Телеграмма Временного Поверенного в Делах СССР во Франции Народному Комиссару Иностранных Дел СССР M. M. Литвинову

Немед-чечн-о

1 мая 1934 г.

В начале разговора Барту заявил, что ознакомился с предложениями Л еже **. Я заявил, что Вы их изучаете. Если бы он дал мне возможность теперь заявить Вам, что он отождествляет себя с предложениями, это внесло бы большую ясность в мое освещение вопроса перед Вами. Барту дважды безоговорочно заявил, что принимает схему Леже, предложенную нам. на свой счет, но добавил, что не \южет заангажировать свое правительство. Доклад па совете министров вызвал бы ненужные трения, ибо не все министры относятся к нам, как Эррио, и, кроме того, получилась бы лишняя огласка. Правительство уполномочило его на переговоры, но он не хочет ни преждевременно вентилировать вопрос, ни создать созершив-шегося факта. Он заявил, что, согласно моей договоренности с Леже***, переговоры будут вестись стньше строго конфиденциально. Если мы верим в его искренность, он просит, не посвящая Эррио з детали переговоров, сказать ему. что мы опять прониклись доверием. Его первым рефлексом по поводу схемы Леже было изумление, что* Франция не входит в состав участников пакта, причем Леже ему сказал, что у меня была такая же реакция. Однако он теперь считает, что схема великолепна, Франция и СССР становятся гарантами и так далее.

* См. док. ЛЬ!42.

** См. док. Л'^ 151.

*** См. док..Vs 144.

Он в разговоре с Пилсудским выяснял вопросы, заданные Вами через (Альфана) *. Пилсудский заявил ему, что он предполагал, что немцы сделают ему политические предложения, но они с ними не выступили. Он задал ему вопрос, что бы он сделал, если бы Гитлер обратился к нему с письмом. Пилсудскии ответил, что вопрос не возникает, ибо Гитлер ему не писал. На зондаж относительно его встречи с Гитлером Пилсудскии также реагировал отрицательно. Я сказал, что дело не только в этих обстоятельствах, но в общеизвестных политических фактах и симптомах, которые я опять весьма подробно перечислил. Он их выслушал внимательно и сочувственно. Я добавил, что, если, как он мне заявил, ему удалось значительно улучшить атмосферу, мы можем этому только радоваться и так далее и тому подобное. Барту упирал на контраст между ледяным приемом в день его приезда в Польшу и заявлением Бека французским журналистам в Кракове. По существу, он подтвердил сообщение, изложенное в кашей телеграмме от 30 апреля 1934 г.^14£, о причинах, помешавших ему прямо поставить перед Беком вопрос о нашем участии в пакте. Барту пояснил, что не говорил польским газетам о том, что поддержит претензию Польши на постоянное место в Совете Лиги. Он только сказал, что Польша имеет основание его добиваться. Он, мол, не мог обещать такую поддержку Польше, поскольку актуальным является вопрос о предоставлении нам постоянного места в Совете Лиги папин. Он говорил «о солидарности наших интересов», вообще тон был сердечен.

Барту был в курсе вопроса прибалтийского протокола** и отзывался о нем благонадежно. Он предложил опять зайти, когда от Вас будет получен ответ¹⁴³. Конечно, нужно будет тогда к нему зайти, но в остальном сказанное в нашей телеграмме от 28 апреля 1934 г.*** относительно Леже считаю правильным. Думаю, что дело не в Прибалтике. Я в разговоре с Леже указал на то, что, воздавая должное юридической симметрии двух Локарно с надстройкой конвенции, я все же прошу его объяснить мне, что мешает Франции участвовать в пакте. После безрезультатности моих попыток я прямо заявил (смотрите нашу телеграмму от 28 апреля), что не понимаю, почему Франция не может присоединиться к пакту. Возможно, что дело в союзных обязательствах Франции перед Польшей против нас, а также, быть может, в неотносяшихся к Германии обязательствах перед другими союзниками. Для меня это не вполне ясно, ио я допускаю это. так как сначала он упирал на то. что участие Франции вызвало бы необходимость пересмотра союзных обязательств, и когда я высказал сомнение на этот

* См. к-?.к. Ns 136, ** См. док..Чв 94 139. *^ss См. дек. N° 151.

счет, он уклонился от объяснений и притворился, что этот аргумент не имеет первостепенного значения. Возможно также отчасти влияние соображений, связанных с Англией, и опасение ослабления морального значения Западного Локарко, но это все малоубедительно, чисто гадательно.

Деление на соседей сознательное; что же касается Прибалтики, то смотрите нашу телеграмму от 28 апреля: ответ на мое замечание о Литве*. Он, впрочем, несколько раз подчеркивал, что фактически пакт имеет объектом только Германию.

Розенберг

Печат. по арх.

155. Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Финляндии Б. Е. Штейна в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

4 мая 1934 г.

15—20 членов делегации сейма, принадлежащих ко всем фракциям, за исключением лэпуасцев, желают совершить в начале июня поездку в Москву. Со мной ведет переговоры социал-демократический депутат Хелало**. В случае принципиального согласия можно было бы обеспечить присутствие ряда лидеров, в частности Риэрко, который теперь сожалеет, что не принял участия в поездке с журналистами***. Продолжается поток статей в газетах. Поездка журналистов вызвала небывалый интерес к СССР и произвела значительный перелом в общественном мнении. Я высказываюсь за поездку парламентариев, которые несомненно закрепят этот перелом. Срочно сообщите ^]44.

Полпред

Печат. по арх

156. Телеграмма Полномочного Представителя СССР в Польше Я. X. Давтяна в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

4 мая 1934 г.

Здешний мексиканский поверенный в делах сообщил вчера на параде Подольскому****, что он получил от своего МИД

письмо, в котором МИД просит сообщить нам о желании уста-

•' Си. док..Y«151.

** См- KZK, Л'; 138.

•"•* См. дек. ЛЬ яч

"'*** Советник пилл^едсгвй СССР в Польше.

:Л4

нозить дипломатические отношения. Поверенный в делах добавил, что поручения на переговоры он не имеет*.

Полпред

Печо?. по арх.

157. Протокол [о продлении срока действия Договора о ненападении между Союзом Советских Социалистических Республик и Польской Республикой]

[5 мая 1934 г.]

Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик и Президент Польской Республики,

руководимые стремлением обеспечить возможно более прочную базу для развития отношений между их странами,

желая дать друг другу новое доказательство неизменности и прочности счастливо установившихся между ними мирных и дружественных отношений и

воодушевленные желанием содействовать укреплению всеобщего мира, а также стабильности и мирному развитию междугосударственных отношений в Восточной Европе, и

констатируя, что заключение 25 июля 1932 года в Москве Договора между Союзом Советских Социалистических Республик и Польской Республикой** оказало благотворное воздействие на развитие их отношений и на разрешение указанных задач,

решили подписать настоящий Протокол и для этой цели назначили своих Уполномоченных, а именно:

Центральный Исполнительный Комитет Союза Советских Социалистических Республик Максима Максимовича Литвинова, Члена Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик, Народного Комиссара по Иностранным Делам,

Президент Польской Республики Юлиуса Лукасевича, Чрезвычайного и Полномочного Посла Польской Республики в Москве.

которые, по взаимном предъявлении своих полномочий, найденных составленными в должном и надлежащем виде,

согласились о нижеследующем:

Статья 1

Во изменение срока и порядка прекращения силы Договора о ненападении, заключенного в Москве 25 июля 1932 года

* См. mus. Ki 242. ** См. т. XV. док, № Згг

между Союзом Советских Социалистических Республик и Польской Республикой, предусмотренных в статье 7, Обе Договаривающиеся Стороны постановляют, что этот Договор останется в сиг.е до 31 декабря 1945 года.

Каждая из Договаривающихся Сторон будет иметь право отказаться от Договора, с предупреждением о том за шесть месяцев до истечения установленного выше срока. Если Договор не будет денонсирован ни одной из Догозаривающихся Сторон, срок его действия пролонгируется автоматически на два года; равным образом Договор будет считаться продленным каждый раз на дальнейшие два года, если не последует отказа от него одной из Договаривающихся Сторон в порядке, предусмотренном в настоящей статье.

Статья 2

Настоящий Протокол составлен в двух экземплярах, каждый на русском и польском языках, причем оба текста имеют одинаковую силу. Настоящий Протокол будет ратифицирован в возможно короткий срок, и ратификационные грамоты будут обменены между Договаривающимися Сторонами в городе Варшаве,

Настоящий Протокол вступит в силу со дня обмена ратификационными гря мотами.

В удостоверение чего, поименованные выше Уполномоченные подписали настоящий Протокол и приложили к нему свои печати.

Учинено в городе Москве, в двух экземплярах, на русском и польском языках, 5 мая 1934 года.

Литвинов Lukasiewicz

Заключительный протокол

Подвергнув новому рассмотрению, в связи с подписанием сего числа Протокола о продлении Договора о ненападении между Союзом Созетскнх Социалистических Республик и Польской Республикой от 25 июля 1932 года, все постановления Мирного Договора, заключенного в Риге 18 марта 1921 года * и составляющего дальше оснозу их взаимоотношений, каждая из Договаривающихся Сторон констатирует, что у нее нет никаких обязательств и что она не связана никакими заявлениями, которые противоречили бы постановлениям названного Мирного Договора и специально его статьи 3.

« См. т. III. док. Лз 350.

Соответственно этому Правительство Союза Советских Социалистических Республик подтверждает, что нота Народного Комиссара Г. В. Чичерина от 28 сентября 1926 года Литовскому Правительству" не может истолковываться таким образом, будто бы этой нотой имелось в виду вмешательство Советского Правительства в урегулирование упомянутых в ней территориальных вопросов.

Учинено в городе Москве, в двух экземплярах, на русском и польском языках, 5 мая 1934 года.

Литвинов Lukasiewicz

стр. №—237.

Протокол ратифицирован: ЦИК. СССР 25 мая 1934 г., президентом

Поль'. v;-il Республики;5 июня?9&4- •:.

Обмен риг;:Фикициоку.№>'м грамотами ъроиззеден с г. Вьо'маве 15 июня 1934 г.

158. Запись беседы Народного Комиссара Иностранных Дел СССР с Послом Франции в СССР Альфаиом

7 мая 1934 г,

Альфан собирается уехать в отпуск на месяц и сейчас же после отъезда французских ученых из Москвы** и поэтому спрашивал, не желаю лп я что-нибудь передать через него. Он не разделяет моего пессимизма в отношении Польши***. Недоверие есть с обеих сторон. Польша также не уверена в стабильности нашей политики.

Я ответил, что если оптимизм Альфана основан лишь на том. что недоверие имеется не только у нас, но и у Польши, то я не знаю, чем такой оптимизм отличается от пессимизма. Если говорить о нашем недоверии, то оно ведь основано на фактах. Мы вели с Польшей весьма серьезные разговоры о сотрудничестве, и эти разговоры были прекращены по инициативе поляков****. Приняв наше предложение о декларации в пользу независимости Прибалтики, Польша после подписания пакта с Германией от декларации отказалась. Наше предложение о продлении пакта Польшей саботировалось свыше двух месяцев. Я уже не касаюсь слухов и толков о

* См. т. IX, док. Nb 272. ** См. т. XVI. щ>:гм. 233. *•* Ct.i. док.Y«136.

**** См. т. XVI, док. Ni 426. 44!, а также док. M 42, 53, 89. 109 настоящего тома.

секретных польско-германских соглашениях. Наконец, результаты варшавских бесед Барту скорее подтверждают, чем опровергают этн слухи. С другой стороны, Польша не может указать HIF на один факт в пользу своего недоверия к нашей политике. Наши предложения Польше являются лучшим доказательством искренности нашей политики и ее определенности. Я выразил поэтому удивление, что Альфан мог говорить о недоверии к нам. Что касается Франции, то переговоры нормально ведутся в Париже*, и я рассчитываю встретиться с Барту и лично с ним поговорить**. Я Добавил, что я, может быть, поеду за недельку" до женевского срока куда-нибудь во Францию и получу возможность встретиться с представителями французского правительства еще до Женевы. Во всяком случае мы намерены следовать той линии, которую мы взяли в отношении Франони, до тех пор, пока последняя будет стоять на обшей с нами почве сохранения мира, не будет поощрять ничьей агрессии.

Литвинов

Печат- яо арх.

159. Письмо Полномочного Представителя СССР в Швеции Народному Комиссару Иностранных Дел СССР M. M. Литвинову

7 мая 1934 г.

Глубокоуважаемый Максим Максимович,

Вас, вероятно, интересует, как реагирует шведская общественность на наш отказ ратифицировать соглашение по займу*** и как мы оцениваем сейчас положение. Отказ Союза явился совершенной неожиданностью и спутал все карты оппозиции. Особенно сильное впечатление произвел наш отказ ввиду того, что настроение прессы по отношению к соглашению в последние дни до отказа стало меняться. Начали появляться нотки, что заем может и не провалиться в парламенте.

Немедленно после вручения мною ноты министру иностранных дел Сандлеру премьер Хансен собрал лидеров фракций и сделал им заявление об отказе ЦИК ратифицировать соглашение. Это вызвало полную растерянность оппозиции. Адмирал Линдеман (бывший премьер), лидер правых, разводил руками, приговаривая; «Конечно, теперь меня сочтут виновным за такой исход*. В оппозиционных парламентских кругах упрекали друг друга. На другой же день начались телефонные

* См. док. № 151, 134. ** См, доч. \% 16-8 ]ЯА. '59, ]Q2 *** См, док. Ni 145.

31S

звонки и хождение к торгпреду промышленников, обеспокоенных случившимся.

В прессе тон сразу изменился, чувствовалось явное сожаление, что жирный кусок уплыл изо рта. Решение Москвы об отказе от займа как-то сразу перезернуло все отношения и подняло наш престиж, что также отмечалось в газетах и выступлениях политических деятелен из оппозиции. Даже Хам-рин, один из лидеров кампании против соглашения в данной его форме, усиленно пуантировал в своих речах свою личную дружественность к Союзу и то, что лишь кабинет виноват, если соглашение не состоялось. Кабинет оказался в весьма дурацком положении по данному вопросу.

Вовне мы выиграли этим решением в смысле закрепления своего престижа, В дипкругах наш отказ истолковывается как следствие переговоров с другой страной. Турок, француз, англичанин интересовались, какая именно страна могла сделать нам более выгодное предложение. Шведское правительство чувствует себя явно сконфуженным, прекрасно отдавая себе отчет в том, что оно само виновато в том решении, которое принято было Москвой.

В промышленных кругах оживленно обсуждаются всякого рода «комбинации» возобновить в иной форме вопрос о займе. Потеря советского рынка — слишком неприятная для шведских промышленников возможность. Частные банки, главная двигательная сила, ведшая кампанию против данного проекта займа (заем непосредственно из фонда риксбанка, частный капитал, таким образом, совершенно лишается прибылей при сделках с Союзом не только сейчас, но и впредь — учет возобновления и продления займа), зондируют через третьих лиц мнение торгпреда и меня, как отнесся бы Союз к займу не через кабинет, а у банков. Я. конечно, отвечаю на это, что считаю странными такие разговоры после всей кампании, какую именно банки вели против займа, и думаю, что в Союзе нет особой заинтересованности в займе, что показал и иаш отказ от соглашения.

Однако, промышленные круги не успокаиваются и не хотят примириться с тем, что акция со 100-миллионным займом не состоялась. Опять и опять отдельными группами выдвигается вопрос об увеличении фонда экспортных кредитов. Но в этом вопросе кабинет занял ясную отрицательную позицию, учитывая, что увеличением экспортных кредитов дела не спасешь, себя же можно поставить в неловкое положение.

Общее настроение говорит за то, что шведы не успокоятся на нашем отказе и что в какой-то форме явится новое предложение, но уже не от кабинета, а от частного капитала. Это то мнение, которое сейчас приходится слышать и от политических деятелей и от промышленников.

Как бы ни оценивать эти настроения, они характерны и важны, как еще один показатель, что кампания велась не столько против займа и Союза, сколько против самого кабинета.

Сейчас напрашивается вопрос: не поторопились ли мы нашим отказом от займам С полным убеждением можно сказать, что наш отказ пришел вовремя, в последний час и что если настроения сейчас изменились в нашу пользу и в пользу займа, то только после того, что кой-кого пришлось треснуть по лбу обухом. Только после этого оппозиция учла свои потери и наш выигрыш при нашем отказе от займа. Положение резко изменилось: стало очевидно, что интерес в займе на стороне шведов и что вовсе не шведы «благодетельствуют» Союз, а, наоборот, лишаясь займа, они же лишаются импорта в Союз. Эти рассуждения сейчас широко циркулируют.

Любопытно, что не только члены кабинета, но и деятели из оппозиции подчеркнуто любезны со мной и с т. Канделаки; тон у них пришибленный, растерянный.

В первые дни после нашего заявления мы ожидали, что картина выльется в несколько иные контуры и что у шведов будет чувствоваться торжество н злорадство. Этого нет и в помине. «Покаянные настроения» на их стороне полностью.

Характерно, что сейчас в один голос и промышленники и политические фигуры говорят, что наш отказ превратил данное соглашение в «прецедент», что после того, что шведское правительство подписало соглашение и что ни одна решающая инстанция в Швеции его не отвергла, остается фактом, что Союзу предложен был заем. «Теперь говорят, уже нельзя с вами начать разговоры о соглашении по товарному кредиту; этот этап пройден».

В газетах уже совершенно о займе не пишут. Затихла и кампания правых газет против Союза. На днях шведское правительство делает в пленуме сообщение об отказе ЦИК в ратификации соглашения. Ожидается суровая критика шведского правительства. Положение кабинета, после снятия вопроса о займе, выровнялось и казалось устойчивее. Однако борьба оппозиции не прекратилась и остается еще несколько колючих вопросов, которые могут свалить кабинет еще в эту сессию. Если кабинет уцелеет теперь, до июня, он сможет просуществовать до осени 1935 г., т. е. до новых выборов. С ком. приветом

Л. Коллонтай

Печат. по арх.

160. Телеграмма Полномочного Представителя СССР в США в Народный Комиссариат Иностранных Дел СССР

S мая 1934 г.

Сегодня я говорил с Муром в присутствии Келли. Я указал, что для нас неприемлемо обложение дополнительным процентом всех наших кредитов в Америке, им может быть обложен специальный заем или специальные безотзывные кредиты, открытые в связи с регулированием претензий. Кроме того, мы хотим установить минимум займа нлн кредитов, этот минимум должен быть аутентичен признанной сумме долга. Без этого мы не признаем никакой суммы претензий. Мур мне ответил, что это детали, о которых легко договориться. Он дал понять, что от обложения всех кредитов им не трудно отказаться. Он сказал, что Литвинов до сих пор настаивает только на займе, н заявил Буллиту, что он сказал последнее слово. Я ответил, что у меня впечатление, что Буллит заявил, что его предложение— последнее слово*. Келли говорил, что для нас все равно, какой кредит или заем будет дан, раз мы будем платить один и тот же процент. Я убедил его, что нам не все равно.

Мур затем сказал, что, может быть, кредит будет открыт в тройном размере. Я указал, что из предложений госдепартамента следовало, что при претензиях в 150 млн. заем или кредит будет 75 млн.

Мур повторил, что он не видит трудностей в этом вопросе, что об этой детали легко договорятся Литвинов и Буллит, что главный вопрос о размере долга. Я просил дать соответствующую инструкцию Буллиту. Мур сказал, что вопрос будет обсужден и инструкция будет послана, и спросил меня, может ля он сообщить Буллиту, что Литвинов готов возобновить переговоры. Я сказал, что может. Затем я перешел к декларации Каммингса ^М5. Мур доказывал, что после декларации мы находимся в лучшем положении, чем до, ибо она распространяется на частные коммерческие и кредитные операции. Затем он утверждал, что юридически мы несостоятельны. Я спорил. Келли взволнованно доказывал: госдепартамент (может) доказать, что лишь небольшая часть займа Керенского ушла на белую армию н израсходована в Америке, что у Угета были английские н колчаковские деньги, к которым американское правительство не имеет отношения. Я доказывал, что это не так.

Когда я сказал, что я не представляю себе, как после аргументов Каммингса можно избежать опубликования наших аргументов. Мур забеспокоился и сказал, что это очень повредит ходу переговоров, что у президента лучшие намерения

См. док. № 117, 167.

и так далее. Келли заявил, что госдепартамент без труда докажет неправоту. После этого я просил Мура заняться делом Владикавказской дороги и пошлиной на наш антрацит¹⁴⁶. Он обещал.

Трояновский

Печат. по арх.

161. Запись беседы Народного Комиссара Иностранных Дед СССР с Послом Италии в СССР Аттолнко

9 мая 1934 г.

Аттолнко начал с вопроса о разоружении, вручив мне записку, в которой излагаются взгляды итальянского правительства на нынешнее положение. Сувич вынес из парижских, лондонских н брюссельских разговоров впечатление об отсутствии возможности возобновления переговоров между заинтересованными державами до заседания Генеральной комиссии. Ввиду этого Италия не предполагает принимать на себя какую бы то ни было инициативу. Она полагает, что единственным результатом работы Генеральной комиссии при неподготовленности и отсутствии соглашения между великими державами может быть лишь окончательная ликвидация конференции со всеми известными и неизвестными серьезными последствиями. Записка составлена в таком духе, чтобы убедить в бесполезности возобновления работы Генеральной комиссии. Далее Аттолнко говорил, что в Италии считают причинами жесткой позиции Франции, во-первых, внутренние соображения и влияние Тардье н, во-вторых, уверенность в непрочности режима Гитлера.

Я выразил сомнение в том, чтобы Франция действительно считалась с возможностью падения Гитлера в ближайшее время, и высказал предположение, что, считаясь со слабостью режима, Франция, вероятно, не хочет каким-либо соглашением укрепить теперь этот режим, что, представляется мне, с точки зрения Франции вполне правильным.

Нейрат сообщил Черутти, что перед отъездом в Варшаву ¹³² Барту говорил германскому послу фон Басевнчу, что последняя французская нота * Англии не есть последнее слово Франции.

На вопрос Аттолнко о нашем отношении к конференции я сказал, что я предполагаю прн своей предстоящей поездке за границу ориентироваться н только тогда составить себе мнение, но что я не являюсь сторонником ликвидации конфе-

* С«. «Сборнях документов по междун а родной политике...», вып. X M._f 1936, стр. 76—78.

ренции теперь и что мы, вероятно, н впредь будем выступать в Женеве в пользу обсуждения Генеральной комиссией вопросов безопасности *.

Аттолико'на мой вопрос подтвердил слухи о возможности поездки Барту в Рнм.

Аттолико спрашивал опять о нашем отношении к Лиге наций **. Я ответил, что ничего нового не произошло, что нами ничего не предпринимается, что, возможно, Франция кое-что делает. Я спросил, как относится итальянское правительство к слухам о нашем вступлении в Лигу. Я вспоминаю, что в самом начале возникновения слухов Аттолико мне говорил, что Италии было бы неприятно наше вступление в Лигу на второй день после сделанных Муссолини предложений о реорганизации Лиги ***, но с тех пор прошло уже много времени, н Муссолини никаких конкретных предложений не вносил. Аттолико ответил, что все зависит, как и кем дело будет поставлено. Он этим дал понять, что если от нашего имени будет выступать Франция, то Италия может оказать сопротивление; наоборот, в случае нашего обращения к Италии нам будет обеспечено ее содействие.

Аттолико вручил мне небольшую записку об отношении Италии к декларации Японии относительно Китая.

Литвинов

[ПРИЛОЖЕНИЕ]

Памятная записка, врученная Аттолико М. М. Литвинову 9 мая 1934 г.

Позиция, занятая Токийским Правительством, и желание сохранить эту позицию не может серьезно не озаботить Королевское Правительство. Судя по тому, что стало достоянием гласности, поведение Японии представляет из себя новое и более резко выраженное утверждение имеющихся тенденций к воспрепятствованию деятельности других держав в Китае и их свободному сотрудничеству с Китайским правительством, которое до сих пор дало Китаю существенные выгоды. Более того, коммюнике **** представляет нарушение Вашингтонского договора девяти держав от (922 _г.*^в*** _п в действительности привело бы к установлению контроля Японии над Китаем, что нарушило бы суверенитет Китая и противоречило бы правам других государств. Таким образом, это явилось бы не гарантией мира и шагом в направлении прогресса, а причиной недоразумений и международных осложнения, которые неизбежно отразились бы на общей политике во всех ее аспектах и проблемах. Королевское Правительство в интересах спокойствия и восстановительной работы как в Азии, так и в Европе надеется, что Япония будет побуждена к более правильной оценке положения, отдав

* См. док. № 179. ** См. т. XVI, прим. 321. *** См. док. X« 4.

**** См. газ.-«Известия», 20 апреля 1934 г ***** См. т. IV, прим. 38.

себе отчет в том. что нынешнее ее поведение необходимо должно будет привести к законной реакции, которую полезно избежать в интересах всех и самой Японии.

[ПРИЛОЖЕНИЕ]

Памятная записка, врученная Аттолнко М. М. Литвинову 9 мая 1934 г.

Г-н Сувнч по возвращении из Парижа, Лондона и Брюсселя сообщил мне. что, по его впечатлениям, не представляется возможным возобновить переговоры между державами, наиболее заинтересованными в вопросе о разоружении до собрания Генеральной комиссии в Женеве, назначенного на 29 мая с. г,

При наличии такой ситуации Италия, естественно, намерена воздержаться от проявления какой бы то ни было инициативы.

Я ограничусь только замечанием, что в том случае, если вопрос будет поставлен з Генеральной комиссии в нынешнем состоянии, т, е. при наличии неподготовленности и при отсутствии соглашения между великими державами, единственным практическим результатом, которого можно было бы ожидать от собрания, явилась бы окончательная ликвидация конференции по разоружению со всеми проистекающими от этого тяжелыми последствиями, как известными, так и неизвестными. В лучшем случае н в учете того факта, что Германия не участвует в собрании. Генеральная комиссия должна будет еще раз отказаться от того, чтобы найти выход, приемлемый для всех, ибо разногласия, которые не смогли быть устранены путем дипломатических переговоров, не смогут не проявиться в более острой форме при публичном заседании и тем самым его парализовать. В связи с этим конференция и Лига наций вновь умалили бы свой престиж и вновь подтвердили бы свое бессилие, между тем как за это время ничего не будет сделано, что могло бы приблизить решение, приемлемое для всех. Более того, могут быть созданы, как это имело место в прошлом, новые трудности в деле эвентуального возобновления переговоров, прерванных именно сейчас, когда казалось, что уже намечается возможность соглашения на базе, не намного отличающейся от той базы, какой является итальянский меморандум *.

Мне достаточно того, чтобы данное правительство знало это мое простое соображение, и поэтому я уполномочил В. П., если бы это понадобилось, полностью зачитать настоящую телеграмму.

Запись беседы и приложения печет, по арх.

162. Сообщение Полномочного Представителя СССР в Персии о беседе Заместителя Народного Комиссара Внешней Торговли СССР Ш. 3. Элиавы с Министром Финансов Персии Давером **

9 мая 1934 г.

С Давером состоялся более содержательный разговор. Тов. Элиава сообщил Даверу, что он приехал в Персию, чтобы на месте ознакомиться с деятельностью советских хозяйственных

* См. «Сборник документов по международной политике...», вып. X, М„ 1936, стр. 28—33.

** Из дневника полпреда СССР в Персии за период с 17 апреля по 27 мая 1934 г.

организаций и принять меры к улучшению работы этих организаций. Давер приветствовал это и стал говорить о целесообразности расширения советско-персидского товарооборота. Тов. Элиава подробно развил соображения о естественности широкого торгового экономического сотрудничества между СССР и Персией — двумя соседними государствами, имеющими общую границу иа протяжении 2 500 кли Тов. Элиава подчеркнул при этом, что вопрос о торгово-экономическом сотрудничестве между СССР и Персией надо рассматривать в большой перспективе и рассчитывать это сотрудничество на большой период, что, несмотря иа разницу экономических и социально-политических систем, торгово-экономическое сотрудничество между СССР и Персией вполне возможно, и это сотрудничество может быть одинаково выгодно для обеих сторон*. *

Давер вполне с этим согласился и поставил вопрос так: «У вас (в СССР) есть экономический план и у нас (в Персии) также есть свой план — надо эти планы согласовать; для нас (Персии) крайне важно знать, какие товары будет покупать у нас Советский Союз, так как, если у нас (Персии) будет уверенность в том, что такие-то наши (персидские) товары будут покупаться Советским Союзом, то тогда мы (Персия) будем строить наш хозяйственный план, учитывая это обстоятельство (покупку таких-то товаров Советским Союзом), если же нам (Персии) будет известно, что такие-то наши товары не будут покупаться Советским Союзом, то тогда мы (Персия) будем строить наш (персидский) план развития народного хозяйства иначе, чем в первом случае; во всяком случае в этот вопрос надо внести полную ясность». Далее Давер стал доказывать, что интересы Персии и Советского Союза требуют того, чтобы Советский Союз покупал персидские товары, а Персия покупала советские товары, что географическое соседство и исторически сложившиеся экономические связи между СССР и Персией настоятельно требуют разрешения проблемы именно в этом, а не в другом каком-либо направлении, что он лично является сторонником именно такого, а не какого-либо иного разрешения вопроса, что всякое иное разрешение вопроса крайне болезненно отразится иа интересах обеих стран, так как будет являться чем-то противоестественным.

Тов. Элиава, вполне согласившись с Давером, подчеркнул, что для разрешения проблемы торгово-экономического сотрудничества между СССР и Персией в предполагаемом Давером духе необходимо создать соответствующую психологическую атмосферу, расчистив советско-персидские отношения от всяких, по существу, мелочных неприятностей, вносящих раздра-

* См. док. № 297.

жение и мешающих сторонам сосредоточиться на больших вопросах советско-персидского торгово-экономического сотрудничества.

Для иллюстрации т. Элнава указал: 1) на серию судебных исков и несправедливых решений, вынесенных персидскими судами против советских хозяйственных организаций; 2) на решения персидских судов о взысканиях определенных сумм с «Русперсбанка»; 3) на использование персидским правительством невозвращенцев на официальных должностях (Кулак — председатель правления «Пехлеви — Банка») и, наконец, 4) на последние события в Тавризе — занятие полицией конторы «Бюроперса», арест, в удовлетворение исков персидских купцов по рублевым претензиям, кассы н текущих счетов «Бюро-перса», что вынудило т. Элиаву отдать распоряжение о ликвидации конторы «Бюроперса» в Тавризе.

Давер ответил, что он прекрасно понимает значение психологического фактора в отношениях между СССР и Перепей и поэтому примет все зависящие от него меры к тому, чтобы как тавризские дела, так и вообще дела по судебным претензиям персидских купцов к советским хозяйственным организациям были урегулированы так, чтобы это не вносило ненужных осложнений н не мешало сосредоточиться на больших вопросах совете ко-персидского торгово-экономического сотрудничества. Тов. Элнава и Давер условились встретиться еще раз для бесед по вполне конкретным вопросам советско-персидских торговых отношений ¹⁴⁷.

С. Пастухов

Пенот. по арх,

163. Телеграмма Заместителя Народного Комиссара Иностранных Дел СССР Полномочному Представителю СССР в Японии К. К- Юреневу

10 мая 1934 г.

Заявите Хнрота, что мы согласны удовлетвориться формулой «немедленного приступа к переговорам о пересмотре курса АКО», принимая к сведению сообщение Того, сделанное Рай-виду о готовности японского правительства в ходе переговоров согласиться на повышение курса ¹⁴⁸. В случае достижения соглашения на этой базе, торги во Владивостоке, отложенные ввиду неявки японских фирм, смогут быть закончены в кратчайший срок с предоставлением им названного Вами количества участков⁸⁶, согласованного с Ватанабэ. Еще раз подчеркните Хирота, что вследствие обесценения иены поступающие нам платежи сократились в два с половиной раза и что бесполезно пытаться увертываться от признания этого факта

и от необходимости определенной компенсации, исходя из наших убытков и японских дополнительных прибылей, вызванных падением курса нены ^|49.

Замнаркоминдел

Печат. по арх.