Примечания 2 страница. Мы приехали сюда для того, чтобы обсудить вместе с Вами конкретные вопросы практики исполнения договора

Мы приехали сюда для того, чтобы обсудить вместе с вами конкретные вопросы практики исполнения договора, обсудить те отдельные неясности и затруднения, которые при исполнении договора определились, и совместными усилиями найти способы к их устранению». Далее в вы-

ступлении решительно отвергалась самая постановка вопроса о возможности отказа от принципа наибольшего благоприятствования и перехода к принципу взаимности, что фактически означало бы «не признание равноправия двух систем, на чем основан торговый договор, а перенесение в наше хозяйство частнокапиталистических хозяйственных форм и, таким образом, создание специального режима для иностранцев, что отбрасывало бы в области договорного регулирования торговых отношений, по крайней мере, на 100 лет назад», поскольку основной задачей принципа наибольшего благоприятствования является «гарантировать для договаривающейся стороны одинаковый режим по сравнению с другими странами-контрагентами».

Шлейфер подчеркнул несостоятельность тезиса Вальрота о «неравенстве». Немецкая' сторона, заявил он, «не может указать такого случая, когда имели бы место факты дискриминации германских физических или юридических лиц по сравнению с местными физическими лицами и аналогичными юридическими лицами».

Касаясь заявлений о «горьком разочаровании» германских экономических кругов и их критики экономических отношений с СССР, Шлейфер заявил: «Мы, со своей стороны, наблюдали явления в области наших хозяйственных сношений с положительной стороны, руководясь постоянно стремлением рассматривать отрицательные явления как случайности, как одиночные явления, и старались всеми мерами не дать себя обескуражить этими затруднениями. Такая наша установка имела следствием нашу большую сдержанность в области критики».

На основании данных о росте торгового оборота между СССР и Германией он отверг утверждение Вальрота о том, что «в германском торговом балансе российский рынок, к сожалению, в совершенно исключительной степени потерял свое значение».

Касаясь характера деятельности торгпредства СССР в Германии, Шлейфер подчеркнул, что торгпредство использует лишь те методы работы, которые считаются общепринятыми на мировом рынке.

В заключение председатель советской делегации перечислил статьи договора от 12 октября 1925 г., «которые советская сторона считает нужным поставить на обсуждение в первую очередь», изложив мотивы их постановки по каждому пункту в отдельности.

Перечень этих статей был суммарно изложен в следующем списке, подготовленном для вручения германской делегации:

«Соглашение о поселении: ст. ст. 2, 3.

Экономическое соглашение: ст. ст. 2, 4, 26, 32, добавление к ст. 12, нота № 6.

Соглашение о третейских судах по торговым и другим гражданским делам. Некоторые вопросы этого соглашения, в первую очередь ст. ст. 4, 10, 15.

Соглашение о промышленной собственности: ст. 1.

Общее постановление: ст. 6, нота № 8».

В дополнение к этому списку в выступлении Шлейфера предлагалось также обсудить ст. 12 экономического соглашения и вопрос о заключении таможенной конвенции.

В передовой статье «Известий» «Германия и СССР», опубликованной 3 марта 1928 г. по случаю 10-летия Брестского мира и затрагивавшей происходившие в то время советско-германские экономические переговоры, в частности, говорилось:

«Что же касается тех общих настроений, о которых мы упомянули, то они выражаются в разработке темы «разочарования», причем исходным пунктом для подобной установки, очевидно, является напоминание о германских заслугах по отношению к СССР.

Уже слышится слово «Рапалло», ибо к этой дате приурочивается новый исторический этап в развитии советско-германских взаимоотношений. В день десятилетия Брестского мира полезно напомнить, что такое Ра-

палло. Рапалльский договор был заключен в тот момент, когда побежденная в мировой войне,Германия и еще не окрепшая после гражданской войны Советская республика, обе находились изолированно лицом к лицу к державам, господствовавшим в то время над Европой. В этот момент СССР и Германия протянули друг другу руки. Это был взаимный акт, как и всякое рукопожатие. Похоже на то, что некоторые политики Германии забывают это существенное обстоятельство. Они забывают, что если Германия, изолированная от всего мира, была единственной буржуазной страной, вступившей в договорные отношения с Советским правительством, то Советское правительство, в свою очередь, было единственным правительством, ведшим дружественную политику по отношению к Германии. [...]

Послевоенную Германию, борющуюся за восстановление своего международного положения, связывают с Советским Союзом такие отношения самодовлеющего значения, что всякие разговоры о разочарованиях по поводу тех или иных практических трудностей в развитии советско-германской торговли, всякие попытки изобразить Германию стороной, не получающей должной компенсации, являются, с нашей точки зрения, политическим легкомыслием».— 85

²⁶ Упоминаемое экспозе содержало основные положения, изложенные Я. Э. Рудзутаком в ходе обмена мнениями с представителями германского правительства 6 февраля 1928 г. (см. док. № 31). В заключение указывалось, что положительное решение германским правительством поставленных советской стороной вопросов дало бы возможность народному хозяйству Советского Союза рассчитывать на германскую промышленность и германский рынок.— 85

²⁷ Конвенция сохраняет силу и в настоящее время.— 116

²⁸ В связи с репрессиями польских властей против национальных.белорусских организаций на территории Западной Белоруссии, одной из которых была «Белорусская селянско-роботнича Громада», а также арестами белорусских депутатов польского сейма (см. т. X, прим. 16) в польской печати появились клеветнические измышления в адрес Советского Союза, в свое время опровергнутые в специальном заявлении ТАСС (см. газ. «Известия» № 27 (2961), 3 февраля 1927 г.). В феврале 1928 г. был начат судебный процесс над руководителями Белорусской Громады и над депутатами польского сейма от Западной Белоруссии. 21 февраля 1928 г. Д. В. Богомолов посетил директора политического департамента МИД Польши Яцковского и обратил его внимание на возможность появления вновь антисоветских статей в польской печати в связи с началом судебного процесса. Богомолов выразил уверенность, что МИД примет меры к предупреждению всякой возможности появления подобных статей. В ответ Яцковский заявил, что, хотя министерство «не может гарантировать, что в прессе не появится никаких нежелательных заметок, однако, со своей стороны, он постарается таковые предотвратить». Тем не менее 25 февраля 1928 г. в газ. «Экспресс поранны» была опубликована заметка, содержавшая провокационные выпады против сотрудников полномочного представительства СССР в Польше. Появление заметки и явилось непосредственной причиной для упомянутого протеста.

29 февраля 1928 г. газ. «Известия» отмечала, что вся история с выступлением газ. «Экспресс поранны» не могла не явиться результатом сознательной, злонамеренной деятельности тех польских кругов, которые стремятся во что бы то ни стало испортить и осложнить советско-польские отношения.— 120

²⁹ 27 февраля 1928 г. Польское телеграфное агентство опубликовало сообщение, в котором говорилось, что «субботний номер газ. «Экспресс по-ранны» был конфискован за помещение в тенденциозной форме отчета о процессе Белорусской Громады и за опубликование тех частей обвинительного акта, которые читались при закрытых дверях». Текст этого сообщения не был согласован с полпредством СССР в Польше.— 121

³⁰ В беседе от 16 января 1928 г. Артти сделал Г. В. Чичерину два устных заявления:

1. О произведенном правительством Финляндии расследовании деятельности белоэмигрантов, по поводу которой 25 августа 1927 г. Нарком-инделом СССР был направлен меморандум финляндской миссии (см. т. X, док. № 206). Как заявил Артти, расследованием выявлено, что «некоторые лица из их среды занимались секретной деятельностью и злоупотребляли правом убежища. Их деятельность была такова, что не могла быть терпима в силу финляндских законов, а также ввиду того, что она противоречила воле финляндского правительства, желающего развивать отношения добрососедства с СССР. Как только эти факты были констатированы, были приняты соответствующие меры». Указав, что на этом основании была декретирована высылка из Финляндии пяти белоэмигрантов, Артти отметил, что «тем самым финляндское правительство ответило на вопросы, заключавшиеся в меморандуме Советского правительства от 25 августа. Это дело является, таким образом, завершенным».

2. О выступлении министра внутренних дел Финляндии Пуро в сейме 1 декабря 1927 г., относительно которого полномочное представительство СССР в Финляндии сделало правительству Финляндии представление и запросило от него объяснения. В этом выступлении Пуро говорил о якобы причастности СССР к тайной деятельности финляндских организаций. Артти в своем заявлении 16 января пытался оправдать это провокационное заявление Пуро. Он также пытался возложить ответственность за деятельность Коминтерна на правительство СССР.

Выслушав заявления Артти, Чичерин оставил за собой право дать ответ на изложенные вопросы при следующей встрече. Однако он счел необходимым сразу указать, что сообщение посланника ни в коей мере не отвечает на поставленные в меморандуме вопросы, поскольку Артти ничего не сказал «о действиях тех финляндских властей, содействовавших террористам, о которых в меморандуме были даны точные сведения».

Относительно второго заявления Артти о выступлении Пуро Чичерин заметил, что «его способ действий не совместим с добрососедскими отношениями». Чичерин далее сказал, что «второе заявление посланника поставило перед нами общий вопрос о Коминтерне вообще. Этот вопрос стоит между нами и всеми другими государствами и тем не менее со многими государствами у нас весьма дружественные отношения. Англия действительно с нами порвала, но мы уверены, что этот разрыв будет продолжаться недолго. С Америкой постепенно улучшаются отношения, и недалек тот день, когда с Америкой у нас будут дипломатические отношения. Вначале другие государства хотели низвергнуть наше правительство, как коммунистическое, но они убедились в невозможности этого и проводят с нами те или другие отношения, несмотря на то что у власти коммунистическая партия».

25 января 1928 г. Чичерин, возвращаясь к предыдущей беседе, заявил Артти, что, рассмотрев его первое устное заявление, изложенное 16 января, Советское правительство считает, что «это есть первый шаг, но только первый шаг, к разрешению конфликта. Имеется колоссальное расстояние между громадностью стоящих перед нами вопросов и ничтожеством сообщенных Вами результатов. Посмотрите, о чем идет речь. Финляндия сделалась плацдармом наших активных врагов, готовящих всякие нападения на нас. [...] Десятки тысяч эмигрантов живут в Финляндии, и в числе их имеется огромное количество активных участников преступных организаций. Что такое высылка пяти человек — это капля в море».

Касаясь второго заявления Артти, Чичерин подчеркнул, что «больше всего поражает нас отношение вашего правительства к заявлениям г. Пуро. Хотя у вас теперь другой кабинет, но речь идет о финляндском правительстве. Его выступление есть нечто неслыханное. Никогда никакое правительство не выступает в парламенте или вообще в гласном обсуждении с такими выпадами против другого правительства, с которым его связы-

вают добрососедские отношения. Так, как говорил г. Пуро, выражались во время войны английские и французские министры по адресу Германии и германские министры по адресу Англии и Франции. Это есть лексикон войны, а не лексикон добрососедских отношений. Если же от этой общей характеристики совершенно недопустимого выступления г. Пуро я перейду к его содержанию, то я должен Вам категорически и с полной решительностью заявить, что это заявление не соответствует действительности. В настоящий момент я имею полные и точные сведения по этому поводу, и я заявляю Вам, что никакие органы нашего правительства не имели никакого отношения к тем организациям, о которых говорил г. Пуро. Мы этих организаций не знаем. На вашей территории какие-то организации занимались какими-то делами. Мы этого не знаем, это нас не касается. Вы не должны примешивать наше правительство к деятельности каких-то организаций, к которым оно не имеет никакого отношения. Итак, мы ожидаем от финляндского правительства издания коммюнике или другого официального документа, в котором была бы констатирована неправильность и несостоятельность обвинений г. Пуро по адресу нашего правительства. Мы ожидаем, что ваше правительство заявит, что следствие не обнаружило никаких материалов, указывающих, что в этом деле замешано Советское правительство. Это действительно так, и мы ожидаем, что вы это заявите».

Чичерин также указал, что «мы держимся существующих международных обязательств. Мы ожидаем, что и другие правительства будут их соблюдать по отношению к нам. Мы всегда пойдем вам навстречу, если вы будете указывать на нарушение этих правил. Но это пи в малейшей мере ие может относиться к существованию у нас коммунистических организаций. Коммунистическая партия есть нормальная политическая партия, как целый ряд других, и ни в коем случае не может быть противопоставлена как параллель монархическим организациям, ставящим своей целью террористические действия. Тут нет параллелизма. Эти вопросы неоднократно ставились перед нами в наших отношениях с целым рядом государств, и подобный параллелизм мы всегда отвергали с полной решительностью. Это не мешает нашим дружественным отношениям с рядом государств. Многие правительства пытались поколебать существующие у нас отношения с коммунистическим движением. Теперь уже достаточно ясна полная безрезультатность этих попыток. Наш принцип ясен: наше правительство есть одно, коммунистические международные организации есть нечто совсем другое. Но против вторых мы ни в коем случае не можем вести борьбу, не можем их закрывать, не можем принимать против них каких-либо мероприятий. И ваше правительство и наше правительство желают добрососедских отношений. Итак, мы ожидаем, что вы не будете больше выставлять совершенно неприемлемых пожеланий по отношению к Коминтерну».

Артти обещал сообщить своему правительству об этом заявлении Чичерина.— 123

³¹ 8 марта 1928 г. Г. В. Чичерин направил Артти по этому вопросу письмо, в котором говорилось: «28 февраля Вы вручили мне документ № 263 без подписи, сказав при этом, что это резюме нашей беседы от 16 января. Я воздерживаюсь от какой-либо критики Ваших слов, как они изложены в Вашем документе, однако я должен констатировать, что я не могу рассматривать содержащиеся в нем слова, относящиеся ко мне, как аутентичное выражение тех мыслей, которые я Вам изложил».— 124

³² В связи с предстоявшей V сессией Подготовительной комиссии по разоружению М. М. Литвинов телеграфировал 22 февраля 1928 г. Я- 3. Сурицу, что Советский Союз считает желательным участие Турции в работе сессии и что при желании турецкого правительства советская делегация в Подготовительной комиссии могла бы поставить вопрос о приглашении Турции на сессию.

29 февраля 1928 г. Тевфик Рушди дополнительно к изложенному в комментируемом документе сообщил Сурицу, что «Мустафа Кемаль

и турецкое правительство с радостью приветствуют инициативу Советского правительства и просят Советское правительство обратиться к Лиге наций с предложением пригласить Турцию на V сессию Подготовительной комиссии, не дожидаясь приезда советской делегации в Женеву». Эта просьба Турции была выполнена (см. док. № 64, 65).

Глава турецкой делегации Тевфик Рушди включился в работу комиссии 19 марта 1928 г.— 127

³³ Бриан был не точен, заявляя о «весьма распространенной в советских школах книжке». Вопрос шел об одном учебнике французского языка, изданном в 1924 г., в котором была помещена карикатура, изображавшая Пуанкаре в качестве зачинщика войны. Этот вопрос, поднятый Эрбеттом еще в 1926 г., был тогда же урегулирован: член коллегии НКИД СССР Ф. А. Ротштейн заявил Эрбетту, что в новом издании учебника этой карикатуры не будет. Эрбетт этим заявлением был удовлетворен. В последующих изданиях учебника карикатура отсутствовала. Однако спустя 2 года по известным лишь ему причинам Эрбетт вновь возвратился К этому вопросу. «Мы не сомневаемся,— писал Г. В. Чичерин В. С. Довга-левскому 8 марта 1928 г.,— что именно он является зачинщиком брианов-ского обращения».— 127

³⁴ XIII Международная конференция Красного Креста проходила в Гааге с 23 по 27 октября 1928 г. В ее работах официальное участие приняла делегация Советского правительства.

На конференции были приняты Статут Международного Красного Креста, а также резолюции: о воспрещении химической и бактериологической войны; о защите гражданского населения от химической войны; о смягчении блокады в отношении некоторых категорий населения; о моральной борьбе и о пропаганде против войны и др. (Резолюции XIII Международной конференции Красного Креста полностью опубл. в кн. «Treizième Conférence Internationale de la Croix Rouge»,!a Haye, 1928, pp. 167— 186, a также частично в сб. «Международная политика в 1928 году...», М., 1929, стр. 103—108).— 130

³⁵ 4 марта 1928 г. полпред СССР в Турции Я. 3. Суриц телеграфировал в НКИД СССР, что Тевфик Рушди обещал ему снестись с имамом Йемена Яхья, но одновременно предупредил, что «переписка с имамом займет длительное время, так как сноситься с ним приходится письмами через Египет».

В этой связи 15 марта 1928 г. Л. М. Карахан в своем письме Сурицу отметил, что из его сообщений вытекает, что «турки свое содействие по линии урегулирования наших отношений с Йеменом склонны приурочить к тому моменту, когда они заключат договор с Йеменом». «В учете неоднократных проявлений заинтересованности Йемена в установлении контакта с нами,— писал он далее,— мы более не считаем возможным откладывать все это на неопределенное время и выжидать, пока турки закончат свои переговоры с Яхья... Мы считаем необходимым использовать все возможности для скорейшего и непосредственного контакта с Йеменом».

В мае 1928 г. в Йемен была направлена советская миссия во главе с Г. А. Астаховым, который передал имаму Я*^ья письмо Г. В. Чичерина (см. док. № 156).— 131

³⁶ В телеграмме Л. М. Карахана от 27 февраля 1928 г. полпреду СССР в Афганистане предлагалось предпринять необходимые шаги с целью заключения с Афганистаном консульской конвенции, призванной заменить нератифипированную сторонами консульскую конвенцию от 6 сентября 1921 г.- 131

³⁷ В ходе переговоров в Москве о заключении торгового договора между СССР и Афганистаном летом 1928 г. (см. док. № 286) советская сторона выдвинула следующий проект статьи о пользовании Аму-Дарьей:

«Стороны соглашаются заключить в течение двухмесячного срока со дня подписания настоящего договора специальное соглашение о пользовании рекой Аму-Дарьей, положив в основу этой конвенции принцип равного права пользования рекой на пограничных водах*.

Впоследствии соглашением между СССР и Афганистаном по пограничным вопросам от 13 июня 1946 г. было установлено, что линия государственной границы 'между СССР и Афганистаном по реке Аму-Дарье будет проходить по тальвегу. Если положение тальвега установить не представлялось возможным, то линия границы должна была проходить по середине главного фарватера реки.— 132

** Вопрос о попытках выработать единую франко-германскую экономическую политику в отношении СССР был затронут также в беседе В. С. Довгалевского с сенатором де Монзи, состоявшейся 23 марта 1928 г.. во время которой де Монзи защищал идею организации франко-германского института для торговли с СССР. Де Монзи обусловливал организацию такого института «получением от немцев части средств» якобы для предоставления требуемых советской делегацией кредитов. Заявив, что «в настоящее время ои другого способа не видит и поэтому не может отказаться от идеи привлечения немцев», де Монзи подчеркнул, что эту идею полностью разделяют министр иностранных дел Бриан и министр финансов Клемаитель (см. также док. № 140).

О тенденции создания антисоветского экономического блока говорил К. Е. Ворошилов в докладе о международном и внутреннем положении СССР и об очередных задачах военного строительства (см. газ. «Известия» № 82 (3316) от б апреля 1928 г.). Указывая иа попытки сенатора де Монзи добиться германо-французского экономического соглашения «с целью иметь против СССР единый фронт», он отметил, что «с помощью этого объединения капиталисты рассчитывают нажать на нас экономически и противопоставить монополии внешней торговли СССР единый фронт западноевропейских буржуазных государств» и что «эта попытка обречена иа неудачу».— 133, 279

*⁹ Речь идет о ноте Г. Танака А. А. Трояновскому от 1 марта 1928 г., в которой японское правительство от имени 12 государств, в том числе Англии, США, Франции, Италии, Бельгии, Нидерландов, Португалии, предложило Советскому правительству присоединиться к соглашению о запрещении ввоза оружия в Китай, заключенному ими в апреле 1919 г. в Пекине. Ноты аналогичного содержания одновременно были направлены Германии, Норвегии, Швеции, Чехословакии и другим странам. Об ответе Советского правительства на эту ноту см. прим. 43.— 137

⁴⁰ Г. Танака в беседе с В. С. Довгалевским 16 июня 1927 г. заметил, что он, Танака, «мечтает как о прекрасном идеале» о применении политики открытых дверей и равных шансов в Сибири. Советский полпред в связи с этим выразил премьер-министру Японии свое крайнее недоумение и негодование.— 138

*' Эти заверения Г. Танака были далеки от действительности. В своем меморандуме японскому императору от 1927 г. он писал: «Но для того, чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай». Далее в меморандуме подчеркивалось: «Продвижение нашей страны в ближайшем будущем в район Северной Маньчжурии приведет к неминуемому конфликту с красной Россией. В этом случае нам вновь придется сыграть ту же роль, какую мы играли в русско-японской войне. [...] В программу нашего национального развития входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Южной Маньчжурии для овладения богатствами Северной Маньчжурии» (цит. по кн. «История войны на Тихом океане», т. I, M., ИЛ., 1957, стр. 338, 344).

С 1928 г. японские военные круги стали разрабатывать конкретные и детальные планы войны против СССР (планы «Оцу» и «Хэй»). Однако в то время Япония, стремившаяся в первую очередь к завоеванию Китая, не была готова к войне с СССР и пыталась утвердить свое влияние на советском Дальнем Востоке путем экономического проникновения. С 1925 г. в этом направлении активно действовал виконт Гото Симпэй, разработавший план японской эмиграции в Сибирь и иа Дальний Восток. Те же цели

Преследовала и концессионная политика япойских колониальных кругов, особенно связанных с нефтяной и угольной промышленностью. Премьер-министр Г. Танака в 1927 г. высказывался за политику открытых дверей и равных возможностей в Сибири (см. прим. 40). В 1929 г. зам. председателя правления ЮМЖД Мацуока в беседе с А. А. Трояновским поставил вопрос

0 допущении свободной деятельности японцев в Приморье. Все эти попытки Японии встретили решительное противодействие Советского Союза.

В 30-е годы японские империалисты перешли к активной подготовке войны против СССР и сделали ряд попыток развязать ее — нападение на советскую территорию у оз. Ханка в 1936 г., у оз. Хасан в 1938 г. и на территорию МНР по р. Халхин-Гол в 1939 г.— 139

⁴² Ю марта 1928 г. Г. Танака сделал заявление журналистам, что советский посол А. А. Трояновский никаких денег не передавал и что он, Танака, вместе с большинством японского народа готов верить советскому послу. Трояновский в беседе с заместителем министра иностранных дел Японии Дзбути выразил неудовлетворение таким заявлением премьер-министра (см. док. Кя 78). 13 и 17 марта в органе оппозиционной партии Минсэйто газете «Хоти симбун» были напечатаны статьи с новыми нападками на советского посла. 17 марта 1928 г. Танака сделал вторичное заявление журналистам, в котором опроверг эти измышления.— 146

⁴³ Имеется в виду ответ на ноту Г. Танака А. А. Трояновскому от

1 марта 1928 г. о запрещении ввоза оружия в Китай (см. прим. 39). Этот ответ был изложен в ноте Трояновского на имя Танака от 26 марта 1928 г.; в пей, в частности, говорилось;

«Ввоз оружия в ту или другую страну является вопросом, который в первую очередь регулируется страной, куда оружие ввозится. В данном случае вопрос о ввозе оружия в Китай является вопросом, подлежащим исключительной компетенции Китая как суверенного государства. Всякое вмешательство извне, как со стороны той или другой отдельной державы, так и группы держав в порядке соглашения по этому вопросу, явилось бы нарушением суверенных прав Китая, тем более что сам Китай в указанных соглашениях никакого участия не принимает. Правительство Советского Союза в вопросе о вывозе, так же как и ввозе оружия, руководствуется внутренним законодательством Союза, которое оно не считает возможным ограничить международными актами, не ставящими себе целью ни разоружение, ни сокращение вооружения, а преследующими специальные политические задачи, имеющие объектом слабую страну. Правительство Советского Corona, верное принципу равенства народов, всегда избегало и избегает заключения соглашений с какой-либо державой в отношении третьей страны без участия последней ц вопреки ей. По этим соображениям, Правительство СССР не считает возможным присоединиться к соглашению группы держав, касающемуся ввоза оружия в Китай и заключенному, насколько известно Правительству СССР, вопреки желанию китайского правительства».— 146, 163

⁴⁴ Поездка в Японию народного комиссара просвещения РСФСР А. В. Луначарского не состоялась.— 146

⁴⁵ Имеются в виду приведенные в газ. «Известия» выступления греческих газ. «Кат и м ер ii ни» и «Эстиях «Кат и мерин»» заявляла, что «Московское правительство уклоняется от установления определенного импортного контингента для греческих товаров», в результате чего «греческое правительство предполагает объявить недействительным торговый договор с СССР». «Эстия», ссылаясь на сообщения греческой печати о том. что «Советское правительство, до последнего времени обнаруживавшее уступчивость и стремление достичь соглашения с Грецией на предмет пересмотра торгового договора, в настоящее время меняет свою позицию», утверждала: «Это свидетельствует о том, что СССР отказывается внести в договор изменение, обеспечивающее ввоз греческих" товаров в СССР».— 147

⁴⁶ 1 апреля 1928 г. Энис-бей сообщил В. П. Потемкину, что МИД Турции не имеет возражений против выезда казаков-некрасовцев из Турции

70G

в СССР. Однако действительная позиция турецких властей привела к длительной задержке в разрешении данного вопроса.

Вернуться на родину большинство из них смогло только летом

1962 г.— 153

*⁷ В указанной беседе В. П. Потемкин заявил Энис-бею, что местные власти Турции, особенно в Стамбуле, продолжают чинить всяческие затруднения советским гражданам. В частности, турецкое посольство в.Москве при выдаче виз ограничивает срок пребывания советских граждан двумя месяцами. Когда же по прибытии в Турцию лица, получившие такие визы, обращаются к местным властям с просьбой о продлении срока пребывания в стране, то власти либо отказывают в таком продлении без разрешения Ангоры, либо дают его на самый короткий срок. Между тем гражданам других стран пребывание в Турции разрешается без ограничения срока. Такое положение, заявил Потемкин, представляется полпредству ненормальным, и оно просит урегулировать его в соответствии с Московским договором 1921 г. и договором о торговле и мореплавании 1927 г. (см. т. Ill, док. № 342 и т. X, док. № 48).— 154

*⁸ 11 марта 1928 г. полпредство СССР в Турции направило по данному вопросу в МИД Турции вербальную ноту за № 36/355.— 154

⁴³ На ноту полномочного представительства СССР от 12 марта 1928 г. итальянское правительство ответило, что в настоящее время око «еще не имеет возможности отменить запрещение ввоза рогатого скота из европейской части РСФСР».— 160

⁵⁰ 16 марта 1928 г. Г. В. Чичерин телеграфировал M. M. Литвинову, что решено не возражать против участия советской делегации в подкомиссии, если она будет образована.— 161

⁶¹ Упоминаемое письменное сообщение было вручено Штрс-земапом H. H. Крестинскому во время беседы 15 марта, после того как в тот же день германское правительство, согласно заявлению Штреземана, обсуждало вопрос о продолжении переговоров и приняло решение их «временно прервать». В этом сообщении указывалось, что арест германских инженеров и техников в Донбассе вызвал в германских деловых кругах «резкое возражение и чувство большой неуверенности в отношении всей совокупности экономических отношений с СССР», что в связи с заявлением германских промышленников правительству Германии об их решении отозвать своих экспертов с советско-германских экономических переговоров «Германское Правительство не может отрицать обоснованности этого заявления» и эти обстоятельства якобы делали невозможным «достижение цели переговоров—улучшения экономических отношении между обеими странами и устранения недовольства германских экономических кругов, которое существует уже давно».