя для единственного человека, ко-
торый один в целом свете откликнется на его призыв.
Недаром Платон в мифе об андрогинах дает прекрасное
психологическое обоснование идеалу единственности в
любви. Учитель европейского человечества, неисправи-

24 Философия любви. Ч. 1 369

мый идеалист Платон провозгласил тот самый идеал
любви, которому служили Тристан и Изольда, Ромео
и Джульетта, Руслан и Людмила. Это наш исконный
европейский идеал, ныне во многом забытый и поруган-
ный, разделяемый лишь единицами из «реликтовой
прослойки» современного человечества. А когда-то им
вдохновлялся «средневековый» рыцарь Дон-Кихот, его
воспели Данте и Петрарка, немецкие романтики и рус-
ские символисты, о нем грезили пушкинская Татьяна
Ларина, нежные и хрупкие героини Тургенева и Чехова.

Бурный, страстный, романтический XIX век как
будто унес с собой идеал всепоглощающей любви-стра-
сти. Подобно затухающему свету звезды, идеал этот
получил отблеск и в нашем веке, пока не был сметен
победным шествием сексуальной революции, провоз-
гласившей «плюрализм любви».

На смену духовному культу Вечной женственности,
которому служили В. Соловьев, А. Белый, В. Брюсов,
А. Блок, пришел телесный культ секса. «Служителей
секса» — миллионы и миллионы, тогда как у «алтаря
любви» — лишь единицы. Верность влюбленных друг
другу, святость семейных уз теперь рассматриваются
чуть ли не как смешной анахронизм и считаются
старомодными, как вещи из бабушкиного сундука. От-
сюда кратковременность «любовных связей», непроч-
ность семейных уз, измены, ох, бесконечные измены,
разводы, сиротство детей, а в общем падение нравов
и духовной культуры, в том числе и культуры любви.
Теперь подлинная любовь подобна лучу света в «темном
царстве нелюбви». Она одна противостоит бездушию
и цинизму меркантильных людей, безнадежности и отчая-
нию изверившихся душ и легкомысленной «игре в лю-
бовь» тех, кто сегодня вступает в брак «по любви»,
а послезавтра расторгает его из-за «отсутствия любви».
Истинная любовь не терпит суеты и безответственных,
незрелых решений. Она серьезна, подчас трагически

серьезна, как и сама жизнь. Она — в ответе за себя
и за другого, в бескорыстном служении которому она
видит свою высшую цель. Потому она трудится неустан-
но и создает чудо перевоплощения одной души в дру-
гую через искусство быть самим собой и быть другим.

Простор для любви создают взаимодополнение и вза-
имообогащение любящих на основе индивидуальности
каждого. Чем ярче индивидуальность, тем плодотвор-
нее единство в различии и тем больше стремление,
потребность в единении и гармонии с другим. Проти-
воположности притягиваются, как бы «достраивая»
друг друга и порождая жажду другого как «своего
иного», без которого «мое» неполно, бедно, недостаточ-
но и несовершенно. Расцвет собственной личности мыс-
лится в любви к другому человеку. Отсюда пережива-
ние абсолютной необходимости его для меня, любовной
тоски по другому в разлуке, желание никогда с ним
не расставаться, жажда слияния с ним и, наконец,
надежда на «вечное блаженство» только с ним. Истин-
ную сущность любви Гегель видел в том, чтобы
«забыть себя в другом Я и... в этом забвении впервые
обрести самого себя». Такая духовная «надстройка»
над физическим влечением к другому человеку отлича-
ет любовь от него. Этим духовным устремлениям
соответствует отнюдь не кратковременная любовная
связь, а скорее долговременное супружество, верность
в любви, устойчивость чувств. Прав Л. Фейербах, который
считал семью формой реализации не только любви,
но и самого человека: «Только муж и жена вместе
образуют действительного человека», без чего каждый
представляет собой лишь «частичное существо».

Итак, динамизм в любви, насыщенность чувства,
потребность друг в друге создает контраст. Тогда по-
нятна следующая закономерность: чем более мужчина
и женщина являются таковыми (мужчина мужествен,
а женщина женственна!), тем более они нуждаются

друг в друге и тем более способны на подлинную
любовь. Она является для них необходимой как воздух,
как солнце, как сама жизнь. Тогда они охотно идут
навстречу друг другу, в согласии и радости созидают
свой «храм любви» и берегут его как зеницу ока. Перед
этим главным сокровищем любви отступают и мелочи
семейной жизни, и неизбежные временные разногласия
и конфликты, и даже неуловимый и заклятый враг
любви — привычка. Этой последней противостоят лю-
бовное творчество и свобода любящих, которые вносят
необходимый элемент новизны и разнообразия в отно-
шения. Есть счастливые супруги, которые саму привыч-
ку умеют поставить на «службу» любви, разлуку и не-
которое отдаление используют как противоядие от «на-
сыщения общением», а временную «усталость любви»
не принимают за «смерть любви».

Не верь мне, друг, когда в избытке горя

Я говорю, что разлюбил тебя,

В отлива час не верь измене моря:

Оно к земле воротится, любя.

Уж я тоскую, прежней страсти полный,

Мою свободу вновь тебе отдам,

И уж бегут с обратным шумом волны

Издалека к любимым берегам!

А. Толстой

Если супруги умеют к тому же позвать друг друга
«в даль светлую» и не замыкаются в кругу своих узких
интересов, будучи связанными со своей эпохой, народом,
человечеством в целом, то их любви есть чем дышать:
она не погибнет от скуки и пошлости жизни. Эмпири- ]
чески давно замечено, что полнота и содержательность
половой любви зависит от широты сферы неполовой люб- |
ви. Чем значительнее горизонт этой последней (любовь!
к людям, родине, природе, музыке и т. д.), тем ярче,)

¹ Русская лирика XIX века. М., 1986. С. 357.

выразительнее, духовно богаче и половая любовь. Куль-
тура любви прямо зависит от общей культуры человека
и прежде всего от его нравственной и эстетической
культуры. Каков человек — такова и его любовь.

В. А. Сухомлинский был убежден в необходимости
«воспитания любви». «Любовь человеческую нужно вос-
питывать, творить, она не передается по наследству, как
передается инстинкт продолжения рода». Человек в люб-
ви подобен скульптору, творящему из куска мраморной
глыбы прекрасный цветок, «одухотворенный внутренней
человеческой красотой и талантом. Вот эта рукотвор-
ная красота и есть человеческая любовь». Кто не понял
этой «работы любви», тот представляется ему «перво-
бытным существом, одетым в звериную шкуру, которое
смотрит на глыбу мрамора и не знает, что в таинствен-
ных глубинах этого куска спрятана чудная красота».
Говоря далее о семье, Сухомлинский предостерегает
молодых: «Если нет ничего, кроме полового влечения,
то в супружеской жизни будет только умение рожать
детей. Для этого большой мудрости не нужно — квоч-
ка тоже выводит цыплят, этому научила ее природа.
Дети — не цыплята, и если их родит существо, муд-
рость которого идет не дальше мудрости квочки, то
это несчастные дети» '.

Особую роль в воспитании любви, по Сухомлинскому,
играет Женщина, для которой недопустимо морально-
эмоциональное невежество, распущенность и бездум-
ность. Сама природа повелевает Женщине быть «сильной
духом, мудрой, осмотрительной, осторожной, требова-
тельной». Женщина не только мать детей, но и воспита-
тельница Мужчины, ибо «мужество, бесстрашие, сила
духа Женщины творит духовное благородство, красоту,
преданность, верность Мужчины». Итак, в отличие от

Сухомлинский В. А. Методика воспитания коллектива. М., 1981.
С. 136, 139.

древних греков, связывавших духовность любви с Муж-
чиной, Сухомлинский возлагает надежды на Женщину.j
Отсюда и культ мужского рыцарства по отношению!
к Женщине в его педагогике. Он считал, что Мужчина]
должен понимать, что «Женщине труднее», и быть ры- i
царем. Он видел в Женщине не только «Мать челове-j
чества», но и хранительницу человеческой морали и до-|
машнего очага. При этом он отмечал большую ответ-j
ственность Мужчины за семью, жену и детей и воспиты-.]
вал в мальчиках чувство долга, мужское достоинство,
бесстрашие, порядочность, верность слову, духовное]
мужество, физическую выносливость. Он учил детей
любви одухотворенной и облагороженной мудростью j
и мужеством, очеловеченной долгом и чувством красо-^
ты. Он понимал любовь как нравственный подвиг,:
связанный с человеческой Верностью и Памятью Сердца!
до самого смертного часа. Книги Сухомлинского—I
возвышенный и благородный источник по культуре
•любви.