double arrow

Любовь к родине

Об этом чувстве сказано немало искренних и высо-
ких слов, и оно их заслуживает. Оно является неотъ-
емлемой частью того железного каркаса, на котором
держится здание социальной жизни и с разрушением
которого оно превращается в груду развалин.

Любовь к отечеству — одно из самых глубоких
чувств, закрепленное в человеческой душе веками и
тысячелетиями. «Знаменье лучшее — за отечество храб-
ро сражаться»,— говорил еще Гомер; «Городам, их вели-
чию, блеску, совершенству построек дивятся многие,
родину же любят все» — это слова Лукиана; «Отчизны
голос — голос лучшей музы»— П. Беранже; «И дым
отечества нам сладок и приятен» — А. С. Грибоедов;


«Нет у человека ничего прекраснее и дороже роди-
ны. Человек без родины — нищий человек» — Я. Колас.

Любовь к родине — один из наиболее отчетливых
образцов любви как таковой. «Нам дороги родители,
дороги дети, близкие, родственники,— говорит Цице-
рон,— но все представления о любви к чему-либо
соединены в одном слове «отчизна». Какой честный
человек станет колебаться умереть за нее, если он
может принести этим ей пользу?»

Любовь к родине означает любовь к родной земле
и живущему на ней народу. Эти две составляющие
единого чувства обычно идут вместе, поддерживая и
усиливая друг друга. Но случается, что они трагически
расходятся: человек любит родину, но не своих сооте-
чественников. Любовь к родине, противопоставленная
любви к живым людям, неминуемо оказывается аб-
страктной и декларативной. И если такой человек вос-
ходит на вершину власти, он приносит бедствия своему
народу.

В фундаменте диктатуры и тирании зачастую лежит
противопоставление «высоких интересов» родины (так
или иначе отождествляемых диктатором со своими
собственными интересами или интересами стоящей за
ним узкой группы) интересам якобы недостойного ее
народа. Это хорошо выразил уже Софокл в образе
диктатора Креонта, любившего, как ему казалось, роди-
ну, но не ее людей, и навлекшего несчастья не только
на них, но и на самого себя.

Чешский философ прошлого века Я. Колар был скло-
нен противопоставлять любовь к народу, нации — люб-
ви к отечеству и ставить первую выше второй. «...Что
должен разумный человек любить больше — страну или
народ, отечество или нацию? Отечество мы можем легко
найти, если даже мы его потеряли, но нацию и язык —
нигде и никогда; родина сама по себе есть мертвая
земля, чужеродный предмет, это не человек; нация


же есть наша кровь, жизнь, дух, личное свойство». Лю-
бовь к отечеству, к родным местам кажется Колару
слепым естественным инстинктом, присущим не только
человеку, но и животным и даже растениям, в то время
как любовь к народу всегда облагорожена разумом
и образованием. «...Многие деревья и цветы с такой
привязанностью льнут к своей родине, ее земле, воз-
духу и воде, что сразу вянут, чахнут и меняются, если
их пересадить; аист, ласточка и другие перелетные
птицы возвращаются из более прекрасных стран в свою
холодную родную землю, в бедные гнезда; многие
звери дают себя скорее убить, чем покинуть свою зем-
лю, свою территорию, пещеру, свой дом и пищу, а
если мы их насильно вырвем из их родных условий
жизни и переведем в чужие края, они погибнут от
тоски по дому». Любовь к родной земле как низшая
ступень любви к родине больше свойственна, думает
Колар, неразвитому человеку, дикарю, не знающему
ничего, подобного нации; современный же, развитый и
образованный человек выше ставит свою нацию. «Гру-
бый дикарь больше льнет к своей бедной, закопчен-
ной, наполненной дымом и дурными запахами лачуге
и к негостеприимной пустыне, чем образованный чело-
век к своему дворцу и парку. Родина эскимоса, его
жены и детей — это большая льдина, плавающая в ши-
роком море; льдина качается и наклоняется на грозных
волнах, морские бури и морские течения носят ее по
широким просторам. Тюлени и морские птицы — вот
его земляки, рыба и падаль — его пища. Год за годом
живет он со своей семьей на этой ледовой родине,
яростно защищает ее от неприятелей и любит ее так
сильно, что не променял бы ее на самые прекрасные
уголки земли. Дикарь знает только землю, которая его
родила, а чужеземец и неприятель называются у него
одним понятием; весь мир замкнут в границах его страны.
Кого же мы должны благодарить за то лучшее и благо-


роднейшее, что мы имеем? Не себя, не нашу землю,
а наших предков и современников» '.

Вряд ли это красочное, но предвзятое описание
справедливо. Земляки эскимоса — не одни тюлени и
птицы, и любит он не только жену и детей, но и свой
народ, пусть небольшой, но народ, с его особыми, только
ему присущими языком, преданиями, традициями, на-
деждами и т. д.

Опрометчиво также утверждать, что у современного
человека чувство родной земли слабеет, уступая при-
вязанности к своему народу.

Композитор Сергей Рахманинов и его жена, горячо
любившие Россию, оказавшись в Швейцарии, создали
под Люцерном некое подобие Ивановки, деревни, в
которой они когда-то жили. Но полной замены так и
не получилось. Рахманинов любил это место, там к нему
вернулась музыка, он после долгого перерыва снова на-
чал сочинять. Но однажды он с тоской проговорился
об утраченных родных местах. «Разве тут комары?—
вскричал он, прихлопнув одного из них.— Они и жа-
лить-то не умеют. Не то что наш, ивановский — вопь-
ется, света божьего не взвидишь».

И. Бунин говорил своему секретарю Бахраху: «Сколь-
ко русских зачахли на чужбине. От бедности, от бо-
лезней? Не знаю, думаю — гораздо больше от тоски по
Тверской улице или какой-нибудь нищей деревушке
Петуховке, затерявшейся среди болот и лесов...» Из
письма Чехова из Ниццы к своей сестре Бунин выпи-
сал: «...работаю, к великой досаде, недостаточно много
и недостаточно хорошо, ибо работать на чужой стороне
за чужим столом неудобно...» Зачитав эту выписку,
вспоминает Бахрах, Иван Алексеевич помолчал, глядя
на вечереющее небо Граса, и каким-то тусклым, сев-

Колар Я. О литературной взаимности//Антология чешской и
словацкой философии. М., 1982. С. 234—235.


шим голосом добавил: «Что уж хуже — работать на
чужой сторонушке...» '

Один русский писатель, живший в эмиграции, вспо-
минал суждение своего земляка, осевшего волей судьбы
в Париже: «А что этот Париж? Ничего особенного. Вот
наши края: едешь неделю по болотам и никуда не
выедешь!»

Пусть и неважное, но родное, и современному чело-
веку может казаться лучшим, чем хорошее, но чуже-
земное.

Противопоставление родины и ее народа никогда
не приносило и не способно принести добра. Ни в том
случае, когда интересы родины ставятся выше интересов
народа, ни в том, когда любви к народу отдается пред-
почтение перед любовью к родной земле.

Чувство патриотизма делает человека частицей вели-
кого целого — своей родины, с которой он готов раз-
делить и радость, и скорбь.

Россия, любимая, с этим не шутят,
Все боли твои — меня болью пронзили.
Россия, я твой капиллярный сосудик,
Мне больно, когда тебе больно, Россия.

А. Вознесенский

С особой остротой патриотические чувства вспыхи-
вают, когда на родину обрушиваются тяжелые испы-
тания. «Рану, нанесенную родине, каждый из нас ощу-
щает в глубине своего сердца» (В. Гюго). Война, голод,
стихийные бедствия сплачивают народ, заставляют забыть
все частное и преходящее, отказаться "от прежних при-
страстий и посвятить все силы одному — спасению ро-
дины.

Осенью 1941 г., когда фашистская армада, казалось, l
неудержимо шла на Москву, Бунин говорил, вспоминая,?!

Советская Россия. 1988. 9 окт. 4

406.]


наверное, недавние революцию и гражданскую войну:
«В своем дому можно поссориться, даже подраться.
Но когда на вас бандиты прут, тут уж, батенька, все
склоки надо в сторону отложить да всем миром по
чужакам ахнуть, чтоб от них пух и перья полетели.
Вот Толстой проповедовал непротивление злу насилием,
писал, что войны нужны лишь власть предержащим.
Но, напади враги на Россию, войну продолжал бы про-
клинать, а всем сердцем за своих бы болел. Так уж
нормальный, здоровый человек устроен, и по-другому
быть не должно. А русский поражен тоской и любовью
к отечеству сильнее, чем кто-либо...» '

Адмирал Колчак, провозгласивший себя в граждан-
скую войну «верховным правителем России», призна-
вался, что ему легче было бы умереть от холеры, чем
от рук пролетариата. «Это все равно,— говорил он,—
что быть съеденным домашними свиньями». Однако
любовь к своему народу оказалась сильнее острой
ненависти к классовому врагу. Его возлюбленная через
много лет вспоминала, что, когда они с Колчаком вы-
ехали из Омска, с ними следовал русский золотой запас,
оказавшийся роковым для адмирала: двадцать девять
пульмановских вагонов с золотом, платиной, серебром,
драгоценностями царских сокровищ. Адмирал боялся,
что золото попадет в руки иностранцев. За день до
ареста он сказал: «Долг повелевал мне бороться с боль-
шевиками до последней возможности. Я побежден,
а золото? Пусть оно достанется большевикам, нежели
чехам. И среди большевиков есть русские люди»2.

Отстаивая свой народ, Моисей, как известно, пре-
кословил самому Богу: «И возвратился Моисей к Гос-
поду, и сказал: о, народ сей сделал великий грех;

' Советская Россия. 1988. 9 окт.

J См.: Алдан-Семенов А. Бессонница странствий//Книжное обоз-
рение. 1988. 4 ноября.


сделал себе золотого бога. Прости им грех их. А если
нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую
Ты вписал» (Исход 32, 31—32).

Страстное желание служить народу, не оставлять
его в годину несчастий может пересилить даже любовь
к богу, если между этими чувствами вдруг приходится
выбирать.

Плохо, когда человек оставляет другого человека
в беде или предает его. Но оставить в беде отечество
и тем более предать его — это преступление, для кото-
рого нет ни срока давности, ни покаяния, ни прощения.

Любовь к родине менее всего является слепым,
инстинктивным чувством, заставляющим бездумно пре-
возносить отечество, не замечая его пороков. Любить
родину — значит прежде всего желать ей добра, доби-
ваться того, чтобы она сделалась лучше.

Один из самых замечательных патриотов в истории
России, П. Я. Чаадаев, писал: «Больше, чем кто-нибудь
из вас, я люблю свою Родину, желаю ей славы, умею
ценить высокие качества моего народа. Наверное, пат-
риотическое чувство, воодушевляющее меня, не сов-
сем похоже на то, чьи крики нарушили мое существо-
вание. Я не научился любить свою Родину с закры-
тыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми
устами. Я нахожу, что человек может быть полезен
своей стране только в том случае, если ясно видит
ее. Я думаю, что время слепых влюбленностей прошло^
что теперь мы прежде всего обязаны Родине истиной».
Чаадаева сочли клеветником на свое отечество, объ-
явили сумасшедшим, запретили печататься. Его «Апо-
логия сумасшедшего», из которой взят отрывок, была
написана в середине 30-х годов прошлого столетия,
но в России была опубликована только в начале нашего
века.

Мысль, что настоящий патриотизм должен быть про-
низан светом критического разума, не всем представ-


ляется очевидной. Любовь к отечеству и теперь нередко
отзывается тем приторным хвастанием, которое в Рос-
сии когда-то с иронией называли «квасным патриотиз-
мом». Послушаешь такого квасного патриота, замечал
Гоголь, и, если даже он чистосердечен, «только плю-
нешь на Россию!»

М. Салтыков-Щедрин был горячо, беззаветно предан
своей стране. «Я люблю Россию до боли сердечной,—
писал он,— и даже не могу помыслить себя где-либо
кроме России». И вместе с тем его отношение к стране
и народу было исполнено той трагической двойствен-
ности, о которой позднее А. Блок сказал в «Возмездии»:

И отвращение от жизни,

И к ней бездумная любовь,

И страсть и ненависть к отчизне...

Салтыков-Щедрин, хорошо видевший экономиче-
скую и политическую отсталость России, не способной
воспользоваться огромностью материальных ресурсов
и талантами своего народа, создал самую суровую и
мрачную в русской литературе картину своей родины.
Страсть к отчизне не мешала ему подвергнуть осуж-
дению и осмеянию ее пороки.

Истинный патриотизм чужд и враждебен национа-
листическому высокомерию и каким-либо национали-
стическим предрассудкам.

«...Берегитесь тупого, нетерпимого, кичливого пат-
риотизма, потому что он часто бывает только пред-
логом для самых черных поступков...» (Я. Колар).

Любовь к своему отечеству, не соединенная с мыс-
лью о верховенстве общечеловеческой идеи, о равен-
стве всех народов, безотносительно к уровню их социа-
льного и культурного развития, приносит вред в первую
очередь самой родине. «...Нельзя не любить отече-
ства...— писал В. Белинский,— только надобно, чтобы
эта любовь была не мертвым довольством тем, что
есть, но живым желанием усовершенствования; сло-


вом — любовь к отечеству должна быть вместе и лю-
бовью к человечеству». «Любить свою родину — зна-
чит пламенно желать видеть в ней осуществление идеа-
ла человечества и по мере сил своих споспешествовать
этому» '. Об ущербности национального эгоизма и се-
паратизма, необходимости соединения национального с
общечеловеческим всегда говорила русская литература.
«...Нравственные принципы всякого отдельного народа
суть принципы общечеловеческие»,— писал Салтыков-
Щедрин, и в другом месте: «Идея, согревающая пат-
риотизм,— это идея общего блага... это школа, в кото-
рой человек развивается к восприятию идеи о чело-
вечестве».

Противоположностью национализма является прини-
жение своей родины и своего народа, своеобразный
национальный нигилизм, выставлявшийся в недавнем
прошлом чуть ли не естественным следствием интер-
национализма. «К сожалению, есть силы,— отмечал в
одном из интервью писатель Ч. Айтматов,— которые
в самом народе, и это часто бывает, отрицают сами
себя. Они заняты самооговором. Я называю это нацио-
нальным нигилизмом. Явление это такое же реакцион-
ное, как и сам национализм».

Национальное и общечеловеческое, интернацио-
нальное— две взаимосвязанные стороны. Без их един-
ства нет мирового процесса развития и сближения
народов и наций, составляющих единое человечество.

Сближение наций и преодоление национальных
границ — закономерность исторического процесса. В Ев-
ропе она стала остро ощущаться уже после первой
мировой войны.

«Сегодня каждый «интеллектуал» в Германии, в Анг-
лии или во Франции ощущает,— писал испанский фило-
соф X. Ортега-и-Гассет,— что границы его государства

1 Белинский В. Г. Собр. соч. В 3 т. М., 1948. Т. 1. С. 639, 640.


стесняют его, еж задыхается в них; его национальная
принадлежность лишь ограничивает, умаляет его...
Впервые в своей политической, экономической и духов-
ной деятельности европеец наталкивается на границы
своего государства; впервые он чувствует, что его жиз-
ненные возможности непропорциональны границам того
политического образования, в которое он включен. И тут
он делает открытие: быть англичанином, немцем, фран-
цузом значит быть провинциалом».

Это рассуждение, относящееся к концу 20-х годов
нашего века, Ортега подытоживает так: «Европа воз-
никла как комплекс малых наций. Идея нации и нацио-
нальное чувство были ее самыми характерными дости-
жениями. Теперь ей необходимо преодолеть самое
себя. Вот схема грандиозной драмы, которая должна
разыграться в ближайшие годы».

Драма произошла — вторая мировая война, раско-
ловшая Европу на две противостоящие части. В каж-
дой из них шли активные процессы интеграции. Западно-
европейские страны стоят теперь перед решающим ша-
гом: экономические связи предполагается расширить и
дополнить определенного рода политическим объеди-
нением. Сближение европейских социалистических и
капиталистических стран поставило на повестку дня
вопрос о создании единого «европейского дома».

Углубляющиеся и расширяющиеся процессы интегра-
ции европейских стран никоим образом не ставят под
сомнение ни их национальное своеобразие, ни их госу-
дарственный суверенитет.

Здесь можно вспомнить В. С. Соловьева, еще в кон-
це прошлого века изложившего основное условие еди-
нения народов и государств: «Определенное различие,
или раздельность жизненных сфер, как индивидуаль-

1 Ортега-и-Гассет X. Восстание масс//Вопросы философии. 1989.
№ 4. С. 135—136.


ных, так и собирательных, никогда не будет и не
должно быть упразднено, потому что такое всеобщее
слияние привело бы к безразличию и к пустоте, а не к
полноте бытия. Истинное соединение предполагает
истинную раздельность соединяемых, т. е. такую, в силу
которой они не исключают, а взаимно полагают друг
друга, находя каждый в другом полноту собственной
жизни... Всякий социальный организм должен быть для
каждого своего члена не внешнею границей его дея-
тельности, а положительной опорой и восполнением...»1

Теперь, когда многократно возросла зависимость
народов и государств друг от друга и стала мрачной
реальностью угроза гибели человечества в случае ядер-
ной войны, национальное и общечеловеческое с осо-
бой остротой обнаруживают свое внутреннее, нераз-
рывное единство.

Ж. Ренану принадлежит знаменитая формула, рас-
крывающая суть того, что соединяет людей в одну
нацию: «Общая слава в прошлом, общая воля в на-
стоящем; воспоминание о великих делах и готовность
к ним — вот существенные условия для создания на-
рода... Позади — наследие славы и раскаяния, впе-
реди — общая программа действий... Жизнь нации —
это ежедневный плебисцит».

Нация — это общность крови, языка, столетиями
складывавшегося национального характера. Привязан-
ность к своему народу опирается на уважение к его
историческому прошлому и унаследованным от него
традициям. Утратить свою историю для нации все
равно что для человека потерять память.

Но нация не только «наследие славы и раскаяния»,
она также и прежде всего то, что «делается» и «будет».
Это главное в формуле Ренана: нация есть общая про-
грамма будущего, вырабатываемая ежедневным голо-

1 Соловьев В. С. Собр. соч. Т. 7. С. 13.


сованием. Прошлое охраняет и поддерживает нацию,
но движущей и образующей ее силой является буду-
щее. «Если бы нация состояла только из прошлого и
настоящего,— пишет X. Ортега-и-Гассет,— никто не стал
бы ее защищать. Те, кто спорит с этим,— лицемеры
или бездумцы. Но бывает, что прошлое закидывает в
будущее приманки, действительные или воображаемые.
Мы хотим, чтобы наша нация существовала в буду-
щем, мы защищаем ее ради этого, а не во имя общего
прошлого, не во имя крови, языка и т. д. Защищая наше
государство, мы защищаем наше завтра, а не наше
вчера» '.

Любовь к своему народу не сводится к уважитель-
ному и бережному отношению к общему прошлому.
Она предполагает прежде всего заботу о будущем,
о реализации той программы «общего дела», которая
каждодневно формируется в недрах народной жизни.

Помнить о приоритете будущего над прошлым в
существовании нации особенно важно сейчас, когда вни-
мание многих концентрируется главным образом на
восстановлении и сохранении исторического прошлого.
Еще недавно нашу подлинную отечественную историю
начинали с октября 1917 г. «Народы, царства и цари»
были выброшены на свалку истории, и мы оказались
отрезанными от собственного прошлого. Это нетер-
пимо, исторические корни должны быть восстановлены.
Но какой бы важной ни была эта задача, нельзя забы-
вать, что ни одна нация, обращенная лицом в прошлое,
не способна существовать как устойчивое, имеющее
перспективу целое.

' Ортега-и-Гассет X. Восстание масс//Вопросы философии. 1989.
№ 4. С. 147.



Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: