Проблема потребностей

Под актом мы понимаем всякий поступок индивида, на каком бы уровне он ни совершался, рассматриваемый не только в качестве поступка, т. е. как относящегося к психике, но и в качестве конкретной деятельности, т. е. как относящегося к биографии; иными словами, поступок рассматривается как дающий (возможно) определенное число – результатов, но не только непосредственных результатов для самого индивида, а в результате для всего общества с учетом его конкретных условий, результатов, возвращающихся (возможно) к индивиду через более сложные объективные социальные опосредствования. Акты являются существенными – и единственно существенными – элементами теоретического рассмотрения биографии.

Конкретно познать личность – значит, прежде всего, познать совокупность актов, составляющих ее биографию. Способность понятия акта играть роль основного понятия в теории личности сразу явствует из того факта, что он непосредственно нам открывает доступ к фундаментальным противоречиям личности. В самом деле, именно потому, что особенность акта в отличие от поступка или поведения заключается в том, что он совершает что-то, знание чего в высшей степени важно для его понимания, всякий акт есть, с одной стороны, акт индивида, аспект его биографии, его самовыражение, но, с другой стороны, он является актом детерминированного социального мира, аспектом общественных отношений, выражением объективных исторических условий. В этой основной двойственности заключается формальная возможность бесчисленных противоречий не только между индивидом, в смысле чисто биологическом, предварительном по отношению ко всякой гоминизации, и обществом, но скорее между социально развитым индивидом и социальными условиями его развития, – противоречий, отражающих в психологическом плане противоречия общества с самим собой.

Понятие способностей – это второе основное понятие теории личности.

Я называю способностями совокупность «актуальных потенциальностей», врожденных, или приобретенных, дающих возможность совершить какой бы то ни было акт, на каком бы, то ни было уровне. В таком значении данный термин получает неизмеримо более широкое применение, чем при своем обычном употреблении, когда он обозначает вообще невозможность совершать акты на определенном уровне психической сложности, даже на определенном уровне признанной социальной полезности. Напротив, в его употреблении в данном случае речь идет о тотальности актов индивида, пусть самых элементарных и наименее полезных в социальном отношении. Сразу видно, что между актами и способностями индивида существуют многочисленные диалектические отношения, анализ которых составляет важный раздел теории личности. Способность есть индивидуальное условие совершения акта, но огромное большинство само создается или развивается в индивиде благодаря совокупности тех актов, условием которых они, в свою очередь, являются. Эти две стороны диалектических отношений актов-способностей выражают не только факт их принадлежности к одному циклу деятельности, в котором они возникают как моменты; они ведут также к рассмотрению всей деятельности индивида как неизбежно раздваивающейся на два основных сектора поддерживающих друг с другом четко определенные отношения. Я называю сектором № 1 индивидуальной деятельности совокупность актов, создающих, развивающих или уточняющих способности. Я называю сектором № 2 индивидуальной деятельности совокупность актов, которые, приводя в действие только уже существующие способности, создают тот или иной результат с помощью этих способностей. Само собой разумеется, что это теоретическое разделение может быть применено к конкретной биографии лишь в той мере, в какой предварительно разрешены многочисленные частные проблемы, например проблемы двойной принадлежности: многие виды деятельности являются одновременно тренировкой и применением способностей, и даже в определенном смысле это можно сказать о всякой деятельности.

Если верно, что «важнейшая прогрессивная функция общества» – «накопление», развитие производительных сил, то точно так же – не в смысле простого сравнения, а в смежно-структурной связи – наиболее важной прогрессивной функцией личности является развитие способностей. Можно даже, строго следуя марксистской теории, сравнить способности индивида с основным капиталом данной экономической формации. Итак, перед нами возникает возможность материалистического ритмического анализа личности. Мы видим, например, как в противоположность инертным и чуждым содержанию реальной деятельности структурам, являющимся объектом традиционных концепций характера, становится возможным подойти с научных позиций к движению основного фонда активной личности, который непосредственно согласуется с ритмами, развитием и переломными моментами биографии, который подвергается опасностям социального обесценивания, подчиняется разнородным требованиям обновления, но который также способен к расширенному воспроизводству; короче говоря, проясняется основной аспект конкретной логики процессов индивидуальной жизни. Речь пойдет, в частности, о подходе вплотную к изучению проблем пропорциональности между сектором № 1 и сектором № 2, ибо всякое возрастание способностей (сектор № 1) требует определенных изменений в непосредственной деятельности (сектор № 2) также с целью высвобождения времени для обучения, как и с целью применения новых способностей в соответствующей сфере деятельности – другими словами, речь пойдет о выработке теории простого и расширенного воспроизводства личности. Но в этом пункте исследования мы неизбежно сталкиваемся с проблемой движущей силы простого или расширенного воспроизводства личной деятельности, т. е. прежде всего с проблемой потребностей. Еще в первой главе мы говорили о том, почему понятие «потребность», хотя оно и является, несомненно, важным научным понятием, не может претендовать на то, чтобы самому играть роль основного понятия в теории развития личности. И, тем не менее, существует не одна причина, позволяющая судить об этом иначе. Во-первых, разве на самом деле потребности в своей первичной биологической форме не являются как у людей, так и у животных реальной отправной точкой деятельности? Что-то не видно, как можно помешать удовлетворению объективных потребностей организма, быть отправной точкой психологической деятельности. Во-вторых, если бесспорно, что у человека потребности получают формы и содержания, все более и более специализированные, а, следовательно, все менее и менее первичные по отношению к индивидуальной деятельности, не основной, а скорее продуктом, которой они в этом смысле являются, то их производный характер не мешает им с более ограниченной точки зрения каждой конкретной деятельности быть еще и относительными отправными точками: не соответствует ли каждое поведение потребностям, пусть даже потребностям, которые можно объяснить только исходя из предшествующих поведений? Короче говоря, потребности, будучи абсолютными отправными точками, в своем начальном биологическом аспекте, сохранили благодаря сложным взаимодействиям развитой личности относительную роль движущих сил. В-третьих, даже если предыдущие аргументы будут отвергнуты во имя фундаментального приоритета деятельности по отношению к потребности, не придем ли мы к убеждению, как это показывает пример исследователей-марксистов, что у человека деятельность, труд составляют именно первую потребность: разве не писал Маркс, что для человека в коммунистическом обществе «труд перестанет быть только средством для жизни, а станет самой первой потребностью жизни», так что, не приведет ли нас само оспаривание первичности потребностей к его новому подтверждению?

Невозможно, следовательно, рассматривать основные понятия теории личности, не попытавшись разобраться в проблеме потребностей.

На первый аргумент, согласно которому объективные потребности организма, взятого в его первичной форме, находятся у истоков всякой психологической деятельности, нечего возразить, кроме, того, что во всяком реальном развитии, в процессе которого, следовательно, возникают качественно новые реальности, то, что вначале играло первичную роль, роль основы, в высших фазах уже не играет этой роли, так как свойство основных трансформаций, состоит именно в перемещении главных противоречий, т. е. движущих сил развития. Не видеть этого – значит оставаться в зависимости от слишком простой концепции развития, отождествляемого с развертыванием абстрактной сущности в неизменном времени, как это можно было часто наблюдать в концепции «прогресса» XVIII века или в концепции «эволюции» XIX века. Мы не хотим этим сказать, что вся человеческая деятельность, даже самая сложная, не основывается в известном смысле на перманентной необходимости удовлетворения элементарных органических потребностей, как это подтверждается, например, всякий раз, когда люди в силу обстоятельств оказываются в более или менее «естественных» условиях жизни: в таких случаях примат органических потребностей в их самой непосредственной форме с особенной силой привлекает к себе внимание; речь идет о том, что его нужно подчеркивать не как «проявление» воображаемой «человеческой природы», которая якобы дремлет, погребенная под социальностью, а как исключительное обнаружение минимальных условий возможности для человека жить или вообще уцелеть. Но особенно важно не путать крайнюю необходимость, которую человеческая деятельность, пусть даже самая сложная, удовлетворяет в этих минимальных условиях, и реальную объяснительную основу этой сложной деятельности, взятой сама по себе, ибо способ, при помощи которого первичные потребности завладевают личностью, сам по себе первичен так мало, насколько это возможно, и если вначале первичные потребности могут играть роль основы, то именно в силу того, что не проявились еще все последствия социальной гоминизации.

Перейдем к обсуждению второго аргумента. Если специфические человеческие потребности – это нечто совсем иное, чем непосредственные органические потребности, делает ли это невозможным утверждение, что в постоянном цикле деятельностей и потребностей момент потребности сохраняет в относительном смысле роль первого момента, которую мы отказываемся дать, в абсолютном смысле первичной органической потребности? Конечно, если рассматривать как уже данное непрекращающееся циклическое повторение деятельности удовлетворения развитых потребностей постоянное проявление Потребностей, которые частично являются следствием самой этой деятельности, то ясно, что каждый момент может быть взят за отправной по отношению к другому, и тогда схема потребность – деятельность – потребность (П – Д – П) не менее законна, чем обратная схема деятельность – потребность – деятельность (Д – П – Д), так как одна из них непрерывно соединяется с другой. Взятый в этом смысле вопрос о том, являются ли потребности относительно первичными элементами или нет, т. е. вопрос о том, является ли какая-то одна точка окружности ее «началом», по сути своей лишен смысла. Единственная реальная проблема заключается в понимании того, каким образом общий цикл деятельностей и потребностей стал тем, что он есть в развитой личности, в понимании способа, при помощи которого потребности проявляются в личности, способа, который является аспектом цикла, рассматриваемого в его совокупности. Социальная гоминизация выражается не в простых переустройствах или добавлениях к модели потребностей, по существу неизменной, а в создании радикально новой структуры мотивации. Слишком часто мы ограничиваемся подчеркиванием чрезвычайного разнообразия и социально-исторической изменяемости человеческих потребностей. Это, с общей точки зрения, соответствует только историзованному психологическому натурализму. Действительно, это еще не самое важное. Самое важное заключается в том, что если элементарная органическая потребность является настоятельной, внутренней и гомеостатичной, то развитая человеческая потребность, напротив, характеризуется, более или менее широко, мерой своей терпимости даже к длительному неудовлетворению, своей эксцентрацией и своим расширенным воспроизводством, не имеющим внутренних ограничений.

Мера терпимости проявляется, например, в классических поступках отказа, иногда на всю жизнь, от удовлетворения настоятельных подчас существенных потребностей. Эксцентрация выражается в особенности в способности брать на себя, пусть даже в ущерб своим собственным потребностям, но, тем не менее, с чрезвычайной настойчивостью, потребности другого индивида или социальной группы. Разумеется, в этом случае можно считать, что, если человек действует в зависимости от объективно внешних по отношению к, нему потребностей, значит он их интериоризует до такой степени, что они становятся его личными потребностями, или, другими словами, даже в этом случае потребность коренится внутри индивида, что бесспорно. Но не будем играть словами и согласимся, что между первоначальной внутренней потребностью и потребностью, внутренний аспект которой понятен только как результат интериоризации требований внешней сущности, есть качественное различие у так, например, совокупность усилий, из которых состоит жизнь борца, остается непонятой, если в его жизни видеть только совокупность жертв и недооценивать тот факт, что она многими своими сторонами (и часто самыми глубокими) соответствует его личной потребности, но свести его жизнь к чему-то вроде огромного корыстного расчета – значило бы еще меньше понять ее. В действительности все усилия реальной жизни-борьбы основаны именно на осознании того факта, что общее удовлетворение личных потребностей проходит через совершение определенного числа социальных преобразований – совершение, объективная логика которого подчиняет себе, более /или менее полно, непосредственное предельное удовлетворение личных потребностей, взятых отдельно. Личная потребность бороться не есть, следовательно, удовлетворение простой внутренней потребности принесения себя в жертву простому внешнему социальному требованию, она является до определенного монета предопределением противопоставления между внутренней потребностью и внешним социальным требованием, причем преодолением не на основе отказа от внутренней потребности, а на осознании существенно важной эксцентрации ее основы, что, по существу, модифицирует всю деятельность. Что касается расширенного воспроизводства потребностей, то оно настолько ярко проявляется в чрезвычайном историческом разнообразии мотиваций человеческой деятельности и в их безграничном заострении, например в области художественного наслаждения, что, здесь всякое развитие было бы излишним.